Высотский Михаил Тимофеевич
— гитарист-виртуоз и композитор, род. около 1790, ум. 16 декабря 1837, детство провел в подмосковном имении поэта М. М. Хераскова, где отец его был крепостным приказчиком; игре на гитаре учился у С. Н. Аксенова.
В 1813 В. переселился в Москву, где вскоре приобрел своей игрой и талантливыми импровизациями громкую известность и сделался весьма популярным учителем игры на гитаре.
Сочинения В., преимущественно фантазии и вариации на русские народ. мотивы, отличались, благодаря его увлечению классиками, и в особенности Бахом, благородством фактуры.
Из них напечатаны 83 пьесы для гитары и "Практическая и теоретическая школа для гитары". В. делал между прочим попытки переложения для гитары пьес Моцарта, Бетховена, Фильда и даже фуги Баха. Из учеников В. наиболее известны Стахович, Пузин, Фалеев, Ляхов, Ветров.
Ср. Стахович, "История 7-струнной гитары" и Русанов, "М. T. Высотский" (Москва, 1901). (Ю.). {Риман} Высотский, Михаил Тимофеевич (Высоцкий; род. около 1791, умер в 1837 г.) — русский гитарист-виртуоз и гитарный композитор.
Игре на гитаре учился у С. Н. Аксенова.
Увлекался классиками, особенно Бахом, фуги которого пытался перекладывать для гитары.
Это отразилось на серьезном и благородном стиле его гитарных сочинений: большей частью фантазии и вариации на русские народные темы (циклы из 4—5 вариаций, обрамленные "заставками" и "концовками"), есть и переложения для гитары пьес В.-А. Моцарта, Л. ван Бетховена, Дж. Филда (с которым музыкант был близок) и др. Из них напечатано 83; издана также его "Практическая и теоретическая школа для гитары" (1836). Время рождения Михаила Тимофеевича Высотского в точности не известно; на одной из рукописных тетрадей его сочинений рукою его сына, Николая Михайловича, написано "Сочинения М. Т. Высотского, умершего 16 декабря 1837 г., на 47 году от роду". Таким образом, год рождения Высотского определяется — 1791-й. Детские годы и первая молодость его протекли в подмосковном имении знаменитого в свое время поэта-псевдоклассика М.М. Хераскова, автора "Россиады" (1733—1807). Высотский был крестником Хераскова и Михаилом назван в честь поэта. Отец Высотского был крепостным и служил простым приказчиком в доме Херасковых.
Мальчику Высотскому, любимцу поэта, были доступны барские комнаты, и он рос вместе с его детьми.
В имение часто приезжал Семен Николаевич Аксенов, известный в то время московский гитарист-композитор, первый по времени и лучший ученик патриарха русских гитаристов Андрея Осиповича Сихры. Нет никакого сомнения в том, что Аксенов угадал в юноше Высотском крупное музыкальное дарование, так как очень настойчиво принялся за его обучение.
После смерти Хераскова в 1807 году Высотский прожил некоторое время в имении, но в 1813 году переселился в Москву, приписался к мещанскому сословию и все остальные годы своей жизни почти безвыездно прожил в Москве.
К этому же времени относятся и первые сочинения Высотского, быстро доставившие молодому автору широкую известность.
Он становится московской знаменитостью, его всюду приглашают и слушают с жадностью.
В числе его друзей и почитателей его таланта мы встречаем имена М.А. Стаховича, М.Ю. Лермонтова, Коврайского, А.И. Полежаева, Пузина, А.И. Дюбюка и многих других более или менее известных деятелей в области музыки и литературы.
Как учитель, Высотский тоже был нарасхват; несмотря на то что за уроки он брал по пятнадцати рублей (ассигнациями) за час, у него все-таки не хватало времени и приходилось многим отказывать.
Число учеников его было громадно; он оставил после себя наибольшее число их и в Москве и в провинции; в числе этих учеников можно найти лиц всевозможных званий и профессий — князей, графов, дворян, купцов, писателей, докторов, чиновников и лавочников.
Из учеников его впоследствии пользовались наибольшей известностью как гитаристы: И. Е. Ляхов, Н. Е. Липкин, Фалеев, Цезырев, Кладовщиков, Ветров, кроме упомянутых раньше Стаховича и Пузина.
