Тимофей Архипович

— подьячий, потом монах, юродивый.

Жил при дворе царицы Прасковьи Федоровны, супруги Иоанна Алексеевича, и в это время начал юродствовать.

Многие из современников приписывали ему дар прорицания и считали его за святого.

Об этом свидетельствует историк Татищев, знавший T. лично. "Двор царицы Прасковьи Федоровны, супруги царя Иоанна Алексеевича (матери императрицы Анны), — пишет он, — от набожности был госпиталь на уродов, юродивых, ханжей и шалунов.

Между многими такими был знатен Тимофей Архипович, сумасбродный подьячий, которого за святого и пророка суеверцы почитали, да не токмо при нем, как после него предсказания вымыслили.

Он императрице Анне, как была царевною, провещал быть монахиней и называл ее Анфисой, царевне Прасковье — быть за королем и детей много иметь; а после, как Анна императрицей учинилась, сказывали, якобы он ей задолго корону провещал.

Когда я отъезжал 1722 года другой раз в Сибирь к горным заводам и приехал к царице прощение принять, она, жалуя меня, спросила оного шалуна: скоро я возвращусь? Он как меня не любил за то, что я не был суеверен и руки его не целовал, сказал: он руды много накопает, да и самого закопает.

Но сколько то право, то всякому видно". Некоторые данные о личности Т. получаем из собственноручной записки и показаний Иосии Самгина, строителя Берлюковской пустыни (в связи с известным процессом саровского монаха Зворыкина и Маркелла Радышевского, одного из передовых борцов с проникавшим в начале ХVIII в. в Россию протестантизмом).

Иосия показал, что он почитал Т. А. святым угодником за его прозорливость, в подтверждение которой приводит ряд фактов, преимущественно в отгадывании дурных мыслей.

Из дальнейших показаний Иосии и других явствует, что T. раньше был иконописцем, что многие действительно почитали его за святого, клали перед ним по два поклона, как пред угодником, носили в шейных крестах его волосы, полагали, что он "совести человеческие знает" и пр. К нему ходили за советом и за разрешением религиозных и житейских сомнений, почитая его за ясновидца.

Ответы свои он давал источным голосом, часто в очень грубой и резкой форме, чаще же всего ничего не значащими словами, неопределенными и ничего не говорящими.

Но и резкость и неопределенность ответов нисколько не смущали вопрошавших, и они в обрывках брошенных слов искали смысла и разрешения своих сомнений и нередко находили их, вкривь и вкось толкуя брошенные слова. Бывало, что являлся к нему человек с не совсем чистой совестью, и фразы T. вроде: "Враг Божий, покинь и не делай этого" — а такие фразы он произносил часто — попадали метко в цель и служили к сугубой славе Т. как ясновидца, нередко исправляя и кающихся, чему и примеры приводятся в показаниях Иосии и других.

К нему часто приходили с просьбой: "Батюшка, помолись обо мне грешном", на что T. либо ничего не отвечал, либо, согласно показаниям, "токмо не знамо для чего обеими руками своими вертел около головы подушку". Мнение, что Т. "совести человеческие знает" и "что кому скажет, то и сбудется", пользовалось значительным распространением.

Его речениям, если в них только можно было уловить смысл, подчинялись даже очень высокопоставленные лица из его почитателей, напр. царица Прасковья Федоровна, или царевна Екатерина Иоанновна, которая, по показанию казненного в 1736 г. Столетова, "изволила сомневаться ехать в С.-Петербург, для того, что Архипович говорил, что она, государыня, в С.-Петербурге скончается". В числе его поклонников были некоторые из Путятиных, в доме которых на Москве он часто жил, некоторые из Долгоруких, много других из светских лиц, немало также и из духовенства.

В письмах к нему иногда делали такие надписи: "Великому угоднику Божию Тимофею Архиповичу, прибежище отчаянных, надежда ненадежным". Трудно, однако, судить, была ли в юродствовании Т. какая-либо мистификация, рассчитанная на легковерие времени, охваченного шатанием умов в связи с Петровской реформой.

