Щелкалов Василий Яковлевич

— влиятельный ближний или думный дьяк и печатник при Иоанне ІV, Феодоре Иоанновиче и Борисе Годунове, впоследствии окольничий, младший брат Андрея Щ. Так же как и брат, несмотря на свою неродовитость, достиг выдающегося влияния на ход государственных дел, особенно на сношения с иноземными державами.

О первых годах его деятельности известия весьма скудны; начав службу, вероятнее всего, подьячим в одном из многочисленных приказов, он после сидел дьяком в Стрелецком приказе, а одно время управлял Разбойной избой. В 1566 г. он участвовал на земском соборе, который был созван Иоанном для решения вопроса о том, продолжать ли Ливонскую войну, или заключить мир. Когда было решено прекратить военные действия и разменяться пленными, Щ. подписал это определение, а в январе следующего 1567 года он вместе с Федором Ивановичем Колычевым и Григорием Ивановичем Нагим ездил к литовской границе для размена находившегося в русском плену полоцкого воеводы Довойны на князя Василия Ивановича Темкина.

Уже в конце 60-х годов XVI в. Щ. играл видную роль, что ясно, например, из того, что в 1568 г. он вместе с братом был награжден "за бесчестье" вотчиной Ивана Висковатого, а в 1571 г. ему единолично было присуждено, так же "за бесчестье", сельцо Михайловское с деревнями.

С 1570 г. Щ. начал управлять Разрядным приказом, одной из наиболее важных четвертей, и во главе его оставался, по-видимому, до 1575 г., когда его сменил Андрей Шерефединов. Bo время третьей свадьбы Иоанна в 1571 г. Щ. было велено "списки (свадебные) носити и раздавати по приказом". В том же году он показан также "дьяком введенным", а в следующем в числе дьяков из "земщины"; около этого же времени, вскоре после подписания поручной грамоты 1571 г., он стал помощником брата по управлению Посольским приказом, ведавшим, главным образом, дипломатические сношения с иностранными государствами.

Однако в приемах послов Щ. начал участвовать значительно раньше; так, например, уже 6 мая 1560 г. он был послан навстречу к нагайскому мирзе Акболтаю.

Но до 1571 г. имя его при приемах встречается лишь как исключение, с этого же времени он участвует почти во всех приемах послов и переговорах с ними, играя чаще всего при брате подчиненную роль, но иногда действуя и самостоятельно.

Вот, например, краткий перечень фактов, характеризующих его деятельность в этом смысле, до того момента, когда он стал думным дьяком. 4 февраля 1571 г. вместе с братом он принимал и "вспрашивал" в Посольской палате турецкого посла Бустана Чилибея; 22 июня того же года самостоятельно принимал датского посла Элиаса Эйзенберга, брал у него вручительные грамоты и пятью днями позже давал ему ответ; в эстонскую войну 1572—1573 гг. сопровождал государя в Новгород, а оттуда вместе с передвижениями войск — в Нарву и Эстонию; 13 июня с братом вел переговоры с цесарским послом Магнусом перед приемом его государем; около того же времени участвовал при приеме литовского посла Гарабурды, приехавшего для переговоров относительно условий, на каких Иоанн согласился бы принять литовско-польскую корону; 28 января 1574 г. принимал и царю представлял в селе Братошине датского посла; в этом же году ему вместе с братом и другими лицами было поручено произвести расследование дела о Скобелицыне, который, будучи отослан в качестве посла к императору Максимилиану, вел себя при переговорах грубо и бестактно; 3 декабря 1574 г., по государеву приказу, Щ. отсылал приставов в Тверь для встречи послов; в июне 1577 г. принимал шведского посла; государь в то время находился в Новгороде и "у себя тому свейскому гончину быти не велел, потомучто он латыш молодой человек.

