Звенигородский князь Андрей Дмитриевич

— В 1575 г. был одним из голов в Серпухове в полку боярина Ивана Васильевича Шереметева, а в 1581 г. в Смоленске.

В 1582 г. он состоял воеводой в Брянске, а затем в Торопце.

В 1583 г. он участвовал в посольстве к Смоленску для размена пленных и назван по этому случаю "наместником арзамасским". В конце 1584 г., по "черниговским и по путивльским вестям", государь приговорил послать в Чернигов (наместником там был в это время Писемской) воевод князя Ивана Самсоновича Туренина и князя З., да голову Степана Фендрикова Благово.

В городе велено быть: князю Туренину и Писемскому, а в остроге: князю З. и Благово.

Такое распределение осталось в силе и на 1585-й год. В 1586—87 гг. кн. З. был одним из воевод в Смоленске в крепости; в начале 1588 г. отпущен был оттуда, а осенью того же года находился воеводой в Болхове. 30-го мая 1594 года, в царствование Феодора Иоанновича, князь З. отправлен был послом в Персию к шаху Аббасу (в Кизильбаши, как в то время называли Персию в Московском государстве).

Эта посылка является выдающимся событием к служебной деятельности князя З. и вместе с тем выясняет весьма важные тогдашние отношения Московского государства к Персии, Турции и Грузии.

Когда именно кн. З. возвратился в Москву — нам неизвестно; знаем только, что в октябре 1595 г., следовательно почти полтора года спустя после выезда из Москвы, он не прибыл еще в Казань, на обратном пути из Персии.

С кн. З. были посланы в Персию: татарский переводчик Степан Полуханов, подьячий Дружина Кузьмин, толмач Айдор Павлов, посол шаха Аббаса при Московском царском дворе Ази-Хосров и кизильбашский кречетник Булат-бек. По государеву указу от Казани до Астрахани всех их должны были провожать сто стрельцов с сотником, а от Астрахани в Персию тридцать "лучших" стрельцов.

От царя Феодора Иоанновича были посланы шаху две грамоты: одна в ответ на грамоту шаха, присланную с послом Ази-Хосровом, а другая о гонце его Искиндере.

От Бориса же Годунова три грамоты: шаху, ближнему его человеку Фергат-хану и гилянскому Мегди-Гулы-хану. Начало царской грамоты писано, по новому государеву указу, "с прибавкою", вследствие того, что шах писал к нему "со многою похвалою и высокословно". Целью посольства было: сообщит шаху, что, согласно его просьбе, переданной в 1590 г. его послами Бутак-беком и Анди-беком, царь Феодор Иоаннович, по докладу своего шурина, боярина Бориса Феодоровича Годунова, готов быть с шахом "в дружбе и в любви мимо всех великих государей", и, как сказано в царской грамоте, "дорогу твоим людем в наши государства послы своими и посланники отворяем, и торговым людем ходити поволили безо всякого задержания". Борис Годунов дал князю З. наказ, как он должен был править от него шаху поклон, явить "поминки" и подать грамоты; что касается гилянского Мегди-Гулы-хана и ближнего шахова человека Фергат-хана, то им, по наказу Годунова, грамоты и поминки должен был передать не князь З., а переводчик Полуханов.

Пользуясь "Статейньм списком" князь З., передадим вкратце о его пребывании в Персии и о тех беседах, которые вел с ним шах. Князь З. прибыл к Гилянской пристани 22-го сентября и дал знать о своем приезде пушечной стрельбой, вследствие чего за ним и за посольскими государевыми людьми были присланы из Гиляни "сандалы", на которых они, пересев из бусы, приехали в тот же вечер к пристани.

Посол шаха Ази-Хосров и кречетник Булат-бек приехали в Гилянь на неделю позже, потому что, несмотря на уговоры князя З., сели в Астрахани на другую бусу, и на море ветром их разнесло: "погодье было встречное великое". Лишь через полтора месяца после прибытия в Гилянь, князь З. получил разрешение переехать в Кашан для представления шаху. Причинами такого промедления были сначала ожидание приезда в Гилянь Ази-Хосрова, а затем выяснение разных недоразумений, как например требование пристава Амиркуни-князя, чтобы князь З. дозволил приказным гилянским людям осмотреть привезенные им от царя и от Годунова поминки, а также и его собственную рухлядь.

