Щапов Афанасий Прокофьевич
проф. русской истории, магистр Казанской дух. акад., историк и публицист; † 27 февр. (? марта) 1876 г. {Половцов} Щапов, Афанасий Прокофьевич (1830—1876) — один из крупнейших русских историков, основоположник мелкобуржуазной концепции рус. исторического процесса.
Род. в семье пономаря с. Анги Верхоленского уезда, в 224 км от Иркутска.
Мать Щ. была буряткой; через нее Щ. был связан с колониально эксплуатируемой массой сибирского населения, жившего под тяжестью двойного — национального и феодального — гнета российского царизма.
Происхождение и местные сибирские связи Щ. повлияли на образование его федералистических взглядов и определили его враждебное отношение к военно-феодальному строю и бюрократической централизации царской России.
В исключительно тяжелых условиях прошло учение Щапова в бурсе и семинарии.
В Казанской академии Щ. увлекся естествознанием, но мог серьезно заняться им только много позднее, начиная с 1863. Развивавшиеся общественные интересы Щ. в это время еще не освободились от налета церковности.
Смешение либерализма, и клерикализма характерно и для диссертации Щ. "Русский раскол старообрядства" (1858). Приглашенный в 1860 читать лекции в Казанском ун-те, Щ. начал курс вступительной лекцией, которая "произвела общий восторг студентов" и в то же время привлекла настороженное внимание администрации и 3-го отделения, не одобривших "тон оной". Щапов сближается с радикально настроенными студентами, читает на их собраниях доклады политического содержания, пишет противоправительственные статьи о конституции.
Расстрел крестьян в селе Бездна в 1861, вызвавший огромное возбуждение в демократических кругах России, был отмечен в Казани панихидой (16 апреля 1861), на которой Щ. произнес горячую речь, закончившуюся возгласом: "Да здравствует демократическая конституция". За это выступление Щ. угрожала ссылка в монастырь.
Левая общественность во главе с Чернышевским на этот раз отстояла его, но дальнейшая научная и общественная деятельность Щ., охарактеризованная известным реакционером Муравьевым, как "настоящий коммунизм", имеющий своей целью "все поднять для какой-нибудь новой пугачевщины", привела к обвинению Щ. в сношениях с эмиграцией и к высылке его в Иркутск (1864). В петербургский период жизни (с 1861) Щапов сначала последовательно развивает общинно-федералистические взгляды, а затем в последний год перед ссылкой подвергает их пересмотру под углом зрения "естественно-научного", материалистического объяснения истории.
В ссылке тяжелые материальные условия, полная отрезанность от научной и общественной жизни страны, наконец развившийся у Щ. вследствие этого алкоголизм, кладут фактически конец развитию его как историка; работы последних лет жизни Щ. не имеют самостоятельного значения.
Политические взгляды Щапова окончательно оформляются к началу 60-х гг. Учитывая остроту аграрного вопроса и революционность обстановки ("земля вызовет народ к восстанию и к свободе"), он надеялся, что угроза новой пугачевщины заставит правительство дать народу демократическую конституцию.
В записке, составленной в тюрьме (май 1861) и поданной Александру II, Щ. предлагал произвести политическое переустройство России на началах федеративной связи автономных областей ("областные советы", возглавляемые "центральным советом", или "земским собором"), широкого самоуправления общин, выборности всех властей, равенства политических прав и т. д. Эти формы "гражданской жизни", якобы представляющие собой только последовательное развитие исконных начал народного "самоустройства", были, по мнению Щ., наиболее близки понятиям крестьянства, и потому последнее полностью и навсегда "сольется с ними", если интеллигенция в момент политического "пробуждения" народа осуществит "единение" с ним и возьмет на себя "нравственную диктатуру" (см. "Новая эра. На рубеже двух тысячелетий", прибавление к № 5 "Современного слова", 7 января 1863). Демократическая конституция, устраняя с пути хозяйственного развития крестьянства все феодальные помехи, сама по себе, без каких-либо социалистических преобразований способна создать, по мнению Щ., строй, согласный с "законами природы", разума, свободы, братства и равенства.
Непонимание исторической роли пролетариата как гегемона революцрии и вождя крестьянства, колебания между убежденностью в необходимости крестьянской революции и верой в возможность демократического преобразования России без революции, преклонение перед формальной демократией, ошибочность оценки радикальной интеллигенции как вождя крестьянства, игнорирование классовых противоречий внутри "земских миров" — характеризуют мелкобуржуазную ограниченность взглядов Щапова и неспособность его понять социальное и историческое значение западноевропейского рабочего движения; учет всего этого позволил революционным демократам его времени (например Чернышевскому) занять более правильные позиции.
Исторические взгляды Щапова непосредственно вытекают из его общественно-политических убеждений.
