Зуев Василий Федорович

— академик, род. 1-го января 1754 г. в Петрограде, сын солдата Семеновского полка; образование получил в академической гимназии и университете.

В 1767 г. он был назначен в экспедицию "физического путешествия" по России с академиком Палласом и провел с ним в этих путешествиях 6 лет. За это время Паллас сумел оценить дарования и прилежание Зуева и посылал его для научных работ и наблюдений на Уральские горы, в Обдорск, в Березов, для исследования Оби до Ледовитого океана, на Индерские горы и т. д. Во время поездок своих З. собирал различные достопримечательности и редкости, обогатившие науку в ученых описаниях Палласа.

В 1774 г. З. был послан Академией в Лейден и Страсбург для довершения образования и совершенствования в языках.

Отправляя своего питомца за границу, Академия Наук снабдила его следующею инструкцией: "Во-первых, должен ты всегда иметь страх Божий и православную греко-российскую веру по крайней возможности содержать всецело; также вести благочинное и постоянное житие.... Как ты посылаешься в чужие края, наипаче для изучения натуральной истории, то к достижению в оной скорейшего совершенства стараться тебе, по приезде твоем в Лейден, положить сперва твердое основание в физике, химии, анатомии и физиологии, не упуская притом и всех частей натуральной истории.

А как ты будешь там иметь довольно случаев видеть в Гааге, Амстердаме и в других ближайших городах разные собрания натуральных кабинетов, то стараться себе осматривать оные со всяким рачением, редким вещам делать для себя точные описания и вносить оные в особливую книгу; не упуская также случаев ходить в свободное время на находящиеся в близости морские берега и собирать там выбрасываемые из моря вещи, делать им описания и, приводя в порядок, при удобных случаях присылать в Академию описания оных. Кроме того, стараться тебе о совершении себя в гуманиорах, также о изучении иностранных языков"...... Около пяти лет З. пробыл за границею, преимущественно в Голландии, которую считал обетованною землею, для научных исследований. "Если бы у меня было столько достатка, говорит Зуев, чтобы я мог приобрести все необходимые книги, инструменты и натуральные вещи, то я выбрал бы для изучения одну только Голландию, как страну, заключающую в себе, в малом виде, весь почти свет". Чего не могла дать Голландия, или собственно Лейденский университет, то было добыто Зуевым в Страсбурге, где он пробыл также довольно долго, занимаясь естественными науками, работая в анатомическом театре и посвящая свободное время изучению французского языка. В Лейденском же университете он слушал лекции по физике, химии, ботанике, анатомии, физиологии и метафизике.

Из Страсбурга, проехав обратно чрез Голландию, Зуев возвратился в Петроград, где подвергся испытанию в Академии Наук и удостоен был звания адъюнкта Академии (1779) за диссертацию под заглавием: "Idea metamorphoseos insectorum ad caetera animalia applicata". Изучив отдаленный север России во время своего первого путешеотвия, З. в 1781 г., по поручению Академии, предпринял новое путешествие с целью исследовать вновь приобретенную Россиею местность между реками Бугом и Днепром.

Результатом этого путешествия явился труд его под названием: "Путешественные записки от С.-Петербурга до Херсона в 1781—1782 гг." (СПб., 1787). В этих записках З. сообщает, между прочим, что 30 мая 1781 г. он отправился в путешествие до Москвы с данным ему на помощь студентом Кирияком, одним рисовальщиком и стрелком и что в Москве он сделал необходимые приготовления для дальнейшего путешествия и получил в то же время ценные указания от академика Миллера и адъюнкта Штриттера о древности тех мест, чрез которые предстоял ему путь. Далее З. дает описание всего того, что встречалось на длинном пути от Петрограда до Херсона и что заслуживало его внимания.

Путь же его шел через города: Москву, Калугу, Тулу, Мценск, Орел, Курск, Белгород, Харьков, Полтаву, Кременчуг и Херсон.

При описании городов и местностей Зуев приводит более или менее подробные исторические и статистические данные; сообщает сведения, касающиеся быта, образованности, нравов и верований жителей, а равно и сведения о ружейных заводах, курганах, народных обычаях, различных видах животных и растений и т. д. Из письма Зуева к академикам (7 октября 1782 г.) мы видим, что, доехав до Херсона, он не желал бесполезно проводить в нем наступающую зиму и решил предпринять поездку в Константинополь.

