Шахматов Алексей Александрович
(род. в 1864 г.) — выдающийся ученый.
Из дворян Саратовской губернии.
Учился в 4-й московской гимназии.
Еще на гимназической скамье начал изучать по рукописям памятники древнерусской письменности и написал две статьи, появившиеся в 1882 г. в "Archiv fur slavische Philologie" ("Zur Kritik der altrussischen Text", т. V, и "Zur Textkritik des Codex Sviatoslavi vom J. 1073", т. VI). В 1883 г. Ш. поступил в московский университет, на историко-филологический факультет.
Во время пребывания в университете, в том же "Archiv" он напечатал в 1883 г. свой первый труд по истории русского языка, содержавший замечания на диссертацию А. И. Соболевского и указания на значение примет древнерусских памятников для исследования древнерусских наречий и определения местности памятника ("Beitrage zur russisch. Grammatik", т. VII). В 1884 г. в академических "Исследованиях по русскому языку" (т. I) появились его "Исследования о языке новгородских грамот XIII и XVI веков", замечательные по точности и строгости примененного автором метода.
Окончив курс, Ш. был оставлен при университете.
В 1890 г. Ш., по выдержании магистерского экзамена, сделался приват-доцентом.
В это время им прочитан систематический курс по истории русского языка, вышедший в литографированном издании.
В 1891 г. Ш. был назначен земским начальником, но недолго оставался в этой должности.
В 1893—94 гг. в "Русском Филологическом Вестнике" были напечатаны его "Исследования в области русской фонетики". Ш. представил эту работу в 1894 г. для соискания степени магистра, но историко-филологический факультет присудил ему высшую степень: доктора русского языка и словесности.
В 1894-м году Ш. выбран адъюнктом отделения русского языка и словесности академии наук; в настоящее время он состоит ординарным академиком и управляющим русским отделением академической библиотеки.
В 1903 г. Ш. явился одним из деятельнейших инициаторов предварительного съезда славистов и выработал программу "Славянской энциклопедии". В области историко-литературной внимание Ш. привлекали летописи, патерик и хронограф.
Его исследования коренным образом меняют наши представления об этих памятниках.
Сюда относятся: "Несколько слов о нестеровом житии Феодосия" ("Известия отд. русского языка и словесности", т. I, кн. I и в "Сборнике отд.", т. 64); "Киево-Печерский патерик и печерская летопись" ("Известия", т. II, кн. 3); "Киево-Печерский патерик и житие Антония" ("Ж. М. Н. Пр.", 1898); "К вопросу о происхождении хронографа" ("Сборник", т. 66); "Путешествия Мисюря Мунехина и хронограф" ("Известия", VI, I); "Исходная точка летосчисления Повести временных лет"; "Хронология древнейших русских летописных сводов"; "Древнейшие редакции Повести временных лет" ("Ж. М. Н. Пр.", 1897); "О начальном киевском летописном своде" ("Чтения в Общ. Истории и Древностей", 1897); "Симеоновская летопись XVI в. и Троицкая начала XIV в." ("Известия", V). Щ. Лингвистические труды Ш. Уже в первых работах Ш., содержащих ряд поправок к изданиям древнерусских текстов, заметны самостоятельные взгляды на разные спорные вопросы исторической фонетики русского языка. В "Beitrage zur russischen Grammatik" высказан ряд ценных замечаний, особенно по классификации и характеристике древнерусских рукописей по местностям.
Результаты своих занятий рукописями автору удалось вскоре дополнять и проверить наблюдениями над живыми северно-великорусскими говорами, благодаря поездке в Олонецкую губернию, где он обратил особое внимание на произношение современных рефлексов древнего . В университете сильное влияние на научное развитие Ш. оказали курсы по общему и сравнительному языкознанию Ф. Ф. Фортунатова, давшие ему строгий лингвистический метод, редкий у наших специалистов-историков языка. Работа о языке новгородских грамот XIII—XIV вв. содержит в себе много нового и ценного по исторической фонетике великорусского наречия, а в приложении к ней дано образцовое вторичное издание рассматриваемых в нем грамот, впервые напечатанных, но недостаточно точно в "Собрании государственных грамот и договоров" графа Румянцева.