А велел отпустити его дьяком Василею Щелкалову да Ондрею Шерефединову и грамоту велел ему дати и отпустити его велел из Новагорода (где в это время находился и Щ.) в Орешек, а из Орешка в Выбор часа того"; 8 декабря 1577 г. он участвовал в приеме крымских гонцов Халил-Чилибея "с товарыщи" и вскоре после этого с братом давал им "ответной список"; в 1578 г. в декабре принимал нагайского посла Уразу "с товарыщи" в Посольской избе, вел с ними переговоры, а через месяц давал им ответ. По-видимому, Щ. и по выходе из Разряда не прекращал с ним связи; под 1576 г. упоминается, что он сопровождал государя в ливонский поход "с разрядом", т. е. с канцелярией этого приказа; около этого же времени он с Иваном Федоровичем Мстиславским выслушивал челобитную путивльцев и рылян об удовлетворении их денежным жалованием и постановил "поместным детем боярским отказать до 88 (1580) г., а беспоместным дать им государево жалованье по государеву указу". Начиная приблизительно с 1579 г., Щ. становится думным разрядным дьяком.

Так же как и брату, звание думного дьяка ему было дано впервые в русской истории, хотя функции, связанные с этим званием, исполнялись, по-видимому, и раньше простыми дьяками.

С этого времени он нередко начинает принимать участие в разбирательстве местнических тяжеб. Однако назначение его думным дьяком, т. е. докладчиком в государевой думе по всем делам Разрядного приказа, нисколько не помешало ему продолжать свою деятельность и в Посольской четверти.

За последующие годы его имя вновь сплошь и рядом встречается при приемах послов и переговорах с ними, хотя возможно, что теперь он участвовал уже не как посольский дьяк, а именно как думный разрядный.

Во всяком случае, при его деятельном участии велись переговоры с нагайскими послами Ишбулатом (1581 г., 19 августа) и Байкешем Тимеевым "с товарыщи" (28 того же месяца), с польскими послами в 1584 г. и турецким послом, приехавшим с целью просить выдачи султану сына крымского хана Мурата (1585 г.). Вступление на престол Федора Иоанновича и всевозраставшее влияние Бориса Годунова не только не пошатнули положения Щ., но даже упрочили его. Он считался одним из ближайших друзей Бориса и пользовался его расположением.

В 1587 г., после смерти Батория, Щ. со Степаном Васильевичем Годуновым и князем Федором Михайловичем Троекуровым ездил в Варшаву для ведения переговоров первостепенной важности с польским сеймом; послы были уполномочены представить выборным от сейма формулированные в 10 пунктах условия, на которых царь Федор согласился бы принять польско-литовскую корону. 4 августа русские уполномоченные "с великой честью" и большой пышностью были приняты в "Рыцарском коле", где они изложили предложения царя Федора.

Переговоры с 15 избранными сеймом польскими представителями, однако, вскоре оборвались, так как со стороны сейма были выставлены совершенно неприемлемые условия, как, например, переход царя в католичество; хотя они после и возобновились в Каменце, но за избранием Сигизмунда на престол вновь были прекращены; единственным результатом этой миссии, на которую возлагались очень широкие надежды, было заключение между Россией и Литвой 15-летнего мира. 2 июня 1591 г. Щ. читал в думе результаты расследования князем Шуйским обстоятельств убиения царевича Димитрия.

К интригам против Годунова и к замыслам возвести на престол по смерти Феодора Иоанновича кого-нибудь из иноземных властителей Щ., кажется, совсем не был причастен, по крайней мере в середине 90-х годов XVI в. В то время как его могущественного брата за такие замыслы постигла опала, Василий Щ. не только не разделил его участи, но даже сменил брата в должности, получив звание думного посольского дьяка (1594 г.); его же бывшее звание перешло к дьяку Сапуну Аврамову; в 1596 г. он становится наконец печатником думы, продолжая управлять в то же время и Посольским приказом.

После опалы брата он уже единолично вел все дела по сношениям Московского государства с иностранными державами.

Именем его за это время пестрят все старинные акты Посольского приказа; так, например, 22 мая 1597 г. он в присутствии Федора Иоанновича, многочисленных бояр и вельмож принимал пышное посольство цезаря, с бургграфом Авраамом Донавским во главе. Думным посольским дьяком он был до середины 1601 г. Еще в мае этого года при приеме цесарского посланника Михаила Шеля он говорил речь, а под 6 июня значится, что на его месте в Посольском приказе сидит уже Афанасий Власьев.

