Языков Николай Михайлович

— известный поэт; родился 4 марта 1803 г. в Симбирске, в богатой помещичьей семье, происходившей из древнего русского дворянства; детство его, баловня семьи, было окружено такими условиями, которые развили в нем склонность к удовольствиям и праздности, загубив в нем одновременно всякую самостоятельность и твердость характера; эти обстоятельства отразились, даже красной нитью прошли через всю последующую жизнь поэта. На 12-м году Я. был отдан в Петербургский институт горных инженеров, где воспитывались два его старших брата. Не чувствуя ни малейшей склонности к главным институтским предметам — математике и математическим наукам, — он учился весьма слабо, увлекаясь в то же время чтением и поэзией; значительное влияние на него в этом смысле оказал один из воспитателей, А. Д. Марков, которому Я. впоследствии посвятил прочувствованное стихотворение.

Кое-как окончив курс в горном институте, Я. по совету братьев перешел в инженерный корпус.

К этому времени относятся его первые, более серьезные стихотворные опыты, в общем настолько удачные, что обратили на автора внимание некоторых лиц, в том числе профессора словесности в Дерптском университете, известного литератора А. Ф. Воейкова, который открыл Я. страницы своего журнала "Новости Литературы", а его самого пригласил перейти в Дерптский университет для занятий словесными науками.

Развившееся отвращение к "мумиальному существу — музе математики" позволило Я. с легким сердцем оставить инженерный корпус и переехать в Дерпт (1820 г.), куда влекло его также желание научиться немецкому языку, этому, по его выражению, "истинному алмазному ключу ко всему прекрасному и высокому". Поселившись в семье лектора немецкого языка фон Борга, Я. первое время усердно работал над изучением латинского и немецкого языков и готовился к необходимому для поступления в университет экзамену, продолжая вместе с тем трудиться и над совершенствованием своих поэтических опытов.

Талант его постепенно развивался и креп. Вступительный экзамен сошел благополучно, и Я. был принят в университет.

Здесь на его литературное воспитание и поэтические упражнения существенное влияние оказал профессор русской литературы Перевощиков, человек со странными и достаточно невежественными вкусами, в значительной мере усвоенными и Я., хотя собственно на поэзии последнего мало отразившимися.

Вскоре произошло знакомство Я. с Жуковским, личность и беседы которого произвели на молодого поэта неизгладимое впечатление.

Под влиянием бесед с Жуковским в Я. с новой силой пробудилась страсть к творчеству, временно было несколько заглохшая под напором усиленной работы для поступления в университет.

Новые опыты вполне упрочили за ним, застенчивым, неуверенным в своих силах поэтом, литературную славу первостепенного таланта, и все журналы наперерыв добивались его сотрудничества.

Поощренный этим, Я. продолжает работать еще настойчивее, хотя слишком разбросанно, отрывочно и бессистемно.

Однако у него не было силы воли, чтобы противостоять нравам окружающей его среды, в данном случае — бесшабашному образу жизни немецких буршей, и после периода интенсивной работы он с пылом неопытного юноши кинулся в омут низменных удовольствий, окружив себя "минутной младости минутными друзьями". Чем дальше, тем больше втягивался он в жизнь кутежа и разгула немецко-студенческого кружка и свой поэтический дар стал отдавать почти исключительно на воспевание разных сторон такой жизни; его стихотворения этого периода носят преимущественно эротический характер, сам же Я. превращается в тип ничего не делающего и предающегося лишь удовольствиям "вечного студента". Однако среди увлечений кутежами и разгулом у Я., как и вообще у даровитых людей, наступали периоды реакции; тогда он с необычайной энергией набрасывался на изучение русской и всеобщей истории, русской и иностранной литератур, с увлечением начинал посещать лекции, предпринимал небольшие поездки, а главное — возвращался к серьезному творчеству, редкие плоды которого все больше возбуждали к ним интерес публики, современных писателей и журнальных редакций.