Сочинения Высотского, заключавшие в себе главным образом композиции на русские песни, немало способствовали также и тому, что за высшим сословием и среднее взялось за гитару, а затем уж она направилась и в народ. К урокам своим Высотский относился очень небрежно, ужасно манкировал, однако же, вспоминает Стахович, "...у Высотского ученики делали больше успехов, чем у всех других учителей: такой способности передавать и создавать восприимчивость в ученике я не видал ни у кого. Ноты были вещь второстепенная в уроках его; главное была его игра: он переигрывал такт за тактом с учеником и таким образом заставлял живо подражать своей игре. Одна пьеса вызывала у него другую, за анданте следовало аллегро, за лихой песней — грациозные аккорды: этим возбуждал он охоту выучить все то, что он играл. Но, увлекаясь в игре, он был нетерпелив в писании нот, и что он играл в один урок, то надобно было заставлять его писать и разучивать в год. Зато оставались всегда в памяти сыгранные им пьесы и оставалась охота заставить его записать их как-нибудь, так что ученик его ловил каждый час, каждую минуту его урока, и из его урока ничего не пропадало". По внешности своей Высотский был среднего роста, более, однако же, высокого, худощав лицом; лоб у него был развит чрезвычайно музыкально.
В манерах он был скромен и застенчив, в особенности в незнакомом ему обществе или с людьми выше себя по званию; вероятно, этим и можно объяснить, что и в публичных концертах он выступал сравнительно редко. Тем не менее сын его, Семен Михайлович, сообщал нам, что отец его дал целый ряд концертов в Москве и в провинции.
Концерты эти вызывали восторженные овации, и на одном из них Высотскому, кроме ценных подарков, поднесли огромный лавровый венок. В воспоминание об этом издатель его посмертных сочинений, Алексеев, стал печатать его портрет с гитарой внизу, увенчанной лавровым венком.
Весьма часто Высотскому приходилось играть в великосветском обществе и в салонах разных высокопоставленных лиц того времени; в то время гитара была в почете и мода не изгнала ее из высшего общества, в котором у Высотского было немало учеников и почитателей его таланта.
Но скромный артист не увлекался ни высотой концертных эстрад, ни аплодисментами сановников; он предпочитал всему небольшой, тесный кружок учеников и людей истинно любящих музыку.
Не раз бывало, что за ним присылали кареты, любезные приглашения, сулили большие деньги, а он упорно отказывался и уходил куда-нибудь к любимому ученику, где и играл даром почти до рассвета.
Но эта робость и застенчивость отнюдь не были в Высотском сознанием своего ничтожества перед всесильными людьми или блестящей аристократией; не надо забывать, что это были времена, когда сословные предрассудки были еще в полной силе, а взгляд на писателей и артистов далеко не высокий.
Высотский был очень самолюбив и горд и хорошо знал цену и себе, и своим произведениям.
Зато в домашнем кругу, на уроке с учеником, с людьми, понимавшими и любившими гитару, он был простым, приветливым, сердечным человеком.
Все, близко знавшие Высотского, сохранили о нем память, как о замечательно добром, чистосердечном человеке.
Но в особенности был неузнаваем Высотский, когда брал в руки гитару: выражение лица его менялось; из простого, почти всегда смеющегося, становилось строгим и серьезным и на него ложился отпечаток глубокой и смелой мысли. Игра его отличалась силой и классической ровностью тона; при необыкновенной быстроте и смелости, от нее веяло в то же время нежной задушевностью и певучестью.
Играл он совершенно свободно, без малейших усилий; трудностей для него как будто не существовало; вследствие этого игра его, невольно изумляя и поражая слушателей, в то же время производила истинно музыкальное впечатление; он не любил модных утонченных инструментальных эффектов, почти никогда не употреблял флажолетов с помощью двух пальцев правой руки, которые производили такой фурор в концертах; редко, в самых трудных своих вариациях, заходил он выше четырнадцатого лада, и то почти всего на одной квинте: вся красота и сила его игры лежала в основании мелодии и гармонии; он поражал оригинальностью своих певучих легато и роскошью арпеджио, в которых он сочетал мощь арфы с певучестью скрипки; в его игре сказывался особый оригинальный стиль композиции; его игра очаровывала, приковывала к себе слушателя и оставляла навсегда неизгладимое впечатление.