Вот как сам он рассказывает об этом. "Часть краткого времени, мною на предпринятое путешествие определенного, за благо рассудил учинить путешествие Черным морем в Царьград, откуда возвратившись чрез Европейскую Турцию, Болгарию, Валахию, Молдавию, Бессарабию и Новую Россию в Херсон, к лучшему вешнему времени отправился в полуостров Крым, чрез Перекоп, Карасубазар в Кефу. Намерение мое ехать в Крым было, чтобы сделать особое описание сего кавказского отломыша, единого остатка и свидетеля древнего России водополья; но случившееся к несчастию между татарами несогласие воспрепятствовало мне достигнуть своего намерения и предписало путь, о котором я не думал, но который служил началом скорейшего моего возвращения.

Итак я, уехав из Кефы в Еникале, отправился Азовским морем в Петровскую крепость, а от оной по Азовской линии до Кичкаса, что на Днепре, в Херсон прибыл благополучно.

Недоволен неудачею моею в Крым путешествия, искал я случая по крайней мере наградить свои труды описанием Новороссийской губернии, и для того поехал из Херсона чрез степь другою дорогою, нежели какою приехал, вверх по Ингулу до Елисавета и в Кременчуг.

Оттоле же мне иного не оставалось, как ехать большою дорогою чрез Киев, Нежин, Глухов, Севск, Орел, Москву и в Петербург..... По дороге и по городам, где только мне что достойного внимания Академии казалось, не упущал я оное сообщать ей при моих рапортах: из Орла послал я карту западных берегов Черного моря от Измаила до Царьграда; из Кременчуга морскую карту всего Лимана с промерами, начиная от устья Днепра до Черного моря; из Херсона пакет разных семян, дорогою собранных; потом карту полуденных границ Российской империи от Гурьева до устья Буга; возвратившись из Царьграда, прислал я привезенную мною оттуда карту Чермного моря с промерами, потом еще пакет с семенами, в Царьграде мною собранными, и наконец небольшой список надписей, найденных на утесах гор каменистой Аравии"... Во время длинного своего путешествия по России З. имел возможность ознакомиться со светлыми и с темными сторонами тогдашнего общества.

Справедливость требует отметить, что он не пропускал случая помянуть добрым словом всякого, кто оказывал ему содействие и понимал пользу научных предприятий.

Так, с особенною признательностью говорит Зуев о просвещенном содействии, оказанном ему строителем Херсона и героем Наварина Иваном Абрамовичем Ганнибалом, сыном арапа Петра Великого; о курском губернаторе Петре Семеновиче Свистунове, сообщившем ему много любопытных исторических сведений; об управляющем Калужским наместничеством генерал-поручике Кречетникове, принявшем его чрезвычайно радушно и предложившем ему свои услуги; о калужском губернском землемере Львове, сообщившем весьма ценные сведения о крае, и др. Иной прием ожидал Зуева в Харькове.

Тамошние власти отнеслись к нему крайне недружелюбно, и в их образе действий обнаружились нравы и привычки местных правителей, творивших суд и расправу по своему произволу и вдохновению.

В своих "Записках" З. ограничивается следующим известием о постигшей его напасти: "27 числа августа (1781 г.) назначил было я себе к выезду моему из Харькова; но к несчастию посланный от меня солдат за лошадьми возвратился от содержателя почты майора Мордвинова с требованием наперед двойных прогонов, каковые учреждены были некогда на время войны, продолжавшейся с турками.

Требование таковое случилось со мною во всю мою дорогу еще впервые, и хотя я слышал, что все проезжающие купцы платят ему таким образом, а иногда и более, смотря по тому, какое положение выйдет от сего почтмейстера, однако сим не хотев с ними казенными деньгами равняться, пошел я к губернатору Щербинину, не ведав их родства, просить, дабы он умерил почтмейстерское сребролюбие.

От сего принят был еще грубее, нежели как надеялся"..... В письме же к академикам (30 августа 1781 г.) он рассказывает дело со всеми его возмутительными подробностями.

Губернатор приказал отвести З. к наместнику.

Наместник же, "выслуша рапорт, вскочил из-за стула с великою яростию будто драться и закричал: под караул его, на гауптвахту.

Подхватили меня два гусара; приведши приставили еще двоих, все с ружьями; чего не спрошу от караульного офицера, чернил или бумаги, всего мне давать было заказано, и ниже на пядень от гауптвахты.

И так должен был я слабый повиноваться сильнейшему.... Продрагивал следовательно я сию незнакомую мне в моей жизни ночь. Поутру около обеден, когда наместник проспался и встал, отрапортовал ему гусар о находящемся на гауптвахте арестанте; он приказал меня привести пред себя; я велел сказать, что покудова он не освободит меня из-под караула, я к нему не буду; он велел меня двум гусарам тащить.