Занявшись вопросом о русском ударении, Ш. увидел необходимость расширить свои наблюдения и уяснить себе отношение русской акцентуации к сербохорватской и общеславянской.
Результатом этих занятий явилась большая статья: "К истории сербскохорватских ударений" ("Русский Филологический Вестник", 1888), первая в ряду других капитальных работ Ш., посвященных славянской и русской акцентологии, для которой так много сделал и его университетский учитель, Ф. Ф. Фортунатов.
За ней последовала вторая такая же статья (там же, 1890). Обе статьи содержат ряд весьма ценных и новых наблюдений и выводов в области не только сербской, но и общеславянской акцентологии.
Интересны и важны также проводимые в них параллели с русскими диалектическими разновидностями акцентуации.
Занятия сербской акцентуацией привели Ш. к изучению сочинений Юрия Крижанича (снабженных знаками ударений), вопрос об издании которых он поднял в Московском обществе истории и древностей.
Благодаря его стараниям, было приступлено к изданию, но дело затормозилось вследствие отъезда или смерти некоторых членов составленного Ш. с этой целью кружка молодых московских ученых.
Плодом изучения сочинений Крижанича явились новые исследования Ш. об ударении у Крижанича ("Русский Филологический Вестник", 1895). К 1890 г. относится сделанный Ш. (вместе с В. Н. Щепкиным) перевод известного руководства старославянской грамматики профессора Лескина, к которому он присовокупил собственные дополнения о фонетических особенностях и формах склонения в языке Остромирова евангелия. "Исследования в области русской фонетики" (1893) посвящены одному из самых сложных вопросов русской исторической фонетики (переход общеславянского краткого е в о, рядом с сохранением общеславянского долгого е или и богаты глубокими и новыми наблюдениями и выводами.
Касаясь, кроме указанного выше главного содержания, целого ряда других темных вопросов древнерусской фонетики, диссертация Ш. является одним из капитальнейших трудов последнего времени в области истории русского языка. К 1894 г. относится статья: "К вопросу об образовании русских наречий" ("Русский Филологический Вестник", № 3), впоследствии расширенная и переработанная автором ("К вопросу об образовании русских наречий и русских народностей", в "Журнале Министерства Народного Просвещения", 1899, апрель) и заключающая ряд интересных и свежих мыслей относительно первичной и современной группировок русских говоров, сложившихся под влиянием разных исторических условий.
Появление Ш. в составе отделения русского языка и словесности Императорской академии наук совпадает с возобновлением печатного органа отделения — "Известий отд. русского языка и словесности и т. д.", издававшегося когда-то под редакцией И. И. Срезневского.
Не довольствуясь участием в издании в качестве одного из редакторов, Ш. становится одним из деятельнейших сотрудников "Известий", редкая книжка которых не заключает в себе какой-нибудь его работы.
Так, в первом же томе "Известий" (1896) напечатаны: составленные им прекрасные программы для собирания особенностей северно- и южно-великорусских говоров (кн. 1 и 3) и богатое собрание "Материалов для изучения великорусских говоров", извлеченных им из поступивших в академию ответов на разосланные программы (кн. 2, 3 и 4). Там же напечатана Ш. статья: "К истории звуков русского языка. Смягченные согласные.
Глава I. Эпоха общеславянская.
Глава II. Эпоха общерусская" (кн. 4), содержащая несколько ценных соображений о палатализации согласных в русском и славянском языках вообще.
В следующем 1897 г., кроме продолжения "Материалов для изучения великорусских говоров" (кн. 1 и 2), Ш. напечатал лишь ряд критических отзывов (об "Опыте русской диалектологии" Соболевского, о юбилейном сборнике Х????????? в честь Корша, о ярославском областном словаре Якушкина и т. д.). В том же году им выпущен первый выпуск II тома нового академического словаря русского языка, перешедшего под его главную редакцию за смертью Я. К. Грота и принявшего в его руках совсем иной вид, по богатству и полноте материала и научности издания.
