Владимиров Мирон Константинович
Владимиров М. К. (1879—1925) — Род. в гор. Херсоне 15 ноября 1879 г. Отец мой (пишет о себе), арендатор, занимавшийся сельским хозяйством, серьезно заболел, когда я еще был ребенком (7—8 лет), и семья наша была поставлена в материальную зависимость от отца матери — зажиточного домовладельца.
Не испытывая острой нужды в самом необходимом, приходилось, однако, часто переживать серьезные затруднения, главным образом, из-за болезни отца. 13-ти лет поступил в сельскохоз. училище, которое не кончил (прошел только 5 классов, а шестой, специальный, оставил) по соображениям отчасти принципиального характера, так как меня хотели оставить на второй год не потому, что у меня не были переводные отметки, а потому, что я малоприлежно относился к школьным занятиям.
С 17—18 лет принимаю участие сначала в гимназических кружках, а затем и в рабочих в качестве лектора по ряду вопросов, преимущественно политической экономии и истории.
Около года прослужил в губернском статистическом управлении, где более близко знакомлюсь с положением крестьянства, но в горячих спорах между народниками и марксистами становлюсь решительно на сторону последних.
Отдельные номера "Искры", попадающие в Херсон, побуждают меня принять меры к поездке за границу, которая и удалась в середине 1902 г. Сначала в Берлине, а в конце года в Берне усиленно знакомлюсь с партийной обстановкой и отношениями, вступаю в бернскую группу "Искры". Однако сама по себе заграничная обстановка тяготит.
В мае, после разговоров с Владимиром Ильичом Лениным и Надеждой Константиновной, уезжаю в Россию с явкой в Киев, но июньская забастовка и провалы, связанные с нею, не дают мне возможности остаться в Киеве, так как не с кем было связаться по имевшимся двум явкам, и я на свой страх и риск отправляюсь в Гомель.
Главный мотив, побудивший меня отправиться в этот город, вытекал из факта полнейшей неорганизованности пролетариата всего района, что так ярко выявилось во время погрома.
В Гомеле нашел ячейку из пяти рабочих, которую перенял от доктора Залманова, вскоре уехавшего.
Постепенно удалось привлечь новые кадры, и спустя несколько месяцев гомельская организация "Искры" настолько укрепляется что кладется в основание вместе с новозыбковской группой Полесского комитета, который охватил своим влиянием, прокламациями по поводу японской войны и главнейших событий того времени значительную часть Могилевской, Черниговской и часть Полтавской губ. (гор. Ромны). Будучи послан на съезд 1905 г., еду в Лондон, где собирается III съезд, хотя большинство организаций, входивших в Полесский комитет, склонялось к меньшевикам.
Возвратившись немедленно после съезда в Россию, прилагаю все усилия, чтобы организационно связать все организации Полесского комитета с большевистским ЦК, но удается лишь не допустить этой связи с меньшевистским центром.
Но масштаб работы становится все более недостаточным, и в сентябре 1905 г. выезжаю в Петроград, где и прожил октябрьские дни. В начале ноября по распоряжению члена ЦК тов. Богданова командируюсь агентом ЦК на юг и начинаю свой объезд с Одессы.
Там содействую объединению большевиков с меньшевиками под углом зрения обеспечения за большевиками руководящего влияния на массы. В декабре оставляю Одессу и после некоторого перерыва работы, который провожу в Гомеле за изданием газеты, вновь возвращаюсь в Одессу, где состою секретарем комитета.
В мае весь состав комитета арестовывается; сижу в тюрьме до декабря, когда освобождаюсь под залог и уезжаю в Луганск.
Работаю там несколько месяцев, после чего по вызову екатеринославских товарищей и в связи с провалом руководящих меньшевиков срочно выезжаю в Екатеринослав, где начинаю руководить заводским районом.
В связи с ярко обозначившимся ликвидаторством меньшевиков борьба обостряется и ведет к разрыву, по в августе или сентябре меня арестовывают, опознают и отправляют в одесскую тюрьму.
В декабре военный суд приговаривает меня к ссылке на поселение, куда и отправляюсь в январе 1908 г. Пробыв в Иркутске и Александровском до мая, еду в село Преображенское Киренского уезда, где, однако, пробыл только неделю, и, благополучно убежав, переехал границу.
Сначала прожил год в Вене, затем переехал в Париж. До 1911 г. работаю в общей большевистской группе, но затем начинаются разногласия с тов ленинцами на почве отношения к меньшевикам.
Группа "партийцев-большевиков" считала, что необходимо держать курс на изоляцию ликвидаторской части меньшевиков путем сближения с левой частью меньшевизма, что требовало, по мнению этой группы, организационного сближения.
На этой платформе происходит объединение большевиков-партийцев с группой плехановцев.
Но это организационное сближение разлетается с первых же дней войны, когда большинство "большевиков-партийцев и часть меньшевиков" становятся на пораженческую позицию, а Плеханов — открыто на сторону оборонцев.
Вскоре после этого создается новая группировка, имевшая своим идейным органом парижскую газету "Наше Слово" и объединившая Троцкого, Мануильского, Антонова, Лозовского, меня и других товарищей.
Весь ход событий значительно сближает вновь с ленинцами, и когда февральская революция позволила возвратиться в Россию, то почти все бывшие "большевики-партийцы" сливаются с большевиками.
С этого момента моя дальнейшая работа протекает в порядке специальных назначений ЦК, но, к сожалению, концентрируется почти полностью только по советской линии: сначала в петроградской городской и продовольств. управе и в Наркомпроде, затем во Всеросс. эвакуац. комиссии, далее на фронте по железнодор. и продовольств. делам; с 1921 г. — Наркомпродом Украины, затем — наркомземом и, наконец, с 1922 г. перебрасываюсь в НКФ. (Автобиография, имеющ. в Истпарте и напеч. в "Эконом.
Жизни", 1925 г., № 67). В 1924 г. В. был назначен замест. председ.
ВСНХ СССР. Умер 20 марта 1925 г. {Гранат}