И таким образом за милость себе должен был считать, что офицер в последнем приказании по моему прошению сделал мне послабление и отпустил меня иттить самому с гусаром.

Предстал я перед наместника по обыкновению; он мне начал говорить: что, братец, куда ты заехал? или ты думаешь, что здесь невежды: для чего ты так неучтиво поступаешь? — Да вот ты и теперь, даже и против меня неучтив; конечно вас вежливости в Академии не учат: так я много уже вашу братию учил и теперь тебя учить стану. Поставил меня у порога, положил одну руку в пазуху, другую вытянул, после велел смотреть на себя: и так-то вот надобно стоять, и так-то вот надобно нагибаться, и так-то вот надобно говорить, знай, что я генерал-губернатор, на месте генерал-аншефа и в должности наместника.

В доказательство же своей глупости и пустых привязок начал передо мною читать один артикул из книги учреждения о управлении местничеств, что должность наместника есть смотреть за порядком, учтивством и вежливостью и проч. Мне сказано было наперед от офицера, чтоб я ни малейше не прекословил, иначе сила его, говорит, велика и власть страшна; и для того должен я был во всем повиноваться, во всем говорить хорошо, и напоследок по долгом безмолвии пошел на квартиру, прося у его, чтоб хотя единое мне у его чужестранцу оказал благодеяние, приказал бы поскорее из своих границ выехать; хорошо: мы в тебе нужды не имели и не имеем, и зачем ты приехал, Бог те знает (хотя у его в руках был пашпорт, и подорожная и ночевала), поезжай.

Послал я опять за лошадьми к майору; тот опять твердит: двенадцать.

Послал я искать вольных приезжих ямщиков, ибо малороссиян в наем здесь не сыщешь; тем всем без дозволения майора наниматься не велено; и так принужден я был согласиться на майорское произволение, лишь бы из города выехать.

Но сей в ослабленных цепях зверь впоследние рыкнул моему солдату сими словами: на милость я вам даю десять лошадей, и если будете ехать шибко, то всех вас засажу в тюрьму до самой смерти, так что вы свету Божьего не увидите.

При всем том должен я был еще дожидаться лошадей до вечера по причине, будто еще не кормлены; наконец привели, и я поехал столько рад, что забыл все происшествие и обиду, и сидел в карете, остолбенев чрез 120 верст, не выходя до самой Полтавы". В довершение к тем неприятностям, которым З. подвергался в своем длинном путешествии со стороны лиц другого склада понятий и другой общественной обстановки, он испытывал те же неприятности и со стороны академиков, которые вместо содействия оказывали умышленное невнимание к нему и к его трудам.

Так, в вышеприведенном письме его к академикам (7 октября 1782 г.) он пишет: "Отправясь, всем будучи сперва снабжен и в полной надежде вашего и впредь неостановления в моем путешествии, лишен был в сем удалении не только нужные переписки, благоволения или неблаговоления Академии на мои представления, но и получения на дорогу денег и на мои прошения о том ответов..... И потому за благо рассудил дальнейшие мои путешествия, в коих, как кажется, все и всяк, положась на мое старание, должны б были находить в рассуждении учености свою пользу и выгоды, оставить и возвратиться обратно". Из путешествия З. возвратился 7 октября 1782 г. В это же время он выбран был в члены СПб. экономического общества.

Не получая звания академика, на которое имел полное право, З. написал в Академию воззвание, имеющее характер протеста и требующее не какой-нибудь милости, а беспристрастия и справедливости.

Обращаясь к членам ученого собрания, З. говорит: "Оказанные во время моего путешествия сему обществу услуги, понесенные труды, счастливое оных окончание, делая мне честь, которою я всегда имею хвалиться, принуждают требовать от сего высокопочтенного собрания признательности и награждения.

Приятство ваше, мои высокопочтенные господа, с каким меня приняли в заседание опять с Вами по моем возвращении, обещевало мне оное давно, и я в получении от вас имени академика из лиц ваших уже был будто уверен.

Но почтение, какое я имею к сему месту, и скромность не позволили мне до сих пор в том изъясняться или настоять на своих требованиях, которые однако сколько законны, вас самих свидетелями призываю.

Путешествовавшие преже академики, сначала сим одним получа себе славу, после изданными своими сочинениями приобрев честь, открыли себе на век путь к собственному своему благосостоянию.

Посыланные в то же время и с тем же намерением адъюнкты, гораздо прежде своего Петербург возвращения, сделаны были за свои труды академиками.

Я льстил себя, признаюсь, также, что счастие сие со мною еще в дороге свершится, наипаче будучи столько уверен о своих трудах, ревности и прилежании, какие я оказывать Академии всегда старался, однако до сих пор тщетно.