В 1898 г., кроме нового выпуска словаря русского языка, выходящего с тех пор регулярно по одному выпуску в год, Ш. напечатал в "Известиях" новую статью по славянской акцентологии, примыкающую к прежним его трудам в этой области: "К истории ударений в славянских языках" (т. III, кн. 1), а также продолжение "Материалов для изучения великорусских говоров" (кн. 1 и 2), которые находим и в 1 кн. IV тома "Известий" (1899). После некоторого промежутка в лингвистической деятельности Ш., объясняющегося временным увлечением его некоторыми историко-литературными вопросами (о составе древнерусских летописей), он снова возвращается к своим исследованиям в области исторической фонетики русского и славянских языков, озаглавленным "К истории звуков русского языка". Кроме вопроса "об общеславянском a" ("Известия", т. VI, 1901, кн. 4), в этой серии трудов особенное внимание его привлекает вопрос о русском полногласии ("Известия", т. VII, 1902, кн. 2), в связи с которым он приводит ряд в высшей степени интересных фонетических явлений русского и других славянских языков, впервые им отмеченных и собранных под именем "третьего полногласия" ("Первое и второе полногласие.
Сочетания с краткими плавными.
Замена долгих плавных слоговыми и 3-е полногласие" ("Известия", т. VII, 1902, кн. 2 и 3, и т. VIII, 1903, кн. 1). Если гипотеза, выставленная здесь Ш. для объяснения этих явлений, и может при дальнейшей проверке ее оказаться неосновательной, то все же исследователям данного вопроса долго еще придется считаться с ней, и во всяком случае на них будет лежать обязанность так или иначе объяснить замечательную последовательность и повторяемость отмеченных Ш. фактов.
К 1903-му же году относится довольно большая работа о "Русском и словенском акании" (в "Сборнике статей в честь Ф. Ф. Фортунатова", стр. 1—92), представляющая интересную попытку сравнения двух аналогичных явлений русской и словенской фонетики.
Несмотря на свои молодые годы (ему нет еще 40 лет), Ш. занимает в настоящее время одно из самых первых мест в ряду наших специалистов по истории русского и славянских языков, по глубине знаний, оригинальности и самостоятельности взглядов и обилию научных работ первостепенного значения.
В настоящем Словаре Ш. поместил статьи о Повести временных лет и о Русском языке. С. Б—ч. {Брокгауз} Шахматов, Алексей Александрович (1864—1920) — член Академии наук (с 1894), председательствующий в Отделении русского языка и словесности Академии наук (с 1906); основатель и редактор периодического органа Академии наук "Известия Отделения русского языка и словесности". Как лингвистШ. приобрел мировую известность своими трудами по восточнославянским языкам ("О языке новгородских грамот", 1885, "Исследование о двинских грамотах", 1903, "Несколько заметок о языке Псковских памятников", 1909, "Очерк древнейшего периода истории русского языка", 1915, "Введение в курс истории русского языка", 1916. и мн. др.). Кроме того Шахматов работал и в области изучения других славянских языков, а также издал обширный "Мордовский этнографический сборник" (1910). Работы Ш. по языку касаются преимущественно двух основных вопросов — истории звуков и связи истории языка с историей народа; эта связь устанавливается им гл. обр. на основании звуковых явлений и частью на основании словарных заимствований из других языков.
Социологическую базу изменений языка составляют, по Ш., политические перегруппировки, миграции народов, перенесения и столкновения культур разных народов, причем культуру он понимает идеалистически — как выражение "национального духа". Работ, характеризующих язык вне исторической перспективы (в указанном выше ее понимании), у Ш. почти нет; в числе работ Ш. мы почти не находим монографий по морфологии и синтаксису.
Эти два отдела представлены только его общими курсами: "История форм склонения в русском языке" (литографирован. изд. 1911), "Очерк современного русского литературного языка" и "Синтаксис русского языка" (1925 и 1927). Как при восстановлении праязыка и эпох, не засвидетельствованных письменными памятниками, так и при восстановлении эпох, засвидетельствованных письменными памятниками, Ш. прибегал к сравнительному методу, находя, что факты живых народных говоров дают более ценные и надежные показания, чем письменные памятники.
Строя свою схему истории языка гл. обр. на основании сравнения живых говоров, Ш. однако много работал и над изучением старинных памятников с целью выяснения того, в какой мере они могут отражать явления живого языка той среды, в которой они возникли.
Это изучение привело его к выводам о существовании разных орфографических систем, не всегда отвечавших особенностям живого говора, в разных культурных центрах и о существовании в древней Руси особого книжного (не везде одинакового) произношения, отличного от живого, а также литературных "койнэ", отличных от живых говоров народных масс. Лит.: ВиноградовВ.