К этому времени Я. становится всеми признанным поэтом.

Дельвиг был о нем высокого мнения, Пушкин уже в 1823 г. признал его за выдающегося поэта, а в 1826 г. писал Рылееву: "...Ты изумишься, как он (Я.) развернулся и что из него выйдет; если уж кому завидовать, так вот кому я должен бы завидовать"; Булгарин расхваливал Я. в своих "Литературных листках", Погодин просил его сотрудничества в "Московском Вестнике", Измайлов — в "Благонамеренном", Жуковский подарил ему изящный экземпляр своих произведений.

Его стихотворения печатались в "Невском Альманахе" Аладьина, "Северном Архиве" и "Сыне Отечества" Булгарина, "Новостях Литературы" Воейкова, "Северной Пчеле", "Соревнователе Просвещения", "Северных Цветах", "Альционе", "Полярной Звезде" и проч. Со своей стороны, Я. внимательнее всего относился к "Полярной Звезде", к редакторам-издателям которой, известным впоследствии декабристам Бестужеву и Рылееву, он питал особые симпатии; в этом органе напечатано им одно из наиболее любимых стихотворений — "Родина". Летом 1824 г. Я. ездил к себе на родину, в Симбирскую губ. Услышав об этом, Пушкин через университетского товарища Я., А. Н. Вульфа, приглашал его к себе в Михайловское.

По свидетельству сестры Вульфа, Пушкин очень хотел этого свидания, но оно не состоялось, главным образом по нежеланию Я., который в это время относился к Пушкину с предубеждением.

В следующем году Я. посетил Петербург и Москву, где завязал много литературных знакомств.

После четырехлетнего пребывания на студенческой скамье он в 1825 г. попытался было подготовиться к экзаменам, но систематические занятия оказались для его обленившегося характера непомерной трудностью, и Я. вновь отдался кутежам, приведшим его к большим долгам.

Летом 1826 г. он уехал в свое село Тригорское, расположенное неподалеку от Михайловского Пушкина.

Тогда же и состоялось наконец свидание Я. с великим поэтом.

В течение нескольких месяцев жили они вместе, делясь мыслями и поэтическими думами; этот период, описанный Я. в своем знаменитом стихотворении "Тригорское", он считал самым счастливым в своей жизни и любил вспоминать о нем до самой смерти.

Личное знакомство с Пушкиным и более внимательное изучение его произведений имели для Я. тот результат, что он изменил выработанный под влиянием Перевощикова неблагоприятный взгляд на поэзию Пушкина в лучшую сторону, хотя от полного предубеждения к его произведениям все же не освободился.

Между тем здоровье Я. вследствие разных излишеств, от которых он не мог отказаться даже в Тригорском, пошатнулось, и по возвращении в Дерпт поэт стал страдать продолжительными и мучительными головными болями, мешавшими ему работать; не менее мучила его и мысль о невозможности подготовиться к выпускным экзаменам, которыми его торопили родные.

Неоднократные попытки поэта приняться за серьезную к ним подготовку всегда терпели неудачу, и он каждый раз снова бросался в омут кутежей, должая и запутывая свои дела. Убедившись в полной бесполезности и даже вредности дальнейшей жизни в Дерпте, где им сделано было более чем на 28 тыс. рублей долгов, Я. в 1829 г. обратился к старшему брату с отчаянным письмом, прося уплатить долги, paзрешить покинуть Дерпт и обещаясь дома подготовиться к экзаменам и держать их в Казанском университете.

Брат вынужден был согласиться, и Я. переселился сначала в Симбирск, а оттуда в деревню.

Однако вскоре стало ясным, что мечте об университетском дипломе не суждено было осуществиться, — слишком укоренилось в поэте отвращение к систематическому и усидчивому труду. По поводу этого, а также и других не осуществившихся мечтаний Я. впоследствии писал: "Вообще судьба моя, несмотря на то что она вполне от меня зависит, или оттого именно, чрезвычайно странна и глупа даже. Я все как-то не на своем месте; пишу не в приволье, а урывками, все надеюсь на лучшее будущее, а оно не приходит". Эти собственные слова поэта лучше всего его характеризуют.

