Тверские великие и удельные князья

— могущественный и многочисленный княжеский род древней Руси, в течение почти двух с половиною столетий стоявший во главе великого княжества Тверского, от названия которого и получил свое собирательное имя. О времени основания центрального пункта Тверского княжества, Твери, в старину писавшейся также Тферью и Тьферью, мнения варьируют; одни историки относят это событие к 1181 г., когда Всеволод Юрьевич Большое Гнездо для охранения своих владений от набегов новгородской вольницы поставил при устье Тверцы (это имя река приобрела впоследствии) крепостцу, которая позже, около 1240 г., с низменного и потому часто заливаемого водою левого берега Волги была перенесена на правый, нагорный берег. Этому предположению о суздальском происхождении Твери, основанному на некоторых, впрочем не совсем определенных летописных данных, противополагается другое мнение, впервые высказанное проф. Беляевым и основывающееся на исторических соображениях общего характера.

Не отрицая того, что крепостца Тверь действительно заложена в 1181 г., проф. Беляев, а за ним и другие историки считают вполне вероятным, что основанию крепостцы на левом берегу Волги предшествовало основание на правобережной стороне торгового поселения, начало которому значительно раньше было положено новгородцами; сохранилась даже грамота от 1134 или 1135 г., в тексте которой упоминается "тверской гость", из чего следовало бы сделать решительное заключение о существовании Твери уже в это время, если бы подлинность грамоты не подлежала сомнению.

В общем можно считать установленным, что в конце IX или в начале X века новгородцами на принадлежавшем им тогда правом берегу Волги основано торговое поселение, которое никакой политической роли не играло и потому летописями обходилось молчанием, а затем в первой четверти XII века на противоположном берегу суздальскими князьями заложена была крепость, позже перенесенная на правый берег, после покорения последнего Владимирским княжеством.

Первое вполне определенное летописное слово о Твери относится к 1209 г. в связи с раздорами между Новгородом и вед. кн. Всеволодом, сын которого Константин ходил на Торжок и затем, согласно Лаврентьевской летописи, — "возвратишеся с Тьфери", а Воскресенская летопись, говоря о том же, выражается еще яснее — "сынове Всеволожи отошли суть на Тверь в Володимер ко отцю своему". В начале ХIIІ в. Тверь несомненно принадлежала владимирско-суздальским князьям и примыкала к Переяславльскому уделу; это видно, наприм., из того, что приглашенный к себе новгородцами и до того сидевший в Переяславле Ярослав Всеволодович, прибыв в Новгород и схватив новгородского тысяцкого Якуна Зуброжинича и новоторжского посадника Фому Доболомича, "поточи я в Тверь", и позже, когда тот же Ярослав поссорился с Новгородом, "его мужи, собравши тверичь, путь от Новгорода засекоша и реку Тверцу", т. е. препятствовали подвозу в Новгород товаров и жизненных припасов; наконец, вставший на защиту новгородцев кн. торопецкий Мстислав Удалый, получив от Ярослава отказ заключить с Новгородом мир и прекратить враждебные действия, отомстил Ярославу походом на ту же Тверь, Ярослав же, "слышав, оже грабят тверьское, иде с Торжку во Тверь", результатом чего был известный Липецкий бой. Приведенные данные с достаточною определенностью свидетельствуют о том, что Тверь в указанное время принадлежала к отчине Ярослава, т. е. к Переяславльскому уделу. С другой стороны, выражение "грабят тверьское", по толкованию новейших историков, равносильно выражению "грабят Тверской край" и указывает на видное положение Твери уже в это время, возвысившейся до того, что ее именем обозначается целый край. После 1216 г., т. е. со времени опустошений Мстислава, Тверь почти совсем не упоминается до эпохи нашествия татар, когда и она и прилегающий к ней край были сильно опустошены.

Начало самостоятельного существования Тверского княжества нужно отнести к 1245—1247 гг. Ярослав Всеволодович, после смерти своего брата сделавшийся великим князем Владимирским, отдал прежний свой удел, Переяславль, сыну Александру (Невскому), а Тверь — другому сыну, Ярославу Ярославичу, который и является первым самостоятельным тверским князем.

Во вновь образовавшееся княжество, помимо самой Твери, вошли еще следующие более крупные населенные пункты: Кашин, Микулин, Холм, Ржева, Зубцов, Новый Городок (Старица).

Пространство, занимаемое Тверским княжеством, относительно было небольшое — около 140—150 верст в длину и от 20 до 85 верст в ширину.

Тем не менее, уже на первых порах своего существования Тверь приобрела исключительное положение среди других княжеств древней Руси, чему способствовали, с одной стороны, ее военные успехи, и с другой — то обстоятельство, что первые тверские князья были вместе с тем и великими князьями Владимирскими.

О значении тверских князей можно судить и по тому, что многие из них одновременно княжили и в богатом и могущественном Великом Новгороде, иногда приводя его свободолюбие под свою волю, а Новгород, как известно, приглашал к себе в князья только самых сильных из Рюриковичей.

В начале XIV в. соперницей Твери выступает Москва.

С этого времени между двумя сильнейшими северно-русскими княжествами — Тверским и Московским — начинается жестокая и упорная, борьба, видимым объектом которой являлось великое княжество Владимирское, а истинным — политическое преобладание, политическая гегемония.

Борьба продолжалась около 180 лет, вначале с переменным успехом для той и другой стороны, даже скорее с большим успехом для Твери, князья которой продолжали еще долгое время оставаться Владимирскими великими князьями и вершить дела на Северной Руси по своей воде; но потом, при московском князе Иване Калите и особенно при Дмитрии Донском, чаша весов склонилась на сторону Москвы, и Тверь потеряла свое первенствующее положение, а в 1486 г. она совсем была покорена и поглощена своей соперницей.

Тверское княжество на своей территории дало начало нескольким удельным княжествам, в отличие от которых оно стало называться великим, — эпитет, который перешел и к самим князьям, сидевшим на тверском столе. Впервые в особый удел вышел Кашин, который около 1319 г. достался младшему сыну Михаила Юрьевича — Василию.

Кашинские князья — единственно из всех удельно-тверских князей добились выдающегося положения и настолько усилились, что вели, и не без успеха, борьбу даже с Тверью.

Почти одновременно с Кашинским возникли и другие уделы на Тверской земле: Холмский — первый князь Всеволод Александрович (14), Микулинский — Михаил Александрович (26), Зубцовский — Борис Александрович (7), Дорогобужский — первый князь неизвестен, вероятно, Константин Михайлович (24). Удельно-тверские князья Холмские, Микулинские, от которых позже обособились кн. Телятевские с уделом того же имени, затем кн. Зубцовские, удел которых как выморочный вскоре снова вошел в собственно Тверское княжество, — играли роль второстепенную и в договорных грамотах всегда фигурируют как "молодшая братия" Тверских князей.

Наконец, кн. Дорогобужские и произошедшие от них кн. Чернятинские, за исключением Еремея Константиновича (из числа первых), в истории Твери вообще почти никакой роли не играют и даже в летописях встречаются редко. I. Родословные. A. Pукописные: В Архиве министерства иностранных дел в Москве №№ 84/110 (4°, гл. 8), 174/280 (F° гл. 8), 187/296 ("Родословная книга о великих князех от Августа Кесаря Римского и о великих князех великие России Московского государства и о удельных князех", 4°), 222/383 ("Родословец",4°), 592/1094 ("Родословец русских великих князей и удельных князей русских"); в Импер. Публичн. библиотеке — Q, IV, №№ 47, 102 (гл. 8), 272; там же, в отд. древнехранилища М. П. Погодина — №№ 1518 ("Лествица великих государей и великих князей русских") и 1604; в библиотеке Имп. академии наук — №№ 29 (4°, гл. 8—9), 31 (4°) и 37 (F°); в Моск. обществе истории и древностей российских — №№ 177, 178 и 179 (4°, гл. 10). — Б. Изданные: "Родословная книга в трех списках, синодальному и двум другим", изд. "Времен.

Импер. Моск. общ. истор. и древн. Российск.", кн. X, Москва 1851. — "Родословная книга князей и дворян российских и выезжих" ("Бархатная книга"), ч. II, Москва 1787, гл. 7. — М. Г. Спиридов, "Сокращенное описание служеб благородных российских дворян", Москва 1810. — T. Мальгин, "Зерцало российских государей", изд. 3-е, СПб. 1791. — "Родословная книга великих и удельных князей рода Рюрикова", в "Записках касательно российской истории", ч. V, СПб. 1793. — И. Жанти, "Родословная царей и князей русских... с присоединением хронологических таблиц", Тифлис 1888. — Н. Строев, "О родословии владетельных князей русских", "Сын Отечества", 1844, ч. XIV, и "Жизнь и труды П. М. Строева". — (Приписываемый Екатерине II) "Родословник князей великих и удельных рода Рюрикова", СПб. 1793. — Л. Митон, "Родословная владетельных российских князей по росписям H. M. Карамзина", СПб. 1821. — И. Шилов, "Родословные таблицы", в "Ключе, или алфавитном указателе к Истории России Соловьева". — П. Хавский, "О родословных росписях потомства вел. кн. Рюрика", "Северная Пчела", 1835, № 135. — Эрмерин, "Общий обзор родов, происшедших от вел. кн. Рюрика". — Кн. Лобанов-Ростовский, "Русская родословная книга", 2 т. — Кн. П. Долгоруков, "Российская родословная книга", т. І, СПб. 1854. — П. Н. Петров, "Для немногих; специальные заметки по генеалогии, истории, археологии и искусству", СПб. 1871. — Его же, "История родов русского дворянства", т. І, СПб. 1885. — Н. Головин, "Родословная роспись потомков вел. кн. Рюрика", Москва 1851. — В. Дурасов, "Родословная книга всероссийского дворянства", ч. І, СПб. 1906, отд. І, гл. 2. — Барсуков, "Обзор источников и литературы русского родословия". II. Летописи и акты: "Полное Собрание Русских Летописей", т.т. I, II, IV, V, VI, VII, VIII, XV. — "Никоновская летопись", т.т. II — V. — "Собрание Государств.

Грамот и Договоров", т. I, №№ 31, 38, 56—59, 67, 86, 97, 98, 110, 111, 124, 138, 144, 151, 187. — "Акты Археограф.

Экспедицщ", т. I, № 78. — "Дополнения к Актам Историч.", т. I, № 3. — "Акты Западной России", т. I, №№ 33, 50, 51, 71. — "Микулинская летопись, составленная по древним актам", Москва 1854. — "Хожение за три моря (тверского гостя) Афанасия Никитина", изд. И. И. Срезневским в "Учен. Записк. 2-го отдеп. Академии Наук". — Матвей Меховский, "Descriptio Sarmatiarum Asianae et Europianae et eorum quae in eis continentur", кн. II, глава "De Moskovia" (критич. разбор в ст. "Матвей Меховский и его сочинение "О двух Сармациях", "Отечеств.

Записки", 1854 г., т. III). — Adelung, "Augustin Freiher von Meyerberg und seine Reise nach Russland", с прилож. атласа рисунков, на 26 листе которого изображен герб Тверского княжества, а на 27 л. — вид древней Твери. — "Библиотека иностранных писателей о России", главы о Кампензе и о Павле Иовий. — "О синодике Старицкого Успенского монастыря", "Журнал 17-го заседания Тверск. учен. арх. ком.", 3 авг. 1888 г. в "Тверск.

Губ. Вед.", 1888, № 86. III. Пособия общего характера и отдельные статьи.

Н. Карамзин, "История госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843 г., т.т. IV — IX. — С. М. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Общ. Польза", кн. І — II. — В. Татищев, "История Российская с самых древнейших времен", т.т. II — III. — Бестужев-Рюмин, "Русская история", т. І. — Беляев "Рассказы из русской истории", т. II. — Его же, "Русская земля перед прибытием Рюрика", стр. 87—88. — Его же, "Географические сведения на Руси", "Записки Русск. Географич.

Общ.", 1852, т. VI, стр. 52. — Костомаров, "Северно-русские народоправства", т. І. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 269+152. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период", СПб. 1891, т. II, стр. 444—557. — Барсов, "Очерки русск. историч. географии", стр. 165. — Соловьев, "Географич. известия о древней России", "Современник", 1853, т. 86, стр. 111. — "Списки населенных мест в Тверской губернии", т.т. І — XXV. — Краткое описание Тверской губернии", Тверь 1847, стр. 48—49. — В. И. Покровский, "Истор.-статистическое описание Тверской губ.", т. І, Тверь 1879. — "Остатки старины в Тверской губ.", "Тверск.

Губ. Вед.", 1865, № 10. — "Тверские древности", там же, 1845, прибавл. к № 1. — "Происшествия в России, современные построению Твери", там же, 1840, № 27. — Европеус, "О курганных раскопках около погоста Бежецы в Бежецком у. Тверской губ.", "Журн. Мин. Нар. Просв.", 1872, № 12. — Сахаров, "Обозрение русской археологии", "Записки Русско-Слав. Археологии", т. І, стр. 9. — Чертков, "Описание древних русских монет", Москва 1834. — Рейхета., "Дополн. к русск. нумизматике", "Записки Академии Наук", т. I, стр. 28. — Энциклопед. и справочные словари Плюшара, Березина, Крайя-Старчевского, т-ва "Просвещение", Брокгауза-Ефрона, s. v. IV. Об отдельных городах u княжествах. A) O Kaшинском княж.: Проф. Иноземцев, "Удельные князья Кашинские", "Чтения Моск. общества истор. и древн. Российск.", 1873, № 4. — Б) О Калязине — "Записка о городе Калязине", "Архив историч. сведений" Калачова, т. II. — Ратшин, "Полное собрание сведений о русских монастырях". — И. Некрасов, "Зарождение национальной литературы в Северной Руси", Одесса 1870. — В) О Ржеве: Статья проф. Цеплина в "Северн.

Архиве", 1882, ч. IV. — Г) О Mикулине: "Историческая записка о селе Микулино-Городище", Тверь 1852. — Мартынов, "Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества", т. І, тетр. 11. І. Тверские князья. 1. Александр Иванович, средний из троих сыновей Ивана Михайловича (22), двенадцатый князь на тверском столе, родился около 1380 г. Первое летописное слово о нем относится к 1390 г., когда он находился в числе встречавших митрополита Киприана, приглашенного в Тверь Михаилом Александровичем (26), дедом А. И., для суда над тверским владыкою Евфимием.

В 1399 г. А. И., по завещанию Михаила Александровича, получил совместно со своим отцом Тверь и ряд других городов, но так как Иван Михайловичи", став великим князем, владел всем полученным для себя и сыновей нераздельно, то А. И. никакого удела не имел. Только в 1402 г. ему отказал свою часть удела Иван Всеволодовичи, холмский, и с этого времени вплоть до мая 1425 г. А. И. является в сущности князем холмским.

Сделавшись удельным князем, он стал принимать заметное участие в тогдашних политических событиях, главным образом в ссорах отца с его братом Василием Михайловичем (11) кашинским в сношениях первого с Литвою.

Например, в 1403 г. он, по поручению отца, ходил с тверскими полками на Кашин и завладел им, а в следующем 1404 г. был под Смоленском, в лагере Витовта, к которому ездил, вероятно, с какими-либо поручениями от отца. Когда Иван Михайлович в 1405 г. вновь овладел Кашином и посадил там своих наместников, для приведения кашинских дел в порядок и осмотра городских укреплений был послан А. И. Вслед за этим имя А. И. исчезает со страниц летописей на целых шесть лет, вплоть до 1411 г., когда он упоминается гостящим у Витовта в Киеве, принявшего и отпустившего его "со многою честью". Конечно, и на этот раз поездка А. И. к Витовту была связана с каким-либо поручением от Ивана Михайловича, что находит подтверждение в заключенном между тверским и литовским князьями годом позже "единачестве", т. е. союзе. 22 мая 1425 г. умер Иван Михайловичи., и А. И., как старший из живых сыновей его, унаследовал великокняжеский тверской стол, но на нем сидел очень недолго: 25 октября того же 1425 г., после пятимесячного княжения, он умер от морового поветрия.

А. И. был женат на дочери моложского князя Федора Михайловича, по имени неизвестной, от брака с которой имел троих сыновей — Юрия (34), Бориса (7) и Ярослава (37). Полное Собрание Русских Летописей т. IV, стр. 106, 121, 360; т. V, стр. 252, 263 т. VI, стр. 74, 130—132; т. VIII, стр. 75—76, 193 т. XV, стр. 445, 470—471, 488. — Никоновск. летоп., т. IV, стр. 195, 305, 307, 308, 314—315 т. V, стр. 37, 42—43. — Татищевский свод, т.ІV, стр. 410, 456, 459, 490. — Карамзин, "История госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, т. V, стр. 101, 119, 143; прим. 186, 212. 232, 254, 258. — Арцыбашев, "Повествование о России". т. II, стр. 156, прим. 1119. — С. М. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Обществ.

Польза", кн. І, стр. 1026, 1083. — Ключевский, "Источники древне-русских житий святых", стр. 183. — С. В. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 171, 177, 179, 191; прим. стр. 110—112. — А. В. Экземплярский, "Великие и уделные князья Северной Руси", СПб. 1891, т. II, стр. 106, 497—499, 503—507, 534, 536, 547, 555. 2. Александр Михайлович, второй сын Михаила Ярославича (31), пятый великий князь на тверском столе, род. 7 октября 1301 г. Когда отец его, уезжая в орду, разделил между детьми свою вотчину, А. М. достались, как кажется, Холм и Микулин; такое заключение можно вывести из того, что именно этими городами владело потомство А. М. Сам он в своем уделе если и бывал, то очень редко, живя преимущественно в Твери, где его присутствия, как старшего в роду после княжившего Дмитрия Михайловича (16), требовали тревожные времена и постоянные ссоры Твери с Москвою.

В 1320 г. А. М. ездил в Москву в связи с хлопотами о получении тела убитого в орде отца и там с Юрием московским "в любовь по целованию крестному" "докончал мир", впрочем настолько непрочный, что уже в следующем году он был нарушен Юрием его походом на принадлежавший Твери Кашин и требованием от последней уплаты 2000-рублевого "выхода". А. М. был одним из лиц, стоявших в челе тверской рати во время этого похода, закончившегося без кровопролития, — уступкою тверского князя домоганиям Москвы.

Следующее летописное слово об А. М. относится к 1322 г., когда он на p. Урдоме, притоке Волги, подстерег ехавшего в орду Юрия и отобрал у него упомянутый выше денежный "выход", который тот сначала было утаил, а теперь вез хану. В летописях не имеется никаких указаний о том, подвергся ли А. М. ханскому гневу за самовольный поступок.

Возможно, что ограбленные деньги он сам отвез хану, и только, пожалуй, этим и можно объяснить благоволение к нему хана в то время, когда в 1224 г. его старший брат Дмитрий Михайлович убил в орде Юрия. Виновника убийства разгневанный хан несколько позже казнил, тверских князей называл "крамольники и ратных себе", А. М. же, тоже находившегося тогда в орде, беспрепятственно отпустил в Тверь, впрочем с какими-то "должницами его" (см. стр. 399), от которых "много тягости было Тверской земле"; после казни же брата А. М. не только был утвержден тверским князем, но даже получил ярлык на великое княжество Владимирское.

Таким образом, тверской стол вместе с великокняжеским Владимирским А. М. получил в конце 1335 г., а вскоре после того своим князем его признал и Новгород.

Первенство А. М. среди русских князей было непродолжительно.

Падение его связано с так называемой "щелкановщиной". В 1327 г. из орды в Тверь явился татарский посол, двоюродный брат хана Узбека — Шевкал, более известный по народно-былинной песне под именем Щелкана Дудентьевича.

О целях его посольства не сохранилось достоверных данных.

Известно лишь, что как он сам, так и сопровождавший его татарский отряд, по-видимому не очень численный, страшно угнетали тверичан "насильством, и граблением, и биением, и поруганием", а по слову упомянутой песни стали они — И вдовы-то безчестити, Красны девицы позорити, Надо всеми наругатися, Над домами насмехатися.

Такой произвол вывел тверичей из терпения, и 16 августа они восстали: "смятошася людие, удариша в колокол и собрашася вечием"; возбуждение перешло в "замятню", ожесточенные тверичане набросились на татар, большинство их перебили, а Щевкала в занятом им силою великокняжеском дворце сожгли.

Узнав о мятеже и гибели своего любимца, хан пришел в ярость.

Судя по отрывочным летописным данным, сам А. М. к мятежу и его исходу был непричастен, даже старался образумить обращавшихся еще раньше к нему жителей с жалобами на притеснения.

Тем не менее, вероятно не без соответственных усилий московского князя, дело пред ханом было изображено так, что главным виновником случившегося оказался А. М. Хан потребовал к себе Ивану Калиту (или Калита сам поспешил в орду), дал ему 50-тысячное войско и послал на Тверскую землю. Во главе этой силы и в союзе с суздальским князем Андреем Васильевичем, Калита взял Тверь и Кашин, "а прочая грады и волости пусты сотвориша, а люди изсекоша, а иных во плен поведоша", и даже пожег и пограбил Новоторжскую волость, принадлежавшую Новгороду; "и бысть тогда всея русской земле велия тягость, и томление, и кровопролитие..." Бороться с такою силою A. M. было невозможно.

Задумав бежать, он обратился с просьбою о приюте к Новгороду, но тот, из опасения навлечь на себя разоренье татар, просьбу отклонил.

Тогда А. М. ушел в Псков, куда за ним последовали его мать и братья, Константин (24) и Василий (10). Стремившийся тогда к отделению от Новгорода и к полной самостоятельности, даже "себе владыку и князя умыслиша", Псков принял А. М. с радостью и, по некоторым известиям, посадил его на свой стол. Таким исходом хан был менее всего доволен он приказал русским князьям доставить A. M. в орду. Приказ был категоричен, и, не говоря уже о Калите, после бегства А. М. утвержденном в достоинстве великого князя Владимирского, даже родной брат А. М., Константин, занявший в его отсутствие тверской стол, посылал ему совет идти в орду. А. М. отказался.

В силу нового приказа хана силою доставить тверского князя на его суд, многие князья во главе с Калитою ополчились на Псков. Видя, что Пскову в предстоящей неравной борьбе не устоять, А. М. выразить уже готовность идти "за всех страдати", но вече "крест целоваша, что его не выдати русским князем", и заявило: "мы вси главы своя за тебя положим". К противникам А. М. присоединилась и духовная власть: митрополит Феогност, по уговору Калиты, наложил на непокорных псковичей отлучение.

Эта почти всеобщая погоня князей и духовенства на опального А. М., готовность их помочь хану и выдать ему головою одного из своих возмущает даже летописцев, один из которых выражается особенно энергично: "вложил окаянный враг дьявол злую мысль князьям русским взыскать князя Александра Михайловича тверского, повелением царя татарского царя Азбака и подъяша всю землю Русскую". Ввиду такого против него ополчения А. М. решил удалиться в Литву, к своему другу Гедимину, перед уходом приняв от псковитян клятву, что они не выдадут его жены. Из Литвы он возвратился через 1? года и остановился опять в Пскове, где вторично был посажен на княжеский стол. Здесь он прожил еще около 8 лет. В 1335 г. Калита хотел было снова двинуться на убежище А. М., но против его затем на этот раз восстал Новгород, ввиду изменившихся политических обстоятельств начавший тяготеть к Литве. Калита должен был отказаться от своего намерения.

Понимая, однако, что покой его в Пскове непрочен, А. М. решился на рискованный шаг — отправиться лично в орду с повинною.

В 1336 г. он послал туда предварительно сына своего Федора (39). Последний "со слезами многими просил об отце своем" и добился ханского ответа — пусть сам отец "придет с виною и просить, тогда не отъидет без милости". Ввиду таких благоприятных вестей А. М. не замедлил явиться в орду; в 1337 г. он находится уже там. Прямодушие, открытые речи, "сладость словес и смирение" А. М. понравились хану, и он сложил свой гнев и вернул А. М. его княжество.

В 1338 г. А. М. возвратился в Тверь и сел на княжеский стол, беспрепятственно уступленный братом; тогда же из Пскова прибыли его жена и дети. Княжение его было и на этот раз недолговременно.

Между Тверью и Москвою не замедлили обнаружиться вновь раздоры.

Причина их кроется, по-видимому, в том, что А. М. захотел возвратить себе Владимирское великое княжение, от которого Москва не пожелала отказаться.

К этому времени многие бояре А. М. покинули Тверь и перешла в Москву или потому, что в результате грядущих распрей предвидели победу Москвы, или же потому, как полагают Карамзин и Соловьев, что они, коренные тверские бояре, завидовали новым любимцам князя, которых тот приобрел во время скитаний вне отчины.

В 1338 г. А. М. послал сына Федора сначала к Калите для переговоров о возврате великого княжения, а после их неудачи — в орду с целью хлопотать о том перед ханом. Туда же отправился и Калита, который старался очернить всячески А. М., в чем и успел; это подтверждается и летописным словом: "его же (Калиты) думою посла царь Азбяк на Русь по князя Александра Михайловича", т. е. хан потребовал последнего к себе. По Никоновской летописи, хан требовал его "не с яростью и жестокостью, но с тихостью и кротостью", обещая дать ему "великое княжение и честь велию", — действуя так вероятно из опасения, чтобы А. М. снова не ушел в Литву. Осведомленный об успехах Калиты, А. М. медлил поездкой в орду; уклонился он и по вторичному посылу, но послал сына Федора разузнать о положении дел. Несмотря на неблагоприятные вести, в середине 1339 г. А. М. наконец решился предстать пред ханом. Прибыв в орду, он собирал справки, дарил приближенных хану лиц и пр., но дело его было проиграно — ему объявили, что он будет казнен. 28 октября того же 1339 г., после того как он сделал необходимые распоряжения по вотчине, А. М. вместе с сыном Федором был убит: — "розоимаша их по составам". Тела убитых были привезены в Тверь, где и преданы земле в церкви Спаса Преображения. A. M. был женат с 1320 г. на Анастасии, по отчеству и по происхождению неизвестной, и от брака с нею имел сыновей: Льва (25), Федора (39), Всеволода (14), Михаила (26), Владимира (13) и Андрея (5) и дочерей — Ульяну (46) (супруга Ольгерда) и Марию, бывшую в супружестве за Семеном Гордым.