Скончался Т. в 1731 г. и погребен в Чудовом монастыре; на могильной плите была высечена надпись: "был юрод миру, а не себе". Понятно, что если при жизни его почитали за ясновидца и святителя, то после смерти всякие сомнения уже не могли быть оживлены, и ничего нет удивительного, что тело его многими почиталось нетленным, некоторые имели при себе его волосы, части его одежды и образы, написанные с венцом на бумаге в Саровской пустыни трудником беглецом Григорием. "У иеродиакона Ионы, — показывает Иосия, — я видел и читал множество чудес, от Тимофея Архиповича бывших", а некто Зворыкин имел намерение собрать в отдельную книгу описание этих чудес. "Персона" его в виде образа писана была многократно лицами и неизвестными, и установленными позднейшими розысками. "А с персоны Тимофея которая была у меня в Саровской пустыни и привезена ко мне в Берлюковскую пустынь, — говорит тот же Иосия, — велел списать персон пять или шесть, подлинно не помню, все с венцами, и поставлены оне были в моих кельях и в сенях; а списывал малые те персоны, по приказанию моему, мальчишка Григорий, и я ему велел сказывать, ежели кто его о той персоне спросит, чтобы он сказывал — пишет Иеронимову персону". Помимо Иосии Самгина, еще один саровец, Ефрем Короткой вздумал прославить Т. по его смерти церковными песнями и сочинил в честь его службу. "И я дерзнул, — показывал Ефрем на позднейшем допросе, — без благословения святейшего синода сочинять службу, как в церкви обычай имеется святым угодникам Божиим, юродивому Тимофею Архиповичу и сочинил, памятуется мне, малую вечерню, а на большой стихиры, также и на литии со словником и на стиховне, и тропарь, да канона — не знаю, четыре, не знаю, пять песней; стахиры писаны на бумажке, а те бумажки заложены у меня в кровле, а канона часть на дощечке, а дощечка положена за печью в моей келье; а спрятал я того рада, чтобы кто от братии, пришедши, не читал и оттого мне, ради грубого моего сочинения, не было спеху; и того ради о той моей продерзости ни строителю, ни братии отнюдь никому не известно, а писано у меня то тайно. А вину того сочинения я принял от похвальных речей расстриги Якова и других, что они про него сказывали, что он сущий угодник, и раб Божий ради его проворства; и я, веря их словам, благодарил Бога о том, что Он в наши лета даровал такого святого мужа. A сам я Тимофея Архиповича не видывал". Впоследствии синоду стоило много труда и усилий, чтобы развенчать память T. от ореола святости, прозорливости и проч. Едва ли эта цель была достигнута вполне, но значительная тень была набросана на его память некоторыми добытыми следствием компрометирующими обстоятельствами.

Одно из показаний, напр., свидетельствует: "По приходе их в дом, где оный Тимофей жил, ночью, только еще с вечера (понеже до того слыхал он, что к оному Т. пускать не велено, а для чего, не знает) послали служителя — что время ль к нему придти.

И оный служитель к тому Тимофею ходил и, возвратясь, сказал им, что оный Тимофей пьян и кричит и не дает никому к себе приступиться, знать-де девушки его напоили". Такие и подобные свидетельства значительно охладили горячие чувства к памяти Т. его поклонников.

Феофан Прокопович поручил обер-секретарю Дудину собрать сведения о месте погребения Т. А. Во исполнение сего поручения Дудин обратился к секретарю московской синодальной канцелярии Павлу Протопопову со следующим письмом: "Изволь весьма секретно справиться и учтиво поступить, дабы никто никак догадаться не мог: в Чудовом монастыре, где погребено тело Тимофея Архиповича, и над гробом его положено и нет ли каковых отметин противу прочих? Также какая при гробе его на стене надпись написана и кем и когда? И с той описи формально спиши копию, и к нам с вышеописанным пришли в немедленном времени: ибо того требуется высокими персонами для нужного дела". Протопопов уведомлял, что "Тимофей Архипович погребен в Чудовом монастыре, в церкви Архистратига Михаила, по правую сторону алтаря, и надпись иссечена на лещади и вмазана в алтарной стене; начальная литеры наведены киноварем, а прочия чернилами; вокруг лещади дорожник на подобие столярного выкрашен мумиею, а круг дорожника чернилами, а по углам шишки, на подобие раны. Противу той надписи на земле на могиле ни камня и никакого знаку не имеется.

И тот осмотр и список учинил один и никто того не видал. A кем и когда та надпись учинена, о том он спрашивать опасался, понеже велено ему то учинить весьма секретно, дабы никто дознаться не мог. А, по-видимому, та надпись сделана отныне около годичного времени — и не далее". Надгробная надпись гласила: "1731 года маия в 29 день при державе благочестивейшие и великие государыни нашея Анны Иоанновны, самодержицы всея России, представись раб Божий Тимофей Архипов сын, который, оставя иконописное художество, юродствовали миру, а не себе, а жил при дворе матери ее императорского вeличecтвa государыни императрицы, благочестивейшие государыни царицы и великие княгини Параскевы Федоровны двадцать осмь лет и погребен в 1 день июня". Вследствие этого розыска надгробная плита T. была уничтожена.

Татищев, "Российская история", т. I, стр. 46. — Чистович, "Феофан Прокопович и его время", СПб. 1868, стр. 537—543. — "Зворыкин — эпизод из истории Феофана Прокоповича", "Дух Христианина", 1862, кн. 3, стр. 130—177. — "Чтения Общ. Истории и Древности Российск.", Москва 1875. — "Исторический очерк Николаевской Берлюковской пустыни". — "Голос", 1869, № 65. — "Церковная Летопись", 1869, № 17 и 18. {Половцов} Тимофей Архипович святоша, полусумашедший, живший при дворе царевны Прасковьи Ивановны.

Ему приписывают дар предсказаний. {Половцов}