Ему всегда казалось, что все зависит от счастливо и благоприятно сложившихся обстоятельств, которые втянут его в работу, в то время как сам он не предпринимал никаких шагов в этом направлении.

В деревне ему показалось, что его работа пойдет успешно, если он переселится в Москву, куда он и поспешил.

Здесь он поселился в семье Елагиных, с которой всю жизнь у него были самые задушевные отношения.

Окружающая среда подействовала на Я. в моральном смысле весьма благоприятно, но излечить его от беспечности, отсутствия выдержки и усидчивости не могла. В отношении занятий жизнь его здесь, как и всюду, сложилась в высшей степени беспорядочно: он то увлекался гомеопатией и даже переводил с немецкого соответственные книги (сочинения Ганемана), то начинал собирать народные песни для сборника своего друга П. В. Киреевского и сотрудничать в его журнале "Европеец", то возвращался к тяготившим его университетским наукам.

В начале 1831 г. он окончательно оставил всякую надежду на возможность получить университетский диплом, что и выразил в письме к старшему брату. "Вот что мне хочется сделать с самим собою, — писал Я: — отложить попечение об экзамене, потому что, кажется, пора назвать глупыми мои толки об нем и сборы к нему, и определиться здесь куда-нибудь, хоть в архив, примерно на год, прожить этот год в стихописании, а потом, получив чин, переселиться в деревню, в глушь заволжскую, и вести жизнь тихую, трудолюбивую и, следственно, благородную и прекрасную". Несомненно, что в этих словах чувствуется усталость жизнью.

В середине 1831 г. Я. действительно поступил на службу в межевую канцелярию, после чего, по его выражению, "мог уже бездействовать по праву". В Москве он несколько раз виделся с Пушкиным, сошелся с Погодиным, С. Т. Аксаковым и др. и предпринял издание своих стихотворений.

Согласно своим видам, изложенным в выше цитированном письме, Я. в 1832 г. переселился в деревню (Языково), Симбирской губ., где и прожил несколько лет, "наслаждаясь — как он сам говорил — поэтической ленью". Осенью 1836 г. с новой силой возобновились у Я. одно время было ослабевшие его недуги — солитер, болезнь спинного мозга и др., которые начали так быстро прогрессировать, что поэт вскоре не мог прямо ходить и весной следующего года принужден был уехать для лечения в Москву, куда сопровождал его П. В. Киреевский.

Знаменитый врач Иноземцев, осмотрев Я., посоветовал ему как можно скорее ехать за границу.

В сопровождении того же Киреевского Я. уехал в Мариенбад, оттуда в Ганнау, где пользовался услугами знаменитого Коппа; весной 1839 г., значительно оправившись, перебрался в Крейцнах, оттуда в Гастейн и наконец в Рим, куда прибыл в ноябре.

Благодатный климат Италии настолько восстановил силы поэта, что последний уже начал подумывать о возвращении в Россию.

Однако в Ганнау, куда Я. прибыл в 1840 г., доктор Копп, к которому поэт относился с величайшим уважением, решительно воспротивился этому плану и отправил Я. в купальное место Швальбах.

В половине августа 1841 г. он в третий раз был в Ганнау, где встретился и подружился с Гоголем.

Последний скоро уехал в Москву печатать "Мертвые души", но в следующем году вернулся и увез Я. с собой в Венецию и Рим. Дружба Я. и Гоголя вначале была горячей и искренней, хотя выражалась преимущественно в поверхностной симпатии — сочувственном отношении каждого из них к таланту другого, свойственной им обоим религиозности и сходных телесных недугах.