Полное Собрание Русских Летопис., т. I, стр. 230; т. III, стр. 73—75, 77—79; т. IV, стр. 50—54, 185—186; т. V, стр. 12, 210, 215—222; т. VII. стр. 185, 191—192, 197—201, 204—205; т. XV, стр. 412—416, 418—420, 467. — Никоновская летоп., т. III, стр. 124, 126—131, 137, 141, 151—154, 164—170. — Татищ. свод, т. IV, стр. 101, 112—113, 115—117, 122—125, 136—142. — Супрасл. рукопись, изд. кн. Оболенским, стр. 52. — "Собрание Госуд. Грамот и Договор.", т. I, № 15. — "Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым", Москва 1818, стр. 31—36. — "О происхождении Нащокиных", "Временник", 1851, т. X, по списку А, стр. 197. — Костомаров, "Начало единодержавия", "Вестник Европы", 1870, № 12. — Его же, "Русская история в жизнеописаниях", СПб. 1873, стр. 185. — С. М. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Обществ.

Польза", кн. І, стр. 908, 911, 916—918, 920—921. — Его же, "Отношения между русскими князьями Рюрикова дома", стр. 467. — Карамзин, "История госуд. Российск.", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843, т. IV, стр. 113, 120—122, 124—126, 134—144; прим. 206, 243, 248, 253, 258, 260, 263, 280, 286, 290, 299—301, 304—306, 308; т. V, стр. 221; т. VII, стр. 28. — И. Д. Беляев, "Рассказы из русской истории", расск. 6-й. — Бестужев-Рюмин, "Русская история", т. І, стр. 393. — Вешняков, "О возвышении Москвы", стр. 62. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 120—126, 253—261; прим. стр. 64—71, 151. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 48, 85, 86, 161—162, 291, 367; 398, 447, 469—478, 485, 538—540, 550, 640, 641. — Иловайский, "Русская история" (Московско-Литовский период). 3. Александр Михайлович, первый сын Михаила Александровича (26), в отличие от своего брата того же имени (4) называется большим; на великокняжеском столе он не сидел и особого удела не имел, почему тверским князем, вернее княжичем, его следует считать только лишь как одного из членов рода. О нем только в Никоновской летописи, под 1357 г., замечено, что он скончался "у бабы своея, у великие княгини Софьи в Софийском монастыре", чем и исчерпываются дошедшие до нас известия.

Никоновск. летоп., т. III, стр. 120. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси", СПб. 1891, стр. 497, 641. 4. Александр Михайлович, прозванием Ордынец, второй сын Михаила Александровича (26), см. Кашинские князья. 5. Андрей Александрович, шестой сын Александра Михайловича (2); сведения о нем скудны, но несомненно, что особого удела он не имел, почему за ним и сохранилось имя рода — тверского князя. Из Никоновской летописи видно, что он скончался в 1364 г. от моровой язвы; затем имя его упоминается среди других князей и княжичей в жалованной грамоте кн. Василия Михайловича (10) Тверскому отрочу монастырю.

Он был женат на некоей Евдокии, ни по отчеству, ни по происхождению нам неизвестной, но потомства не оставил.

Никоновская летоп., т. IV, стр. 9. — "Акты Археографич.

Экспедиции", т. I, № 5. — А. В. Экземплярский, "Велик. и уд. князья Северной Руси", т. II, стр. 476, 569, 526, 641. — Карамзин, "Ист. гос. Рос.", изд. Эйнерлинга, т. V, стр. 5, прим. 5. 6. Андрей Иванович — лицо невыясненное; в договоре 1437 г. Бориса Александровича (7) с вел. кн. московским Василием Темным А. И. упоминается целующим крест в соблюдении этого договора и называется тверским князем; однако, из этого единственного упоминания о нем совершенно не видно, чей, какого князя Ивана он сын. По хронологическим соображениям его следует считать вероятнее всего сыном кн. Ивана Ивановича (21), хотя родословные и не дают последнему мужского потомства. "Акты Археограф.

Экспедиции", т. I, № 33. — А. В. Экземплярский, "Вел. и уд. князья Сев. Руси" т. II, стр. 537, 641, 643. 7. Борис Александрович, средний из троих сыновей Александра Ивановича (1) тринадцатый князь на тверском столе, дата рождения в точности неизвестна, вероятнее всего относится к 1402—1404 гг. Начинает упоминаться в летописях с 1426 г., когда умер его старший брат, Юрий Александрович (34), и Б. A. занял после него тверской стол. Надо думать, что последним он овладел не без борьбы со своим племянником Иваном Юрьевичем (23), сыном умершего князя и, следовательно, прямым наследником тверского стола, в конечном результате удовлетворившимся Зубцовым.

Был, по-видимому, и другой претендент на тверской стол, кашинский князь Василий Михайлович III (28), долгое время неизвестно где скитавшийся и теперь возвратившийся в Кашин в надежде на получение стола. Надежды эти, однако, не оправдались, так как В. А. схватил его и посадил под стражу.

Княжение Б. А. было в общем спокойно.

Он совершенно прекратил борьбу с князьями тверских уделов и все внимание сосредоточил на отношениях к Москве и Литве, стремясь к заключению выгодных союзов то с той, то с другой стороной и силясь поддержать между них самостоятельность своего княжества.

В августе 1427 г. Б. A. заключил договор с Литвою "быть заодно": Витовт не вступается "ни в великое княжество Тверское, ни в воды, ни в земли тверския", ни в отношения Б. А. к родичам его, "так как он (Б. А.) волен и жаловать, и казнить кого хочет"; далее, Витовт дает обещание не принимать к себе никого из родственников Б. А. с их вотчинами, а если кто и уйдет в Литву, то отчина беглеца остается в распоряжении тверского князя. Подобные же обязательства дал и Б. А. по отношению к Витовту.

Каждая сторона, наконец, обязывалась помогать другой во всех затруднительных случаях "думою и помочью", словом и делом. И Б. А. добросовестно выполнял принятые им на себя обязанности; в 1428 г. он, напр., помог ратью Витовту против Новгорода, с которого литовский князь взял большой окуп. Союзные и дружественные отношения его с Литвою подтверждаются и другими фактами: в 1430 г. Б. А. ездил к Витовту в гости, когда тот намеревался короноваться королевским венцом и устроил известный съезд коронованных лиц. После смерти Витовта Б. А. в том же 1430 г. породнился с преемником его вел. кн. Свидригайлом Ольгердовичем, женившимся на двоюродной сестре Б. А., Анне Ивановне, и помогал ему в его борьбе с братом Витовта, Сигизмундом Кейстутовичем, а позднее, в 1432 и 1433 гг., посылал ему на помощь своего брата Ярослава (37). Когда же Свидригайло в 1435 г. под Вилькомиром был разбит, Б. А. поспешил заключить союзный договор также и с его победителем, Сигизмундом.

В последовавших затем московских смутах Б. А. не принимал участия.

Тверь в это время служила только убежищем для московских изгнанников.

Прежде других, в 1433 г., явился туда из Москвы боярин Иван Дмитриевич Всеволожский, тесть дяди Б. А. Юрия Ивановича (36). Всеволожский питал, по-видимому, надежду на то, что ему удастся пробудить в Б. А. старинную вражду Твери к Москве, но успеха не имел и ушел к претенденту на московский престол Юрию Дмитриевичу галицкому.

Побежденный последним, в том же году в Тверь бежал и великий князь московский Василий Васильевич с матерью и женою; В. А. принял их с почетом и с честью же отпустил в Кострому.

В 1434 г., после вторичной победы Юрия над Василием Васильевичем, в Тверь бежал шурин В. А. кн. Иван можайский, а по смерти Юрия спасся бегством в Кашин сын его, Василий Косой. Около 1440 г. Б. А. изменил направление своих симпатий.

Когда на московский престол снова сел Василий Васильевич, Б. A. разрывает свой союз с Литвой и заключает дружественный договор с московским князем.

Этот договор, заключенный князьями как равный с равным, следовательно возвративший Б. А. давно утраченное тверскими князьями положение, — содержит в себе взаимные обязательства князей помогать друг другу против татар, литвы, ляхов и немцев, а также обещания Василия Васильевича не брать Твери и Кашина, если ему предложат их татары, взамен чего Б. А. обязуется сложить крестное целование к Сигизмунду, заявив ему, что он теперь заодно с Москвою.

В 1440 г. Б. А. дал московскому князю помощь против Новгорода, а в 1444 г. неизвестно по каким побуждениям сам ходил на республику и повоевал пограничные новгородские волости — Бежецкий Верх, Заборовье и некоторые новоторжские заселения.

Год спустя он дважды повторил поход на новгородские земли — сперва пограбил 50 новгородских и бежецких волостей, а во второй раз взял Торжок и пограбил его, причем увез в Тверь пограбленного товару 40 "повозков". Успех Твери может быть объяснен тем, что Новгород был занят борьбою с немцами и внутренними смутами, вследствие чего не мог дать надлежащего отпора.

Вскоре Б. A. должен был принять участие и в московской смуте. Некоторые летописи, напр. Никоновская, передают, что в возникшей между Дмитрием Шемякой и Василием Васильевичем борьбе В. А. принял будто бы сторону первого и даже был причастен к ослеплению второго.

В ряде других источников этого известия нет, и исследованиями новейших историков оно вовсе отвергается, — слишком этому противоречат как последующие события, так и положение вещей в тот момент.

С одной стороны, Б. А. находился в таких дружественных отношениях с Василием Васильевичем, что опасаться последнего у него едва ли были основания.

С другой же, хорошие отношения между князьями сохранились и в течение последующего времени, что, конечно, оказалось бы невозможным, если бы Б. А. был участником ослепления Василия Васильевича.

Последнему, уже слепому, дали, как известно, Вологду, но он пробыл там недолго и в 1447 г. отправился в Тверь, где Б. А. принял его с почетом и богато одарил; здесь же и тогда же состоялось обручение семилетнего сына Василия Васильевича, Ивана, с дочерью тверского князя Марией Борисовной (брак последовал только в 1452 г.); наконец, В. А. помог Василию Темному и ратною помощью в его походе против Шемяки, за что московский князь, после победы над соперником, отблагодарил его уступкой Ржевы, жители которой, впрочем, не пожелали перейти к Твери и добили Б. А. челом лишь после того, как тверской князь принудил их к тому оружием.

Вскоре, однако, на Ржеву напал литовский князь Казимир, и Б. А., временно пребывавший там со своею семьей, едва успел спастись от плена бегством.

Но в 1449 г. вражду Б. А. с Казимиром заменил союз, закрепленный особым договором, который в существенных чертах сходен с договором, заключенным тверским князем раньше с Витовтом.

В 1453 или 1454 г. Б. А. и московский великий князь вновь подтвердили свой союз и дружбу договором, главные пункты которого гласят: 1) каждый из князей, ни дети их, ни "молодшая братья" их не должны принимать к себе недругов другой стороны; 2) отчины князей, отъехавших из Твери в Москву, остаются за тверским князем, а из Москвы в Тверь — за московским; 3) оба князя взаимно обязываются заботиться о жене и детях того из них, который раньше умрет; 4) в случае нападения на одного из договаривающихся князей литвы, ляхов или немцев, другой должен лично садиться на коня и спешить на помощь первому; 5) московский князь обязуется не принимать от татар Твери и Кашина, и Б. А. — Москвы и Новгорода.

В договоре князья друг друга называют "братьями",т.е. выступают как равные стороны.

Б. А. скончался 10 февраля 1461 г. и погребен в Спасо-Преображенском соборе в Твери. Он был женат дважды: в первый раз на Анастасии Андреевне (ум. 12 февраля 1451 г.), сестре можайского князя Ивана Андреевича, и второй раз с 1452 г. на дочери кн. Александра Васильевича суздальского, именем также Анастасии.

От первого брака имел дочь Марию и от второго сыновей: Михаила (27), вступившего после его смерти на тверской стол, и Александра (p. 1455 г.), умершего в младенчестве.

Полное Собр. Русск. Летоп., т. III, стр. 141; т. IV, стр. 123—125, 131, 146, 147; т. V, стр. 262, 264—265, 269, 271; т. VI, стр. 143, 148—149, 172—173, 176—178; т. VIII, стр. 95, 97, 99, 115, 119—121, 125; т. XV, стр. 488—491, 493—495. — Никоновск. летоп., т. V, стр. 96—97, 112, 117, 119, 191, 202, 211, 213, 221. — Татищевский свод, т. IV, стр. 501, 506, 513, 563, 572—573, 575. — "Акты Историческ.", т. І, № 61. — "Акты Археграфич.

Экспедиц.", т. I, № 33. — "Акты Зап. России", т. I, №№ 5, 53. — "Сборник Муханова", №№ 1, 8. — "Собрание Государств.

Грам. и Договор.", т. I, №№ 63, 66, 76, 77, 98. — "Летопись вел. княж. Литовского", "Учен. Записки Акад. Наук", 1854, № 1, стр. 50—51, 55. — "Pomniki do dziejow Litewskich" ("Летописец Быховца"), изд. Нарбутта, Wilno 1846, стр. 42, 46. — Длугош, "Historia Polonica", t. I, lib. XI, стр. 611. — Стрыйковский, т. II, стр. 185, 187. — Карамзин, "Ист. госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843, т. V, стр. 143, 146, 147, 164, 178, 182, 184, 186, 191, 193, 195, 206; прим. 258, 307, 319, 327, 332, 345, 348, 349, 358, 386. — С. М. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Обществ.

Польза", кн. І, стр. 1066, 1070, 1083—1085, 1087. — Narbutt, "Dzieje narodu Litewskiego", t. VII, pp. 120, 123, 127. — Koialowicz, "Historia Lituana", t. II, pp. 125, 126. — Коцебу, "Свидригайло, вел. кн. Литовский",СПб. 1835, стр. 116. — Арцыбашев, "Повествование о России", т. II, стр. 184, 203; прим. 1421. — Костомаров, "Русская история в жизнеописаниях", вып. III, стр. 58. — Беляев, "Разсказы из русской истории", т. II, стр. 550. — С. В. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 191—199. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Сев. Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 107, 242—244, 246, 321, 323, 325, 399, 512, 521, 536, 548, 553, 555—557, 642, 643. — Н. П. Лихачев, "Слово похвальное инока Фомы о благов. и вел. кн. Борисе Александровиче", "Памятники древней письмен.", т. CLXVIII, 1908. 8. Борис Михайлович, четвертый сын Михаила Александровича (26), упоминается в летописях только два раза: по случаю женитьбы в 1384 г. на дочери (именем неизвестной) смоленского князя Святослава Ивановича и по случаю смерти, последовавшей 19 июля 1395 г. Можно думать, что он с 1389 г. и до кончины владел Кашином.

Имел единственного сына Ивана (19). Полн. Собр. Русск. Летоп., т. IV, стр. 360; т. VIII, стр. 65, 74; т. ХV, стр. 443. — Никонов. лет., т. IV, стр. 145, 257. — Проф. Иноземцев, "Удельные князья Кашинские", "Чтения в Моск. Общ. Ист. и Др. Рос.", 1873, т. IV, стр. 48—49, — Н. Головин, "Удельные князья Кашинские", отд. брошюра. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", прим. 824. — А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 495—497, 529—532, 536, 643. — Карамзин. "Ист. гос. Российск.", т. V стр. 101; прим. 137, 186, 254. 9. Василий Васильевич, старший сын Василия Михайловича I (10), родился в 1330 г. Упоминается в летописях только раз по поводу смерти, последовавшей в І362 г. Говоря об этом, Никоновская летопись называет В. В. князем кашинским из чего с вероятностью можно думать, что он владел Кашином, который достался ему от отца, когда последний занял великокняжеский тверской стол. Потомства В. В. не оставил.

Никоновск. летоп., т. IV, стр. 5, — А. В. Экземплярский, "Великие и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 481, 484, 519, 525, 526. — В. С. Борзаковский, "Истор. Тверского княжества", стр. 134, прим. 603. — Костомаров, "Церковно-историческая критика в XVII в.", "Вестн. Евр.", 1870, № 4, стр. 483. — Проф. Иноземцев, "Удельные князья Кашинские", "Чтен. Моск. Общ. Истор. и Др. Росс.·, 1873, кн. 4. — Н. Головин, "Удельные князья" Кашинские", отд. брошюра. 10. Василий Михайлович I, четвертый и младший сын Михаила Ярославича (31), девятый тверской и первый кашинский князь, дата рождения неизвестна.

Впервые упоминается в 1319 г., когда провожал отца в его последней поездке в орду, а в следующем году встречал его тело, перенесенное из Москвы в Тверь. В 1327 г., после известных событий в связи с сожжением в Твери татарского посла Шевкала и избиения его отряда, (см. стр. 390), B. M. бежал в Ладогу, откуда вернулся в 1328 г. От отца он получил в удел Кашин, но кашинским князем начинает называться почему-то только о 1339 г., до тех пор нося имя князя тверского.

После внезапной кончины в 1345 г. Константина Михайловича (24), старшего брата В. M., последний, как старейший в роду, остался несомненным кандидатом на тверской стол. Готовясь к поездке в орду за ярлыком и понимая, что его можно получить только при помощи не малых денег, В. М. не имея собственных средств, воспользовался отсутствием своего племянника, Всеволода Александровича (14) холмского, и взял "дань" с его удела. Всеволод, узнав об этом, пришел в негодование и в отмщение решился оспаривать у В. М. тверской стол, ярлык на который ему и удалось получить в орде. Как законный наследник великокняжеского стола в Твери, В. М. этого дела так не оставил, и между ним и племянником возник упорный спор, который они несколько раз доводили до хана. В 1347 г. вышло окончательное решение хана, коим тверской стол был утвержден за Всеволодом Александровичем, но В. М. не сдавался: между противниками продолжалась "брань велия.., и мало кровопролития не бысть межи дми". Только в 1348 г. их примирил тверской владыка Феодор: В. М. получил тверской стол, а Всеволод сел в Холме, и таким образом "укрепишась межи собою крестным целованием в единомыслии, в совете и во единстве шити". Благодаря, по-видимому, ходатайству московского князя Семена Гордого, дочь которого была за сыном В. М., последний, даже не ездя в орду, в 1351 г. получил и ярлык на тверское княжение.

Ободренный этим успехом и укрепившись на столе, он вдруг нарушил недавно принесенное Всеволоду Александровичу крестное целование, начал теснить его самого и "тягостью данною оскорбляти" его бояр и слуг. Всеволод обиды "братанича" покорно сносил до 1356 г., когда, наконец, обратился с жалобою на него к владимирскому митрополиту Алексию, который попытался было примирить дядю и племянника, но успеха не достиг, главным образом потому, что B. M., поддерживаемый Семеном Гордым, ставил унизительные для Всеволода условия: "много быша межи их глаголания, но конечный мир и любовь не сотворися". Продолжение этой распри находим в орде, куда в том же 1356 г. ездили все русские князья представляться новому хану Бердибеку.

Всеволод Александрович, благодаря тому, что его не пропустил через свои владения московский князь, опоздал в орду, и этим обстоятельством воспользовался В. М., истолковав его пред ханом в невыгодном смысле для холмского князя, попросту — оклеветав его, и этим добился от хана выдачи себе племянника головой.

Всеволод Александрович тогда покинул свой Холм, которым тотчас завладел В. М., и удалился в Литву, где в лице Ольгерда приобрел сильную поддержку, почему, возвратившись на Русь, нашел дядю значительно смягчившимся и готовым делиться волостьми.

Последнему обстоятельству в известной мере способствовало ропот и других племянников против своеволия B. M., а также церковные вопросы, главным образом поднятых Ольгердом вопрос об образовании Галицкой митрополии.

Упорствуй В. М. в своей воле над молодшими, недовольные им племянники во главе с Всеволодом поддержали бы Ольгерда, и последний добился бы своей цели. Ввиду таких опасений В. М. пошел на уступки и миролюбивую сделку, чем и помешал Ольгерду осуществить свое давнишнее желание.

Не успел В. М. окончательно умиротворить одного племянника, как против него восстал другой, брат Всеволода, популярный в то время на Руси микулинский князь Михаил Александрович (26), к которому тверичи питали любовь и желали его видеть своим князем.

Популярность Михаила была В. М. не по душе, и он, в намерении обессилить племянника, двинулся было в 1363 г. на Микулин, но города взять не мог, почему покончил миром, который продолжался лишь до 1364 г. В этом году от моровой язвы умер бездетным князь дорогобужский Семен Константинович, свой удел отказав Михаилу Александровичу.

Усиление племянника-противника было совсем не на руку В. М., почему он возобновил борьбу, в 1366 г. кончившуюся миром, о котором запросил сам В. М. Вместе с этим престиж В. М. в Твери пал совсем: он только по имени продолжал называться великим князем, все же дела вершил и властью пользовался Михаил Александрович, которого и летописи выдвигают на первый план, оставляя В. М. в тени. Именно поэтому о последних годах его жизни почти не сохранилось известий.

Известно только, что скончался он в 1368 г. От брака с княжною брянской Еленой Ивановной он имел сыновей Василия (9) и Михаила (28). Полное Собр. Русск. Летоп., т. IV, стр. 51, 139, 185; т. V, стр. 210, 217—218; т. VII. стр. 192, 215; т. XV, стр. 416—417. — Никоновск. летоп., т. III, стр. 138—139, 155, 167, 184—185, 190—193, 195, 208, 210—211, 214; т. IV, стр. 5, 8—9, 12, 15—10, 19. — Татищ. свод, т. IV, стр. 119—120, 160, 167—170, 172, 183—186, 198, 201—202, 205. — "Pomniki do dziejow Litewskich", изд. Нарбута, Wilno 1846, стр. 22. — "Акты Археогр.

Экспед.", т. I, № 5. — Проф. Иноземцев, "Удельные князья Кашинские", "Чтен. Моск. Общ. Истор. и Древн. Российск.", 1873, т. IV, стр. 38 и след. — "Удельные князья Кашинские", брошюра, принадлежащая, кажется, Н. Головину. — Арцыбашев, "Повествование о России", т. II, стр. 102, прим. 732. — Narbutt, "Dzieje narodu Litewskiego", t. V, p. 237. — Карамзин, "Истор. госуд. Российск.", изд. Эйнерлинга, т. IV, стр. 126, 135, 143, 144, 171, 175, 178; прим. 248, 301, 306, 308,, 328, 365, 369, 379, 383; т. V, стр. 7, 8; прим. 9, 11. — С. М. Соловьев. "История России", кн. І, стр. 940, 941, 953, 960, 962· — Костомаров, "Церковно-историческая критика XVII в.", "Вестн. Европы", 1870, № 4, стр. 483. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 133—141; прим. стр. 71—78. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 473, 476—477, 488, 516—519, 524—528, 531, 540—544, 641. 11. Василий Михайлович II, пятый сын Михаила Александровича (26), см. Кашинские князья. 12. Василий Михайлович IIІ, единственный сын Михаила Васильевича (28), см. Кашинские князья. 13. Владимир Александрович, пятый сын Александра Михайловича (2); из летописи о нем известно только, что он скончался от моровой язвы в 1364 г.; упоминается еще в одной жалованной грамоте вел. кн. Василия Михайловича (10) Тверскому отрочу монастырю, начинающейся словами: "Се милостыня князя великого Васильева Михайловича и его братаничев: княжа Всеволожа... княжа Володимерова..." и др. Этим исчерпываются все дошедшие до нас о нем известия.

Никоновская летоп., т. IV, стр. 9. — "Акты Археограф.

Экспедиции", т. I, № 5. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Сев. Руси", т. II, стр. 476, 519, 526, 539, 641. — Карамзин, "История гос. Российск.", т. V, стр. 5, прим. 5. 14. Всеволод Александрович, третий сын Александра Михайловича (2), седьмой князь тверской и вместе с тем князь холмский, родился в Пскове приблизительно в середине 1320-х годов, когда отец его находился там в невольном изгнании.

В 1339 г., незадолго до своей трагической кончины в орде, Александр Михайлович "о своей вотчине глаголав", т. е., по толкованию историков, поделил ее между своими сыновьями, причем В. А. получил в удел Холм, в управление которым, вероятно по малолетству, вступил несколько позже. Действующим лицом в тогдашних событиях В. А. выступает в 1345 г. В это время его самого и его мать Настасью стал утеснять дядя В. А., тверской князь Константин Михайлович(24): "нача имати бояря их и слуги в серебре за волости" (толкуется в том смысле, что Константином Михайловичем с удела В. А. стал насильно браться денежный сбор для ордынского выхода). "Того не моги терпети", В. А. ушел искать управы на дядю в Москву, а затем в орду, куда прибыл и Константин Михайлович.

Хан Чанибек должен был дать противникам суд, но он не состоялся за внезапною смертью Константина Михайловича.

На освободившийся тверской стол прямым наследником, как старший в роду, являлся брат умершего Василий Михайлович (10), который и стал готовиться к поездке в орду за ярлыком; не имея денег, необходимых для дачи хану и его приближенным, он задумал собрать их с удела отсутствовавшего В. А., для чего послал в Холм своих "даньщиков", взявших там "дань на людех". Но В. А. не был из тех, которого можно было безнаказанно обижать.

За обиду от дяди он отплатил ему большим: пользуясь пребыванием в орде, решился оспаривать у него тверской стол и в своих хлопотах имел успех, а на обратном пути из орды встретил Василия Михайловича в г. Бездеже и вдобавок "ограби его". Вскоре после этого летописи отмечают обоих противников находящимися в орде, где они, хлопоча каждый за себя, пробыли до 1347 г., когда хан, по совету матери, окончательно отдал предпочтение В. А. Обойденный Василий Михайлович не оставил своего дела, и между ним и В. А. "сотворися нелюбие". Ряд проистекших из этих раздоров неурядиц в тверской земле побудил вмешаться в спор тверского владыку Феодора, при посредстве которого противники примирились: В. А. уступил Тверь дяде, а сам ограничился холмским уделом, которым он и правил мирно до 1351 г. С этого же года его опять начинает теснить Василий Михайлович, начавший бояр и слуг В. А. "тягостию данною оскорбляти". "Не хотя со стрием своим битися", долго и терпеливо сносил В. А. обиды, но в 1356 г. он обратился с жалобою на дядю к владимирскому митрополиту Алексию, прося у него заступничества.