Несмотря на предыдущую дружбу с Борисом и заключенную с ним " крестоклятвенную клятву", Щ. все же попал в опалу, хотя она была мягкой формы и сопровождалась простым удалением от дел. Причины ее остаются совершенно невыясненными.

Возможно, что она, как предполагает С. Ф. Платонов, стояла в непосредственной связи с опалой семьи Романовых, которых Борис обвинял в том, что они хотели "царство достати ведовством и кореньями". Но более вероятно, что причина эта заключается в поведении Щ. в момент, предшествовавший избранию Бориса на царство.

Когда в феврале 1598 г. распространилась весть о пострижении царицы Ирины, Щ. убеждал бояр и собравшуюся в Кремль толпу целовать крест не Борису, а боярской думе; 1 августа 1598 г. он, во всяком случае, подписал грамоту на избрание Бориса, но вполне вероятно, что последний, когда достиг упрочения власти и стал мстить своим врагам, вспомнил при этом и уговоры Щ. В "самовольстве", искажении росписей родословных людей, влиянии на местнический распорядок и произвольном составлении списков административных назначений Василий Щ. во время своего многолетнего дьячества был повинен не менее, если не более, своего брата. Разряд свадьбы короля Арцымагнуса он, несомненно, подделал, назвав в числе сидевших за столом двух князей, а затем, пропустивши остальных бояр, поставил самого себя, между тем как, когда обиженные бояре, спустя долгое время, призвали его к ответу, оказалось, что он на этой свадьбе совсем не присутствовал, в чем и сознался.

Точно так же в 1599 г. была обнаружена невместная грамота, самовольно данная Щ. "не по делу" князю Ивану Долгорукову на Ивана Дмитриевича Плещеева в 1585 г. Дело дошло до царя Федора, и когда последний велел его расследовать, Щ., "смотря в государевы грамоты, сказал, что та грамота подпись рука его, а такой было невместные грамоты Ивану Долгоруково на Ивана Плещеева не довелось дати, не что будет тое государеву грамоту поднес которой подьячей во многих делех, и он тое грамоту подписал за неведы". И бояре "приговорили тое грамоту отставить, потому что та грамота не в грамоту". Выносил он родственников и других лиц "по дружбе дружачи" в люди. Но и он, подобно брату, ни разу, кажется, не пострадал за свои злоупотребления по службе, по крайней мере об этом нигде ничего не упоминается.

Вместе с братом он так же разделял нелюбовь к себе англичан, в свою очередь платя им тем же, хотя при возвышении Бориса, который слыл за сторонника торговых привилегий английских купцов в Московском государстве, Щ. принужден был несколько умерить свое резкое отношение к ним. Любопытен приведенный у Карамзина рассказ о том, как Щ. расспрашивал присланного Елизаветой к Борису английского доктора Виллиса: "есть ли у него (доктора) книги и лекарства, каким правилам следует и на пульсе ли основывает свои суждения или на состоянии жидкостей в теле". И когда Виллис ответил, что книги он оставил в Любеке, лекарства же должны изготовляться "оптекарями", а для лечения одинаково важны как пульс, так и "состояние жидкостей", то Щ. остался неудовлетворенным, в результате чего Виллис был отпущен на все четыре стороны.

Опала Щ. продолжалась до самой смерти Годунова.

Лжедимитрий, который почему-то видел в Щ. мнимого спасителя от убийц Бориса, вызвал его ко двору и пожаловал окольничеством, хотя какой-либо выдающейся роли он уже не играл. В "Шереметевском боярском списке" сохранились указания, что в звании окольничего Щ. оставался и при Василии Шуйском.