Кто сам путешествовал за делом, а не так, чтобы переезжать только с места на место, тот узнает, чего таковые труды стоят. И я, наипаче оконча мое путешествие благополучно, не сказал бы о всем том ни слова, если б не видел, что сверстники мои, Георги и Фус, представляя учиненные труды свои в покое и седмилетнее адъюнктство, не требовали сего преимущества первые, и в требовании своем не были удовольствованы.

Я не представляю вам времени моея службы, которая и без того всем известна, ниже отымаю достоинств моих сверстников; но скажу только, что с самого начала оные служил в Академии всегда вещественнее, нежели каковою могут хвалиться вышеписанные адъюнкты.

Г. Паллас, честь нашего собрания, здесь заседающий, будет ответствовать за меня, есть ли моих услуг Академии даже и в то время, когда я еще под его предводительством в физической экспедиции находился.

В нынешнюю же мою экспедицию сколько моих трудов и усердия было, собранию сему известно.

Во всякой другой службе таковые подвиги у беспристрастных судей не долго б остались в размышлении, какого они воздаяния достойны.

Служа в моем отечестве более из чести, нежели из денег, исправлял я все то, что в нашем обществе академики делают, и если я старался до сего времени усугублять мое знание и успехи в моей науке, то не для чего, как чтоб быть достойным сего звания, которое для меня драгоценно.

И так ссылаюсь я на моего путеводителя г. Палласа; ссылаюсь на факультет нашего собрания, к которому я причислен; ссылаюсь на вас всех, если вы столько же беспристрастны, сколько праведны: скажите, достоин ли я быть академиком и занимать под сим именем место в собрании между вами. Согласились вы прежде на производство вышеписанных двух адъюнктов, произвели их в академики: я надеюсь, что беспристрастие ваше, мои высоко-почтенные господа, будет равным образом и ко мне благосклонно.

Не думаю, чтоб высокопочтенное собрание в сем случае требования моего не оправдало".. Но расчеты Зуева на "высокопочтенное собрание" оказались неверными.

Все сознавали, что З. говорит правду, но просьба его оставлена была без внимания.

Мало того, он не только не был произведен в академики, но неожиданно вовсе исключен из Академии 17 февраля 1784 г. Чтобы уяснить последний факт, необходимо иметь в виду то обстоятельство, что при дворе в это время боролись из-за влияния на императрицу Екатерину II два видных лица — академик Паллас и президент Академии кн. Дашкова.

Последняя до такой степени преувеличивала свое участие в воцарении Екатерины, что императрица заметно охладела к ней и так или иначе высказывала ей свое неудовольствие.

В Академии Наук орудием Екатерины был Паллас, приобретший особенное доверие государыни во время работ ее по сравнительному словарю.

З. же был любимым учеником и адъюнктом Палласа: отсюда и нерасположение Дашковой к Зуеву, который таким образом попал между двух огней. Это — причина удаления З. из Академии, поводом же к этому послужили, с одной стороны, поездка его в Царьград (о которой упоминалось выше), хотя она была совершена с научною целью, а с другой — участие его в трудах Комиссии об учреждении народных училищ.

Дашкова не могла простить Зуеву то, что он без ее разрешения вступил в училищную Комиссию.

По этому поводу она прислала в Академию следующее предписание: "Хотя кажется и невозможно полагать, чтоб подчиненные, находящиеся при каком-либо месте, могли располагать временем своим по собственному произволу без дозволения на то от начальства, и не дав о том знать тому месту, в котором они определенными находятся; тем менее еще терпимо, чтоб подчиненные совсем не уважали своими должностями; но адъюнкт Императорской Академии Наук Василий Зуев поведением своим сие точно показал на деле, и не взирая на все ему деланные наставления, в том не поправился, забыв все излиянные Академией на него благодеяния; забыв, что он еще обязан удовлетворять оную за нелепую свою цареградскую экспедицию, ибо, возвратясь уже два года назад, он своих поденных записок не привел еще в порядок, и посредством только многократных выговоров достала Академия от него некоторое число неисправных тетрадей.