По зову митрополита во Владимир явился и Василий Михайлович, предварительно заручившийся поддержкой московского вел. кн. Иоанна II Иоанновича.

Между племянником и дядею "много быша глаголания", но "конечный мир и любовь не сотворися"; отношения их даже ухудшились, что и сказалось в том же 1356 г., когда все русские князья ездили к новому хану Бердибеку.

В. А. для поездки в орду избрал путь через Переяславль, но тамошний наместник московского князя, ведая, что последний держит сторону Василия Михайловича, не пропустил В. А. Он должен был пройти в орду через Литву, почему пришел позже остальных князей.

Запоздание В. А. тверскому князю удалось истолковать в невыгодном для того смысле перед ханом, который без суда и выдал его Василию Михайловичу.

Для В. А. наступило "томление велие": бояре, слуги и народ его подвергались "граблению", имущества их конфисковывались и продавались.

Такая несправедливость возмутила тверского владыку Феодора, и он хотел оставить свою епископию.

В 1358 г. В. А. удалось уйти в Литву, откуда он возвратился в Тверь в следующем году. С этих пор отношения к нему со стороны Василия Михайловича изменяются в лучшую сторону, что объясняется изменениями в политическом положении и политических симпатиях того времени.

В бытность в Литве В. А. сдружился с сильным литовским князем Ольгердом, с которым он издавна находился в свойстве: Ольгерд был женат на его сестре, Ульяне Александровне.

Литовский князь в это время лелеял мечту об образовании для православных подданных Литвы независимой митрополии.

Его ставленник, некий Роман, личность довольно темная, утвержденный константинопольским патриархом в качестве митрополита литовского, в 1359 г. появляется на Руси с целью произвести "замятню" — устранить владимиро-московского митрополита Алексия и сделаться общерусским митрополитом.

Затея эта в конечном счете не удалась, но в данный момент В. А., заключив союз с несколькими другими удельно-тверскими князьями, охотно поддерживал притязания Романа, благодаря чему в свою очередь пользовался поддержкой от Ольгерда.

Наконец, следует отметить еще, что новый великий князь московский, Дмитрий Константинович суздальский, бывший в свойстве как с Ольгердом, так и с В. А., являлся далеко не таким безусловным сторонником Василия Михайловича, как его предшественник, Иоанн Иоаннович.

Ввиду этих-то изменившихся обстоятельств Василий Михайлович и стал более уступчивым к В. А. По летописным данным, последний "взя мир и любовь з братьею своею", а тверской князь "треть их отчины отступися и разделишася волостьми", т. е. сделал значительные уступки сплотившимся во главе с В. А. тверским удельным князьям.

Последние годы своей жизни В. А. провел мирно; по крайней мере летописи после событий 1359 г. ничего не говорят о нем до самой его кончины, последовавшей в 1364 г. от моровой язвы, которая унесла много народу, в том числе и нескольких лиц тверского княжеского дома. Несколько раньше от той же язвы скончалась и супруга В. А., Софья, происхождением, как кажется, из рязанского дома. От брака с нею В. A. имел двоих сыновей, Юрия (35) и Ивана (20). Полное Собрание Русских Летописей, т. VII, стр. 210, 215. — Никоновская летопись, т. III, стр. 184—185, 190—192, 193, 195—196, 198, 208, 210—211, 214; т. IV, стр. 9. — Татищ. свод, т. IV, стр. 159—160, 168—169, 172, 183—185, 186, 189—190. — Карамзин, "Истор. госуд. Российск.'''', изд. Эйнерлинга, СПб. 1843, т. IV, стр. 171, 175, 178; пр. 369. 379, 383; т. V, стр. 5, пр. 5. — Саблуков, "Очерк Кипчакского царства", "Сарат. Губернск.

Ведом.", 1844, стр. 78. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 133—141; прим. стр. 71—78. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси", т. II, стр. 476. 478, 479, 483, 435, 519, 524, 526, 539—546, 551, 648. — С. М. Соловьев, "История России", кн. III, стр. 937, 940, 941, 953, 959, 1247, 1248. 15. Даниил Дмитриевич, старший сын Дмитрия Юрьевича (17), недолго владел холмским уделом, а затем перешел на службу к Москве, где прославился как воевода, между прочим в Казанском походе, — см. Холмский, Даниил Дмитриевич. 16. Дмитрий Михайлович, прозванием Грозные очи, старший сын Михаила Ярославича (31), четвертый великий князь на тверском престоле, родился 15 сентября 1299 г., а 8 ноября 1302 г. над ним совершен постриг.

В походах и междоусобиях стал принимать участие очень рано. Еще в 1311 г., когда ему было едва 12 лет, он, "собра многи вои", по поручению отца ходил на Нижний-Новгород; его водительство ратью могло быть только номинальным, и делами в сущности распоряжались доверенные люди отца. Поход не был доведен до конца, так как во Владимире Д. M. встретил препятствие в лице митрополита Петра, решительно воспротивившегося походу, грозя в противном случае "не благословить его (Д. М.) столом во Владимери"; 3 недели простоял там юный князь, "бия челом Петру, да его разрешит", и когда тот "разрешил" (т. е. простил), распустил, конечно не без согласия отца, рать и возвратился в Тверь. В 1314 г. Д. М., в отсутствие отца, бывшего в это время в орде, ходил к Волге на новгородцев, восставших против Твери, прогнавших от себя ее наместников и пожегших тверские заселения на левом волжском берегу.

Битвы не было: простояв друг против друга 6 недель, стороны заключили мир. В 1318 г., осенью, Д. М. провожал отца в последнюю его поездку в орду. Тверской стол Д. М. занял в конце 1319 г., после того как в Твери стало известно о мученической кончине Михаила Ярославича, и тотчас по вокняжении позаботился о перенесении тела отца на родину.

В конце следующего года Д. М. женился на дочери литовского князя Гедимина, Марии. Брак заключен не без расчета со стороны Д. М. Имея на одной стороне враждебную и сильную Москву и на другой не менее враждебный и богатый Новгород, Д. M. в борьбе с ними не мог полагаться на собственные силы, тем более, что Тверь сильно поистратилась в орде при ссоре Михаила Ярославича с Юрием московским.

Между тем Литва к этому времени становится весьма крепким княжеством, и тяготение Д. М. к ней, закрепленное брачным союзом, вполне естественно.

В 1321 г. в Кашин, город Тверского княжества, приходил из орды татарин Таянчар с "жидовином должником" и "много тягости учил Кашину". В том же году, не совсем понятно по какому поводу, на тот же Кашин ходил Юрий со "всей силой низовской и суздальской". Д. М. вывел против него большую рать, но до битвы и тут не дошло: при посредничестве бывшего тверского владыки Андрея противники пришли к "докончанию", по которому Д. М. обязался у платою Юрию 200 рублей "выхода" (ордынской дани) и обещал не искать великого княжения.

Так как Юрий полученный "выход" не отдал хану, а утаил, то Д. М., узнав об этом, в начале 1322 г. отправился в орду, где и рассказал о поступке московского князя и использовал гнев хана, попросив себе ярлык на великое княжество Владимирское.

Юрий пытался было съездить в орду, дабы оправдаться и отдать утаенные деньги, но по дороге туда подвергся нападению со стороны младшего брата Д. М., Александра (2), и ограблен.

В 1323 г. из орды приходил на Русь татарский посол, который, учинив между прочим "много пакости низовским городам", звал Юрия к хану. Вслед за Юрием поспешил в орду и Д. М. Между князьями-противниками должен был состояться ханский суд. Однако Д. М., не дожидаясь суда и "мстя кровь отчу", 21 ноября 1324 г. напал на Юрия и в пылу раздражения убил его, чем навлек на себя гнев хана, хотя тот и медлил с наказанием.

Историки по поводу этой медлительности высказывают недоумение, не находя объясняющих ее причин, тем более, что хан даже отпустил в Тверь брата Д. М., Александра.

Объяснение, как кажется, кроется в том, что Александр уехал за сбором денег, потребованных ханом в виде выкупа за Д. М. В летописях недаром сказано, что Александра сопровождали "должницы". Как бы ни было, хан расправился с тверским князем лишь 15 сентября 1325 г. В этот день Д. М. был убит на р. Кондракле.

Детей он после себя не оставил;

Никоновская летопись ошибочно приписывает ему сына Федора.

Супруга его, Мария Гедиминовна, умерла в 1348 г. Полное Собрание Русск. Летописей, т. I, стр. 208, 209, 229; т. 111, стр. 70, 72, 73; т. IV, стр. 47—50: т. V, стр. 205, 210, 216—217; т. VІІ, стр. 182, 186, 191, 198—200, 216, 237, 248; т. XV, стр. 413—414, 467. — Никоновская летоп. т. III, стр. 107, 124—125, 128—129, 192. — Татищевск. свод, т. IV, стр. 109, 115, 169. — Супрасл. рукопись, издан. кн. Оболенским, стр. 51. — "Собрание Государств.Грамот и Договоров", т. I, №№ 15, 16. — Карамзин, "История госуд. Российского", т.ІV, стр. 108, 113, 118, 120—125, 144; прим. 206, 243, 252, 258, 259, 278. — С. М. Соловьев, "История России", кн. I, стр. 903, 904, 908, 911; кн. III, стр. 874, пр. 3. — Костомаров, "Начало единодержавия", "Вестник Европы", 1870, № 12. — Его же, "Русская история в жизнеописаниях", СПб. 1873, стр. 184. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 115—119; прим, стр. 64—66. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период", т. II, СПб. 1891, стр. 398, 462, 463, 468—471, 476, 538. 17. Дмитрий Юрьевич, единственный сын Юрия Всеволодовича (35), после второго отъезда последнего (1408 г.) в орду от тверского князя Ивана Михайловича (22) получил часть отцовского холмского удела. В летописях имя Д. Ю. не встречается ни разу, зато упоминается в одной из договорных грамот Бориса Александровича (7) с московским князем Василием Темным: непосредственно после тверского князя и сына его Михаила он целует крест в соблюдении договора о дружбе и союзе. От брака с неизвестной имел сыновей Даниила (15), Михаила (29), Василия, Ивана. Последние двое уделов не имели, а были на службе у Москвы. "Собран.

Госуд. Грамот и Догов.", т. I, №№ 76—77. — В. С. Борзаковский, "Истор. Тверск. княжества", стр. 186. — А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 501, 507, 546, 548, 553. — Родословная Воскресенской летоп., в Полн. Собр. Русск. Лет., т. VII, стр. 245. 18. Еремей Константинович (1346—1372), старший сын Константина Михайловича (24), владел Дорогобужем, от имени которого и получил отдельное прозвище, — см. Дорогобужские князья. 19. Иван Борисович, единственный сын Бориса Михайловича (8), упоминается с 1399 г., когда он, по завещанию деда Михаила Александровича (26), стал совместно с дядей Василием (10) владеть Кашином и Коснятином.

Среди тогдашних удельных тверских князей только И. Б. не подвергся притеснениям со стороны севшего на тверской стол Ивана Михайловича (22), даже вошел к нему в милость, благодаря тому, что мать его сумела подойти к великому князю с "лукавой лестью" и тем ему настолько угодила, что он подарил И. Б. озеро Луское и слободку Иерусалимскую.

Но в 1408 г. великий князь чем-то был разгневан И. Б. и пошел на Кашин, который повоевал и обложил данью, И. Б. же бежал в Москву.

Позже они, однако, по-видимому, примирились, по крайней мере в 1412 г. Н. Б. во главе тверичан защищал Кашин против Василия Михайловича III, т. е. стоял на стороне Ивана Михайловича.

Это последний год, под которым он упоминается.

Некоторые родословные дают ему сына Андрея (6), что неправильно, — потомства он не имел. Полное Собр. Русск. Лет., т. VIII, стр. 82, — Никон. лет., т. IV, стр. 297, 299; т. V., стр. 17, 45. — Татищевский свод, т. IV, стр. 439—440, 462. — Хмыров, "Родословная", № 319. — Н. Головин, "Родословная роспись потомков Рюрика", Москва 1851, № 624. — Его же, "Кашинские удельные князья", отд. брош. — А. Д. Иноземцев, "Удельные Кашинск. князья", "Чтен. Моск. Общ. Ист. и Др. Рос.", 1879, т. IV, стр. 49. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", стр. 178, 186, 187. — A. B. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев. Руси", т, Н, стр. 495, 498, 502, 529, 531—538, 642, — Карамзин, "Истор. госуд. Российск.", — С. М. Соловьев, "История России", изд. "Общ. Польза", кн. І, стр. 1025, 1026, 1027. 20. Иван Всеволодович, второй и младший сын Всеволода Александровича (14), совместно с старшим братом Юрием (35) владел Холмом, приблизительно с 1364 г. О первых годах его княжения известий не сохранилось; только на основании некоторых, не совсем достоверных сказаний о Куликовской битве можно думать, что он был участником в этом сражении.

Первое определенное летописное слово об И. В. относится к 1397 г., когда он сложил крестное целование к Михаилу Александровичу (26) и ушел в Москву, где женился на сестре великого князя Анастасии Дмитриевне и от него получил Торжок.

В 1398 г. он был послан московским князем Василием Дмитриевичем княжить во Псков, но пробыл там только четыре месяца.

Когда на тверской стол сел Иван Михайлович (22), И. В. "сослался" с ним, взял "мир и докончание" и в 1400 г. вместе с женою и боярами переехал в Тверь, а оттуда в Холм. Скончался он в 1402 г., на другой день Пасхи, перед смертью приняв иночество с именем Игнатия.

Свою часть в холмском уделе он завещал сыну великого князя тверского, Александру Ивановичу (1). Сам потомства не оставил.

Полное Собр. Лет., т. IV, стр. 144, 195, т. V, стр. 18; т. VI, стр. 130—131; т. VIII; стр. 70—71, 75; т. XV, стр. 457—458. — Никон. лет., т. IV, стр. 93, 270, 278, 305; т. V, стр. 18. — Татищ. свод, т. IV, стр. 266—267. — А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев Руси", т. II, стр. 494, 497—493, 505, 545—547. — Карамзин, "История государства Российского" — С. M. Соловьев, "История России", изд. "Общ. Пользы", кн. I, стр. 977, 1026 и прим. 2. — В. С. Борзаковский, "Истор. Тверск. княжества", стр. 178. 21. Иван Иванович, старший сын Ивана Михайловича (22), даты рождения и смерти неизвестны.

В 1308 г., перед своей кончиной, вел. кн. Михаил Александрович (26), дед И. И., назначил своему старшему сыну Ивану Михайловичу и детям его, Александру и И. И., следующие города: Тверь, Ржеву, Зубцов, Новый Городок, Радилов, Вобрынь и Опоку. Получил ли И. И. какой-либо из этих город в удел или в отдельное управление — сведений об этом нет. В 1406 г. И. И. вместе с другими тверскими удельными князьями участвовал в походе московского князя Василия Дмитриевича против Витовта; поход закончился перемирием противников, заключенным нa p. Плаве без ведома и без предупреждения тверских князей, чем последние, а в числе их также И. И., были оскорблены и немедленно покинули московский стан. Под 1403 г. в летописи имеется известие, что И. И. женился и был венчан в Твери епископом Арсением, но имя жены не называется.

От этого брака он имел, кажется, сына Андрея (6) и дочь Анну, которая в 1430 г. вышла замуж за литовского князя Свидригайла.

Полное Собр. Русск. Летоп., т. IV, стр. 365; т. V, стр. 252, 254; т. VI, стр. 133; т. VIII, стр. 74, 78: т. XV, стр. 474—476, 489. — Никон. лет., т. IV, стр. 307. — Татищ. свод, т. IV, стр. 423. — Карамзин, "Ист. Гос. Рос.", изд. Эйнерлинга, т. V, прим. 193, 254. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", стр. 173, 177, 182. — A.B. Экземплярский, "Вел. и удельн. князья Сев. Руси", т. II. стр. 497, 500, 504, 505, 641. 22. Иван Михайлович, третий сын Михаила Александровича (26), одиннадцатый великий князь тверской, родился в 1357 г. Следующий раз летописи говорят о нем под 1371 г., когда он был послан отцом, в то время тягавшимся с Москвою, в орду и там оставлен в качестве заложника; оттуда его выкупил за 10 тыс. рублей московский князь Дмитрий Иванович, взял его с собою в Москву и посадил на дворе митрополита Алексия, где он "и седе неколико, донели-же выкупиши его", т. е. пока оттуда его в 1373 г. не выкупил за ту же сумму отец. В 1375 г. И. M., по желанию отца, женился на литовской княжне Марии Кейстутьевне, родной сестре ставшего впоследствии великим князем литовским Витовта.

В 1398 г., по смерти отца, И. М., как старшему из живых детей, досталась Тверь и ряд других более или менее значительных волостей — Новый Городок, Ржева, Зубцов, Радинов, Вобрынь, Опока, Вертязин.

Чтобы утвердиться в великокняжеском достоинстве на тверском столе, И. М. послал к хану своих "киличеев" с просьбою пожаловать его "отчиною его и дединою, а своим улусом княжением Тверским". Хан Шадибек принял "киличеев" с лаской и опустил их с "честью" и с ярлыком на тверской стол. В 1400 г. И. M. стал теснить более слабых тверских князей, племянника Ивана Борисовича (19) и своих родных братьев — "на свою братию нелюбы нача держати". Один из братьев его, Василий Михайлович ІІ (12) кашинский-коснятинский, жаловался на поступки И. M. их матери Евдокии Константиновне, которая послала к нему своих бояр с увещанием.

То же сделали с своей стороны Федор Михайлович (40) и упомянутый Иван Борисович.

И. М. однако увещаниям послов не внял и пуще прежнего стал "враждовать и нелюбы держать" против братьев и даже против матери.

Тогда мать Ивана Борисовича избрала путь — по выражению летописи — "лукавой лести". Со своим сыном она явилась к И. М., била ему челом и заявила, что своих бояр они не посылали.

Такая покорность пришлась по сердцу И. М, он принял Ивана Борисовича под свою руку и в 1401 г. отдал ему озеро Луское и слободу Ерусалимскую, отнятые у брата Василия Михайловича.

Последний, сам слабый и не имея надежды ни на Москву, ни на Литву, незадолго перед тем "сотворивших един мир и любовь" с Тверью, по старому обычаю обратился к духовному лицу, уважаемому в Тверской земле владыке Арсению, которого он и просил быть ходатаем пред И. М. об общем суде; нa ходатайство это И. М. ответил отказом.

Неудавшаяся попытка примирения еще более обострила вражду между И. М. и Василием, которая в 1403 г. дошла до открытого междоусобия;

И. М. сначала пошел было лично, а затем послал сына Александра во главе значительного войска походом на Кашин. Василий Михайлович бежал в Москву, а Александр овладел Кашином.

В том же 1401 г. братьев примирил московский князь, — признав над собою волю тверского князя, Василий получил Кашин обратно.

Мир был не продолжителен; его нарушил в 1404 г. И. М., схватив приезжавшего в Тверь Василия.

Хотя братья вновь примирились и Василий был отпущен в Кашин "с любовью", но уже в начале лета 1405 г. "любовь" была забыта, и теснимый Тверью Василий, "не хотя сам себя вдати в напасть", убежал из Кашина в Москву, а И. M. послал в его волость своих наместников, которые "продажами и грабежом" много зла причинили жителям.

Не получив в Москве поддержки, Василий принужден был заговорить о мире, который и был заключен, причем на этот раз продолжался целых шесть лет. Василий Михайлович получил обратно Кашин, но принужден был сделать значительные уступки И. М. Еще до этого замирения у И. М. началась вражда с другим князем, Юрием Всеволодовичем (35) холмским; последний, прослышав о том, что в Твери был схвачен Василий Михайлович, и опасаясь подобной же участи, в 1405 г., по совету своих бояр, бежал в Москву.

Возможно, что опасения эти были напрасными, ибо И. М. несколько раз посылал в Москву уговаривать холмского князя возвратиться, сам предлагая, в случае нанесенной ему невольно какой-либо обиды, передать дело на суд владыки Арсения.

Тем не менее Юрий, удерживаемый боярами, остался в Москве.

В 1406 г. между литовским князем Витовтом, захватившим Смоленск и сделавшим набег на Псковскую область, и великим князем московским Василием Дмитриевичем, этому самовольству воспротивившимся, начались враждебные действия, участие в которых принял в И. М., после некоторого колебания ставший на сторону Москвы и сложивший крестное целование к Витовту.

Как кажется, тверские полки участвовали уже в первом походе москвичей на Литву, в 1406 г., когда безуспешно осаждались Вязьма, Серпейск и Козельск.

Во всяком случае, когда московский князь предпринял в том же году второй поход на Литву, известный под именем Плавского, и обратился за помощью в И. М., последний послал с этой целью братьев Василия кашинского и Федора микулинского, сына Ивана (21) и кн. Ивана Еремеевича дорогобужского.

Разрыв с Литвой, старинной союзницей Твери, представлял нежданный поворот в политике тверских князей и настолько противоречил сложившимся традициям, что не мог быть длительным явлением.

И действительно, уже во время Плавского похода обнаружились обстоятельства, заставившие И. М. пожалеть о перемене тактики.

Русские встретились с литовцами на p. Елаве, бесплодно простояли там несколько дней в виду друг друга и затем заключили мир. Способ заключения этого-то мира и внес раздор между московским и тверским князьями.

Первый, начав мирные переговоры, не предупредил о том тверских князей и воевод, а в перемирной грамоте "не написа честно имени брата своего, вел. кн. Ивана тверского, но написа и после братии своей". Тверичи вознегодовали на Василия Дмитриевича, говорили, что они не на службу пришли к нему, и в сильном озлоблении покинули лагерь москвичей.

Раздор повел к тому, что оскорбленный И. М. стал чуждаться Москвы и снова склоняться на сторону Литвы, и когда в следующем 1407 г. между Москвою и Литвою произошло новое столкновение и Василий Дмитриевич опять обратился к И. М. за помощью, последний, ссылаясь на недавно нанесенную ему обиду, ответил отказом: — "ce отселе не помогаю вы". Возникшими между Василием Дмитриевичем и И. М. раздорами поспешил воспользоваться Юрий Всеволодович холмский, из Москвы в июне 1407 г. отправившийся в орду, в надежде там найти поддержку своим притязаниям.

Месяц спустя поехал в орду (Волгою) и И. М., до тех пор там не бывавший.

На суде пред новым ханом, Булат-Салтаном, севшим на место изгнанного ненадолго перед тем Шадибека, дело выиграл И. М., — он был "оправлен" и в январе 1408 г. отпущен в Тверь "с честью" и с подтвердительным ярлыком на всю Тверскую землю. Вскоре возвратился в Москву и Юрий и через сопровождавшего его татарского посла Маманта Дербоша потребовал от И. М. уступки Кашина, пожалованного ему ханом уже по отъезде И. М. из орды. И. М. ответил отказом, заявив, что он сам "только вчера" от хана, что в полученном им, И. М., ярлыке ему жалуется вся Тверская земля, следовательно в том числе и Кашин, и что такому противоречивому распоряжению хана он поверить не может, пока его люди, которых он по этому поводу посылает в орду, не разузнают об этом деле и не подтвердят правильность его. В 1408 г. И. М. был поставлен в затруднительное положение во время похода на Москву известного татарского воеводы Едигея.

Последний, подступив к Москве и обложив ее, намеревался разрушить ее стены и послал к И. М. в Тверь приказ лично явиться со всею тверскою ратью и "с пушками, и с тюфяками, и с пищалями, и с самострелами", а главное — немедленно доставить под Москву "сосуды градобийные",тогдашнюю артиллерию.

И. М. не хотелось раздражать ни татар, ни московского князя, а потому он пустился на "коварство", — с маленькой дружиной и с стенобитными орудиями он хотя и вышел в поход к Москве, но шел так медленно, что помощь его не понадобилась. "И таковым коварством — по выражению летописи — премудрова: ни Едигея разгнева, ни князю великому (московскому) погруби, обоим обоего избежа; се же сотвори уменски, паче же истенски". За свою нехитрую хитрость он все же поплатился, так как татары, уходя от Москвы и по дороге все разрушая, коснулись и Тверской земли: разорили Клинскую волость, пожгли ее и многих жителей увели в плен. В том же 1408 г. М. И. снова начал неприязненно относиться к своему племяннику Ивану Борисовичу, которому долгое время покровительствовал.

Неизвестно по каким причинам, И. М. вдруг двинулся на Кашин, где княжил Иван Борисович, и вынудил последнего бежать в Москву.

Вь Кашине И. М. оставил своих наместников, с жителей взял дань, захватил в плен "сноху свою княгиню Борисову" и примирился с братом Василием Михайловичем, который, по-видимому, в этом столкновении держал сторону бежавшего Ивана Борисовича.

К 1411 г. относится сближение И. М. с Витовтом, на свидание с которым из Твери в Литву ездил второй сын И. М., Александр (1), принятый там очень любезно.

Год спустя после этого у И. М. опять начинается "нелюбие велие" с братом Василием, княжившим в Кашине; в конце июня 1412 г. он велел схватить Василия, его жену, бояр и слуг, а в Кашин послал наместников, но по дороге в Тверь, куда были препровождены пленные, Василию удалось ускользнуть от стражи и бежать в Москву.

По-видимому в связи с этим утеснением кашинского князя стоит приезд в Тверь татарского "посла люта", который звал И. М. в орду, куда он и отправился в августе 1412 г., перед этим на случай возможных осложнений заключив договор с Витовтом о взаимной поддержке.

Несколькими неделями раньше поехал в орду и Василий Михайлович.