Князь З. заявил, что послам, посланникам и гонцам шаха Аббаса "в государя нашего государстве повольность и честь бывает великая, и рухляди их сильно не емлют и не переписывают, и такова бесчестья над ними не живет". Князь З. предупреждал, что если будет сделан осмотр, то и в Московском государстве так же поступят с послами шаха "и тем бы непригожим делом меж государей доброму делу поруха не учинилася". 3-го ноября, версты за две до Кашана, князь З. был встречен, по приказанию шаха, Шигамет-Агой и Ази-Хосровом, которых сопровождало человек пятьдесят всадников.

Под самым Кашаном встретили князя З. приблизительно тысяча пеших кашанских жителей.

В Кашане князю З. были отведены хоромы вблизи шахова дворца, откуда принесли и ковры для украшения его жилища.

Шигамет-ага с товарищами заявили князю З., что шах распорядился выслать под него и под бывших с ним посольских людей нарядных лошадей из собственной конюший, с драгоценными седлами, но посланные поехали, по-видимому, другой дорогой, вследствие чего и не поспели к нему навстречу.

Узнав об этой неисправности, шах прислал Ази-Хосрова сказать князю З., что если он принял это "за досаду", то шах велит в его присутствии казнить Шигамет-агу. Кн. З. просил передать шаху, что он бьет ему челом на таком жалованье и просит не класть своей опалы на Шигамета. 5-го ноября явился к князю З. Ази-Хосров и сказал, что шах велел ему быть у себя на посольстве, на потешном дворе на майдане, в присутствии "турских и бухарских купцов и иных земель многих людей"; тут же должны были подноситься государевы поминки как привезенные князем З., так и присланные с Ази-Хосровом.

Шах желал, чтобы "шаховы окольные недруги, турской и бухарской, пострашилися, что с ним такой великий государь ссылаетца". Князь З. сильно воспротивился выполнению этого намерения шаха и настаивал, чтобы Аббас принял его на своем дворе, не в присутствии недругов шаха и царя Феодора Иоанновича и чтобы "государевы поминки" не несли вместе с той рухлядью, какая прислана с Ази-Хосровом.

В тот же день князь З. был на приеме у шаха, который согласился заменить персидские порядки московскими и дозволил князю З. "быть у себя у руки", а не у ноги, как это было в обычае при его дворе. Князь З. правил посольство по государеву наказу, поклон правил и грамоту подал, и поминки по росписи явил, сначала от царя Феодора Иоанновича, а затем от Бориса Годунова.

На следующий день шах позвал князя З. к себе "на потеху". Для него устраивались в садах гулянья с музыкой и плясками и воинские игры, в которых принимал участие и сам шах: он прекрасно ездил на резвом аргамаке и занимался стрельбой в цель из лука. По вечерам на стенах потешного двора зажигались свечи и "камышины с зельем с пищальным и с нефтью и с серою"; посреди двора зажигали "в трубах медяных пищальное зелье". Шах Аббас хвалился своими палатами с проведенной в них водой, говоря: "ни при деде моем, ни при отце, не было таких построек; все это устроено мною с тех пор, как я царствую". Показывал шах князю З. и торговые ряды при вечернем освещении; очевидно, что убранство лавок произвело на князя З. впечатление чего-то нарядного, богатого и праздничного. "А в рядех у всех лавок — читаем в "Статейном списке" — стены и подволоки обиты камками и дорогами, и киндяками, и выбойками, а товары всякие во всех лавках развешаны по стенам и по полицам раскладены, и свечи и чираки многие зажжены во всех лавках и ставлены у товаров.

Из сокровищ шаха особенно понравились князю З.: желтый яхонт, весом в 100 золотников (оказалось, что шах предназначил его в подарок царю Феодору Иоанновичу), седло Тамерлана, украшенное драгоценными каменьями, яхонтами, лалами и бирюзой, шлемы и латы персидской работы и булатные мечи, привезенные из Индии. Шах не высылал своих ближних людей "в ответ" к князю З., а разговаривал с ним обо всех делах сам, при помощи толмача.

Шах расспрашивал князя З. об отношениях царя Феодора Иоанновича к Турции, Крыму, цесарю Римскому (т. е. немецкому императору Рудольфу), к королю литовскому, грузинскому царю Александру, дагестанскому владетелю Шевкалу, к Ногайской Орде и к бухарскому хану. Князь З. отвечал обо всем согласно государеву наказу.

Поручено было князю З. Борисом Годуновым похлопотать об отпуске шахом в Московское государство грузинского царевича Константина, сына царя Александра.

Шах соглашался на исполнение этой просьбы в том случае, если сам царевич Константин пожелает покинуть Персию.