Из сего всего видеть можно, что он ни мало не старается быть Академии полезным, и как оная без него может обойтися, то для утверждения порядка и законами установленного повиновения Академии Наук директор, по должности и власти, изображенной в академическом регламенте, хотя с сожалением, но для примеру других, приказала помянутого адъюнкта Зуева из академической службы исключить и сие, записав в журнал, ему объявить". Отрицательное отношение кн. Дашковой к Зуеву проявилось еще и в том, что когда П. В. Завадовский запросил ее письмом (22 апреля 1786 г.) о том, может ли Академия Наук снабдить вновь открываемые университеты некоторыми учеными людьми, способными преподавать в них науки, Дашкова, давая отзывы об академиках, кто чем занимается, о Зуеве сообщила, что он занимается больше посторонними делами, но "ныне купно с профессором Георгием будет учреждать минеральный кабинет". Наконец Дашкова допустила даже такую выходку против З., которая шла вразрез с ее обыкновенным образом действий.

В 1790 г. З. поместил в "Nova Acta" статью, заключающую в себе описание двух экземпляров мурен. Об этой статье был дан некоторыми неблагоприятный отзыв. Дашкова поручила академикам внимательно рассмотреть статью и немедленно исключить ее из академического издания, если невыгодные отзывы о ней подтвердятся.

Но академики единогласно заявили, что статья Зуева, не заключая в себе ничего противного научным требованиям, должна сохранить свое место на страницах ученого издания.

Факт самовольного и несправедливого исключения из числа адъюнктов Академии З. сильно возмутил Палласа, который принимал живое участие в судьбе его. Паллас, засвидетельствовав письменно усердие Зуева к науке и его успехи в бытность адъюнктом Академии, вместе с тем предложил в заседании 23 февраля 1784 г. баллотировать вопрос, не исполнял ли З. удовлетворительно все обязанности адъюнкта? Но большинством членов предложение это не было принято.

Тогда Паллас сообщил Екатерине II о поступке Дашковой, причем не преминул высказать ей, что он видит в этом поступке оскорбление всей ученой корпорации и произвол власти, для которого нельзя найти оправдания.

Императрица вполне согласилась с Палласом и дала повеление такого рода, что грозная мера Дашковой обращалась в ничто. Дашкова удалила З. из Академии, между прочим, за участие в деятельности Комиссии о народных училищах, Екатерина же в указе 4 марта 1784 г. повелевала, чтобы каждый академик и адъюнкт, находящийся при училищной Комиссии, непременно сохранял свое место и в Академии.

По прочтении этого указа в собрании Академии Наук Паллас обратился к собранию с письменным заявлением, в котором доказывал, что за уничтожением указом причины исключения Зуева следует повторить прежнее ходатайство, тем более, что сама императрица желает возвращения З. в Академию.

Удар Палласа направлен был чрезвычайно метко, и Дашкова должна была уступить торжествующему противнику, заявив, что она снова принимает в Академию Зуева, "несмотря на его виновность и неудачную (!) защиту его Палласом". Выше было указано, что З. принимал участие в трудах Комиссии о народных училищах, и что это участие послужило источником больших неприятностей для него. В чем же выразилось его участие в этой Комиссии? Когда Комиссией было открыто в Петербурге (1784 г.) нормальное и главное народное училище для подготовки к учительским должностям студентов духовных семинарий, то Зуев был назначен ею в этот институт профессором естественной истории и по поручению ее составил "Начертание естественной истории", которое, по отзыву Палласа, превосходило все тогдашние иностранные руководства по этому предмету.

Оно было напечатано с исправлениями и дополнениями, сделанными Палласом в 1787 г., в 2-х томах (с рисунками) в количестве 3000 экземпляров, из которых 25 экземпляров были даны безвозмездно Зуеву, и ему же выдано было вознаграждение в 1000 рублей.

Далее, Комиссия, желая, чтобы ученики главного народного училища с пользою проводили остающееся у них свободное время, разрешила им издавать журнал под названием "Растущий Виноград", в котором студенты помещали свои самостоятельные и переводные работы.

Первым редактором журнала был Е. В. Сырейщиков, а потом его сменил Зуев. По сведениям митрополита Евгения, в этом журнале помещено несколько статей З., из которых особенного внимания заслуживает статья "О происхождении гор", но подписи З. под этой статьей не имеется, как не имеется ее ни под одной статьей за все время (1785—1787 гг.) издания журнала.

В 1787 г. З. за ревностную и успешную службу был возведен в звание академика и профессора естественной истории.

Но недолго суждено было Зуеву трудиться для науки в академической среде. Путешествия, сопряженные со всевозможными неудобствами и лишениями, и другие невзгоды оставили глубокие следы в жизни нашего ученого.

Последние годы его недолгой жизни отняты были у него болезнью, которая разрушила его физические силы, совершенно лишила его памяти и преждевременно свела в могилу.

Он скончался 8 января 1794 г., имея от роду всего 40 лет. Памятниками учено-литературной деятельности З. служат его статьи и мемуары, писанные на русском, латинском и отчасти французском языках, и описания совершенных им путешествий.