Последний вернулся в Москву уже в октябре, а 24 декабря, накануне Рождества, во главе толпы татар внезапно подступил к Кашину, но наткнулся на решительный отпор со стороны бывшего в городе тверского отряда (состоявшего под начальством Ивана Борисовича, с которым И. М. перед отъездом в орду, надобно полагать, помирился) и потерпел неудачу.

И. М. вернулся из орды только в апреле 1413 г.; хан Каримбердей отпустил его "с честью и с пожалованием". С этого времени и вплоть до 1422 г. о нем в летописях не встречается никаких сведений, откуда следует заключить, что последние годы его княжения протекли мирно: удельные князья не поднимались против него, Москва и татары не нападали на Тверь. К 1422 г. относится известие, что И. М. женил своего младшего сына Юрия на дочери влиятельного московского боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского, что следует толковать как шаг в смысле сближения с Москвою.

Под этим же годом встречается еще одно упоминание об И. М., — о военной помощи, оказанной им Витовту в войне последнего с рыцарями.

Скончался И. М. 22 мая 1425 г. от моровой язвы, перед смертью приняв схиму с именем Иова. Он был женат дважды: с 1375 г. на сестре Витовта, Марии Кейстутьевне (44; ум. 1404 г.), и с 1408 г. на дочери дорогобужского князя Дмитрия Еремеевича, Евдокии.

Детей имел только от первого брака — сыновей Ивана (21), Александра (1) и Юрия (36). Полное Собр. Русск. Летоп., т. III, стр. 103, 105, 110; т. IV, стр. 104, 106, 113, 120—121, 360, 417; т. V, стр. 252, 254, 257, 258, 263; т. VI, стр. 130—133, 135, 136, 139, 142, 143; т. VIII, стр. 18, 71, 74—78, 81—83, 86, 91, 93; т. XV, стр. 461, 470—471, 474—480, 486, 488. — Никоновская летопись, т. III, стр. 305; т. IV, стр. 296—298, 299, 307, 313—317; т. V, стр. 1, 8, 9, 11, 13, 17, 25—26, 37, 42, 43, 47, 79, 85, 262. — Татищ. сборн., т. IV, стр. 400—403, 418—422, 439, 440, 455, 460, 464, 490, — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 177—191, 262—269; прим. стр. 109—119, 151—102. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 228, 490, 492, 494—507, 520, 530, 533—537, 543, 545—547, 551, 552, 556; 642. — Карамзин, "История госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, СПб., 1843 г., т. IV, прим. 390· т. V, стр. 15, 99—101, 108, 112, 114, 119, 143; прим. 23, 137, 183, 185, 186, 198, 203, 207, 211—213, 232, 254, 258. — С. М. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Обществ.

Польза", кн. І, стр. 961, 967, 970, 1025, 1027, 1028, 1083. 23. Иван Юрьевич, сын Юрия Александровича (34), единственный самостоятельный князь зубцовский.

Известия о нем весьма скудны.

После смерти отца, последовавшей в 1425 г., он, по малолетству ли или по другим причинам, не занял великокняжеского тверского стола, перешедшего его дяде Борису Александровичу (7), но от последнего получил в удел пригород Твери — Зубцов, которым и управлял, по-видимому, до половины ХV в., т. е. до времени, когда с определенностью можно считать его еще живым. В следующий раз И. Ю. упоминается в духовной грамоте митрополита Фотия, писанной в 1431 г.; в числе других князей Фотий в духовной преподает благословение и ему; наконец, имя И. Ю. фигурирует еще в двух договорных грамотах Бориса Александровича с вел. кн. московским Василием Темным, относящихся к 1437 и к 1450 гг.; в обоих актах он отмечается в числе "молодшей братии" первого князя и целует крест в соблюдении договоров.

Потомства И. Ю. не оставил.

Полное Собр. Русск. Лет., т. VI, стр. 146; т. VII, стр. 245. — "Собрание Госуд. Грам. и Догов.", т. I, №№ 76, 77. — "Акты Археогр.

Экспед.", т. I, № 33. — Карамзин, "Ист. гос. Российск.", изд. Эйнерлинга, т. V, стр. 143; прим. 258, 332, 349. — С. М. Соловьев, "История России", изд. "Общ. Пользы", кн. І, стр. 1084. — А. В. Экземплярский, "Вел. и уд. князья Сев. Руси", т. II, стр. 507, 556. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", стр. 119. 24. Константин Михайлович, третий сын Михаила Ярославича (31), шестой князь на тверском столе, родился в 1306 г. Впервые упоминается под 1318 г., когда отцом, затеявшим перед ханом тяжбу с московским князем Юрием Даниловичем, был послан в орду в качестве заложника; ввиду того, что сам Михаил Ярославич медлил приездом в орду, разгневанный хан хотел было 12-летнего К. М. уморить голодом и только по настоятельным советам своих приближенных отказался от этого намерения.

Находился К. М. в орде и во время казни отца; в летописях упоминается, что в тяжкой потере утешала его жена Узбека, Балын. Из орды его в 1320 г. вывез Юрий Данилович в Москву, там женил на своей дочери Софье и вскоре отпустил в Тверь, впрочем за солидный выкуп в 2000 руб., внесенный за К. M. его старшим братом, Дмитрием (16). Затем летописные известия о нем надолго обрываются, возобновляясь лишь в 1327 г. в связи с происшествиями, следовавшими после избиения в Твери ханского посланника Шевкала и его свиты. Нагрянувшему вслед за этим на Тверь Ивану Калите, которому хан дал 50-тысячное войско и поручил наказать виновных, тверские князья не могли сопротивляться и разбежались в разные стороны;

К. М. вместе с младшим братом Василием ушел в Ладогу, но там пробыл недолго, тотчас по уходе татар возвратившись в разоренную Тверь, где первое время "седоша в велицей нищете и убожестве, понеже земля Тверская пуста"... Ho К. M. с помощью брата Василия "начаша помалу собирати люди и утешатя от великие печали и скорби". Так как княживший в Твери до нашествия татар Александр Михайлович (3) принужден был и далее скитаться на чужбине, то К. М., как следующий по старшинству, в 1328 г. поехал в орду за княжеским ярлыком для себя. Хан по-прежнему держал гнев на тверских князей, и получить ярлык самому К. M. едва ли бы удалось, если бы ему не помог Калита, в это время также бывший в орде. Княжение К. М. характеризуется отсутствием самостоятельности, подчинением воле Калиты, за которым тверской князь, по выражению А. В. Экземплярского, шел как бы на привязи: он сопровождал Калиту в его многократных поездках в орду, помогал ему в походах, напр. в 1333 г., когда московский князь ходил войною на Новгород.

Причины этой покорности ясны: унаследовав разгромленное и обессиленное княжество, Н. М. не мог помышлять о первенстве; с другой стороны вполне вероятно и формальное согласие подчиняться Калите как воздаяние за оказанную ему последним помощь при получении княжеского ярлыка.

Однако пассивность К. М. выходила за пределы простой покорности, достигая степени унижения: когда руководимые Калитою русские князья посылали сказать бежавшему в Псков Александру Михайловичу, чтобы тот шел в орду, К. M. также принял участие в этом хоре против его брата; должен был он примкнуть и к походу, предпринятому Калитою на Псков с целью принудить последний к выдаче Александра Михайловича.

Не думая о борьбе с Москвою, подчиняясь ей, К. М. направил усилия к тому, чтобы восстановить силы княжества, привести в порядок внутренние дела, утвердить крепость своей отчины, и в этом, без сомнения, успел; недаром Александр Михайлович назвал его однажды "наставником и собирателем отчины". Замечательно, что К. М. был менее всего честолюбив; когда брат его Александр получил в 1337 г., наконец, от хана прощение, он без всякого сопротивления уступил ему княжение в Твери, факт для того времени исключительный.

Но в 1339 г. Александр был казнен в орде, и княжеский стол снова перешел к К. М. Зависимое положение его от Москвы стало еще тягостнее.

Это было время, когда Калита стал особенно теснить других князей, и, по выражению летописи, "наста насилование много". Понятно, что менее всего щадил он свою исконную противницу Тверь, и в этом отношении дошел до того, что приказал снять колокол с главной тверской Спасо-преображенской церкви, усыпальницы местных князей, и перевезти его в Москву, — обида по тогдашним понятиям исключительная.

Не вышел К. М. из повиновения у Москвы и со вступлением (1340 г.) на ее престол сына Калиты, Семена Гордого; во время поездки последнего за великокняжеским ярлыком в орду, куда сопровождал его и К. М., хан даже оформил эту зависимость, отдав К. M. наряду с другими князьями "под руце его", Семена.

В последние годы в общем тихого и мирного княжения у К. M. "бысть нелюбье" с княгиней Настасьей, супругой брата его Александра, и с племянником Всеволодом Александровичем; желая, вероятно, обогатиться зa их счет, К. М. "начати имати бояр их и слуги... через людцкую силу". Всеволод Александрович, "того не моги терпети", бежал в Москву, а затем отправился с жалобою в орду, куда поспешил и К. М. Там должен был рассудить их хан, но незадолго до предстоявшего суда К. М. внезапно скончался, — в 1345 г. Женат он был дважды; первый раз на упомянутой Софье Юрьевне, дочери московского кн. Юрия Даниловича, и второй — на Евдокии, отчеством и родом неизвестной: вероятно от второго брака имел двоих сыновей Семена (33) и Еремея (18). Так как последние после смерти отца княжили в Дорогобуже, то является предположение, что этот город получил в удел еще К. М. от своего отца Михаила Ярославича, когда тот перед трагически закончившейся поездкой в Москву разделил между сыновьями свою вотчину.

Тем не менее имя князя дорогобужского К. М. не привилось, вероятно потому, что прозвание его по великокняжескому столу вытеснило прозвание по уделу. Полное Собр. Русск. Летоп., т. III, стр. 79; т. IV, стр. 55; т. V, стр. 209, 210, 217, 220, 222; т. VI, стр. 192; т. VII, стр. 191, 201, 203, 206, 209, 210, 237; т. XV, стр. 410, 414, 419. — Никоновская летоп., т. III, стр. 120, 124, 139, 140—141, 151, 159, 161, 170, 171, 178—179, 184; т. IV, стр. 12, 204. — Татищ. свод, т. IV, стр. 99, 101, 110, 120, 121, 130, 131, 142, 153, 159—160. — Карамзин, "История госуд. Российск.", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843, т. IV, стр. 112, 115, 116, 119, 121, 12(5, 134, 135, 140, 148, 153, 170; прим. 247, 280, 291, 301, 308, 369; т. V, стр. 5. — С. М. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Общ. Польза", кн. І, стр. 908, 910, 919—920, 940; кн. III, стр. 874, пр. 3. — Бестужев-Рюмин, "Русская история", стр. 417. — И. Д. Беляев, "Великий кн. Михаил Ярославич Тверской", "Чтения Моск. Общ. Истор. и Древн. Рос.", 1861, № 3. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 125—127, 130—132. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князя Северной Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 47, 86, 399, 400, 467, 469, 473, 476—478, 516, 540. — "Энциклопед. словарь" Брокгауза-Ефрона, 1-е изд., СПб. 1895, полут. 31, стр. 72. 25. Лев Александрович, старший из шести сыновей Александра Михайловича (2); летописи отмечают только дату его рождения — 1321 год; вероятно умер малолетним.

Полное Собр. Русск. Лет., т. XV, стр. 414. — Никоновск. летоп., т. III, стр. 126. — А. В. Экземплярский, "Велик. и уд. князья Сев. Руси", т. II, стр. 476, 640. 26. Михаил Александрович, четвертый сын Александра Михайловича (2), десятый князь на тверском столе и первый князь микулинский, родился в 1333 г. во Пскове, где в то время изгнанником жил его отец; крестил его новгородский владыка Василий, ради этого приезжавший во Псков. Когда М. А. получил в удел Микулин, из летописных данных не видно, но вероятно в 1339 г., когда Александр Михайлович перед последней поездкой в орду "о вотчине своей глаголав". По малолетству в управление уделом вступил лишь значительно позже, предоставив ведение дел боярам.

В 1841 г. он был отвезен из Твери в Новгород к владыке Василию для обучения грамоте.

Это последнее летописное известие, относящееся к детским и юношеским годам М. А. — в течение дальнейших целых 20 лет имя его в древних актах не встречается.

Только под 1362 г. летописи снова заговаривают о нем, к тому же с пространностью и полнотою, делающими еще менее понятным такое длительное молчание.

В Тверской летописи, напр., под этим годом подробно говорится о добром нраве М. А. и о том, что тверичи питали к нему необыкновенную любовь — "вси сынове тверстии прилагахуся к нему и храбри служаху ему". Из этой любви тверского населения к М. А. можно заключить, что он если и жил преимущественно на своем уделе, в Микулине, то нередко бывал и в Твери, где в это время княжил дядя его, Василий Михайлович кашинский (10), и в делах тверских имел уже тогда значительное влияние.

Популярность M. A. среди тверичей вызывала враждебные к нему чувства и опасения со стороны Василия Михайловича, который, внимая наговорам и наветам своей супруги Елены, "нача гвеватися на Михаила, зло враждоваше на него", а в 1363 г. предпринял даже поход на Микулин, кончившийся, впрочем, миром: дядя и племянник "смиришась и любовь сотвориша". Опасения тверского князя были не безосновательны; из некоторых данных видно, что в сущности М. А., благодаря своей популярности, пользовался в Твери большим значением и влиянием, чем сам князь тверской, Василий Михайлович.

В 1364 г. М. А. значительно усилился территориально и материально, унаследовав удел от своего двоюродного брата, дорогобужского князя Семена Константиновича, павшего жертвой свирепствовавшей в этом году моровой язвы. Завещание со стороны прямого наследника, старшего брата его Еремея; по ходатайству последнего пред митрополитом, дело о наследстве перешло, согласно установившемуся обычаю, на суд духовного лица, и судьею призван был тверской владыка Василий, признавший права М. А. на удел, ввиду ясного смысла завещания, бесспорными.

Впоследствии за это решение владыка сам подвергся суду князей, следствием которого владыке "сотворися протор велик". Усиление M. A. было, конечно, не по душе Василию Михайловичу, и он, не будучи в состоянии справиться с ним собственными силами, потерпев уже однажды в этом неудачу, для борьбы с М. А. стал искать союзника, которого и нашел в лице московского князя Димитрия Ивановича (Донского), к этому времени окончательно утвердившегося на московском престоле.

В свою очередь и М. А., также не надеясь на собственные силы для предстоящей неизбежной борьбы, нашел поддержку у Литвы, которая, таким образом, из-за междоусобий тверских князей впервые пришла в столкновение с Москвой.

Когда Дмитрий Иванович, по выражению летописи, "нача посягати" на русских князей, в том числе и на М. А., последний отправился за помощью к Ольгерду.

Воспользовавшись отсутствием М. А., враги его — Василий Михайлович и Еремей Константинович в союзе с Москвою — соединенными силами пошли на... Тверь. Именно на Тверь, а не на Микулин, и это является в значительной степени необъяснимым, так как тверским великим князем в это время продолжал оставаться один из соучастников похода и врагов М. А. — Василий Михайлович.

Единственное объяснение, которое здесь можно допустить и которое обычно приводится, это то, что тверичи в возникших распрях взяли сторону своего любимца, М. А., и князь тверской хотел наказать их за измену себе. Как бы то ни было, взять город союзникам не удалось, но окрестным жителям пришлось испытать "муки, безчестье и грабеж" от их войск, удалившихся лишь после того, как "все пусто сотвориша". Осенью того же 1366 г. M. A. возвратился с литовскими войсками.

Ему с первых же шагов сопутствовал успех: взяв в плен жен князей Василия и Еремея, а также многих бояр и слуг первого, он почти беспрепятственно подступил к Кашину.

Василий Михайлович не в состоянии был оказать серьезного сопротивления племяннику и запросил мира, который и был заключен в селе Андреевском.

Непосредственно вслед за этим М. А. взял "мир и любовь" также с Дмитрием Ивановичем и Еремеем Константиновичем, а в день Крещения 1367 г. целовал крест в любви и дружбе и с сыном тверского князя, Михаилом Васильевичем (28). Хотя условия этого ряда мирных соглашений и неизвестны, но несомненно, что главнейшим их пунктом было утверждение за М. А. спорного удела княже-Семена.

С другой стороны, влияние М. А. в делах Тверского княжества, и до тех пор весьма видное, стало исключительным, хотя тверской стол все же остался в руках Василия Михайловича, несмотря на желание тверичей иметь своим князем М. А. Наибольшее удовлетворение заключенные мирные договоры доставили народной массе, в течение предыдущих княжеских междоусобиц сильно разорившейся и теперь, ввиду изменившихся политических условий, торжествовавшей неописуемо; даже высшим слоям населения наступившие спокойные времена доставляли радость, — "и радовались бояре, и все вельможи, также гости и купцы, и ремественницы, и работные люди", повествует летопись.

Всеобщая радость была однако непродолжительна: уже в том же 1367 г. Еремей Константинович сложил крестное целование к М. А. и ушел в Москву, где снова поднял вопрос об уделе своего брата. Пользуясь всяким случаем для вмешательства в дела тверских князей, Дмитрий Иванович не упустил и этого обстоятельства, выставил себя защитником утесненного князя и по совету с боярами пригласил в Москву M. A. для переговоров о спорном деле. Не без основания подозревая в этом приглашении ловушку, М. А. медлил согласием, но когда получил заверения в безопасности даже от митрополита Алексия, счел это достаточной гарантией и в начале 1368 г. был уже в Москве.

Обещания митрополита были нарушены самым бесцеремонным образом: после некоторого подобия суда, решавшего дело по указке московского князя в пользу Еремея, М. А. самого и его бояр неожиданно схватили, арестовали и посадили в заточение.

Такой поступок был настолько вероломен, что им были поражены даже приехавшие вскоре после этого в Москву трое татарских князей, — "слышавше сие, усумнешась". Именно это обстоятельство, по-видимому, и заставило московского князя освободить M. A. и тверских бояр, связав его, впрочем, крестным целованием, а на чем — из летописей не видно; можно лишь предполагать, — или чтобы М. А. не мстил в союзе с Литвою за причиненную ему обиду, или же в том, что он отступился от части удела, завещанного ему Семеном Константиновичем; последнее предположение более вероятно, ибо почти непосредственно вслед за освобождением M. A. Дмитрий Иванович занял относившийся к этому уделу Градок, в котором посадил своего наместника.

В 1368 г. скончался Василий Михайлович, и М. А., унаследовав после него великокняжеский стол, стал тверским князем не только de facto, но и de jure. Вокняжение в Твери М. А., человека воинственного и самостоятельного, не могло быть по душе Дмитрию Ивановичу, и последний, не давая M. A. освоиться в новом положении и собраться с силами, выслал против него сильную рать. Не будучи в состоянии ей сопротивляться, М. А. бежал в Литву, где ему снова удалось вооружить против Москвы Ольгерда.

Во главе могучей рати, по пути усиленной присоединившимися смолянами, воинственный Ольгерд двинулся против Дмитрия Ивановича, на р. Тростне 21 ноября 1368 г. уничтожил московский сторожевой полк и затем подступил к самой Москве, где затворился великий князь с боярами и духовенством.

Три дня простоял Ольгерд под городом, взять его не мог, но кругом "сотворил много зла", какого Москва никогда прежде не видала даже от татар. По заключенному вскоре миру M. A. получил обратно Градок и другие волости из удела княж-Семена, ранее отнятые Москвою.

Мирный договор в сущности почти не изменил взаимоотношений Твери и Москвы.

Обе стороны сознавали неустойчивость положения и готовились к более решительным событиям; M. A. в 1369 г., напр., укрепил Тверь деревянною стеною, "срубил град древян и глиною помазал". Враждебные действия и на этот раз начал Дмитрий Иванович, который уже вскоре после замирения послал рать на Смоленск и Брянск с целью наказать их за союз с Ольгердом и Тверью.

Было ясно, что Дмитрий Иванович не оставит в покое и Тверь. И действительно, уже в августе 1370 г. московский князь сложил крестное целование к М. А. и объявил ему войну. М. А. опять бежал в Литву. В его отсутствие московские войска сильно пограбили Тверскую землю, забрав при том в плен многих жителей, а затем в сентябре того же года явились снова, уже под начальством самого Дмитрия Ивановича, взяли Зубцов и Микулин, по пути "все пусто сотворили и людей многое множество в полон повело". Старания М. А. получить помощь от Ольгерда против Москвы на этот раз успеха не имели, ибо Литва была занята войною с немцами.

Тогда М. А. отправился в орду, где неожиданно возобновил одно из прежних притязаний тверских князей — стал хлопотать о ярлыке на великое княжение Владимирское.

Желая, очевидно, поселить еще большую рознь между враждующими князьями и вместе с тем устрашить усиливавшегося Дмитрия Ивановича, которому в это время принадлежал титул великого князя Владимирского, хан Мамай к хлопотам М. А. отнесся благосклонно и просимый ярлык ему выдал. В Москве, однако, относились уже не с такою покорностью к ханской воле, как прежде.

Узнав о происках М. А. и о решении хана, Дмитрий Иванович сначала "негодова о сем", а затем попросту распорядился изловить М. А. на его пути из орды, несмотря на то, что тверской князь возвращался в сопровождении татарского посла Сарыхожа.

Предупрежденный об этом своими московскими доброхотами, M. A. избежал погони, направившись в Литву, где опять стал просить помощи у Ольгерда против Москвы, — на этот раз не бесплодно.

В союзе с своим братом Кейстутом и многими другими литовскими князьями Ольгерд вторично двинулся на Москву; в ноябре 1370 г. он был уже в московской области, где пожег и пограбил окрестности Волоколамска, а 6 декабря подступил к Москве, которую осаждал в течение 8 дней. Только военные успехи серпуховского князя Владимира Андреевича, выступившего на помощь Дмитрию Ивановичу и грозившего напасть на Тверь либо обрушиться в тыл осаждавшим, заставили Ольгерда снять осаду и самостоятельно заключить с Москвою мир. Оставшись без поддержки литовского князя, М. А. также принужден был заключить перемирие, по условиям которого хотя и сохранил за собою все владения, но отказался от притязаний на великое княжество Владимирское.

Результатами этого похода М. А. остался недоволен, ибо ни расширить территории Твери, ни удержать за собою титул великого князя Владимирского, ни ослабить Москвы ему не удалось.

С другой стороны, в последнюю его поездку в орду выяснилось благосклонное отношение к нему хана. М. А. теперь и задумал искать у него поддержки и в начале 1371 г. вторично поехал в орду, где действительно получил подтвердительный ярлык на великое княжение Владимирское, но от предложенной ханом ему ратной помощи для осуществления новых прав почему-то отказался.

Этой поездкой в орду M. A. сделал двойную ошибку: вторичным обращением к татарам, гнет которых становился на Руси все более невыносимым, он восстановил против себя почти все население Руси, а отказом от татарской помощи лишился возможности хотя бы силой утвердиться в великом княжении.

Поэтому, когда московский князь, узнав о поступке М. А., велел во всех городах привести жителей к крестному целованию в том, что они не пустят М. А. на Владимирское великое княжение, он всюду встретил единодушное согласие.

И действительно, когда М. А. подошел к Владимиру, жители не пустили его в город, послав сказать ему: "ты взял обманом великое княжение". Сопровождавший и этот раз М. А. татарский посол Сарыхожа приглашал Дмитрия Ивановича, ставшего с ратью у Переяславля-Залесского, повиноваться ханской воле, на что московский князь ответил: "к ярлыку не еду, а в землю на княжение Владимирское не пущу, а тебе послу путь чист". Оставленный Сарыхожей, которого Дмитрий Иванович щедрыми подарками привлек к себе, M. A. от Владимира двинулся было на Бежецкий Верх, но затем повернул в Тверь, куда и вошел в мае. Полная неудача тем не менее не сломила решимости М. А. добиваться великого княжения, и он вскоре послал к хану своего старшего сына Ивана с жалобой на московского князя, по последний, проведав об этом, сам поехал в орду, где не щадил денег и подарков, при поддержке Сарыхожа вполне оправдался и получил подтверждение на великокняжеский ярлык. М. А. же в лице его сына хан велел сказать: "Мы дали тебе великое княжение и давали тебе рать, а ты не захотел и сказал, что своею силою сядешь, и ты сиди с кем тебе любо, а от нас помощи не ищи". Таким образом дело М. А. в орде было окончательно проиграно.

Однако, пользуясь отсутствием Дмитрия Ивановича, М. А. постарался нанести ему вред с другой стороны — во главе значительного войска двинулся на московские области и повоевал Кострому, Углич и снова Бежецкий Верх, в которых посадил своих наместников.

Необдуманным захватом Бежецкого Верха он вооружил против себя новгородцев, владевших этой волостью, и они, до тех пор не державшие ничьей стороны в борьбе Твери с Москвою, вследствие такой обиды вступили в тесный союз с московским князем.

Последний, возвратившись из орды, тотчас же послал свою рать к Бежецкому Верху, где наместник М. А., Никифор Лыч, был схвачен и убит; однако московские войска вскоре были отозваны к участию в поход на Рязань.

Этим обстоятельством, т. е. поглощением всех боевых сил Москвы походом против рязанского князя Олега, и воспользовался М. А.: в 1372 г. он напал на Кистму, где захватил тамошних воевод, затем пошел к Дмитрову, пожег его окрестности, ограбил город и увели: многих жителей в плен, далее, при помощи литовцев, обрушился на Переяславль, который также разорил и обложил выкупом, оттуда, узнав о том, что кашинский князь Михаил Васильевич бежал в Москву и там заключил с Дмитрием Ивановичем союз, — двинулся к Кашину, взял его, обязал окупом, окрестности разорил, наконец — направился к Торжку, без труда его покорил и посадил там наместников.