Незадолго до смерти, а именно в сентябре 1610 г., ему была дана жалованная грамота, в которой писалось: "Василею Яковлевичу Щелкалову и сыну его Ивану дано привилей на поместье в Мещерском уезде в Недоходове стану, село Дубровку и село Рожественку с деревнями и с починки, и на отчизну в Дорогобужском уезде село Громово с деревнями и с починки". Умер Щ. в конце 1610 г. или в начале 1611 года. По отзыву голландца Массы, Щ. далеко уступал своими дарованиями брату. Относительно причин его возвышения и влияния на дела можно повторить почти то же самое, что сказано по этому поводу о его более знаменитом брате. Вместе со смертью Василия Щелкаловы сходят с исторической сцены. Его сын не играл никакой роли. "Древняя Российская Вивлиофика", ч. XIII, стр. 92, 294, 325, 422, 436, 439; ч. XIV, стр. 294, 325, 350, 468; ч. XX, стр. 78, 84, 364. — "Акты Исторические", т. І, стр. 341, 342, 413; т. II, стр. 9, 11, 14—16, 19, 31—33; т. III, стр. 294. — "Дополн. к Актам Историческим", т. I, стр. 203. — "Акты Юридические", стр. 223, 454. — "Акты Археографической Экспедиции", т. І, стр. 103, 315, 316, 378, 434, 452—454; т. II, стр. 42, 48, 386. — "Временник", изд. Моск. Общ. Истор. и Древн. Росс., т. XIV (М., 1852 г.), стр. 1—18. — "Синбирский Сборник" (Д. Валуева), стр. 68, 75, 76, 86, 134, 143. — "Дворцовые Разряды" (изд. II отдел.), т. I, стр. 111 и др.; т. III, стр. 126, 127 и др. — "Писцовые книги" (под ред. Калачева), т. І, отд. 1 (СПб., 1872 г.), стр. 21, 22, 178, 179, 210, 211, 494, 830; отд. 2 (СПб., 1877), стр. 1525. — "О службах и походах боярских, также полковых разрядах их и о том, кто, когда и в котором полку служил". — "Отечественные Записки", ч. ХХVIII, стр. 403—421; ч. XLIV, стр. 3—184, упом. в ч. XLIV, стр. 159, 160". — "Русский Исторический Сборник", изд. Моск. Общ. Истор. и Древн. Росс., т. II, стр. XVI— XXIV, 101, 125, 127—129, 135, 137, 138, 144, 146, 155; т. V, стр. 137, 229, 230, 241, 304, 305. — "Сборник Имп. Русск. Истор. Общ.", т. 38 (СПб., 1883), стр. 82, 249, 250, 266, 269, 300, 314, 365, 380, 390, 400; т. 71, стр. 605. — "Русская Историческая Библиотека" (изд. Археографической Комиссии), т. II, стр. 56; т, III, стр. 278; т. VIII, стр. 88, 99; т. XIII, стр. 316, 317. — "Труды Восточного Отделения", ч. XX, стр. 239, 290, 299, 301, 303, 308, 313, 339, 391—393, 395— 397, 430; ч. XXI, стр. 16, 17, 19, 26, 30, 124, 127, 128, 160. — "Чтения в Моск. Общ. Истор. и Древн. Росс.", 1886 г., кн. 1, стр. 5, 6; 1893 г., кн. 1, стр. 78. — "Материалы для истории русского дворянства" (изд. Н. В. Калачева, СПб., 1886 г.), стр. 48. — "Собрание Государств.