Кн. З. дозволено было видеть царевича и лично с ним переговорить; царевич, перешедший в мусульманство и женатый на персиянке, уклонился, однако, от свидания с князем З. и предпочел остаться заложником у шаха. Кроме отношений Московского царя к разным иноземным государям, шах Аббас расспрашивал князя З.: 1) "какие роды в Московском государстве самые большие", т. е. важные, 2) про Сибирскую землю, З) про величину пушек, 4) где водятся кречеты и как их ловят, 5) дешев ли жемчуг и откуда его получают и т. п. По словам князя З., наибольшим почетом пользуется царский шурин, Борис Феодорович Годунов: "Всякой царь и царевич и королевич и государские дети любви и печалованья просят у Бориса Федоровича"... и он "по их челобитью у великого государя нашего об них печалуется и промышляет ими всеми". Про Сибирскую землю князь З. сказал, что она очень велика, что в ней было прежде до двухсот городов, да в последнее время построены церкви и поставлено больше двадцати городов; что принимаются меры к заселению Сибири.

Относительно пушек, которых имеется изрядное количество, князь З. выразился так: "а ядра у них живут мало не в стояча человека ядро. И коли великий государь наш посылает под городы воевод своих, и тогды под большими пушками живет по три тысячи человек и больше". Шах оказывал князю З. особое внимание, например, однажды вечером на потешном дворе посадил его рядом с собой и, указывая на индийского посла, сидевшего ниже князя З., сказал: "Государь его Джелдадин-Айбер владеет странами неизмеримыми, едва ли не двумя третями населенного мира, но я уважаю твоего царя еще более, вследствие чего и тебе оказывается честь!". Незадолго до отпуска князя З. из Кашана, шах ездил на охоту в Казбин; на возвратном пути оттуда шах заехал в гости к князю З., в сопровождении юргенского царя Курума, Фергат-хана и ближних людей. Князь З. угощал их вином и медом и ударил челом шаху — поднес ему шапку из черно-бурой лисицы; такую же шапку подарил он и Фергат-хану. Шах неоднократно жаловал князю З. дорогие одежды, а на другой день после посещения его пожаловал ему не только "кафтан камчат золотной" и верхнюю одежду, крытую золотным бархатом, кинжал и саблю, но и сердолик, отделанный золотом, и образ Пречистой Богородицы, писанный на золоте в Персии с фряжской иконы, которая была прислана шаху из Ормуса. 9-го марта 1595 г. князь З. обратился с просьбой об отпуске из Персии, но шах ответил, что отпустит его, когда настанет время. Ровно через месяц последовал отпуск князя З.; на прощанье он получил от шаха в подарок аргамака с седлом и с уздою. Одновременно с князем З. шах распорядился отправить посольство к царю Феодору Иоанновичу; послом своим он назначил Пакизе Имам-кулы и велел князю З. ехать в Гилянь, не дожидаясь его. 9-го мая князь З. выехал из Гиляни и лишь 6-го августа прибыл в Астрахань, где прожил почти месяц, намереваясь продолжать путь с кизильбашским послом.

Так как он не явился, то князь З. один отправился из Астрахани 1-го сентября.

Как видно из сохранившейся части "Статейного списка", князь З. собрал много ценных сведений об отношениях шаха Аббаса к Турции, Бухаре и т. д. Получил ли князь З. награду от царя Феодора Иоанновича за свое посольство в Кизильбаши — неизвестно.

Посольство князя З. в Персию следует признать удачным, так как выяснились взгляды шаха Аббаса на отношения его к Московскому государству и можно было ожидать, что, овладев Хорасаном и Ширванской областью, шах будет содействовать вытеснению турок из Прикаспийского края. Московское правительство желало получить Грузию, и шах соглашался уступить ее, но предупреждал относительно лукавства грузинского царя Александра, который льстит Московскому государю и в то же время платит дань турецкому султану.

Через посредство Московского правительства шах Аббас готов был вступить в сношения с немецким императором Рудольфом.

Одним словом, как сам шах сказал князю З., он желал быть с царем Феодором Иоанновичем "в крепкой дружбе, в братстве и в любви, и в ссылке навеки неподвижно". Синб. Сб. — Др. Рос. Вивл., XIV. — Карамзин, "Ист. госуд. Рос.", X. — Соловьев, "Ист. России", VII. — Белокуров, "Разрядные записи за Смутное время.", М. 1907 г. — Веселовский, "Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией", СПб., 1890 г., т. I. В. Корсакова. {Половцов} Звенигородский, князь Андрей Дмитриевич 1582 г. воевода в Торопце и Брянске, 1584 г. воев. в новой крепости, в Смоленске, и 1585 г. 2-й воев. в Чернигове; 1594—20 г. посол в Грузии и Персии. {Половцов}