Когда же на защиту Торжка поднялись новгородцы, изгнавшие тверских наместников, а тверских гостей избившие и ограбившие, М. А. вернулся к этому городу, в происшедшей битве разбил новгородцев наголову, город же разграбил и сжег до основания; во время этого пожара, принявшего вследствие бушевавшего ветра страшные размеры, погибло много людей; вообще М. А. на этот раз учинил такое зло, какого, по выражению летописи, "и от поганых не бывало". Успехи М. А. поселили в нем решимость еще раз напасть на Москву; расчеты его могли быть тем более основательными, что на помощь ему снова пришел литовский князь Ольгерд с значительными силами.

В союзе с последним М. А. действительно двинулся к Москве.

Однако Дмитрий Иванович на этот раз не был застигнут врасплох.

С сильным войском он встретил противников у Любутска и в первой же стычке разбил сторожевой полк Ольгерда, вследствие чего литовский князь принужден был отступить и занять оборонительную позицию.

Несколько дней бесплодно простояв друг против друга, князья решились на перемирие, в акте о котором, помимо М. А., даже против его воли, были включены некоторые условия, касавшиеся тверского князя: последний должен был возвратить все пограбленное в области Владимирского великого княжения и вывести своих наместников из городов Дмитрия Ивановича, если же откажется подчиниться или начнет неприязненные действия раньше окончания срока перемирия (с 31 июля до 26 октября) — московский князь сам с ним переведается, а Ольгерд не заступается.

Положение М. А., таким образом, стало довольно затруднительным: он принужден был или добровольно отказаться от всего прежде завоеванного, или, случае сопротивления, рассчитывать на собственные силы. M. A. принужден был предпочесть первый исход и вернулся в Тверь. Это было необходимо и потому, что, пользуясь затруднительными обстоятельствами М. А., от него отложился недавно усмиренный кашинский князь Михаил Васильевич, ушедший сначала в Москву, а затем в орду о чем-то хлопотать, хотя хлопоты его успеха не имели. Впрочем, затруднения, чинимые М. А. кашинским князем, закончились благополучно, так как Василий Михайлович вскоре по возвращении из орды скончался (1372 г.), сын же его, Михаил Васильевич II, "с бабою своею, со княгинею Еленою, и с бояры приехал во Тверь к великому князю Михайлу с челобитьем и вдаясь во всю волю его". Между тем срок перемирия между Москвою и Тверью подходил к концу, и М. А., по-видимому, опасался, что Дмитрий Иванович пойдет на него походом; именно ввиду этого он энергично стал укреплять Тверь — прорыл вокруг канаву и насыпал вал от Волги до p. Тмаки. До столкновения, однако, дело не дошло, так как Дмитрий Иванович был отвлечен татарами, угрожавшими из-за Оки; в конце же 1373 г. между противниками окончательно был заключен мир, по которому Дмитрий Иванович отпустил сына тверского князя, Ивана Михайловича, получив за него раньше уплаченный им в орде выкуп в 10 тыс. рублей, а М. А., согласно выше упомянутому перемирному договору, вывел своих наместников из всех волостей, взятых им у Москвы. "И бысть радость велика всех христианам", заключает летописец по случаю этого мира. По обыкновению, мир и на этот раз оказался непродолжительным.

В том же 1373 г. в Тверь из Москвы явились два беглеца, сын московского тысяцкого Иван Вельяминов и купец Некомат, которых летописи и считают виновниками вновь возгоревшейся вражды между М. А. и Дмитрием Ивановичем.

Эти перебежчики, по словам летописи, приехали в Тверь "на христианскую напасть, на христианскую пагубу, со многою ложью, льстивыми словами, — от них-то и огонь весь загорелся". Из их рассказов о намерениях — отчасти действительных, отчасти мнимых — московского князя M. A. убедился в том, что Дмитрий Иванович злоумышляет как против Твери,так и против орды; полученные известия были приняты тверским князем с полным доверием и сочтены настолько важными, что он обоих перебежчиков с этими вестями послал в орду, а лично с целью хлопотать о союзе против Москвы отправился в Литву, где ему была обещана помощь.

Из Литвы М. А. вернулся весною 1375 г., а в июле прибыл из орды Некомат с татарским послом Ачихожею и с ярлыком для М. А. на великое княжение Владимирское, из чего видно, что вестям о намерениях московского князя придал веры также и хан. Вследствие таких обстоятельств M. A. послал сказать Дмитрию Ивановичу о сложении крестного целования и одновременно с этим отправил наместников в Торжок и значительную рать на Углич. Таким образом, М. А., в расчете на поддержку Литвы и орды, сам начал борьбу с Москвою. Ho расчеты его не оправдались: с одной стороны, ни орда, ни Литва не оказали ему обещанной помощи; с другой же, Москва была вполне подготовлена к сопротивлению, даже к наступательным действиям.

В июле 1375 г. Дмитрий Иванович с помощью почти всех князей северо-восточной Руси двинулся на Тверь. Против М. А. вооружились даже бывшие его союзники, как, напр., смоленские князья.

Везде и всюду против него поднялось негодование за то, что он "сложился с Мамаем и со всею ордою его". Ввиду такого оборота дел и наступления противников, M. A., не в силах оказать открытого сопротивления, заперся в Твери; союзные войска начали воевать и опустошать окрестности города, — взяли Микулин и другие волости, которые пожгли и пограбили, а в начале августа подступили к самой Твери, пытались взять ее приступом, но потерпели неудачу, после чего обложили город с целью принудить его к сдаче голодом.

В то время как Дмитрий Иванович усилился еще присоединением к нему новгородцев, в отмщение за прошлые обиды пришедших к Твери "рыкающе, с яростью, скрежчюще зубы на тферичь", в то время как разосланные в разные стороны московским князем отряды взяли Зубцов, Белгород и Старицу, — М. А. не получал поддержки ни от татар, ни от Ольгерда и принужден был защищаться собственными силами; правда, к Твери подошла было литовская рать, но когда узнала о превосходных силах московского князя, поспешно бежала обратно.

При таких обстоятельствах М. А., "видя свое изнеможение, понеже вся Русская земля восстала на него", решился просить мира, послав к Дмитрию Ивановичу с челобитьем об этом тверского владыку Евфимия "и старейших и нарочитых бояр своих". По заключенному мирному соглашению M. A. "во всю волю (Дмитрия) даяся", сделав важные уступки и Москве и Новгороду — в пользу первой отказался от всяких притязаний на вел. княж. Владимирское, признал независимость Кашинского княжества, и в пользу второго — возвратил все села, купленные тверскими князьями, вывел своих наместников из Торжка, отпустил всех пленных новгородцев и проч. Вместе с тем М. А. признал себя "младшим братом" Дмитрию Ивановичу, обязался давать ему военную помощь и принужден был раз навсегда отказаться от союза с Литвою.

Встречные обязательства Диитрия Ивановича были далеко не такого широкого объема, ограничиваясь почти исключительно военной помощью Твери, если бы на нее напали татары или литовцы.

Таким образом, продолжительная борьба М. А. с Москвою закончилась полным его поражением, и в дальнейшей своей деятельности, хотя он и предпринимает ряд шагов с целью восстановить расшатанные силы Тверского княжества и возвратить ему утраченное значение, но эти усилия не всегда сопровождаются успехом.

Так, напр., уже в конце того же 1375 г. M. A. женил своего старшего сына, Ивана, на литовской княжне Марии Кейстутовне, устроив этот брак, конечно, с политическими расчетами, но последние не оправдались, ибо два года спустя умер Ольгерд, и литовским князем стал Ягелло, а в 1382 г., во время смут в Литве, был удавлен и отец Марии — Кейстут.

Если в этом отношении М. А. потерпел неудачу, то неожиданное усиление он получил с другой стороны: в 1382 г. умер кашинский князь Василий Михайлович, потомства не оставивший, и его удел, из-за которого пролилось столько крови, снова перешел в семейство М. А., доставшись его сыну Борису.

Совсем почти не выяснена роль M. A. в связи с Куликовской битвой.

В одних сказаниях об этой битве тверские князья совершенно не упоминаются участниками в ней, в других же говорится, что М. А. на помощь Дмитрию Ивановичу, по его просьбе, послал своего племянника, Ивана Всеволодовича холмского.

Ввиду существовавших обязательств M. A. оказывать Москве помощь, необходимость которой в данном случае была особенно настоятельной, следует второе предположение считать более вероятным.

Разразившееся вслед за Куликовской битвой нашествие на Русь хана Тохтамыша, имевшее целью наказать собственно московского князя, угрожало бедствиями и Тверской земле, которые М. А. предупредил обычным в то время "дипломатическим" приемом — задарил Тохтамыша, притом настолько обильно, что тот, "прия дары... послал ерлык свой, жалование свое к великому князю Михайлу Александровичу". Благосклонное отношение к нему хана и относительное обессиление Москвы, значительно пострадавшей во время нашествия Тохтамыша, вновь на момент воскресило в M. A. надежды на восстановление былого положения Твери. Вместе со своим сыном Александром (3), запасшись дарами, он поспешил в орду, где пред ханом возбудил свои прежние притязания на Владимирское великое княжение.

Целый год пробыл М. А в орде, но в своих хлопотах не успел: "Я улусы свои сам знаю — ответил ему хан, — и каждый князь русский на моем улусе, а на своем отечестве живет по старине, а мне служит правдою, и я его жалую по старине, а что неправда предо мною улусника моего кн. Дмитрия московского и я его поустрашил, и он мне служит правдою, и я его жалую по старине во отчине его, а ты поди в свою отчину во Тверь и служи мне правдою, и я тебя жалую". В 1383 г. М. А., ничего не добившись, уехал из орды, оставив там для дальнейших хлопот сына Александра, который также ничего не успел и в 1386 г. возвратился в Тверь. С этих пор М. А. окончательно прекратил свои домогательства на великое княжение Владимирское и свои искательства в орде; если он и заботился об поправлении в различных пунктах старых укреплений и о возведении новых, напр. в Новом Городке на Волге и в самой Твери, то делал это исключительно в целях успешной обороны против возможных наступлений Москвы.

В этих же видах он старался укрепить родственные связи с Литвой и Смоленском, в 1385 г. женив двух своих сыновей — Бориса на дочери Святослава Ивановича смоленского и Василия на дочери Владимира Ольгердовича киевского, причем последний брак снискал расположение к Твери Витовта.

Стремился М. А. также к приобретению друзей и в самой Москве, для чего своего младшего сына Федора женил на дочери знаменитого московского боярина Федора Андреевича Кошки, причем родство М. А. с последним не раз сослужило ему службу в том смысле, что, благодаря влиянию Кошки в московских делах, происки мелких князей против М. А. часто оставались безрезультатными.

В последние годы своей жизни М. А. обратил особенное внимание на внутреннее устроение своего княжества, расшатанного предшествовавшим тревожным временем; он добился того, что в княжестве исчезли разбойники, тати, ябедники, корчевники, мытари, прекратились насилования и грабежи; он отличался правосудием — "паче же всего любляше суд прав, не на лица судити, боляром не потакаше, но паче сиротам во всем полагаше, милостыню присно безпристани творяше". Отношения его с Москвою в это время значительно улучшились: в сохранившейся договорной грамоте с Василием Дмитриевичем он называется братом последнему, т. е. признается равным ему; в этой же грамоте он обязывается за себя и за детей своих не искать ни Москвы, ни великого княжения Владимирского, ни Новгорода; наконец, там же находится и обязательство М. А. оказывать ратную помощь Москве против татар, литовцев, немцев и поляков, чему соответствует подобное же обязательство со стороны Василия Дмитриевича по отношению к Твери. Летом 1399 г. М. А. заболел настолько тяжело, что приказал писать "грамоты душевные", составил завещание, разделил между сыновьями Тверское княжество и 20 августа митрополитом Арсением был пострижен с именем Матфея.

Последние дни он прожил в монастыре св. Афанасия, где и скончался, 26 августа того же 1399 г., перед самой смертью приняв схиму. Он имел шесть сыновей — Александра большого (3) и Александра меньшого (4), Ивана (22), Василия (11), Бориса (8) и Федора (40), из которых только Иван, Василий и Федор пережили отца. О личности М. А. в летописях находим указания, что его боялись, "яко бе муж страшен и сердце его яко сердце лву", но вместе с тем ему ставится в заслугу его любовь к дружине, его бескорыстие и беcпристрастие: "сладок же беаше дружине своей, яко не любляше злата, ни риз многоценных, но вся, елико имеаше... дружине своей; сего ради друголюбец прозвашеся..; и не имеаше единого или дву любити паче инех всех, но к всем рассудине достойную честь подаваше и сладкую любовь простираше". Полное Собрание Русск. Летопис., т. I, стр. 231—233; т. III, стр. 77, 89—90, 230; т. ІV, стр. 53, 66—71, 75, 90, 360; т. V, стр. 220, 231, 233; 234. 238, 251—252; т. VI, стр. 90; т. VII, стр. 73, 203; т. VIII, стр. 15—20, 22, 23, 42, 47, 48, 49; т. XV, стр. 430—434, 442, 443, 445, 468—469. — Никоновская лет., т. III, стр. 175; т. IV, стр. 5, 8—9, 12, 15, 17, 19—20, 22—26, 28—30, 33—38, 40, 41, 43—46, 93, 131, 137—138, 141, 143, 154—156, 199, 202, 255, 285—296. — Татищ. сборн., т. IV, стр. 198, 201—202, 205, 208—209, 211—212, 216—219, 227—229, 234—235, 237, 256, 266—267, 304, 306, 312—313, 322, 365, 385. — "Собрание Государств.

Грамот и Договоров", т. I, №№ 8, 16, 17, 28, 31. "Акты Археограф.

Экспедиции", т. I, №№ 5, 8, 14. — Григорьев, "Из протоколов Константинопольского патриархата", "Журн. Мин. Нар. Просв.", 1847 г., ч. LIV. — Беляев, "Михаил Александрович, великий князь Тверской", "Чтения в Импер. Общ. Истор. и Древн. Российск.", 1861. III. — Его же, "Разсказы из русской истории", т. II, стр. 453 и след. — Карамзин, "История госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843 г., т. IV, стр. 168; прим. 359, 367; т. V, стр. 7, 8, 11, 13, 15—18, 21—24, 50, 51, 61, 99, 100, 130, 233; прим. 5, 9, 10, 17. 19, 20, 22, 25, 26, 29, 32, 35, 65, 98, 102, 137, 183, 230, 232, 254, 420. — C. M. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Обществ.

Польза", кн. І, стр. 960—969, 977, 983, 984, 989, 1024, 1025, 1172, 1173. — Костомаров, "Русск. история в жизнеописаниях", т. I, стр. 208 и след. — Его же, "Церковно-историческая критика", "Вестн. Европы", 1870, т. IV, стр. 483—485. — Бестужев-Рюмин, "Русск. история", т. І, гл. VII, стр. 419, 420; пр. 20. — Д. Ключевский, "Древне-русские жития святых", стр. 177—180. — A. Попов, "Изборник славянских и русских сочинений", стр. 57. — Преосв.

Макарий, "История русской церкви", т. IV, стр. 49—61. — "Древняя Российск.

Вивлиофика", т. І, №№ 31, 32. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северн.

Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 41, 53, 102, 104, 105, 295—298, 412, 447, 474, 470, 478, 482—498, 505, 516—520, 526—533. 536, 539, 540, 544, 546, 550, 553—558, 585, 629, 641, 642. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 142—176, прим. стр. 79—109. — "Энциклоп. слов." Брокгауза-Ефрона, 1-е изд., полут. 36, СПб. 1896, стр. 485—486. 27. Михаил Борисович, старший сын Бориса Александровича (7), четырнадцатый и последний великий князь Тверской, родился в 1453 г.; тверской стол унаследовал в 1461 г., когда умер его отец. Восьмилетний мальчик не был, конечно, в состоянии управлять княжеством, и его именем правили и вершили дело приближенные бояре. Они-то в 1462 г. и заключили с недавно вступившим на московский престол Иоанном III, женатым на сестре М. Б., две договорные грамоты, которыми тверской и московский князья обязываются помогать друг другу против литвы, ляхов, немцев, татар, и каждый из них обещает не принимать недругов другого и не брать от татар в дар: М. Б. — Москву и Новгород, а Иоанн — Тверь и Кашин. Так как М. Б. княжил мирно, ни с кем не ссорясь, то ему не приходилось просить помощи у Москвы, но сам он помогал войсками Иоанну неоднократно: так, напр., тверская рать участвовала в первом новгородском походе (1471 г.), под начальством кн. Юрия Андреевича Дорогобужского и Ивана Никитича Жито, а во втором походе Москвы на Новгород, в 1477 г., помимо посылки вспомогательной рати под начальством кн. Михаила Федоровича микулинского, тверской князь принимал и личное участие; помог М. Б. Москве и в заключительном аккорде свержения татарского ига: на p. Угре, где в 1480 г Иоанн встретился с Ахматом, были и тверские полки во главе с князьями Михаилом Дмитриевичем холмским и Осипом Андреевичем дорогобужским.

Из того обстоятельства, что М. Б. не ограничивался личным участием в походах Иоанна III и посылкой ратной помощи ему, а часто отдавал московскому князю и "кормы по своей вотчине", чего по договору делать был не обязан, должно заключить, что тверской князь чувствовал себя в зависимости от московского, хотя союз с ним и заключил как равный с равным.

Тягаться М. Б. с Москвою было, конечно, совершенно не под силу, если же Иоанн и не трогает его, то, вероятно, потому только, что от этого союза имел большие выгоды, ибо по первому требованию всегда получал от Твери значительные вспомогательные войска и в большом числе принимал к себе выезжих из Тверского княжества бояр и детей боярских.

Союзные отношения М. Б. к Москве, в сущности — полная покорность ей, продолжались до 1483 г., когда он резко изменил свою политику: видя, что Новгород покорен Москвою, что могущество ее все растет, ее владения все расширяются, со всех сторон окружают Тверскую землю, сдавливают ее как бы железным кольцом, М. В. начал сознавать свое опасное положение — раньше или позже быть поглощенным могущественным соседом, — и стал искать поддержку против Москвы там, где ее и раньше часто находили тверские князья, — у Литвы. С великим князем литовским и королем польским он заключил в 1483 г. договор о взаимной поддержке друг друга против врагов и этот союз стремился укрепить родственными связями, хлопоча о своей женитьбе на внучке Казимира.

Сношения М. Б. с Литвой не остались тайной для Москвы, и Иоанн III, как только узнал об этом, послал войско, сильно опустошившее Тверскую землю. Так как помощи от непостоянного Казимира никакой не было, то М. Б., не в состоянии обороняться собственными силами, очутился в критическом положении, из которого мог быть только один выход — добить челом московскому князю на всей его воле, что он и сделал через посредство тверского владыки.

На этот раз осторожный Иоанн не посягнул еще на целость Тверского княжества, но мир, данный им М. Б., заключен был на весьма тяжелых условиях для тверского князя, который должен был отказаться от равенства с московским князем, стал называться "молодшим братом" не только по отношению к Иоанну Васильевичу, но и к старшему его сыну Ивану Ивановичу, принужден был разорвать свой союз с Казимиром и, наконец, дал обязательство ничего не предпринимать самолично: во всех важных действиях предварительно испрашивать согласия великого князя московского, о второстепенных же по меньшей мере его извещать.

Отъезды князей из Твери в Москву, и раньше довольно частые, после заключения этого для Твери невыгодного мира еще более усилились.

Уже в 1485 г. оставили Тверское княжество и перешли на московскую службу два видных удельных князя — Андрей микулинский и Осип дорогобужский, первому из которых Иоанн ІII дал Дмитров, а второму — Ярославль; за ними худа же перешли и многие тверские бояре. Из одного места Софийской летописи видно, что этот массовый переход бояр к Иоанну Ш объясняется выгодностью служить у него, ибо все возникавшие земельные и иные тяжбы между тверскими и московскими боярами неизменно разрешались, благодаря силе Иоанна, в пользу последних.

В таком положении М. Б. возобновил свои сношения с Литвой, втайне от Москвы, — но там за ним зорко следили и одного его гонца с грамотами к королю перехватили.

М. Б. прибегнул было к раз испытанному способу: послал тверского владыку Вассиана добить челом Иоанну, но последний челобитья не принял, а новое посольство от М. Б., во главе с кн. Михаилом Дмитриевичем холмским, даже и на глаза к себе не пустил.

Ясно было, что раскрытым обстоятельством московский князь хочет на этот раз воспользоваться более решительно.

Он стал собирать войско и 21 августа 1486 г., лично начальствуя, выступил в поход на Тверь, куда, по приказу из Москвы, значительный отряд выслали и новгородцы. 8 сентября московское войско подошло к Твери и осадило ее, 10-го зажжены были посады, а на следующий день многие тверские князья и бояре явились в московский стан и били Иоанну челом о принятия на службу.

Ночью на 12 сентября М. Б., "видя свое изнеможение", взял свою казну и "с малою дружиною" бежал в Литву к Казимиру.

Оставшись без великого князя, тверской владыка Вассиан, кн. Михаил холмский с сыном и братьями, а также другие князья, бояре и земские люди держали совет, как быть, и порешили отворить город. Иоанн велел всех жителей привести к присяге, а 15 сентября сам въехал в Тверь, которую отдал своему сыну Ивану Ивановичу, посадив в ней наместником боярина Василия Федоровича Образец-Добрынского; многих князей и бояр он свел на Москву, "у себя их пожаловал, в боярех учинил", сохранив за ними все имущества и вотчины, чем отнял у них всякий повод к недовольству.

Таким образом, при М. Б. Тверь пала, потеряла свою независимость отдельного великого княжества и вошла составною частью в княжество Московское.

Долголетняя борьба кончилась в пользу Москвы.

М. Б. обратился было за помощью к Литве, но получил отказ, о чем Казимир, из-за союза с которым Тверь пострадала, поспешил даже известить Иоанна.

После неудачи в Литве М. Б. уезжал куда-то в другое место, затем был в Кракове, где от короля получил некоторые села, но не военную помощь.

Как сложилась дальнейшая жизнь последнего тверского князя, об этом известий нет; с 1505 г имя его совсем исчезает со страниц летописей.

М. Б. был женат дважды: в первый раз с 1417 г. на Софье Семеновне дочери киевского князя Семена Олельковича, и во второй раз — на неизвестной по имени внучке Казимира IV, от которой имел дочь, бывшую, по преданию, в замужестве за одним из Радзивиллов и сына Бориса, упоминаемого только в родословных.

Полное Собр. Русск. Летоп., т. IV, стр. 44—45, 134—135; т. V, стр. 43—44, 237; т. VI стр. 206—207, 336—237; т. VIII, стр. 161, 163, 184, 185, 214, 216; т. XV, стр. 495, 497—498, 500. — Никоновская лет., т. VI, стр. 22, 25, 74—76, 120—121. — Татищ. сборн., т. V, стр. 16, 18, 90, — "Собрание Госуд. Грам. и Догов." т. I. №№ 88, 89, 119. 120—"Акты Западной России", т. I, №№ 79, 89, 218; т. II, № 35. — "Сборник Муханова", №№ 10, 11, 31, 33. — Narbutt, "Dzieje narodu Litewskiego", t. VIII, p. 234. — Карамзин, "История госуд. Российск.", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843, т. V, стр. 206; прим. 349; т. VI, стр. 7, 24, 70, 110—112, 127, 155; прим. 282, 396, 629; т. XI, стр. 75. С. М. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Обществ. польза", кн. І, стр. 1388—1392. — Костомаров. "Русская история в жизнеописаниях", т II, стр. 251—252. — В. С. Борзаковский "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 199—204; прим. стр. 128—130. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные книязья Северной Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 315, 336, 511—514, 522, 548, 553, 556. — "Русский Исторический Сборник" Погодина, ст. "Местничество" — о боярах, перешедших от тверского князя к московскому. — "Энциклоп. словарь" Брокгауза-Ефрона, 1-е изд., полут. 38, СПб. 1896, стр. 486. 28. Михаил Васильевич, второй и младший сын Василия Михайловича І (10), родился в 1331 г. В 1362 г., после смерти старшего брата, Василия Васильевича (9), он получил во владение Кашин. При жизни отца М. В. принимал участие в борьбе его с Михаилом Александровичем (26) за Дорогобужский удел; напр., в 1367 г. вместе с отцом и Еремеем Константиновичем, кн. дорогобужским, ходил на тверскую область, которую они сильно пограбили и опустошили, но когда тверской князь возвратился из Литвы с значительным войском, полученным там, М. В., боясь за судьбу своего удела, одним из первых явился к Михайлу Александровичу "взять с ним мир". В следующем году М. В. вновь поднял вопрос о Дорогобужском уделе и с этою целью ездил в Москву, где обратился по этому поводу к авторитету митрополита Алексия, у которого успеха не имел. В 1371 г. он сложил крестное целование к Михаилу Александровичу и пытался вступить в союз с Москвою, но тверской князь внезапно обрушился на Кашин, разгромил его, а M. B. привел "во всю свою волю". Тем не менее он сделал еще одну попытку бороться с тверским князем, в 1372 г. снова нарушив крестное целование и уехав в Москву, а оттуда в орду, где бил челом на Михаила Александровича, но ничего не добился и вернулся ни с чем. Умер М. В. зимою 1373 г., от брака с дочерью велик. кн. московского Симеона Гордого, Василисою оставив единственного сына — Василия (12). Полн. Собр. Русск. Летоп., т. VII, стр. 215; т. VІII, стр. 19; т. XV, стр. 433. — Никон. лет., т. IV, стр. 12, 15, 17, 22—24. — Татищ. свод, т. IV, стр. 201—202, 205, 208, 215. — А. Д. Иноземцев, "Удельные Кашинские князья", "Чтен. Моск. Общ. Истор. и Древн. Росс.", 1873 г., т. IV, стр. 45 и след. — Н. Головин, "Кашинские удельные князья", отд. брош. — "Акты Археогр.