Его общинно-федералистическая концепция русского исторического процесса критически заострена против великодержавной теории историков-государственников типа Чичерина. "Вся русская история, — писал Щ., — представляет не что иное, как историческое развитие и видоизменение разнообразных областных общин", "разнообразных ассоциаций провинциальных масс народа — до централизации и после централизации". Объединение "земель" Москвой сопровождалось борьбой областных миров против московских централизаторских стремлений; в итоге этой борьбы великорусское государство строилось в первое время после смуты как федерация автономных областей, царь ставился "на полном земском выборном праве всего народа", земский собор увенчивал систему местного представительства "народосовести". Только петровская империя окончательно разрушила этот порядок, создав бюрократический шведско-немецкий аппарат и совершенно закрепостив крестьян за помещиками.
В трактовке государства как силы, самостоятельно создающей новый общественный порядок, в противопоставлении государству "всей земли" как единого целого, в игнорировании классовой борьбы Щ. оказался на той же методологической позиции "внеклассового" понимания государства, что и "историко-юридическая школа", хотя и дал государству оценку прямо противоположную чичеринской.
Крестьянство русское и "инородческое", подавленное крепостничеством и колониальной эксплуатацией, остается, по Щапову, единственным носителем искаженных, но все еще живых "начал общинной жизни" ("духа мирской инициативы и мирской круговой поруки"), в которых Щ. видел основу будущего общественного порядка.
Крестьяне в непрерывных восстаниях и противогосударственном движении раскола ("Дух С. Разина, дух стрельцов воплотился в живучую, неумирающую оппозицию раскола") ведут ожесточенную борьбу за свободное развитие этих "начал". Вот почему "народный историк должен следить за политическими движениями и проявлениями низших масс народных". Это внимание Щапова к истории крестьянских движений вытекало из оценки их революционной роли не только в прошлом, но и в настоящем.
Трактовка крестьянства как основной движущей силы истории, якобы способной, особенно под руководством интеллигенции, к "к инициативе политических движений", делала историческую схему Щ. весьма близкой к взглядам революционного народничества.
Она оказала большое влияние на ранние работы Плеханова, а в своей позднейшей материалистической оболочке — на механистическую концепцию эпигона мелкобуржуазной историографии — Рожкова.
Изучение естественных наук, работ русских материалистов и Бокля привело Щ. к убеждению в том, что его теория столь же оторвана от действительной жизни народа, его реальных потребностей и интересов, столь же произвольна и лишена объективно-научных оснований, как и враждебные ему юридические схемы славянофилов и государственников.
Щ. пытается построить изучение истории на "законах... взаимодействия внешней и человеческой природы". Непонимание внутренней закономерности общественного развития, его материалистической диалектики, лишает учение Щапова всякой активной революционной силы и в конечных выводах неизбежно приводит его к идеалистической трактовке движущих сил исторического процесса.
Так, Щ. готов признать примат экономики, вопроса "о хлебе насущном" над "всеми другими социальными вопросами", но делает из этого политически реакционный вывод о невозможности для эксплуатируемых масс "перестроить, преобразовать экономический склад общества". С другой стороны, установив, что историческое развитие народов определяется исключительно общими законами природы, он вынужден сделать отсюда заключение, что единственно только в познании этих законов, в естественно-научном просвещении масс может лежать путь "в область рациональной народной экономии". Как и другие современные ему рус. материалисты-просветители, Щ. приходит т. о. к идеалистическому пониманию исторического процесса: "Главный фактор в истории человеческого развития есть разум, обращенный к изучению природы". "Щапов типичный крестьянский историк и "исторический материализм" его не марксистский, не пролетарский, не рабочий, а чисто мужицкий" (Покровский).
Материалистические взгляды Щ. на историю изложены в статьях: "Историко-географическое распределение русского народонаселения", "Общий взгляд на историю интеллектуального развития в России", "Естественно-психологические условия умственного и социального развития русского народа", "Социально-педагогич. условия умственного развития русского народа". Важнейшие произведения Щ., кроме упомянутых выше: "Земские соборы в XVII столетии", "Земский собор 1648—49 гг.", "Земство и раскол", "Влияние общественного мировоззрения на положение женщины в России" (см. Сочинения А. П. Щапова, изд. Пирожкова), "Общий взгляд на историю великорусского народа", "О конституции" (А. П. Щапов, Неизданные сочинения, Казань, 1926). Сочинения А. П. Щапова, т. I — III, СПб, 1906—08 (по цензурн. соображениям не включают многих работ Щапова).
Часть неопубликованных статей Щапова напечатана в "Известиях Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете", 1926, т. XXXIII, вып. 2—3; Речь 16 апреля 1861 опубликована в "Красном архиве", Москва — Петроград, 1923, т. IV. Лит.: Сидоров А., Мелкобуржуазная теория русского исторического процесса (А. П. Щапов) в сб. "Русская историческая литература в классовом освещении", т. I, М., 1977; Покровский М. Н., А. П. Щапов, "Историк-марксист", т. III, М., 1927, Аристовы, Афанасий Прокофьевич Щапов, СПб, 1883. А. Штраух.