Мемуары З. относятся преимущественно к зоологии.

Достоинство их определяется как выбором предмета, так и научными приемами автора.

Все эти мемуары были рассмотрены в свое время ученым собранием Академии, признавшими их бесспорное значение для науки. Некоторые из видов, впервые описанных Зуевым, удержали навсегда его имя, и в ученых трудах европейских натуралистов можно было встретить: muraena alba Zuiew, muraena fusca Zuiew и т. д. Из трудов его, написанных на иностранных языках, известны следующие: 1) "Anatome musculi subcutanei in Erinaceo curopaeo Linn." ("Nowa Acta" 1779, Ps. I, p. 224—228); 2) "Descriptio Piscis non descripti, qui pertinet ad genus Scarorum Forscalii" (ib. 1779, Ps. I, p. 229—232); 3) "Blenniorum duae secies ex Musaeo Academico describuntur" (ib. 1779, Ps. II, p. 198—201); 4) "Anarhichas pantherinus. Russis Кусачка, Сука". (ib., 1781, Ps. I, p. 271—277); 5) "Reflexions sur le territoire Taurique, et ses environs" (lu a l''Academie le 24 octobre 1785) (ib., t. III, p. 76—80); 6) "Petrefacta ignota" (Convent. exhib. die 1 novembr. 1787) (ib., т. III, p. 274—276); 7) "Descriptio Characis Leucometopontis" (Convent. exhib. die 1 mai 1788) (ib., t. IV, p. 275—278); 8) "Echeneidis nova species. (Convent. exhib. die 1 mai 1788) (ib., t. IV, p. 279—283); 9) "Foetus Squali singularis". Dorso mutico, dentibus acutis (Convent. exhib. die 25 sept. 1788) (ib., t. V, p. 239—242); 10) "Gymnoti nova species" (Convent. exhib. die 5 febr. 1789) (ib., t. V, p. 269—273) и 11) "Biga Muraenarum, novae species descriptae a..." (Convent. exhib. die 11 octobr. 1790) (ib., t. VII, p. 296—301). Русские же статьи З. помещал в "Новых Ежемесячных Сочинениях" и "Месяцеслове историческом и географическом". Эти статьи следующие: 1) "Об азиатских областях, к Черному морю прилежащих" (Выписка из "Путешественных записок". Мес. на 1777 г. Собр. соч., выбр. из Месяцесловов, ч. VІ — 1790 г., стр. 219—241); 2) "О полуострове Крыме" (Выписка оттуда же. Мес. на 1783 г., стр. 122—170. Собр. соч., выбр. из Мес., ч. V — 1790 г., стр. 265—303); 3) "О российской торговле по Черному морю" (Мес. на 1784 г. Собр. соч., выбр. из Мес., ч. V — 1790 г., стр. 377—401); 4) "О бывших промыслах запорожских казаков и наипаче о рыбном" (Мес. на 1786 г. Собр. соч., выбр. из Мес., ч. VІ — 1790 г., стр. 104—119); 5) "О разных средствах составлять драгоценные камни" (Перев. из Энциклоп. журн., т. VI, ч. I и II 1786 г. "Нов. Еж. Соч." 1787 г., ч. IX, стр. 60—78); 6) "Примечания г. Вильса, пастора в Спидсберге, что в Норвегии, о следствиях, от солнечных кругов и мнимых солнцев происходящих" (ib., 1787 г., ч. XIII, стр. 30—32); 7) "О действии воздуха на тело человеческое" (ib., 1787 г., ч. XV, стр. 32—39); 8) "Различные способы к прокормлению скота во время засухи и о распространении кормовых средств" (ib., 1787 г., ч. XVІ, стр. 3—27); 9) "Причины, от коих воздух в покоях испортиться может" (ib., 1787 г., ч. XVI, стр. 50—56); 10) "Подлинные известия о японцах, читанные в королевской Шведской академии г-ном Тунбергом" (Перев. Ib., 1787 г., ч. XVII, стр. 32—55); 11) "Выписка из Путешествия г-на Соннерата в Восточной Индии" (ib., 1788 г., ч. XXV, стр. 3—23); 12) "О турфе" (торфе) (ib., 1788 г., ч. XXVII, стр. 85—97); 13) "Способ узнавать подмешиваемые в вина различные вредные вещества" (ib., 1788 г., ч. XXVIII, стр. 22—33); 14) "Об остатках древних мест в Малой Азии" ("Мес." на 1788 г., стр. 86—111. Собр. соч., выбр. из Мес., ч. VI — 1790 г., стр. 353—374) и 15) "Об огненных на воздухе явлениях" ("Нов. Еж. Соч.", 1789 г., ч. XXXIII, стр. 31—75). Наконец русская литература обязана Зуеву переводом на русский язык сочинений Палласа: "Путешествие по разным провинциям Российского государства" (СПб., 1773—1778. Вместе с другими) и "Описание растений Российского государства" (ч. І, СПб., 1788 г.). Последний перевод был встречен сочувственно современной критикой.