Экспедиц.", т. I, № 5. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876 г., стр. 134, 144, 145, 147 и 148, прим. 655. — Костомаров, "Церковно-историческая критика в XVII в.", "Вестн. Европы", 1870 г., № 4, стр. 483. — Карамзин, "Истор. госуд. Российск." — С. М. Соловьев, "История России", изд. т-ва "Общ. Польза", кн. I, стр. 937, 960, 962, 965, 967, — А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 481, 484, 487, 489, 491, 492, 519, 525—527, 541. 29. Михаил Дмитриевич, второй сын Дмитрия Юрьевича (17), владел Холмом сначала совместно с братом Даниилом (15), а после ухода последнего в Москву — единолично.

Сведения о нем исчерпываются временем между 1480—1486 гг. В 1480 г. он называется воеводою тверских войск и, по некоторым сведениям, принимал участие в походе московских войск на p. Угру. Затем он упоминается в договорной грамоте от 1485 г. Михаила Борисовича (27) с московским князем, причем в качестве "молодшего брата" тверского князя целует крест в соблюдении договора.

Когда в Москве обнаружили сношения Михаила Борисовича с Литвою и Твери грозила жестокая расправа, M. Д. во главе боярского посольства ездил к московскому князю для переговоров, но последний и "на очи не допустил" его. Наконец, когда Иван Васильевич в 1486 г. подступил к Твери, М. Д. вместе с владыкой Вассианом ІІ другими лицами составили депутацию, которая вышла к московскому князю и передала ему город. "Собр. Госуд. Грам. и Догов.", т. I, №№ 88, 89, 119, 120. — Полн. Собр. Русск. Лет., т. VI, стр. 236—237. — А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 513, 514, 521, 548, 549. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", стр. 201, 202. 30. Михаил Ярославич, второй сын Ярослава Ярославича (35), в отличие от следующего брата того же имена называется старшим, год рождения неизвестен, умер же в 1271 г., вскоре по кончине отца. Так как М. Я. умер раньше старшего брата, Святослава Ярославича (32), то тверского стола не занимал; нет также никаких данных предполагать, чтобы он сидел на каком-либо уделе. Сведения о жизни М. Я. весьма скудны.

Ранние годы детства он, подобно старшему брату, провел в татарском плену; в 1203 г., когда он впервые называется по имени, участвовал в известной битве под Раковорою (Везенбергом), стоя на левом крыле новгородцев; наконец в 1270 г., во время ссоры Ярослава Ярославича с Новгородом, водил на последний великокняжеские полки. Женат М. Я., вероятно, не был, по крайней мере ни из летописей, ни из родословных не видно, чтобы он оставил потомство.

Полное Собрание Русск. Летопис., т. Т, стр. 226; т. III, стр. 59; т. IV, стр. 40, 42; т. V, стр. 193, 198; т. VII, стр. 167. — Никоновск. летопись, т. III, стр. 46, 51. — Татищ. свод, т. IV, стр. 36. — Карамзин, "История государства Российск.", СПб. 1844, т. ІV, стр. 63; прим. 137. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 84. — А. В. Экземплярский, "Велик и удельн. князья Северной Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 395, 452, 454, 455, 639. 31. Михаил Ярославич, в отличие от предыдущего называется младшим, родился в 1240 г., третий сын Ярослава Ярославича (33) и третий князь на тверском столе, на который сел после смерти своего брата Святослава Ярославича (32), вероятно в 1282 г., во всяком случае не позднее 1285 г.; под этим годом он впервые после рождения упоминается разными летописями, которые, называя его великим князем тверским, отмечают закладку им соборной церкви в Твери. M. Я. было еще не более 15 лет, когда ему пришлось уже испытать тревоги военного времени и водительствовать полками; в 1286 г. в Тверскую землю вторглись литовцы и повоевали некоторые области.

Так как литовское разорение угрожало и другим княжествам, то к вооружившимся тверичам, в челе коих стал молодой князь, присоединились новоторжцы, волочане, дубчане, ржевцы, дмитровцы, москвичи, и все они, догнав врага в глухом лесу, обрушилились на него совместными силами, разбили, отобрали весь полон и захватили даже их князя Доманта.

В 1288 г. у М. Я. вышли нелады с великим князем Дмитрием Александровичем.

Ввиду того что "но восхоте Михаил тверской поклонитися вел. кн. Димитрию", подобно другим князьям, и так как Дмитрием не была позабыта помощь, оказанная Тверью в 1281 г. (при Святославе Ярославиче) его противнику и брату Андрею Александровичу, то великий князь в союзе с братьями Даниилом московским и Андреем городецким, а также с Димитрием Борисовичем ростовским и новгородцами двинулся к Твери; по дороге союзники десять дней простояли под Кашином, взять который не могли, но вокруг него "все пусто сотвориша", затем разорили Коснятин.

Недалеко от последнего их встретил с войском М. Я. Не решаясь вступить в бой, противники стали ссылаться о мире, который и был заключен на условиях, оставшихся для нас неизвестными.

В 1293 г. М. Я. ездил в орду; отмечая этот факт, летописи не говорят о его целях; по согласному же мнению исследователей, поездка была M. Я. предпринята для представления новому хану Тохте, сыну Менгу-Тимура, и для получения подтвердительного ярлыка на княжение.

Во время его отсутствия в Тверь бежали и там скрывались многие люди, ушедшие из городов, разоренных или только ждавших разорения от татарских отрядов, по наущению городецкого князя Андрея высланных ханом против Дмитрия Александровича.

Татары в таком множестве шныряли по всем большим дорогам, что М. Я., возвращаясь из орды, чтобы обойти "поганых" и попасть в Тверь, принужден был избрать окольный путь. Тверь во главе с прибывшим князем приготовилась к отчаянному сопротивлению на случай нападения татар, но последние не решились на это; из выражения Лаврентьевской летописи — "Татарове же и Андрей князь слышавше приход княжь Михаилов и не поидоша на Тферь" — и аналогичного места в Воскресенской летописи можно заключить, что именно возвращение М. Я. только что получившего от хана ярлык на княжение, и удержало татар от похода на Тверь, которая таким образом оказалась чуть ли не единственным исключением среди тогдашнего почти всеобщего разгрома.

Борьба между Андреем городецким и Дмитрием Александровичем кончилась поражением последнего, бежавшего во Псков. В этом междоусобии, принесшем столько бед древней Руси, М. Я. держался в стороне, сочувствуя скорее слабейшей стороне, Дмитрию, несмотря на то, что за его противника стояли татары.

Так, в 1294 г. обессиленного Дмитрия он принимал у себя в Твери и позволил тверскому епископу быть посредником для ведения мирных переговоров между Дмитрием с одной стороны и Андреем с новгородцами — с другой.

Дмитрий недолго пережил свое падение, — вскоре он постригся и умер, великим же князем владимирским стал Андрей.

Могущество последнего при поддержке татар было вне всякого сомнения, и М. Я. приходилось с этим считаться.

Можно думать, что М. Я. повел ввиду этого двойственную политику, — старался сблизиться, по крайней мере не портить отношений с Андреем и вместе с тем стремился путем союза с третьими лицами обезопасить себя от дурных последствий всяких случайностей.

Так, в 1294 г. он женился на дочери ростовского князя Дмитрия Борисовича, Анне, сестра которой была за Андреем; здесь именно сказалось желание М. Я. сблизиться с Андреем и нейтрализовать, так сказать, сильное Ростовское княжество.

С другой стороны, в 1295 г. М. Я. заключил с Новгородом договор, которым договаривавшиеся обязывались ко взаимной поддержке в случае обиды от Андрея и татар. По-видимому, М. Я. вступил в этот договор в предвидении трений с великим князем.

Действительно, почти непосредственно за этим у него возникла с Андреем из-за неизвестных нам причин ссора, которая, впрочем, разрешилась мирным путем на совете князей во Владимире, куда кроме тяжущихся собрались князья Даниил московский и Иван Дмитриевич переяславльский со стороны М. Я. и Федор Ростиславич переяславльский и Константин Борисович ростовский со стороны Андрея.

Для разбора тяжбы прибыл туда и ханский посол. Примирение состоялось, главным образом, благодаря посредничеству владимирского епископа Симеона.

Не успела окончательно сгладиться старая, как в том же году вспыхнула новая ссора, после которой Андрей хотел идти на Переяславль, Москву и Тверь, но M. Я. с московскими князьями стал у Юрьева и загородил Андрею путь. Бой не состоялся, — князья "докончали целованием креста на мире" и на этот раз. Вытекавшие из заключенного в 1295 г. с Новгородом договора обязательства М. Я. пришлось выполнить в 1301 г., когда он вышел на помощь новгородцам, у которых завязалась борьба со шведами, незадолго перед тем построившими на Неве, против Охты, крепостцу Ландскрону с целью господствовать над Балтийским морем и мешать новгородской торговле.

Поход доводить до конца оказалось не нужным, так как в пути М. Я. узнал, что новгородцы в союзе с владимирскими войсками одержали над шведами победу и Ландскрону сожгли.

На происходившем в том же году в Дмитрове съезде князей, имевшем, по-видимому, целью урегулирование положения Переяславля, М. Я. в чем-то не сошелся с его князьями, следствием чего была разноречиво летописями описанная и не совсем ясная вражда М. Я. с ними. С 1304 г. начинается упорная и продолжительная борьба Твери с Москвою, завершившаяся так трагически для М. Я. В этом году умер великий князь Андрей Александрович, и владимирский стол стался вакантным.

Претендентами на него явились M. Я., ибо "ему же по старейшинству дошел бяше степени княжения великого", и незадолго перед тем вокняжившийся в Москве после смерти Даниила (ум. 1303) сын его Юрий. Соотношение сил противников в этот момент и общие тогдашние политические условия были настолько ясны, именно к выгоде М. Я., что, напр., владимирские бояре почти все отъехали в Тверь, в твердом убеждении, что в грядущих событиях она возьмет верх. М. Я. без замедления отправился в орду за великокняжеским ярлыком; туда же и с той же целью выехал и Юрий Данилович.

В отсутствие М. Я. бояре его между тем всячески старались действовать, хотя далеко не удачно, в его пользу, — захватили в Костроме брата Юрия, Бориса Даниловича, хотели захватить и самого Юрия, но успеха не имели, в Новгород "с силою и безстудством многим" послали наместников, но новгородцы, оскорбленные самовластием тверитян, "высокоумие их и безстудство ни во что же положиша", затем к Торжку против тех же новгородцев выслали войско, но, не добившись успеха, вскоре принуждены были заключить мир, наконец, пытались овладеть Переяславлем, но предупрежденная об этом Москва выслала свои войска на выручку города, и тверичи близ него понесли такое поражение, что "бысть во Твери печаль и скорбь велия, а в Переяславле веселие и радость велия". Таким образом, хотя и "бысть замятня на всей Суздалстви земле во всех градех", но почти все попытки тверитян одна за другой терпели неудачу.

М. Я. между тем получил в орде ярлык на великокняжеский владимирский стол. Не малую роль при этом сыграли и денежные средства, которыми он располагал в большем количестве, чем его противник; на значительность данного М. Я. хану "выхода", т. е. дани, есть косвенное указание и в летописи, где говорится, что после этого "бысть тягота велика в Русской земли". Достигнув цели, став великим князем, М. Я. задумал обессилить свою соперницу Москву и вскоре по возвращении из орды, в том же 1304 г., пошел на нее с ратью, но не будучи в состоянии осилить Юрия, принужден был заключить с ним мир. Поход на Москву он повторил и в 1308 г., бился под городом, "много зла сотворил", но и на этот раз решительного успеха не имел и, заключивши мир, вернулся в Тверь. После этого борьба с Москвою на некоторое время утихает с тем, чтобы позже возобновиться с новою силою. Сделавшись великим князем владимирским, М. Я. тем самым стал считаться князем Новгорода, так как последний еще до отъезда князей на тяжбу в орду решил посадить на свой стол того из соперников, кто добудет у хана великокняжеский ярлык. Тем не менее М. Я., занятый борьбою с Москвою, только в 1308 г. выехал в Новгород, чтобы там вокняжиться официально, да и то лишь потому, что новгородцы сами попросили его к себе для разбора возникших у них споров и ссор с тверскими наместниками — Борисом Константиновичем и Федором Михайловичем, первый из которых своим нещадным управлением совершенно разорил корелов, и те в большинстве ушла к шведам, а второй трусливо бежал с поля битвы и во время бегства еще пограбил некоторые новгородские волости.

Таких наместников Новгород не захотел кормить "новгородским хлебом" и потребовал у М. Я. их смещения.

Чем кончилось это дело, неизвестно, — по-видимому удовлетворением новгородцев; из сохранившихся же от времени этой поездки М. Я. нескольких договорных грамот его с Новгородом видно, что это требование новгородцев не было единственным: наряду с ним они выдвинули и ряд других, касавшихся власти князя и вольностей населения, и между прочим настаивали на возвращении взятых от Новгорода предшественниками М. Я. разных сел и городов.

Хотя М. Я. требуемого и не возвратил, но из Новгорода уехал без ссоры. Неудачные походы 1308 г. на Москву не смутили М. Я., и он задумал овладеть Нижним Новгородом, — вероятнее всего с целью с двух сторон теснить города, лежавшие между Тверью и Нижним, а также области в бассейне р. Оки, следовательно и Москву.

В 1311 г. он отправил к Нижнему значительную рать под номинальным начальством своего 12-летнего сына Дмитрия, сам же участия в походе не принял, опасаясь, вероятно, чтобы в его отсутствие Москва или Новгород не напали на Тверь. В 1312 г. у M. Я. вновь вышли нелады с Новгородом.

Чем-то рассерженный, князь вызвал из Новгорода своих наместников, остановил туда подвоз хлеба, занял Торжок и Бежичи.

Республика, терзаемая внутренними раздорами, пережившая незадолго перед тем грандиозный пожар, не была в состоянии оказать стойкое сопротивление и быстро пошла на уступки, согласившись уплатить 1500 гривен серебра.

В ответ на это М. Я. "ворота отворил", т. е. снял запрет на подвоз продуктов, и возвратил в Новгород наместников.

Последние, пользуясь положением стороны победившей, стали притеснять новгородцев, вызывая в вольнолюбивом населении ропот и недовольство.

Новгород ждал только удобного случая, чтобы свергнуть с себя тяжелое иго. В 1313 г. М. Я. поехал за ярлыком к новому хану Узбеку в орду, откуда возвратился только в 1315 г. Этим продолжительным отсутствием князя и воспользовались новгородцы; по-прежнему теснимые тверскими наместниками, они в 1314 г. восстали, прогнали от себя утеснителей и стали звать к себе на княжение Юрия Даниловича московского, который предложение принял и в Новгород послал князя Федора Ржевского; этот же арестовал наместников М. Я. и заключил их во владычном дворе, а затем с значительной ратью двинулся на Тверскую землю и в а левом берегу Волги пожег несколько сел. Таким образом, вновь возникла у Твери борьба с Москвою.

Вышедший против новгородцев к Волге отряд тверитян во главе с 15-летним сыном М. Я., Дмитрием, вступить в бой не решился, и противники после 6-недельного бесплодного стояния друг против друга заключили мир на условиях, по-видимому, для новгородцев весьма выгодных, так как последние после этого могли звать Юрия в князья "на всей новгородской воле". Вокняжившийся на новгородском столе Юрий пробыл однако на нем недолго.

В 1315 г. М. Я. вернулся из орды и тотчас принял против Новгорода решительные меры: с одной стороны он пустил обычное и испытанное средство, т. е. повсюду задержал новгородских гостей и приостановил к Новгороду всякий подвоз, вследствие чего цены на продукты первой необходимости в нем неимоверно поднялись; во-вторых же, будучи еще в орде, где он был подтвержден в великом княжении, М. Я. вооружил хана против Юрия, добился вызова последнего в орду для объяснений и получил татарское войско для борьбы с Новгородом.

В то время как Юрий медлил исполнением воли хана, чем еще более сгущал над своей головой тучи его гнева, тверской князь в челе низовских полков и значительного отряда татар вторгся в Новгородскую землю. Около Торжка встретив новгородцев, бывших под начальством брата Юрия, Афанасия, он 10 февраля 1315 г. нанес им жестокое поражение и принудил их затвориться в городе.

Требование М. Я. о выдаче начальников новгородцы сначала решительно отвергли, но затем согласились на частичное его удовлетворение, выдав кн. Федора Ржевского, после чего стороны заключили мир, по условиям которого Новгород обязался уплатою 5000 гривен серебра.

Благоразумие требовало от М. Я. умеренной политики, но он, опьяненный успехом, переступил ее границы, шагнувши в область насилия и ничем не оправдываемых жестокостей.

Заключенный с Новгородом мир оказался призрачным, — его нарушил сам М. Я. В ознаменование заключенного договора устроив торжество и пригласив на него Афанасия Даниловича и многих видных новгородских бояр, он коварно их всех охватил и отправил в Тверь как заложников; затем, вопреки уговору, не пощадил и Торжка, — брал с жителей окуп, грабил их, отбирал коней и оружие, разрушил местный кремль; пользуясь угнетенным положением Новгорода, принудил его заключить с собою новый договор, для себя весьма выгодный, — согласно ому новгородцы, помимо разных других обязательств, должны были уплатить князю еще 12 тысяч серебряных гривен; но и получив их, по-прежнему продолжал теснить вольный город, по-прежнему чинил всякие препятствия подвозу туда хлеба, а его наместники по-прежнему угнетали народ. Вокруг Новгорода вновь навязался узел, который в конечном результате распутался трагически для тверского князя. Вскоре после Новоторжской битвы Юрий, лично в ней не участвовавший, поехал в орду, куда еще раньше звал его хан для объяснений.

Оправдаться теперь ему не стоило особенных усилий; наоборот, своеволие и жестокости M. Я. дозволяли Юрию без труда отвлечь внимание хана от своих вин и перенести его гнев на тверского князя. Не малую роль при этом должны были сыграть и сопровождавшие Юрия некоторые знатные новгородцы, уполномоченные республикою свидетельствовать о винах М. Я. и снабженные богатыми дарами для снискания ханской милости.

Не довольствуясь этими посланными, Новгород с тою же целью послал в орду еще особое самостоятельное посольство, которое, впрочем, до орды не дошло, так как в пути было схвачено и приведено в Тверь. Новое засилие М. Я. взволновало новгородцев и вызвало среди них восстание, завершившееся изгнанием тверских наместников.

Хотя М. Я. вслед за этими событиями и поднялся со всею Низовскою землею на Новгород, но ввиду решимости последнего защищаться до последней возможности и ввиду доходивших слухов об успехах Юрия в орде действовал не так стремительно и не так решительно, как прежде; очень близко придвинувшись к Новгороду, дойдя до Устьян, всего в 50 верстах от него, он раздумал продолжать поход и повернул назад. Это неожиданное отступление явилось гибельным для войска: блуждая по лесам и болотам, люди терпели страшный голод, ели конину, даже кожу со щитов, заболевали и умирали.

Заболел и сам М. Я., но неудача, однако, не смягчила его. Когда новгородцы, желая воспользоваться его трудным положением, послали к нему владыку Давида хлопотать об освобождении пленников и заложников, М. Я. решительно отверг это предложение.

Между тем гроза против М. Я. собиралась и с другой стороны.

Поездка Юрия Даниловича в орду увенчалась для него полным успехом.

Там князь породнился с ханом, женившись на его сестре Кончаке, и получил ярлык на великокняжеский стол. На помощь ему были даны татарские войска, а для совета — татарские послы. М. Я. и оставшиеся ему верными суздальские князья встретили Юрия на Волге, близ Костромы, где противники долго простояли друг против друга бездейственно.

На стороне Юрия были и татары, и родство с ханом; М. Я. на этот раз подчинился требованиям благоразумия, — не вступая в бой, он отказался от великого княжения в пользу Юрия и вернулся в Тверь. Это было только начало развертывавшейся драмы. По собственному опыту М. Я. должен был понижать и понимал, что Юрий не оставит его в покое. Действительно, в самом непродолжительном времени тот стал собирать их в Костроме.

На его сторону перешли и суздальские князья, Вошел Юрий в договор и с новгородцами, по которому последние должны были напасть на Тверь с севера; он сам намеревался одновременно обрушиться на нее с юга. Новгород согласился и выступил в поход. Но M. Я. не даром всю жизнь провел в боях, — его опытность и понимание условий успеха в них, его воинские способности вне всякого сомнения.

Воспользовавшись 6-недельной проволочкой новгородских войск под Торжком, откуда они сносились с союзником о времени одновременного нападения, и не давши эти переговоры довести до конца, он быстро вышел навстречу новгородцам и под тем же Торжком одержал блистательную победу, а последовавшим за нею миром обязал их возвратиться домой и соблюдать строжайшее невмешательство.

Оставался еще более сильный противник, Юрий, который подходил к Твери с юга, подвергая все встречающееся на пути грабежу, насилию и опустошению.

В течение трех месяцев творил зло Юрий в Тверской земле и, наконец, в 15 верстах от Твери остановился.

Не будучи уверен в своих силах, М. Я. затворился в городе.

Простояв под Тверью 5 недель, причем татарский советник Кавгадый посылал к М. Я. послов "все с лестью, и не бысть межи ими мира", и не решаясь идти на город приступом, Юрий двинулся к Волге, намереваясь перейти на ее левый берег для продолжения грабежей.

Это намерение встретило неожиданный отпор со стороны кашинцев, которые, предупреждая надвигающуюся беду, восстали.

Теперь М. Я. в лице кашинцев нашел неожиданного союзника, с большею вероятностью мог рассчитывать на успех и решился перейти в наступление.

Соединившись с кашиндами, он встретил Юрия при теперешнем с. Бортеневе. 22 декабря 1318 г. произошла кровавая битва. M. Я. одержал решительную победу — взял большой полон, захватил многих бояр и князей, в том числе и другого брата Юрия, Бориса, и жену первого, Кончаку, которая сопровождала своего мужа в походе.

Сам Юрий бежал в Новгород.

Татары, бывшие под начальством упомянутого Кавгадыя, в этой битве, неизвестно почему, не принимали почти никакого участия, в самом начале ее удалившись в свой стан. Разгромив Юрия, M. Я. не трудно было разбить и Кавгадыя. Ho посол был в большой милости у хана, и тверской князь не только не нападает на него, но всячески ищет с ним примирения, щадит его людей, хочет перетянуть его на свою сторону.

На другой день после битвы M. Я. лично виделся с татарским вельможей, пригласил его с дружиной в Тверь и там держал в чести. Кавгадый обещал М. Я. защиту перед ханом, но, как оказалось позже, вероломно обманул князя. Находясь в Новгороде, Юрий прилагал все усилия, чтобы получить от него помощь против М. Я. Новгород, таким образом, стечением обстоятельств был поставлен в безвыходное положение: не помочь Юрию — значило навлечь гнев хана и покорно терпеть чрезмерное усиление Твери, помочь же — значило нарушить недавно заключенный с тверским князем договор, с чем, впрочем, по тогдашним временам, не очень считались, а главное — подвергнуть опасной мести находившихся в Твери в качестве заложников новгородских бояр. В этом затруднительном положении Новгородцы решили принять на себя роль примиряющего посредника между враждующими князьями и вместе с псковичами вышли на Волгу; надеясь более на мир, чем на бой, они взяли с собою новгородского владыку Давида.

М. Я. встретил их у "брода". Битва, действительно, не состоялась.

Было принято решение, что оба князя пойдут на суд в орду. Вместе с тем новгородцы заключили здесь с М. Я. договор, которым тверской князь сделал им значительные уступки: обещался признать старые границы между договаривавшимися землями, к выгоде новгородской, не задерживать хлебных обозов, купцов и послов новгородских, возвратить захваченные в разное время села и волости, уничтожить некоторые старые, для Новгорода невыгодные грамоты, освободить пленных новгородских бояр, а также князей Афанасия и Бориса, братьев Юрия, и жену его Кончаку.

Соглашаясь на ордынский суд, М. Я. сильно надеялся на поддержку Кавгадыя.

Но до него скоро дошли слухи, что все обещания последнего были лицемерны и он стоит за Юрия. К тому же в Твери внезапно скончалась Кончака.

Прошла молва, что ее отравили.

Эти обстоятельства поселили в M. Я. сомнения относительно благоприятного исхода его дела пред ханом, и он стал медлить отъездом в орду. Сначала туда был послан его 12-летний сын Константин, не ходатаем за отца, а в качестве заложника; затем М. Я. отправил в Москву одного из своих приближенных, Александра Марковича, с "посольством о любви", но посол был там убит. Двуличный Кавгадый, этот, по выражению летописи, "начальник всего зла, беззаконный, треклятый", недавно уверявший M. Я. в готовности защитить его перед ханом, находился теперь у Юрия и давал ему указания, как лучше всего повести дело в орде, — советовал взять с собою поболее бояр, князей и знатных новгородцев в качестве свидетелей виновности М. Я. и написать против него, по летописному выражению, "многия лжесвидетельства". В то время как M. Я. все еще размышлял и медлил, его противники были уже в орде и всячески старались оклеветать его перед ханом и приближенными последнего, выдвинув на первый план обвинение в утайке дани: "...собрал по городам многия дани и хочет бежать к немцам, а к тебе идти не хочет и твоей власти не повинуется". Весьма обычное и часто основательное, на этот раз обвинение в утайке денег было простым изветом, тем не менее оно достигло цели, — хан придал ему веры и в гневе хотел уморить голодом заложника-сына М. Я., от чего воздержался только вследствие довода, что в таком случае отец наверное не приедет.

Опасаясь, как бы М. Я. не успел в доказательстве своей невинности, Кавгадый подослал было к нему убийц, но неудачно, затем стал уверять хана, что тверской князь, чувствуя свою вину, совсем не приедет.

Между тем, уже в августе 1318 г. М. Я. выехал в орду. Предчувствуя недоброе, он привял благословение от тверского епископа Варсонофия и позволил своим детям и жене провожать себя до p. Керли. Во Владимире М. Я. встретил ханского посла Ахмыла, человека прямодушного, предупредившего его об оболгании Кавгадыем и гневе хана и давшего совет торопиться в орду для оправданий.