Однако в Риме, несмотря на нежность и заботливость Гоголя к Я., между ними наступило заметное охлаждение. "Холодно мне и скучно, и даже досадно, — писал Я. об этом периоде, — что я согласился на льстивые слова Гоголя и поехал в Рим, где он хотел и обещался устроить меня как нельзя лучше; на деле вышло не то: он распоряжается крайне безалаберно, хлопочет и суетится бестолково, почитает всякого итальянца священной особой, почему его и обманывают на каждом шагу. Мне же, не знающему итальянского языка, нельзя ничего ни спросить, ни достать иначе как через посредство моего любезного автора Мертвых душ; я же совещусь его беспокоить и вводить в заботы, тем паче что из них выходит вздор". Ясно, что причинами их взаимного охлаждения были мелкие житейские дрязги, обострявшиеся на почве болезненного состояния обоих поэтов.

Кончилось тем, что они расстались — Гоголь остался в Италии, а Языков уехал на родину, по которой стал сильно тосковать.

Сохранившаяся между ними переписка очень характерна, особенно для Гоголя, который в это время уже переживал начало своего мистического периода.

В августе 1843 г. Я. был уже в Москве.

Отчаявшись в возможности излечения своих недугов, с горьким сознанием беспомощности, он стал вести безотрадную и однообразную жизнь в четырех стенах, лишь изредка выезжал, чтобы подышать чистым воздухом.

Он медленно угасал.

Этот период жизни Я. разнообразился лишь устроенными им у себя еженедельными (по вторникам) собраниями знакомых писателей да тем участием, которое больной поэт принимал в интересах литературного и ученого мира. Внимание его в это время приковала разгоревшаяся страстная полемическая борьба между западниками и славянофилами.

В начале Я. сохранял положение беспристрастного зрителя и одинаково относился к обоим направлениям и представителям их, дружил со славянофилами, но дружил также и с западниками и с горячим сочувствием, например, отнесся к чествованию Грановского после его знаменитых лекций.

Но из роли беспристрастного зрителя он постепенно превратился в пылкого приверженца идей и взглядов славянофилов.

Каковы были мотивы, вынудившие Я. стать на определенную сторону, трудно сказать; отчасти сыграли здесь роль родственные связи, отчасти же — резкие критические статьи о нем Белинского в "Отечественных Записках"; по-видимому, были и другие причины.

Как бы то ни было, в 1844 г. по рукам начало ходить написанное Я. послание "К ненашим", получившее в свое время громкую известность как своими замечательно звучными стихами, так и крайне запальчивыми и несправедливыми нападками на западников (в том числе Чаадаева, Грановского, Герцена и др.), которые объявлены были Я. врагами отечества.

Стихотворение вызвало негодование в противоположном лагере; даже некоторые слафянофилы были им недовольны.

Это сильно ожесточило Я., и он утратил всякое беспристрастие по отношению к обоим направлениям, встречая резкими нападками все, что исходило из лагеря западников, и непомерными похвалами все славянофильское.

В половине декабря 1846 г. Я. простудился, заболел горячкой, и 26-го декабря 1846 г. скончался; похоронен он в Даниловом монастыре.

В русской литературе имя Я. занимает довольно видное место среди поэтов так называемой пушкинской плеяды.

Современниками его поэзия была встречена очень сочувственно, но впоследствии критика, отдавая дань справедливости ее смелости и оригинальности формы, стала находить в его произведениях преобладание внешнего эффекта над чувством искренности и указала слишком часто встречающуюся вычурность стиля. Белинский один из первых упрекнул поэта в холодности и недостатке истинного воодушевления. "В эстетическом отношении, — писал он, — общий характер поэзии Я. чисто риторический, основание зыбко, пафос беден, краски ложны и форма лишена истины". Однако и Белинский признал за Я. серьезную историческую заслугу именно в том, что его оригинальность и самобытность, "представляя полезный противовес частому явлению рабской подражательности и слепой рутине, дала возможность каждому писать не так, как все пишут, а как он способен писать". Гоголь говорит, что поэту "недаром пришлось его имя — Языков.