В "Зеркале Света" (ч. III, стр. 368) говорилось, что З. заслуживает от общества благодарность, "ибо преложил оное не токмо ясным и вразумительным всякому российским слогом, но и тщился выражать ботанические речения соответствующими словами". Далее, Зуев участвовал в переводе "Естественной Истории" Бюффона (СПб., 1789—1803), затем, по указанию митр. Евгения, представил в Академию (1791 г.) перевод гренландского миссионера и епископа Еггеда "Описание Гренландии", и наконец, по сведениям, имеющимся в Архиве министерства народного просвещения, перевел "Естественную историю" Эркслебена, тоже представленную им в Академию, но в то время не напечатанную.

Севергин, "Precis de la vie de m-r. Basil Zouyeff" ("Nova Acta". т. ХII. Histoire, p. 4— 7). — Mumpon. Евгений, "Словарь русских светских писателей", т. І, стр. 233—236. — Сухомлинов, "Академик Зуев и его путешествие по России" ("Древняя и Новая Россия" 1879 г., № 2, стр. 96—111). — Его же, "История Российской Академии", т. І, стр. 32, 35, 373; т. II, стр. 215, 216, 310, 311. — "Историч.

Библиотека" 1879 г., № 11, стр. З—6. — Геннади, Словарь, т. II. — Пыпин, "История рус. литературы", т. IV, стр. 302. — Карамзин, "История Госуд. Рос.", т. І, прим. 90, 306, 307, 513. — Губерти, Материалы, т. III, стр. 138. — "Друг Просвещения" 1806 г., № 10. — "Роспись российским книгам для чтения из библиотеки А. Смирдина", №№ 3820, 4429, 4623. — А. С. Рождественский, "Очерки по истории систем народного просвещения в России в XVIII—XIX в.", т. І, стр. 674. — "Tableau general methodique et alphabetique des matieres contenues dans les publications de l''Academie Imperial des siences de St.-Petersbourg depuis sa fondation. 1-re partie. Publications en langues etrangeres. St.-Petersb, 1872, p. 195, 262, 291, 397. — Систематический и алфавитный указатель статей, помещ. в периодич. изданиях и сборниках Имп. Академии Наук, а также сочинений, изданных Академиею отдельно со времени ея основания по 1872 включительно.

Ч. II. Сочин. на рус. яз. 1875 г., стр. 36, 72, 87, 92, 124, 136, 209, 213, 333, 383. — А. Л. Неустроев, "Историч. разыскание о рус. повремен. изданиях и сборниках за 1703—1802 гг. СПб., 1875 г., стр. XLI, 367, 406—411. — Архив M-ва Нар. Просвещ., картон № 1279, дело № 38473 "О напечатании Натуральной истории, сочиненной проф. Зуевым, и о вознаграждении трудившегося" (1785 г.) и картон № 1279, дело 38505 "О ненапечатании изданных книг: Естественной истории Еркслебенева и Ботаники Маконова" (1784 г.). М—в. {Половцов} Зуев, Василий Федорович (1754—1794) — академик; род. в Петербурге в семье солдата; учился в академической гимназии и академическом университете, в 1774 г. командирован за границу, в Лейдене и Страсбурге изучал, главным образом, естественную историю, но также и физику, химию, метафизику и проч. По возвращении из-за границы, З. подвергся испытанию в Академии наук и за диссертацию "Idea metamorphoseos insectorum ad caetera animalia applicata" сделан адъюнктом Академии; в 1787 г. произведен в академики.

Еще в бытность свою студентом Академического унив., З. участвовал в известной экспедиции Палласа, который посылал его для научных работ и наблюдений на Уральские горы, в Обдорск, в Березов для исследования Оби до Ледовитого океана, на Индерские горы и т. д. Во время этих поездок З. собирал разные достопримечательности и редкости, обогатившие науку в ученых описаниях Палласа.

Многие страницы в путевых записках Палласа принадлежат З. В 1781 г. академия поручила З. исследование края, не затронутого прежними экспедициями, именно вновь приобретенных тогда мест между реками Бугом и Днепром, устьем Днепра и его лимана с окрестностями.