Высотский поражал слушателей не одной необыкновенной техникой своей игры, — он поражал их своим вдохновением, богатством своей музыкальной фантазии.
Он как бы сливался с гитарой; она была живой выразительницей его душевного настроения, его мыслей.
Никто из слушателей, да и сам он иногда не мог сказать, что и как он будет играть.
Он был вдохновенным импровизатором и почти никогда не повторялся.
Он мог по целым часам прелюдировать в самых роскошных пассажах и модуляциях, с бесконечным богатством аккордов, и в этом отношении был неутомим.
Существует любопытный рассказ о том, какое впечатление произвел он такого рода "пробами" на знаменитого в то время парижского гитариста-композитора Фердинанда Сора. В бытность свою в Москве, Сор выразил желание послушать Высотского.
Одним из любителей гитары специально для этого был устроен вечер. Пришел и Высотский, молча забился в угол и наотрез отказался играть первым.
Сор много и блестяще играл в этот вечер, играл даже прямо с фортепьянных нот, "с листа", довольно трудные вещи. Наконец пристали и к Высотскому.
Он взял гитару и, по обыкновению, стал ее "пробовать", да так и остался на одних пробах часа два с половиной.
В результате получилось такое сильное впечатление, что Сор пришел в отчаяние и объявил, что после такого артиста ему совестно взять в руки гитару и он готов разбить ее об пол. После этой встречи Сор и Высотский часто бывали друг у друга и расстались большими друзьями.
Сор всегда с уважением и восторгом вспоминал о Высотском.
Несмотря, однако, на блестящие успехи своей гитары, на многочисленность уроков, Высотский страшно нуждался.
Он был женат два раза; от первой жены имел одну дочь, которая умерла еще при жизни отца, немногим пережив свою мать. От второго брака Высотский имел четырех сыновей и одну дочь. В жизни практической Высотский был небрежным и беспечным человеком, страшно увлекающимся и бесхарактерным; вращаясь в обществе до безумия его любившего купечества, артистов и цыган, он предавался с ними отчаянным кутежам.
В конце концов кутежи эти превратились в пагубную страсть к вину, и Высотский стал пить. К этому еще следует добавить, что интерес к гитаре в начале сороковых годов заметно стал падать, вытесняемый модой и увлечением фортепьяно.
Скажем без преувеличения, что Высотский хоть в этом отношении был счастлив, что не дожил до полного упадка гитарной музыки и сошел в могилу, не развенчанный в своей славе. Следует заметить, что Высотский, несмотря на самую крайнюю бедность, доходившую иногда до ужасных размеров, до последних дней своей жизни дорожил и не расставался со своей любимой гитарой.
Гитара эта, как говорят, была подарена ему генералом Н. А. Луниным, большим почитателем этого инструмента.
Этому Лунину, между прочим, посвящали свои произведения А. О. Сихра и В. И. Морков.
Вообще, будучи беспечным и небрежным в жизни практической, Высотский был совсем другим в своем любимом искусстве — музыке.
Он стремился к изучению ее и искал знающих людей. Моцарт, Гайдн, Бетховен, Бах — приводили его в благоговейное изумление.
В особенности любил и уважал он Баха. Он даже переложил для гитары одну баховскую фугу. Высотский переделывал также для гитары и некоторые пьесы Моцарта, Бетховена, Фильда, Гуммеля (например, Rondo brillant). Но смерть уже стерегла Высотского: постоянные кутежи, нужда, неправильный образ жизни, полнейшее невнимание к себе — быстро подтачивали его крепкую по природе натуру.
Вскоре у него образовалась скоротечная чахотка и он умер скоропостижно, неожиданно для всех. Это была первая в истории русской семиструнной гитары тяжелая, незаменимая утрата; в живых оставались еще Сихра и Аксенов, но ни тот, ни другой не могли занять того места, которое имел Высотский как гитарист-виртуоз и гениальный композитор народных песен.