Владеет он языком, как араб диким конем своим, и еще как бы хвастается своею властью.

Откуда ни начнет период, с головы ли, с хвоста, он выведет его картинно и заключит так, что остановишься пораженный"; Гоголь же ожидал от Я. "огнедышащего слова". Издатель "Полного собрания сочинений Я.", проф. Перевлесский, дает следующую характеристику поэта: "Поэзия юности была вдохновительницей Я., была главным мотивом его стихотворений... Она не представляет роскошного богатства и пленительного разнообразия в своем содержании: это ее существенный недостаток.

Зато внешняя сторона ее — стих, полный неподдельной красоты, составляет гордость музы Я. Гармония, сила, музыка стихов слышатся всюду в его творениях... Что бы ни избрал Я. предметом стихотворения — разгульную ли пирушку, картину ли природы, историческое описание или священную былину — он везде является чудным художником слова..." Действительно, если поэзия Я. не обладает глубиной мысли или разнообразием содержания, то в ней все-таки сказывается несомненный яркий и своеобразный талант.

Правильному развитию поэтического дарования Я. мешала его порывистая, увлекающаяся натура, легко поддававшаяся впечатлению минуты и не способная к выдержанному труду; последнее обстоятельство редко позволяло ему доводить до конца что-либо из задуманных крупных произведений; часто он набрасывал несколько отрывков, откладывая обработку целого до "более благоприятного времени", которое уж не наступало; к числу таких незаконченных детищ поэта принадлежат, например, его стихотворения: "Разбойники" и "Меченосец Аран". При благоприятных условиях из Я. мог бы, вероятно, выработаться настоящий художник — для этого были все природные данные, но он остался только дилетантом в искусстве, впрочем таким, у которого бывали подчас просветы высокого, истинно художественного творчества.

Главные мотивы поэзии Я., именно те, которые он лично ценил выше других, называя себя "поэтом радости и хмеля", "поэтом разгула и свободы", — нашли себе выражение в форме далеко не всегда художественной; его вакхический лиризм часто бывает слишком грубым, значительная часть стихотворений отличается невыдержанностью, а иногда и невоздержанностью тона, нередко — неудачными выражениями или искусственностью образов и сравнений.

За всем тем, среди произведений Я. можно указать и ряд превосходных стихотворений с чудными описаниями природы ("Тригорское", "Камби" и др.) или полные высокого лиризма с редкой художественной отделкой ("Поэту", "Пловцы", "Землетрясение", некоторые переложения псалмов и проч.); эти перлы заставляют забывать о недостатках творчества Я. и отвести ему почетное место в ряду русских лириков первой половины XIX века. Собрания стихотворений Я. изданы им самим в 1833, 1844 и 1845 гг., а затем появилось и несколько посмертных изданий, из которых позднейшее (СПб., 1858 г.) вышло под ред. проф. Перевлесского.