В своих "Путешественных записках от СПб. до Херсона в 1781 и 1782 г." (СПб. 1787, нем. перевод, Дрезден, 1789), Зуев описывает все достопримечательное, встретившееся ему на этом длинном пути, приводит исторические и статистические данные о различных местностях, сообщает сведения, касающиеся быта, образованности, нравов и верований жителей, напр., о духоборцах (он называет их "духоверцами"), цыганах и цыганском языке, дает наружное описание теперь уже исследованного Чертомлыцкого кургана и проч. Путешествие З. особенно богато столкновениями с административными и другими лицами, которые делали много затруднений нашим ученым путешественникам прошлого столетия.

З. был человек с характером, и, в случае необходимости, умел постоять за себя. Мемуары З., напеч. в изданиях Акад., относятся, главн. обр., к зоологии; некоторые из видов, впервые описанных З., удержали навсегда его имя (Muraena alba Zuiew, Muraena fusca Zuiew и т.п.). Русские статьи свои З. помещал преимущественно в "Новых Ежемесячных Сочинениях" ("О действии воздуха на тело человеческое", "Об огненных на воздухе явлениях", "О торфе", "О кормовых средствах" и др.), отчасти также в "Исторических Календарях". Комиссия об учреждении училищ пригласила З. к участию в ее трудах, и поручила ему со ставить для народных училищ "Начертание естественной истории" (СПб. 1786; 5 изд. 1814). По отзыву Палласа, этот труд З. превосходил все тогдашние иностранные руководства по этому предмету.

З. был еще профессором естественной истории в Главном народном училище, учрежденном в 1784 г. в СПб. для образования учителей, одно время и редактором ежемесячного издания "Растущий Виноград", в 1785—1787 гг. составлявшегося учениками народного училища; участвовал в переводе "Естественной Истории" Бюффона (10 ч. СПб., 1789—1803); перевел "Описание растений Российского государства" Палласа (ч. I, СПб. 1788), а вместе с Ф. Томанским — Палласово "Путешествие по разным провинциям Российского государства" (5 т. СПб., 1773—1778). О З. Ср. ст. Сухомлинова в "Древней и Новой России" (1879 г. № 2). {Брокгауз} Зуев, Василий Федорович адъюнкт Имп. акад. наук по каф. физики, профессор естественной истории, р. 1 января 1754 г. в СПб. и здесь † 8 янв. 1794 г. {Половцов} Зуев, Василий Федорович (1 янв. 1754 — 7 янв. 1794) — рус. естествоиспытатель и путешественник, чл. Петербург.

АН (с 1779). Сын солдата Сельповского полка. Учился в академич. гимназии и ун-те в Петербурге.

Участвовал в академич. экспедициях по исследованию Вост. России и Сибири (1768—74). В 1774 З. был направлен в Лейден. а потом в Страсбург для изучения физики, химии, физиологии и языков.

По возвращении представил дисс. "О метаморфозе у насекомых". В 1781—82 предпринял самостоятельную научную экспедицию на юг России, в район Буга и нижнего Днестра.

З. описал эту экспедицию в работе "Путешественные записки от С.-Петербурга до Херсона в 1781 и 1782 г." (1787). Поместил в изданиях Академии наук ряд работ по зоологии, преимущественно по систематике рыб. Принимал участие в переводе "Естественной истории" К. Бюффона (10 тт., 1789—1803). Переводил на рус. язык сочинения П. С. Палласа: "Путешествие но разным провинциям Российского государства" (5 тт., 1773—78) и "Описание растений Российского государства" (1788). Труды З. сыграли значительную роль в выработке русского научно-литературного языка. В 1786 составил превосходный по тому времени учебник для народных училищ "Начертание естественной истории" (1786, 5 изд., 1814) — первый рус. учебник по естествознанию.

Лит.: Соловьев М. М., Академик В. Ф. Зуев (1754— 1794), "Вестник Акад. наук СССР", 1933, № 7; Федорова В. Н., Первый русский учебник по естествознанию, "Ученые записки Ленинградского гос. педагогического ин-та им. Герцена", 1948, т. 21; Фрадкин Н. Г., Путешествие Н. П. Лепехина, Н. Я. Озерецковского, В. Ф. Зуева, М., 1948; Райков Б. Е., Академик Василий Зуев, его жизнь и труды. К двухсотлетию со дня рождения, М.—Л., 1955 (имеется библиография печатных и рукописных сочинений и переводов З.); его же, Академик Василий Зуев (1752—1794), в кн.: Труды Института истории естествознания и техники, т. 4, М., 1955 (стр. 244—80).