Грам. и Договоров", т. І, стр. 544, 553, 579; т. II, стр. 121, 131, 151, 152, 386. — "Памятники Дипломатических сношений", т. І, стр. 533—1460; т. II, стр. 3, 16, 24, 25, 45, 67, 82, 116, 132, 158, 169, 240, 262, 296, 384, 392, 400—786; т. X, стр. 136, 394, 401, 402, 413, 414, 420, 438, 468, 483. — Н. Н. Оглоблин, "Обозрение историко-географических материалов XVII и начала XVIII вв., заключающихся в книгах Разрядного приказа" (М., 1884 г.), стр. 253, 254. — П. И. Иванов, "Описание архива министерства Юстиции", кн. І (СПб., 1869). — А. А. Востоков, "Боярские книги", стр. 26—48. — Н. Н. Бантыш-Каменский, "Переписка между Россией и Польшей по 1700 г.", т. І (М., 1862 г.), стр. 126. — Ф. Аделунг, "Критико-литературное обозрение путешеств. по России до 1700 г." (М., 1864 г.), ч. І, стр. 243. — С. Ф. Платонов, "Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII в." (СПб., 1888 г.), стр. 160. — "Сказания Массы и Геркмана о Смутном времени в России" (изд. под ред. Е. Е. Замысловского, СПб., 1874 г.), стр. 55. — Н. Г. Устрялов, "Сказания иностранцев о Дмитрии Самозванце", т. I, прим. 228. — Архим. Досифей, "Опись Соловецкого монастыря", т. III, стр. 45. — Флетчер, "О государстве русском" (рус. перевод, 1867 г.), стр. 28, 29, 34. Рукописный материал в архиве министерства Иностранных Дел в Москве: а) "Турецкие статейные списки", кн. 10, л. 40; б) "Датск. стат. спис.", кн. 2, лл. 1— 4, 14, 25, 28, 40, 110—111, 163, 184; в) "Шведск. стат. спис.", кн. 3, л. 286; г) "Крымск. стат. спис.", кн. 15, лл. 66, 410; е) "Польск. стат. спис.", кн. 15, л. 226; кн. 23, лл. 173, 181, 206, 241; ж) "Нагайск. стат. спис.", кн. 8, лл. 209, 219, 224, 357—363, 386, 387; кн. 10, лл. 130, 131, 139. Труды общего характера: Кн. Ж. М. Щербатов, "История Российская", т. V, кн. 2., стр. 164, 443; т, VI, ч. 2 (СПб., 1790), стр. 124. — Карамзин, "История Государства Российского" (изд. Эйнерлинга, СПб., 1842—1843), т. IX, стр. 112; прим. 221, 367, 412, 430, 437. 449, 460; т. X, стр. 8, 52, 81, 119, 129, 158; прим. 60, 111, 140, 215, 305, 315, 344, 463; т. XI, стр. 10, 14, 21, 25, 63, 76, 124; прим. 11, 34, 82, 159. — C. M. Соловьев, "История России" (изд. "Общ. Пользы"), по указателю, тт. VI, VII, VIII, IX. — Д. Бутурлин, "История Смутного времени", 3 тт. (СПб., 1839— 1846). — С. Ф. Платонов, "Очерки по истории Смутного времени в Московском государстве XVI—XVII вв." (СПб., 1839), стр. 154, 192, 193, 198—202, 205, 207, 225, 241, 242, 245, 247, 272, 290. — А. Маркевич, "О местничестве", т. І (Киев, 1879 г.), стр. 320—350, 401. — Хмыров, "О местничестве" ("Северное Сияние", 1862 г.). — Н. П. Загоскин, "История права Московского государства", т. II, вып. 1 (Казань, 1879 г.), стр. 48. — Его же, "Столы разрядного приказа" (Казань, 1879 г.), стр. 6 и прим. 1. — Н. П. Лихачев, "Разрядные дьяки XVI в." (СПб., 1888 г.), стр. 47, 48, 65, 66, 75, 122, 124, 158—160, 164, 166, 167, 191—218, 226, 239, 267, 268, 301, 470, 471, 478—485, 500, 509, 554—556; прил., стр. 46. — Его же, "Библиотека и архив Московских государей в XVI в." (СПб., 1894), стр. 128—137. — Белокуров, "Сношения с Кавказом", стр. 262, 320, 322, 342. — Терещенко, "Опыт обозрения жизни сановников, управлявших иностранными делами в России" (СПб., 1837 г.). — Лакиер, "Русская Геральдика" (СПб., 1855 г.). — Барсуков, "Род Шереметевых". — В. О. Ключевский, "Боярская дума древней Руси", стр. 283 и др. Н. Сербов. {Половцов}