В. И. Шенрок, "Н. М. Языков, биографический очерк" ("Вестник Европы", 1897 г., №№ 11 и 12). — М. И. Семевский, "Н. М. Языков; новые стяхотворения и письма" ("Русский Архив", 1867 г., № 5—6, стр. 712—748). — "Биографические очерки некоторых замечательных уроженцев Симбирской губ." ("Сборник исторических и статистических материалов о Симбирской губ. на 1868 г."), стр. 238—247. — Н. В. Гербель, "Русские поэты в биографиях и образцах, период третий (СПб., 1873 г.). — П. Полевой, "История русской литературы в очерках и биографиях" (СПб., 1879 г., 2 изд.). — M. C., "Прогулка в Тригорское; заметки и материалы для биографий Пушкина, Языкова, Дельвига и др." ("СПб. Ведомости", 1866 г., №№ 139, 146, 157, 163, 168, 175). — В. П., "Цыганка Таня о Пушкине и Языкове" (ibid., 1875 г., № 131). — "Портретная галерея русских деятелей", изд. А. Мюнстера, т. II. — "Полное собрание сочинений Белинского". — "Сочинения Гоголя", изд. Кул., т. VI (письма). — С. Т. Аксаков, "История моего знакомства с Гоголем" ("Русский Архив", 1890 г., № 8, стр. 66). — Д. Н. Свербеев, "Воспоминания об А. И. Герцене" (ibid., 1872 г., стр. 679). — Жихарев, "П. Я. Чаадаев" ("Вестник Европы", 1871 г., № 6, стр. 247). — "Биографические очерки" к посмертным изданиям стихотворений Языкова. — А. В. Никитенко, "Биографический очерк М. П. Вронченко" ("Журнал Мин. Народного Просвещения", 1867 г., ч. 136). — "Из старой записной книжки кн. П. А. Вяземского" ("Русский Архив", 1875 г., № 5). — "Иллюстрированная Неделя", 1875 г., № 45. — "СПб. Ведомости", 1866 г., № 332. — "Никол. Мих. Языков" ("Нива", 1876 г., № 5). — "Русские писатели в портретах и образцах", изд. Г. Н. Каранта (Одесса, 1901 г.), стр. 129—130. Н. Сербов. {Половцов} Языков, Николай Михайлович — известный поэт. Род. 4 марта 1803 г. в Симбирске, в помещичьей семье; на 12-м году был отдан в институт горных инженеров в Петербурге, а по окончании в нем курса поступил в инженерный корпус; но, не чувствуя призвания к занятиям математикой и увлекаясь поэзией, решил, по совету профессора словесности в дерптском университете, известного литератора А. Ф. Воейкова, перейти в этот университет (1820). В Дерпте поэтический талант Я. действительно развился и окреп, главным образом благодаря условиям свободной и веселой жизни тогдашнего студенчества, певцом которой по преимуществу сделался молодой поэт. Его стихотворения вскоре были замечены.

Жуковский его обласкал, Пушкин искал знакомства с ним и приглашал его через его университетского товарища А. Н. Вульфа к себе в Михайловское;

Дельвиг искал его стихов для своих "Северных Цветов" и т. д. В Дерпте Я. провел около 8 лет, уезжая оттуда лишь на короткое время в Петербург, Москву и Псковскую губернию (знаменитое "Тригорское", в соседстве с Пушкиным).

Увлечение беззаботным разгулом буршей было главной причиной того, что Я. не успел за все это время окончить университетского курса. В 1829 г. он переселился в Москву, а в начале 1830-х гг. переехал в свою симбирскую деревню, где и прожил несколько лет, "наслаждаясь", как он сам говорил, "поэтической ленью". К концу 1837 г. болезнь спинного мозга заставила его уехать за границу — сначала в Мариенбад, потом в Ганау, Крейцнах и Гаштейн.

В Ганау Я. сблизился с Гоголем, который в 1842 г. повез Я. с собой в Венецию и Рим. В 1843 г. Я. вернулся в Москву в состоянии уже совершенно безнадежном.

Никуда не выходя из своей квартиры, он медленно угасал; единственным развлечением были для него устроенные им у себя еженедельные собрания знакомых литераторов.

По своим родственным связям и давнишним симпатиям Я. был особенно близок с кружком славянофилов, увлекся воззрениями своих друзей и в 1844 г. обрушился на западников известным бранным посланием "К не-нашим", в котором все члены западнического кружка объявлены были врагами отечества.

Я. умер 26 декабря 1846 г. Я. занимает довольно видное место среди поэтов так называемой пушкинской плеяды.

Если его поэзия не блестит глубиной мысли или разнообразием содержания, то в ней все-таки сказался, несомненно, яркий и своеобразный талант.