Окружавшие M. Я. бояре и родные держали речь за то, чтобы он лично не спешил, а послал бы вместо себя одного из сыновей, но M. Я., "исполнен смирения", решительно возразил словами (в передаче Ключевского): "Царь хочет не кого-либо другого, а именно меня, если я не поеду, то вотчина моя в полону будет и множество христиан убито; нужно же когда-нибудь умирать, так не лучше ли теперь положить свою душу за многие души". В летописном изображении этой сцены M. Я. выступает величественной фигурой, готовой идти за правду на самопожертвование.

Дав сыновьям своим "ряд, написа грамоту, разделив им вотчину свою", он отослал их в Тверь, а сам продолжал путь и в начале сентября нашел хана на берегу Азовского моря, при устье Дона. По обычаю, он начал с одаривания как самого хана, так и приближенных к нему лиц, но Юрий успел всех еще раньше задобрить.

Через полтора месяца хан велел дать тяжущимся князьям суд, который производился дважды.

В обоих случаях Кавгадый был и главным свидетелем, и обвинителем, и судьею.

М. Я. обвиняли и признали виновным в том, что он утаил от хана многие собранные деньги, гордый и непокорливый, бился о его послом, побил многих татар, хотел бежать к немцам и отравил Кончаку.

Оправдания M. Я. были пропущены мимо ушей, и он призван достойным смерти.

Участь его однако была решена не тотчас, — Узбек пошел тогда походом на властителя Ирана, хана Абусаида.

М. Я., закованный по рукам и ногам, с тяжелою колодою на шее, должен был следовать за ханом, подвергаясь всевозможным унижениям.

Только когда татары приблизились к Дербенту, в окрестностях этого города, в среду 22 ноября 1318 г., была совершена над М. Я. казнь, вернее — убийство, так как умер он от нещадных побоев, нанесенных ему в присутствии Кавгадыя, Юрия и множества народа.

Тело его привезли в Москву и погребли в Спасском монастыре, несколько же позже оно, по просьбе детей М. Я. и с разрешения Юрия, было перевезено в Тверь и предано земле в Спасо-Преображенском монастыре.

За свою мученическую кончину М. Я. причислен церковью к лицу благоверных; память об убиении его чтится 22 ноября.

Полное Собрание Русск. Летоп., т. І, стр. 22, 207—208, 209, 228—229, 282; т. III, стр. 65—66, 67—68, 70, 71—72, 130, 223; т. IV, стр. 43, 44—46, 48—49, 183; т. V, стр. 201. — 215; т. VII, стр. 179, 180—181, 183—186, 188—197; т. XV, стр. 406—407, 408—413. — Никоновская летоп., т. III, стр. 85, 88, 91—94, 99—101, 103, 105, 108—111, 112—123. — Татищевск. свод, т. IV, стр. 69, 75, 77, 82. 88, 92, 94, 95, 97—108, 110. — "Собрание Государствен.

Грамот и Договоров", т. І, №№ 4—7, 9—12, 14. — "Степенная книга", стр. 425—428. — "Страдание за христианы в орде велик. князя Михаила Ярославича Тферскаго", рукописный сборник в Императ.

Публичной библ., № 83. — Соколов, "Св. князь Михаил Тверской", Тверь 1864. — Горский и Невоструев, "Описание славянских рукописей Московской синодальной библиотеки", Москва 1855, стр. 292, 283. — Филарет, "Русские святые, чтимые всей церковью или местно", ноябрь, стр. 372—383. — Кн. Щербатов, "Российская история", т. IIІ, стр. 290 и след. — Карамзин, "История государства Российского", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843, г. II, прим. 64; т. III, пр. 244; т. IV, стр. 87—89, 95, 96—99, 102, 103, 105—112, 113—117, 121, 124—125, 133, 140, 144, 149; пр. 118, 154, 158, 170, 178, 182, 183, 186, 187, 191, 197; 200, 206—208, 210, 212, 214, 215, 217, 221—227, 229, 232, 234, 236, 238, 239, 243, 245, 248; т. V, стр. 14; пр. 254, 349, 394; т. VI, стр. 7, 112; пр. 195. — С. М. Соловьев, "История России с древнейших времен", изд. т-ва "Обществ.

Польза", кн. I, стр. 850, 880, 881, 882, 884, 901—903, 904—906, 907, 910; кн. III, стр. 874, пр. 3. — Бестужев-Рюмин, "Русская история", стр. 395 и след. — И. Д. Беляев, "Разсказы из русской истории", т. II, стр. 199, 393, 395, 403, 408, 411—412, 414, 417. — Его же, "О монгольских чиновниках на Руси", "Архив истор.-юридическ. сведений, относящихся до России", кн. І. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 87—117 и прим., стр. 42—64. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси", СПб., 1891, т. I, стр. 65—66; т. II, стр. 6, 8, 27, 30, 33, 35, 38, 81, 266, 274, 454, 457—469, 471, 479—480, 516, 523—524, 581, 538, 540, 550, 557, 575—576, 626—627, 635—636. — Костомаров, "Русская история в жизнеописаниях", СПб. 1873, стр. 180. — Его же, "Северно-русские народоправства", т. І, стр. 154. — Его же, "Церковно-историческая критика в XVII в.", "Вестник Европы", 1870, апрель. — Дмитриев, "О церк.-исторической критике в ХVII в.", "Чтен. Моск. общ. истор. и древн. российск.", 1871, № 4, стр. 43. — Гр. Толстой, "Разсказы из истории Русской церкви", 2 е изд., 1870, т. II, стр. 48. — Буслаев, "Очерк русск. словесности и искусства", т. ІІ, стр. 351, 357. — Narbutt, "Dzieje narodu Litewskiego", IV, p. 326—327. — Hammer, "Geschichte der Goldenen Horde in Kiptschak", 1840, p. 286, 288—289, 290—292. — D''Ohsson, "Histoire des Mongols", 1884, p. 413. — Калайдович, "Историч. и хронологический опыт о посадниках новгородских", Москва 1821. — Д. Прозоровский, "Новые розыскания о новгородских посадниках", "Вестник Археологии и Истории", вып. IX, СПб. 1892. — H. A. Рожков, "Политические партии в Великом Новгороде XII-XV вв.", "Журнал Минист, Народн.

Просв.", 1901, № 4. — "Энциклоп. слов." Брокгауза-Ефрона, 1-е изд., полут. 38, Слб., 1896, стр. 487. 32. Святослав Ярославич, старший сын Ярослава Ярославича (38), второй князь на тверском столе. О жизни его до вокняжения в Твери известно сравнительно немного.

После переяславской битвы ребенком был взят татарами в плен, в котором пробыл, вероятно, до 1258 г. Вслед за этим упоминается под 1266 г., когда Ярослав Ярославич, сам вокняжившись в Новгороде, посадил его на псковский стол. Будучи князем в Пскове, он в 1267 г. крестил бежавших туда от волнений на родине знатных литовцев, в том числе кн. Довмонта.

Неизвестно, чем псковитянам был по нраву Довмонт и почему у них с С. Я. произошли раздоры, но первый вскоре, в том же 1267 г., был объявлен псковским князем, а С. Я. лишен стола; этот акт сильно разгневал отца С. Я., Ярослава Ярославича, который было ополчился на мятежный город, но после угрозы Новгородцев дело Пскова считать своим собственным отказался от похода.

В 1268 г. С. Я. участвовал в Раковорской битве в следующем году, по приказу отца, собравшегося походом на Колывань (Ревель), водил в Новгород низовские полки и во время ссоры Ярослава Ярославича с новгородцами в 1276 г. был посылаем им на вече для переговоров.

Тверской великокняжеский стол С. Я. занял в 1271 г., тотчас по смерти отца. Бывший в ту пору великим князем владимирским дядя его, Василий Ярославич (костромской), вел тогда спор из-за Новгорода с Дмитрием Александровичем (переяславским), призванным на новгородское княжение.

Силою обстоятельств С. Я. принужден был принять ту или другую сторону в этой распре родичей, ибо Тверь, находясь в непосредственной близи к месту военных действий, раньше или позже подверглась бы опустошению от кого-либо из враждовавших и самым ходом событий должна была быть вовлечена в междоусобие.

С. Я. стал на сторону сильнейшего из них, Василия Ярославича, и в 1273 г. со своими войсками и татарами повоевал Волок, Бежецк, пограбил в Низовской земле новгородских купцов и вернулся в Тверь с большой добычей.

Попытка Дмитрия Александровича начать мирные переговоры с вел. кн. Василием последним была отвергнута, и оскорбленные этим новгородцы со своим князем в челе двинулись на Тверь, считая ее, по-видимому, наиболее уязвимым местом.

Дойдя до Торжка, они, однако, рассудили, что им не под силу бороться с С. Я. и пошли на уступки, отказав в княжении Дмитрию, который удалился в Переяславль, и пригласив на новгородский стол Василия Ярославича.

Таким образом последний вокняжился в Новгороде при непосредственном содействии С. Я. В течение следующих 8 лет ни о Твери вообще, ни о С. Я. в летописях никаких упоминаний нет, из чего с некоторою вероятностью можно заключить, что этот период княжество прожило в тишине и мире. Только в 1281 г. С. Я. с тверичанами вновь принимает участие в распрях князей, на этот раз в борьбе братьев Дмитрия и Андрея (городецкого) Александровичей, возникшей вследствие притязаний последнего на великокняжеский престол, на котором сидел Дмитрий.

И на этот раз вовлечение С. Я. в борьбу было для него, по тем же причинам, вынуждено обстоятельствами, и теперь, как и раньше, он взял сторону более сильного из противников, именно Андрея, за которого стояли и татары и многие мелкие князья.

Было ясно, что поддерживаемый татарами Андрей должен победить, и следовательно Тверь, возьми она сторону Дмитрия, подверглась бы настоящему разгрому, тем более, что незадолго до этого татары в ней уже многое "пусто сотвориша", хотя она тогда и сохраняла невмешательство.

Как бы ни было, но С. Я. в союзе на этот раз с новгородцами и Даниилом Александровичем (московским) направился к Переяславлю и дошел до Дмитрова, под которым встретил Дмитрия Александровича.

Никто из противников начать первым бой не решался, и после пятидневного бесплодного стояния они заговорили о мире, который и был заключен, на условиях, впрочем, для нас неизвестных. 1282 год является последним, под которым С, Я. еще упоминается; вероятно, в этом году он и умер, во всяком случае не позже 1285 г., когда в разных летописях великим князем тверским называется уже брат его, Михаил Ярославич (меньший).

Был ли С. Я. женат и имел ли детей, — известий об этом не сохранилось.

Полное Собрание Русских Летоп., т. III, стр. 58—59, 60, 62—63; т. V, стр. 198—199; т. VII, стр. 172. — Никоновск. летоп., т. III, стр. 46—47, 50, 55—57. — Татищевск. свод, т. IV, стр. 45, 46. — Карамзин, "История госуд. Российск", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843, стр. 63, 75, 83, 89; прим. 120, 125, 127, 129, 163, 169, 172. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 84—87. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси", СПб. 1891, стр. 451, 454—458, 552, 639. — Щербатов, "Российская история", т. III, стр. 206. 33. Семен Константинович (умер 1364 г.), второй сын Константина Михайловича (24), см. кн. Дорогобужские. 34. Юрий Александрович, старший из троих сыновей Александра Ивановича (1), тринадцатый великий князь Тверской, родился около 1400 г. Известий о нем не сохранилось почти никаких.

Тверской стол он занял, надо полагать, сейчас же после смерти отца, т. е. в конце октября 1425 г.; но так как летописи отмечают, что он княжил только четыре недели, умер же он 23 апреля 1426 г., то, следовательно, на основании этих данных начало его вокняжения в Твери следует отнести к концу марта того же 1426 г. Разногласие этих дат о моменте занятия Ю. А. тверского стола может быть примирено только при предположении, что Ю. A. действительно великим князем Тверским сделался непосредственно вслед за смертью отца, т. е. в октябре 1425 г., утвержден же ханом он был только в марте следующего года. Свое кратковременное княжение Ю. А. не успел чем-либо ознаменовать, откуда понятна и скудость известий о нем. Умер он от моровой язвы. От брака с неизвестной имел сына Ивана (23). Полн. Собр. Русск. Лет., т. VII, стр. 245; т. VIII, стр. 93; т. XV, стр. 488. — Никоновск. лет., т. V, стр. 85. — Карамзин, "Ист. госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, т. V, стр. 143; прим. 254, 258. — С. М. Соловьев, "История России", изд. "Общ. Польза", кн. I, стр. 1083. — А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 506, 536, 556. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", стр. 191. 35. Юрий Всеволодович, старший сын Всеволода Александровича (14), совместно с младшим братом Иваном (20) владел Холмом.

Хотя отец его умер еще в 1364 г., но Ю. В. почему-то очень долгое время не упоминается в летописях, вплоть до 1404 г., когда он, опасаясь Ивана Михайловича (22), теснившего мелких удельных князей, по совету каких-то "злых человек" бежал в Москву.

Подозрения его против тверского князя, кажется, были напрасны, по крайней мере последний несколько раз посылал к нему в Москву с предложением, по-видимому вполне искренним, вернуться в свой удел. "И не отлучайся, брате, своего отечества, — писал Иван Михайлович, — но поиди, живи на предели отца своего, а злых человек не слушай; аще ли ти кая обида есть, да се о нас епископ Арсений и мужи честнии отец наших". Но Ю. В. не внял увещаниям и уверениям тверского князя, а в 1407 г., не дождавшись помощи от Москвы, отправился в орду; притязания его, которые он надеялся осуществить в орде, разными летописями рисуются разно: по одним данным он желал получить десять волостей в Тверском княжестве, по другим третью часть, по третьим — Кашинское княжество, а по четвертым — даже все Тверское: "ища — по летописному слову — великого княжения тверского под вел. кн. Иваном Михайловичем". Проведав об этом, последний также поехал в орду, где без труда одержал верх над соискателем тверского стола и потому вскоре вернулся в Тверь. Ю. В., оставшись в орде, после отъезда Ивана Михайловича стал хлопотать еще более усиленно и кое-чего добился — в 1408 г. он вернулся в Москву в сопровождении ханского посла Дербыша, который немедленно выехал в Тверь и там заявил Ивану Михайловичу, что хан пожаловал Ю. В. частью Тверской земли. Великий князь ответил, что поверить этому не может, так как сам еще "вчера" вернулся от хана с другим решением, поэтому пошлет в орду справиться об этом. Потерпев неудачу, Ю. В. опять поехал в орду — и на этом известия о нем обрываются.

От брака с неизвестной (1391 г.) он имел сына Дмитрия (17). Полн. Собр. Русск. Летоп., т. VI, стр. 132; т. VІІІ, стр. 77; т. XV, стр., 473—474, 478, 480. — Никон. лет., т. IV, стр. 202, 313; т. V, стр. 9—10. — Татищ. свод, т. IV, стр. 418. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", стр. 177—178, 180—181, 184—185; прилож. 4, стр. 262—268. — А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 498, 500—501, 505, 544—548. — Карамзин, "Истор. гос. Российск.". — С. М. Соловьев, "История России", изд. "Обществ.

Пользы", кн. І, стр. 1026, 1027. 36. Юрий Иванович, третий и младший сын Ивана Михайловича (22), князь неудельный, родился, вероятно, после смерти своего деда, вел. кн. Михаила Александровича (26), т. е. после 1399 г., ибо последний, распределяя свою отчину между своими сыновьями и внуками, об Ю. И, ничего не говорят, из чего можно заключить, что его в это время еще не было на свете. Упоминается лишь единственный раз, по случаю женитьбы его на дочери московского боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского, что произошло по одним летописям в 1421 г., по другим — в 1422 г.; потомства, видимо, не оставил.

Полн. Собр. Русск. Лет., т. VI, стр. 142; т. VII, стр. 91. — Никонов. лет., т. V, стр. 79. — А. В. Экземплярский, "Вел. и уд. князья Север. Руси", т. II, стр. 503, 504, 508, 642. — В. С. Борзаковский, "Истор. Тверск. княжества", стр. 189. 37. Ярослав Александрович, третий и младший сын Александра Ивановича (1). Летописные сведения о нем очень скудны: в 1432 г. он был послан своим старшим братом Борисом Александровичем в Литву на помощь Свидригайлу в борьбе последнего с Сигизмундом за обладание литовским княжеством; помогал он Свидригайлу также в 1483 и в 1435 г., причем в последний раз участвовал в битве под Вилькомиром, где Свидригайло был жестоко разбит, а Я. A. сложил голову.

Говоря о помощи Я. А. литовскому князю, Тверская летопись отмечает, что в этом походе с ним была "сила тверская... сила городецкаа"; курсивное слово дает некоторое основание предполагать, что Я. А. владел одним из мелких тверских уделов, именно Городенским, центром которого был г. Городец, ныне село Городен или Городня — на правом берегу Волги, в 28 верстах от Твери. Существование этого удела вполне несомненно, ибо подтверждается сохранившимися городенскими монетами, но о сидевших на этом столе князьях, которые, конечно, тоже были, известий никаких не сохранилось.

Если Я. А. действительно был городенским удельным князем, то, надо полагать, он единственный занимал этот стол, ибо потомства не оставил, в подвластный ему удел, как выморочный, снова слился с Тверским великим княжеством.

Полн. Собр, Русск. Лет., т. XV, стр. 489. — "Летоп. Велик. кн. Литовского", "Учен. Зап. Акад. Наук", 1854 г., т. I, стр. 50—51. — Narbutt, "Dzeje narodu Litewskiego", т. VII, стр. 120, 123, 127, 176, 176. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси", т. II, стр. 505, 506, 555, 556. — В. С. Борзаковский, "Ист. вел. кн. Тверского", стр. 193, 194; прим., стр. 121—122. — "Pomniki do dziejow Litewskich", Wilno 1846, стр. 46. — Kojalowicz, "Historia Litwana", II, 159. 38. Ярослав III Ярославич, шестой сын великого князя киевского и владимирского Ярослава II Всеволодовича, внук Всеволода Юрьевича Большое гнездо, первый великий князь Твери и великий князь владимирский, родился в 1230 г. О молодости его не сохранилось никаких сведений.

Точно также не имеется в летописях определенных и прямых указаний и на время вокняжения его в Твери, а следовательно — на дату, к которой следовало бы отвести начало самостоятельного существования Тверского княжества.

Только на основании косвенных данных можно предполагать, что время этих однозначащих событий относится к 1247 г., когда Я. Я. было около 17 лет. Именно в этом году Святослав Всеволодович, унаследовавший великокняжеский Владимирский престол после смерти (1246) брата Ярослава II, рассажал детей последнего, следовательно своих племянников, по разным городам, причем Я. Я., по воле усопшего, досталась Тверь. Этой дате противоречит лишь одно место в Никоновской летописи (т. III, стр. 3), где Я. Я. назван тверским князем уже под 1238 г., но нет сомнения, что этот титул дан ему летописью, происхождения позднейшего, передним числом.

Первым делом Я. Я. было отражение в 1248 г. военной угрозы со стороны литовцев; собравшись в значительную рать, они продвинулись до самого Зубцова, но здесь были встречены Я. Я. в союзе с братьями и в схватке с ними потерпели жестокое поражение.

В 1249 г. у старших братьев Я. Я., Александра (киевского), княжившего тогда в Новгороде, и Андрея, князя суздальского, вышла "пря велия о великом княжении". Я. Я., по-видимому, не вмешивался в спор, оставаясь сторонним наблюдателем; по крайней мере имя его в связи с этой борьбою летописями в ту пору нигде не упоминается.

Но в 1252 г. Александр Ярославич отправился из Новгорода в орду, где пред сыном Батыя, тогдашним ханом Сартаком, оклеветал Андрея и получил "старейшинство во всей братии его", а также ратную помощь, с которою и пошел на Суздальскую землю. Поступок Александра вывел Я. Я. из стороннего положения, и он принял решительно сторону Андрея.

Одно неясное место Ипатьевской летописи дало повод историку Тверского княжества, В. С. Борзаковскому, в виде догадки высказать соображение, что было и еще одно основание, побудившее Я. Я. выступить против Александра; из не совсем определенного указания этой летописи можно заключить, что Я. Я. одно время, приблизительно с 1247 г., принадлежал Киев, который по утвержденному ханом и выше отмеченному дележу между братьями перешел к Александру; именно стремление возвратить этот город, по мнению В. С. Борзаковского, и было другим соображением, определившим симпатии и антипатии Я. Я. в этом междоусобии.

Как бы ни было, но еще до возвращения Александра из орды Я. Я. вместе с Андреем захватил хорошо укрепленный Переяславль Залесский, где укрыл и свое семейство.

Союзники были, по-видимому, очень сильны, ибо знали, конечно, с какой целью Александр отправился в орду, и хорошо должны были понимать, что им придется сражаться не только с его воинами, но и татарами.

Тем не менее последовавшая битва под Переяславлем кончилась для Я. Я. и Андрея печальным образом: город был взят. Андрей бежал сначала в Новгород, затем в Псков, Колыван (Ревель) и оттуда в Швецию, дети Я. Я. попали в плен, жена его была убита, а рать истреблена и рассеяна.

В несчастном бою самого Я. Я. не было; незадолго перед тем и неизвестно почему он уехал куда-то, вероятнее всего в Тверь, заместив себя воеводою Жидиславом, также убитым татарами.

Новейшие историки в этой битве видят более чем один из обычных узлов сплетавшихся тогда междоусобий, — в ней усматривается первая попытка, хотя и неудачная, открытых враждебных действий на севере Руси против татар. Некоторое время после переяславской битвы Я. Я. пробыл в Твери, но затем, опасаясь мести со стороны Александра за союз с Андреем, в начале 1854 г. вместе с приближенными боярами бежал в Ладогу, где был принят честно; отсюда он, как кажется, собирался последовать за Андреем, т. е. перебраться в Швецию, но неожиданно развернувшиеся события в Новгороде заставили его остаться.

На историческую сцену республики, к области которой принадлежала и Ладога, к этому времени появляются две враждующие партии, — по терминологии С. М. Соловьева, партия "бoльших" и "меньших"; первая была сторонницей Александра Ярославича и княжившего тогда в Новгороде его сына Василия, вторая же, недовольная их самовластием и гнетом, пожелала видеть на новгородском столе Я. Я., рассчитывая на менее самовластное вмешательство с его стороны во внутренние дела Новгорода.

В 1255 г. приверженцы Я. Я. на ечах одержали верх, и он вокняжился сначала во Пскове, а затем и в Новгороде.

Для Александра Ярославича этот двойной удар — изгнание из Новгорода сына и вокняжение там политического противника — не оказался неожиданным и не застал его врасплох; в самом непродолжительном времени он в союзе с двоюродным братом Дмитрием Святославичем и новоторжцами двинулся к Новгороду.

Не надеясь на новгородцев, значительная часть которых к тому же была враждебно к нему настроена, и опасаясь вступить в открытый бой с подступавшими союзниками, Я. Я. предпочел оставить недавно занятый им княжеский стол и бежал, — неизвестно куда; новгородцы же должны были примириться с Александром, признать его вновь своим князем и ему в угоду посадника Ананию, сторонника партии "меньших", заменить внуком известного Твердислава Михайловича, Михаилом Степановичем, приверженцем "больших". Где скитался Я. Я. и когда он возвратился в Тверь, прямых указаний на это нет; возможно, что он пребывал в Швеции; возвращение же его состоялось, вероятнее всего, в конце того же 1255 г., когда из той же Швеции выехал на родину и его брат Андрей.

Оба они примирились с Александром, а в 1258 г. все трое ездили в орду, где Я. Я. был впервые и откуда отпущен "со многою честью". Из орды он вывез, как кажется, и взятых туда в плен после Переяславльской битвы своих детей. Примирение Я. Я. с Александром произошло на почве подчинения первого второму.

Это ясно хотя бы из того, что когда в 1262 г. новгородцы пошли походом на немцев и в помощь им Александр послал Я. Я., этот подчинился приказанию.

Поход был удачен: союзники взяли Юрьев (Дерпт), разорили его и домой возвратились со многими награбленными товарами и с большим полоном.

В ноябре 1263 г. на обратном пути из орды скончался ездивший туда для умилостивления хана (в связи с частичными возмущениями населения против татарских сборщиков) Александр Ярославич.

Снова возник вопрос о том, кому быть великим князем.

Бывшие когда-то союзники, Я. Я. и Андрей выступили теперь друг против друга как враги. Не желая, однако, вызывать кровопролития, братья рассудили свой спор о великокняжении передать на решение хана. Ездивший по требованию последнего для объяснений в орду, Я. Я. возвратился оттуда с великокняжеским ярлыком, одержав, таким образом, верх над Андреем, который, впрочем, вскоре скончался (1264 г.). Сохраняя за собою Тверь, Я. Я., следовательно, стал владеть также княжеством Владимирским, а обаяние приобретенной им силы и опасения навлечь на себя нерасположение благоволившего к нему хана заставили практичных новгородцев предложить ему и свой княжеский стол, для чего они изгнали малолетнего Дмитрия Александровича.

Пришедшее из Новгорода в Тверь посольство принесло грамоту, заключавшую условия, на которых Я. Я. должен был принять новгородское княжение, — условия относительно народных вольностей, княжеских торговых пошлин, доходов, охоты и пр. Отдельным пунктом новгородцы требовали от него не делать таких насилий, какие учинялись его братом Александром.

Я. Я. предложение, конечно, принял, нерушимость выставленных условий подтвердил крестным целованием, выехал в Новгород и 27 января 1266 г. вокняжился там, своего сына Святослава посадив во Пскове.

Симпатии новгородской партии "меньших" и раньше были на его стороне, с целью же примирить с собою и привязать к себе и противную партию, "больших", он вступил во второй брак с дочерью одного из наиболее видных представителей этой группы, боярина Юрия Михайловича (Волховского).

Мирные отношения Я. Я. с новгородцами продолжались, однако, очень недолго; уже в следующем 1267 г. он едва не поссорился с ними: спасаясь от начавшихся в Литве после убийства Миндовга междоусобий, во Псков прибежало до 300 видных литовцев, которых псковитяне приняли с лаской и одного из них, Довмонта, даже сделали своим князем.