Правильному развитию поэтического дарования Я. мешала его порывистая, увлекающаяся натура, легко поддававшаяся впечатлениям минуты и неспособная к выдержанному труду; при более благоприятных условиях из Я. мог бы, вероятно, выработаться настоящий художник, но он навсегда остался только дилетантом в искусстве, впрочем, таким, у которого бывали подчас просветы истинно высокого художественного творчества.

Главные мотивы поэзии Я. — именно те самые, которые он ценил выше других, провозглашая себя "поэтом радости и хмеля" — нашли себе выражение в форме, далеко не всегда художественной; его вакхический лиризм часто является слишком грубым; большая часть стихотворений отличается невыдержанностью тона, иногда — неудачным подбором выражений, иногда — искусственностью образов и сравнений.

В стихотворениях Я. можно указать, однако, целый ряд превосходных поэтических описаний природы ("Камби", "Тригорское" и проч.); затем встречаются лирические произведения, полные высокого одушевления и отличающиеся большой художественной отделкой ("Поэту", "Землетрясение", "Пловцы", некоторые переложение псалмов и др.), которые и заставляют отвести Я. почетное место в ряду наших лириков первой половины XIX в. К сожалению, подобных произведений в общем литературном наследстве Я. очень немного.

Собрания стихотворений Я. изданы им самим в 1833, 1844 и 1845 г.; позднейшее изд., под ред. Перевлесского, СПб., 1858, неудовлетворительно.

Ср. биография В. И. Шенрока в "Вестнике Европы", 1897, №№ 11 и 12, и "Собрание сочинений" Белинского.

П. М. {Брокгауз} Языков, Николай Михайлович лирический поэт; р. в Симбирске 4 марта 1803, † 26 дек. 1846 г. {Половцов} Языков, Николай Михайлович (1803—1846) — поэт, тесно связанный по стилю своего творчества с пушкинской плеядой.

Из богатой дворянской семьи. Учился в горном кадетском корпусе, затем в Дерптском ун-те (курса не кончил).

В лирике Я. доминируют анакреонтические мотивы, типичные для писателей поместно-дворянского стиля 20—30-х годов 19 в. Беспечное упоение радостью иногда сменяется у него, особенно на склоне лет, отчасти под влиянием хронической болезни, мотивами печали, тревоги.

Он воспринимает жизнь как "большое горе", чувствует себя неспособным преодолеть "жестокую судьбу". Отсюда мечты укрыться от "бурь мирских" "в тиши семейного житья", уйти в усадебную жизнь и забыть "коварный свет", воспевать "родимые поля, простые нравы сел и прадедовских лет дела и небылицы". К концу жизни Я. его исконная тяга к старине превращается в ортодоксальное, боевое и ярко реакционное славянофильство (известные памфлеты в стихах "Не нашим", "Послание к Чаадаеву" и др.). Соч.: Стихотворения, СПб, 1833; то же [в 2-х тт.], 4 издание, СПб, 1858; Лирические стихотворения, Москва, 1916. Сравни: Бычков И. А., Из неизданных стихотворений H. M. Языкова и В. А. Жуковского, "Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук", т. XVI, кн. 2, СПб, 1911, а ташке в альманахе "Радуга", П., 1922; неизданное стихотворение памяти К. Ф. Рылеева в сб. Атеней, кн. 3, Ленинград, 1926; неизданные письма Я. см.: Поляков А. С., Н. М. Языков и Е. А. Баратынский, в кн. Литературно-библиологический сборник, Петроград, 1918. Лит.: Владиславлев И. В., Русские писатели, 4 изд., М.—Л., 1924; его ще, Литература великого десятилетия (1917—1927), М.—Л., 1928. Шенрок В., Николай Михайлович Языков, "Вестник Европы", СПб, 1897, №№ 11 и 12; Смирнов В. Я., Жизнь и поэзия H. M. Языкова, Пермь, 1900. См. еще вступительную ст. Ю. Верховского в сб. Поэты пушкинской поры, М., 1919; Языков Н., Письма к родным..., вып. 1, изд. имп. Академии наук, СПб, 1913. В. Денисов.