Предпочтение Довмонта Святославу привело Я. Я. в гнев, и он, находясь в то время в Твери, с значительным отрядом выступил оттуда по направлению в Новгород, намереваясь продолжать путь на Псков. "Переведайся, княже, раньше с нами", — заметило ему вольнолюбивое и самолюбивое новгородское вече, чем умерило его воинственный пыл. Вынужденный распустить полки по домам, Я. Я. не пожелал возвратиться в Новгород, оставив там своего племянника Юрия Андреевича.

В 1268 г. взаимоотношения его с новгородцами несколько улучшились, и он, по их просьбе, выслал им на помощь против датчан своих сыновей, Святослава и Михаила, и некоторых других князей, которые и приняли участие в знаменитой раковорской (везенбергской) битве, завершившейся победой новгородцев, но стоившей им громадных потерь и, главное, не давшей в результате столь желанного Новгородцами внешнего мира. Эта конечная неудача войны повела к большой смуте в Новгороде, в начале 1269 г. вылившейся в открытый мятеж. Образовались две разномыслящие группы: одна считала, что только Я. Я. может примирить их с немцами, и потому полагала необходимым обратиться к его посредничеству, другая же решительно против этого восставала.

Сплетением этих неблагоприятных для республики обстоятельств — внутренними смутами и продолжающейся угрозой со стороны внешнего врага — и задумал воспользоваться Я. Я. с целью несколько укротить свободолюбивых граждан, устранить от дел некоторых наиболее влиятельных и ему неприятных новгородцев и заменить их своими сторонниками.

И вот в это время он переезжает из Владимира в Новгород, где перед вечем излагает свои жалобы-изветы на неугодных ему лиц Жирослава Давидовича, Михаила Мишинича, Юрия Сбыславича и др., выставляет их единственными виновниками длящейся ссоры с немцами и требует лишения их власти.

Чувство суверенитета новгородского веча, однако, одержало верх над сознанием своей слабости, даже бессилья, и оно отвергло притязания Я. Я., но при этом просило его не оставлять Новгорода и руководить новым походом против немцев.

Пользуясь критическим и безвыходным положением новгородцев, Я. Я. поступил как раз обратно тому, о чем его просили: отверг предложение и уехал. Тогда вече пошло на уступки — послало к князю владыку и "лучших мужей" с просьбой воротиться и с заверением пойти навстречу некоторым его желаниям.

Я. Я. воротился, вече отвечало смещением с должностей некоторых, хотя и не всех неугодных ему бояр, причем в тысяцкие избрало его сторонника, Ратибора Клуксовича.

У ступки новгородцев обязывали Я. Я. к ратной помощи, и он в следующем 1270 г. стал стягивать в Новгород свои и татарские полки, готовясь идти войною на немцев.

В прямом смысле помощь оказалась, однако, не нужной, но косвенно послужила новгородцам на пользу, так как немцы, по-видимому, именно ввиду этой угрозы поспешили предложить им мир "на всей новгородской воле". Напрасно стянутые полки Я. Я. хотел было двинуть на корельцев, грабежом которых и намеревался вознаградить своих воинов, но новгородцы, считая Корелу своею областью, удержали князя от его затеи. Полки были отосланы по местам, а Я. Я., не особенно довольный исходом этого дела, все же остался на некоторое время жить в Новгороде.

Поддерживаемый своими сторонниками, он здесь стал обнаруживать те самые стремления, от которых особым пунктом упомянутой грамоты присягал воздерживаться, — стремления к чрезмерному самовластью: вмешивался в новгородско-немецкую торговлю, теснил ее, перевершал иногда грамоты, отнял некоторые вотчины у храма св. Софии, его "гогольные" ловцы мешали судоходству по Волхову, его любимцы стали угнетать народ и т. п. Это было даже слишком много, чтобы вызвать в новгородцах вспышку.

Действительно, уже в том же 1270 г. произошло восстание, вынудившее как самого Я. Я., так и его наиболее приближенных сторонников бежать в Городище.

Здесь он получил от веча грамоту с прописанием целого ряда его вин, в которой, между прочим, говорилось: "Поезжай, княже, от нас, а мы себе князя промыслим". Пришла очередь за Я. Я. идти на уступки, — войско его было отпущено, на небольшую горсть остававшихся людей опереться не являлось возможным, и он "отступился" от всего, в чем его обвиняли; но новгородцы уже не верили ему и решительно заявили: "Князь, поезжай прочь, не хотим тебя, а не то всем Новгородом пойдем прогнать тебя" (из Городища).

Я. Я. ушел из новгородской земли и стал собирать войска, чтобы вернуться туда силою. К нему на помощь с ратью пришли Дмитрий Александрович переяславский, Глеб Ростиславич смоленский и значительный отряд от татарского хана Менгу-Тимура, которого Я. Я. вооружил против Новгорода всякими изветами.

В этом затруднительном положении новгородцы получили неожиданно помощь, откуда менее всего могли ожидать ее: костромской князь Василий Ярославич Мезинный (меньшой), младший брат Я. Я., опасаясь, по-видимому, чрезмерного усиления Твери, которая, поглотив Новгород, могла поглотить и Кострому, вдруг послал к новгородцам послов с поклоном от себя: "Кланяюсь св. София и мужам новгородцам! слышал, что Ярослав, Дмитрий и Глеб идут на Новгород со всею силою своею. Жаль мне своей вотчины", а сам поехал в орду опровергать изветы Я. Я. на Новгород и ходатайствовать об отозвании высланного против последнего войска.

Ходатайство было успешно, — татарский отряд ханом был ворочен.

С другой стороны на помощь укрепившемуся и поголовно вооружившемуся Новгороду пришли и псковичи, лодожане, вожане, корела, ижора и, по данным Никоновской летописи, даже немцы. Эти внушительные приготовления и решимость Новгорода к отчаянному сопротивлению в значительной степени умерили боевое рвение Я. Я., и он, узнав о приближении противников к Городищу, отступил к Русе, откуда послал повторить новгородцам, что отступается от всего, за что те его не "взлюбили". Новгородцы отказались от переговоров и придвинулись к Русе. В течение целой недели стояли здесь друг против друга противники, не решаясь вступить в бой. Я. Я. заблагорассудил прибегнуть к посредничеству духовной власти; по его просьбе, митрополит Кирилл II послал новгородцам грамоту, в которой увещевал их примириться с князем, "иже всей злобы лишается", в противном случае угрожал наложением на Новгород запрещения.

Грамота подействовала: новгородцы, а вслед за ними и Я. Я. пошли на взаимные уступки;

Я. Я. снова был признан князем на новгородском столе, но целовал крест на всей новгородской воле, что было скреплено особою грамотою.

Выезжая из Новгорода, он оставил там своим наместником Андрея Воротиславича, а в Пскове посадил какого-то литовского князя Ай(в)густа. В 1271 г. вместе с братьями Василием и Дмитрием Александровичем Я. Я. для чего-то ездил в орду, — вероятнее всего судиться с этими князьями, а на обратном пути оттуда 16 октября того же 1271 г. умер, незадолго до кончины, по обычаю времени, приняв схиму с именем Афанасия.

Останки его епископом Симеоном погребены в Твери, в церкви св. Косьмы и Дамиана.

Ни имя, ни происхождение первой супруги Я. Я., убитой татарами после переяславского боя, неизвестны; от нее он имел двоих сыновей — Святослава (32) и Михаила-старшего (80), от брака же с Ксенией Юрьевной (Георгиевной) Болховской, которую летописи называют премудрою, блаженною, преподобною, святою (см. т. "Кнаппе — Кюхельбекер", стр. 511—512), имел сына Михаила-младшего (31) в двух неизвестных по имени дочерей, из которых одна с 1282 г. была замужем за кн. Юрием Волынским, а другая в 1291 г., будучи девицею, постриглась.

Оценка деятельности Я. Я. историками далеко не одинакова.

В то время как С. M. Соловьев находить, напр., что общие политические условия в период княжения Я. Я. как нельзя более благоприятствовали усилению Твери и выступлению ее в качестве средоточивающего пункта древней Руси, но что этому воспрепятствовал недостаток твердости князя, — В. С. Борзаковский, наоборот, полагает, что Я. Я. был, быть может, даже слишком смел, успешной же деятельности его мешали именно общие неблагоприятные обстоятельства и самоограничение политических интересов пределами Тверского княжества, т. е. игнорирование и недостаточное понимание важности интересов общерусских.

Во всяком случае, Я. Я. должно считать одною из центральных фигур в истории междоусобий Руси второй половины ХIII века. Полное Собрание Русск. Летопис., т. I, стр. 201—202, 203, 226, 252; т. II, стр. 341, 342; т. III, стр. 55—56, 58—60, 61—62, т. IV стр. 38, 39, 40—41, 180—182; т. V, стр. 187, 188, 190, 192, 193—195, 196—198; т. VII, стр. 156, 159, 162, 163, 164, 167—168, 160—170, 176, 236; т. XV, стр. 396, 398, 400, 402—403. — Никоновская летоп., т. III, стр. З, 26, 31, 33—34, 35—36, 38—39, 42, 43, 46—48, 49—50, 52—54, 85, 89—Татищ. свод, т. IV, стр. 1, 19, 20, 24, 32—33, 36, 38—39, 41—42, 43. — "Собрание Государств.

Грамот и Договоров", т. І, №№ 1, 2, 3. — "Русско-ливонские акты", № 26. — Карамзин, "История госуд. Российск.", изд. Эйнерлинга, СПб. 1843, т. IV, стр. 46, 56, 59—69, 93; прим. 1, 38, 78, 92, 114, 122, 125, 129, 130, 132, 137, 154, 179, 187, 207, 260. — С.М. Соловьев, "История России", изд. "Обществ.

Пользы", кн. І, стр. 839, 844, 845, 846, 847. — И. Д. Беляев, "Разсказы из русской истории", т. II, стр. 367. — Narbutt, "Dzieje narodu Litewskiego", IV, p. 108, 109, 207, 208. — A. B. Экземплярский, "Великие и удельные князья Северной Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 4, 5, 23, 207, 268, 351, 365, 367, 368, 394, 395, 448—456, 639. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 68—83 и прилож. № 1, стр. 241—245. — Соколов, "Св. князь Михаил Тверской", Тверь 1864. — Андреевский, "О договоре Новгорода с немецкими городами", стр. 16. — Калайдович, "Исторический и хронологический опыт о посадниках новгородских", Москва, 1821. — Д. Прозоровский, "Новые розыскания о новгородских посадниках", "Вестник Археологии и Истории", вып. IX., СПб. 1892. — Пассек, "Новгород сам в себе", "Чтения Общества Истории и Древн. Российск.", 1869, кн. IV. — Н. А. Рожков, "Политические партии в Великом Новгороде XII — XV вв.", "Журн. Минист.

Народн. Просв.", 1901, № 4. 39. Федор Александрович, второй сын Александра Михайловича (2), начинает упоминаться с 1327 г., когда в Твери произошло известное избиение татар и Александр Михайлович, ввиду приближения татарского карательного войска, вместе с Ф. А. и другими детьми бежал сначала во Псков, а затем в Литву. Когда Александр Михайлович, после долгих скитаний по чужим землям, задумал возвратить себе Тверское княжество, с ходатайством об этом к хану в 1335 г. он послал Ф. А. Последний из орды, в сопровождении татарского посла Авдула, возвратился прямо в Тверь, откуда и дал знать в Псков отцу, что хан готов сложить гнев на милость, если опальный тверской князь лично явится в орду и принесет повинную.

Как известно, Александр Михайлович, съездив в орду, действительно был прощен ханом и снова получил ярлык на великокняжеский тверской стол, из чего должно заключить, что ходатайствовавший Ф. А. был одарен большими, говоря современным языком, дипломатическими способностями.

Подтверждается это и дальнейшими событиями: как только Александр Михайлович попадал в затруднительное положение, так или иначе разрешить которое зависело от хана, с ходатайством к последнему он всегда посылали Ф. А., а если ездил сам, то неизменно все же брал и сына. Так, когда у тверского князя в 1337 г. началась вражда с Москвою, Ф. А. вновь ездил с хлопотами в орду, а в 1339 г. туда же сопровождал отца, вызванного ханским послом.

Ф. А. поехал в орду даже несколько раньше, чтобы разузнать о положении дел. Против влияния в орде могущественного московского князя Ивана Калиты, с которым у тверского великого князя и был спор, Ф. А. ничего не мог сделать, почему дал знать, что дела идут плохо, и что ему грозит опасность.

Александр Михайлович тем не менее не внял предостережениям сына и поехал в орду, где вскоре выяснилось, что опасения Ф. А. были не напрасны.

Жизнь его закончилась трагически: он разделил судьбу отца — вместе с ним 28 октября 1339 г. был в орде казнен.

Тела их погребены были в церкви Спаса-Преображения.

Потомства Ф. А. не оставил.

Полн. Собр. Русск Лет, III, стр. 78—79; т. IV, стр. 53—54, 186; т. V, стр. 220—222; т. VII, стр. 204—205; т. XV, стр. 418—420. — Никоновская летоп., т. III, стр. 162, 164—170. — Татищ. свод, т. IV, стр. 136—142. — Карамзин, "История госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, т. IV, стр. 140, 143; прим. 299, 306. — C. M. Соловьев, "История России", изд. "Обществен.

Польза", кн. І, стр. 913, 922. — С. В. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 127—128, 257—259—А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 474—475, 640. 40. Федор Михайлович, шестой и младший сын Михаила Александровича (26), см. Микулинские князья. II. Тверские княгини. 41. Анна Дмитриевна — супруга Михаила Ярославича (31), дочь Дмитрия Борисовича Ростовского; год рождения ее неизвестен, замуж же за Михаила Ярославича вышла 8 ноября 1294 г. А. Щекатов в своем "Географическом словаре" полагает, что вместе с рукою А. Д. к Михайлу Ярославичу, как бы в виде приданого, перешел Кашин, но это неверно, ибо уж под 1288 г. Кашин упоминается в числе тверских городов.

Во всяком случае, брак этот был заключен с политическими расчетами, расчетами тверского князя путем родственных связей обеспечить для себя в трудных обстоятельствах поддержку Ростова.

В 1318 г. А. Д. провожала своего мужа до p. Нерли, когда тот в последний раз ездил в орду. Позже А. Д. постриглась в Тверском Софийском монастыре с именем Софии. Обычно принимается, что пострижение произошло вскоре после трагической смерти Михаила Ярославича в орде и даже вызвано было этим событием, но справедливость такого предположения опровергается летописными данными, согласно которым она еще в 1327 г. жила в мире; в этом году произошло в Твери известное избиение татарского посла-вельможи Шевкала (Щелкана), на что хан отвечал посылкою карательного отряда, из страха перед которым тверские князья бежали во Псков, причем в числе бежавших летопись упоминает и А. Д., называя ее великой княгиней и не оговариваясь об ее иноческом имени. Только под 1357 г. встречается известие, из которого определенно можно заключить, что к этому времени она была в монастыре: "У кн. Михаила Александровича Тверского, внука Михаилова, правнука Ярослава, преставись сын Александр у бабы своея, у вел. кн. Софьи в Софейском монастыре". Скончалась А. Д. в 1367 г. Последние годы своей жизни она жила попеременно то в Твери, то в Кашине, уделе меньшего сына своего Василия, — и в Кашине, кажется, и скончалась, почему составленное в ХVII в. житие А. Д. называет ее "благоверной княгиней Анной Кашинской, во иночестве Софией". Впоследствии, (12 июня 1650 г.) состоялось прославление княгини-инокини, и останки ее, обретенные нетленными, были перенесены ростовским митрополитом Варлаамом, в присутствии царя Алексея Михайловича и патриарха Иосифа, из Успенской церкви Кашина в Воскресенский соборный храм того же города.

В 1667 г. возник вопрос о канонизации княгини, но сопричисление к лику святых по разным причинам (в том числе обнаруженное двоеперстие княгини) пришлось отложить "до подлинного извещения, егда еще впредь Бог объявит и утвердит". Рака княгини была запечатана, изображения ее на иконах, служба и житие отобраны и спрятаны, пение молебнов воспрещено, храм, созданный во имя ее в Кашине, освящен вновь во имя Всех Святых.

С тех пор останки княгини почивали под спудом до 12 июня 1909 г., когда состоялось ее воспрославление.

Полное Собр. Русск. Летоп., т. І, стр. 228, 230; т. III. стр. 65—66, 74; т. IV, стр. 44, 51, 183, 185, т. V, стр. 202; т. VII, стр. 180—181, 200; т. XV, стр. 406—407. — Никон. лет., т. III, стр. 210; т. IV, стр. 20. — Татищ. свод, т. IV, стр. 185. — Житие благоверной княгини Анны Кашинской, рукопись XVII в., приписываемая свящ. Василию (находится в Московск.

Патриаршей библиотеке, № 622), напечатана: "Житие и подвиги св. благов. вел. кн. Анны Кашинской" (народное издание), Москва 1909, и "Житие благов. вел. кн. Анны Кашинской", с предисл.

Ан. Титова, Ростов 1909. — Рукопись жития в библиотеке Академии Наук, № 31, 6, 34; напечатана иеромон.

Иоакимом: "Житие св. благ. вел. кн. Анны Кашинской", Москва 1909. — "Соборное деяние о блаженной княгине Анне", находится в Московской Синодальной библиотеке, в сборнике № 684, лл. 381—415; напечатано Костомаровым в его ст. "Церковноисторическая критика вХVІІ в.", "Вестн. Евр.", 1870, апр. — Дмитриев, "По поводу статьи Костомарова — Церковно-историч. критика в XVII в.", "Чтения Моск. Общ. Истор. и Древн. Российск.", 1871, № 4; там же (1872, № 1) напечатано в полном виде упомянутое "Соборное деяние". — Филимонов, "О серебряном образе княгини Анны Кашинской", там же, 1872, № 1. — Гр. Толстой, "Рассказы из русской истории", т. II, изд. 2-е, 1870, стр. 48. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 113—114. — А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Северн.

Руси", т. II, СПб. 1891, стр. 30, 459, 467, 473, 476, 523. — Карамзин, "Истор. госуд. Российск.", изд. Эйнерлинга, т. IV, стр. 113, 121; прим. 248, 308. — О. М. Соловьев, "История России", изд. товар. "Общ. Польза", кн. III, стр. 874; прим. 3. — Е. Е. Голубинский, "История канонизации святых в Русской церкви", Москва 1903, стр. 130—170. — В. О. Ключевский, "Древне-русския жития святых", стр. 340 и след. 42. Евдокия Константиновна, жена Михаила Александровича (26), дочь Константина Васильевича кн. суздальского, — последнее, впрочем, лишь предположительно: одни историки и некоторые родословные дают ей указанное отчество, другие же считают ее известной только по имени. Сведения о ней очень скудны.

По хронологическим соображениям можно думать, что замуж за тверского князя она вышла в 1351 или 1352 г., а единственное летописное упоминание о ней, относящееся к 1400 г., дает основание заключить, что умерла она в глубокой старости.

В этом году младший сын Е. К., Василий Михайлович кн. кашинский, обратился к ней с жалобой на своего старшего брата Ивана Михайловича, который, сделавшись великим князем тверским, стал усиленно теснить удельных князей.

Стремясь сохранить между своими детьми мир, Е. К. послала своих бояр к Ивану Михайловичу с поручением сказать ему, что он "не по грамоте отца ходит", т. е. не исполняет мирных заветов, преподанных детям Михаилом Александровичем перед смертью.

Вместе с этим Е. К. просила сына, чтобы он "пожаловал, велел бы своим боярам крестное целование держать по грамоте... отца", но, видно, она плохо знала характер своего сына, на которого можно было повлиять только лестью.

Заступничество Е. К. не только не достигло успеха, но имело совершенно обратные результаты.

Иван Михайлович напоминание ему о долге счел дерзостью, стал еще более теснить своих младших братьев и даже против Е. К. начал "враждовать, держать нелюбье". Полн. Собр. Русск. Лет., т. XV, стр. 467—468. — Никон. лет., т. IV, стр. 297—299. — Татищ. свод, т. IV, стр. 401—403. — Карамзин, "Истор. гос. Рос.", т. V, прим. 186, 254. — С. M. Соловьев, "Истор. России", изд. тов. "Общ. Польза". кн. І, стр. 1025, 1026. — С. В. Борзаковский, "Истор. Тверского княжества", стр. 178—А. В. Экземплярский, "Велик. и уд. князья Сев. Руси", т. II, стр. 482, 497, 498, 533, 544, 551, 643. 43. Мария Гедиминовна, жена Дмитрия Михайловича (16), дочь великого князя литовского Гедимина.

О ней известно лишь, что в замужестве за тверским князем она была с 1320 г. и в 1349 г. скончалась, детей не оставив.

Полное Собр. Русск. Лет., т. XV, стр. 414, 467. — Никон. лет., т. III, стр. 124, 192. — Татищевск. свод, т. IV, стр. 109, 169. — В. С. Борзаковский, "Истор. Тверск. княжества", стр. 118. — А. В. Экземплярский, "Велик. и уд. князья Сев. Руси", т. II, стр. 469, 471. 44. Мария Кейстутьевна, княжна литовская, первая супруга Ивана Михайловича (22), родная сестра вел. кн. литовского Витовта, замужем с конца 1375 г. Брак Ивана Михайловича с M. К. был заключен по желанию отца первого, вел. кн. тверского Михаила Александровича (26), который имел в виду тем самым укрепить союз между Тверью и Литвою, но расчеты эти на первое время не оправдались, ибо в Литве вскоре преобладающее значение приобрела партия, враждебная дому, из которого происходила М. К., и ее отец в 1382 г. был убит; только с вокняжением Витовта Тверь снова возобновила дружеские связи с Литвою.

Витовт относился к браку своей сестры с тверским князем очень дружелюбно и в 1398 г., напр., весьма торжественно принимал у себя супружескую чету. Имя Марии M. К. получила при крещении, связанном с замужеством и совершенном тверским владыкой Евфимием, первоначальное же имя ее было Микловса.

Скончалась М. К. в 1404 г., незадолго до смерти приняв иночество с именем Марфы. Полн. Собр. Русск. Летоп., т. VIII, стр. 71; т. XV, стр. 435, 443, 457. — Никоновск. лет., т. IV, стр. 46, 156, 269. — Татищ. свод, т. IV, стр. 237, 313, 385. — П. Н. Петров, "История родов русского дворянства", СПб. 1889. — Карамзин, "История госуд. Российского", изд. Эйнерлинга, т. V, стр. 93; прим. 137, 183, 254. — С. М. Соловьев, "История России", изд. тов. "Общ. Польза", кн. І, стр. 970. — Narbutt, "Dzieje narodu Litewskiesgo", V, pp. 214, 290, 299. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", стр. 164, прим. 749—752. — А. В. Экземплярский, "Велик. и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 494, 496, 504, 553. 45. София Семеновна, первая жена Михаила Борисовича (27), замужем за которым была с 1471 г., — дочь киевского князя Семена Олельковича.

Если добавить еще, что по Тверской летописи она скончалась 7 февраля 1483 г., а по Татищевскому своду — 2 апреля того же года, то этим исчерпываются все сохранившиеся о ней сведения.

Полн. Собр. Русск. Летоп., т. VI стр. 497. — Татищ. свод, т. V, стр. 88. — Narbutt, "Dzieje narodu Litewskiego", стр. 234, пр. 1—В. С. Борзаковский, "История Тверск. княжества", прим. 962. — А. В. Экземплярский, "Велик. и уд. князья Сев. Руси", т. II, стр. 513, 514. 46. Ульяна Александровна, дочь Александра Михайловича (2), вторая жена велик. кн. литовского Ольгерда, род. в 1331 г., замуж вышла в 1348 г. Брак этот состоялся с разрешения московского князя Симеона Гордого, которому У. А. доводилась свояченицей и который в то время пользовался значительным влиянием на тверские дела. В Литву У. А. сопровождала ее мать, вел. кн. Настасья, использовавшая свою поездку для упрочения союза между ее сыном Всеволодом и Ольгердом.

О жизни У. А. в Литве сохранились следующие сведения: княгиня редко выезжала из дому, всецело посвятив себя воспитанию своих детей и занимаясь рукоделием; работы, выходившие из ее рук и рук окружавших ее придворных дам, были редкого совершенства.

Вместе с тем У. А. имела, по-видимому, значительное влияние на своего мужа, что подтверждается следующим обстоятельством: в 1370 г. брат ее, Михаил Александрович, споря с Дмитрием Донским о владимирском великом княжении, дважды обращался за помощью к Литве, первый раз непосредственно к Ольгерду, причем получил отказ, а второй раз через У. А., которую просил повлиять на мужа в желаемом смысле; ходатайство за брата имело полный успех: Ольгерд, вместе с братом Кейстутом и другими литовскими князьями, поднялся на Москву.

Есть и другое известие, подтверждающее ее влияние на мужа: будучи сама очень набожной, она убедила Ольгерда перед смертью принять крещение и даже облечься в схиму. Скончалась У. А. в 1391 г., незадолго перед смертью постригшись с именем Марины.

Полн. Собр. Русск. Летоп., т. VII, стр. 215; т. XV, стр. 446. — Никоновск. лет., т. II, стр. 192—193; т. IV, стр. 25—26, 202. — Татищевск. свод, т. V, стр. 169, 365. — "Pomniki do dzie jow Litewskich", изд. Нарбутта, 1846, стр. 22. — Narbutt, "Dzieje narodu Litewskiego", t. V, p. 237. — Преосв.

Макарий, "Истор. русск. церкви", т. IV, стр. 133. — Карамзин, "Истор. госуд. Российск.", изд. Эйнерлинга, т. IV, стр. 165; прим. 351; т. V, стр. 29, 89, прим. 50, 71, 254. — С. М. Соловьев, "История России", изд. тов. "Общ. Польза", кн. II, стр. 1392. — В. С. Борзаковский, "История Тверского княжества", СПб. 1876, стр. 134—135, 149; прим. 606. — А. В. Экземплярский, "Великие и удельн. князья Сев. Руси", т. II, стр. 476, 481, 489, 543. {Половцов}