В., А. А. Шахматов, П., 1922; "Известия Отделения русского языка и словесности Российской академии наук", т. XXV (посвященный памяти Шахматова, там же библиография его трудов), Петроград, 1922. Р. Н. Ш. как историк.
В своих научных работах Ш. выступает не только в качестве языковеда, но и историка.
Основная тема исторического исследования Ш. — начальные этапы истории вост. славян; основная тема в изучении текстов — летопись, преимущественно в древнейшей ее части. Исходя из предвзятой схемы праязыков и их распадения на "семьи", наречия и диалекты, Ш. отвергал самостоятельность украинского и белорусского народов, которые являлись для него "русскими народностями". С этой концепцией, соответствующей идеологии великорусского великодержавного шовинизма, он пытался согласовать подсказываемую историческими фактами и диаметрально противоположную первой схему первичной обособленности и самостоятельности древних восточнославянских племен.
Подробно развитые еще в 1899 ("К вопросу об образовании русских наречий и русских народностей") взгляды Ш. вновь подтверждены им в работах позднейшего времени, особенно в исследовании "Древнейшие судьбы русского племени" (1919). Вся сумма привлеченных им исторических фактов призвана обосновать и укрепить основную идею исконного единства "русского" народа.
Своим политическим острием эта работа одновременно направлена против учения о диалектическом характере исторического процесса.
Ш. сводил исторический процесс к расселению вост. славян и их различным передвижениям под "напором" других народов, также находившихся в состоянии миграции.
Гораздо значительнее научные заслуги Ш. в области изучения русской летописи.
Ш. существенно изменил взгляды на летопись, показав, что в каждом своде обнаруживается ряд напластований из более древних сводов.
Отчленив из Лаврентьевской, Ипатьевской и др. летописей более древнюю "Повесть временных лет", Ш. показал, что и внутри последней имеются напластования более древних сводов.
В результате тщательного анализа, итоги которого изложены Ш. в "Разыскании о древнейших летописных сводах" (1908), он пришел к выводу, что древнейшим сводом был Киевский 1039; на основе Киевского был составлен в 1050 Новгородский и в 1073 Киево-Печерский; оба последних свода легли в основание 2-го Киево-Печерского свода 1093—96. 2-й Киево-Печерский свод, по мнению Ш., явился непосредственным предшественником "Повести временных лет", составителем которой был Нестор.
После Нестора, по мнению Ш., "Повесть временных лет" вновь переделывалась, причем первоначально Ш. предполагал 4 ее редакции, позднее насчитывал 3. Одна из редакций "Повести временных лет" вошла в Лаврентьевский свод, другая — в Ипатьевский, но обе уже в переработанном виде. Ш. принадлежит ценная попытка восстановления путем анализа текста не только первоначальной редакции "Повести", но и древнейшего свода 1039. Ограниченность Ш. как буржуазного ученого сказывалась в том, что многие из его выводов основываются на субъективных впечатлениях.
Анализ его формальный, не связанный с анализом социально-экономических условий, развитие которых определяло на деле ход развития летописания.
В этом отношении Ш. стоит позади даже В. С. Иконникова и тем более Е. В. Аничкова, попытавшегося при исследовании древних памятников (т. н. "Слово Григория" и др.) увязать их анализ с изучением социально-экономических условий.
Лит.: Перечень работ Ш. в "Известиях Отделения рус. языка и словесности Росс. академии наук", т. XXV, П., 1922; там же ряд статей, подводящих итоги его научной деятельности в различных областях.
Лучшее изложение взглядов Ш. на летописное дело в коллективной "Истории русской литературы до XIX в.", под ред. А. Е. Грузинского и др., т. I, изд-во "Мир", Москва, [1916]. Более кратко эти взгляды изложены в кн. Сперанский M. [H.], История древней русской литературы, 3 изд., М., 1920. Критич. замеч. о выводах Ш. относит. летописи: Истpин В. М., Замечания о начале русского летописания, "Известия отделения рус. языка и словесности Российской академии наук", тт. XXVI и XXVII, Л., 1923—24; Быковский С. Н., Племя и нация в работах буржуазных археологов и историков и в освещении марксизма-ленинизма, "Сообщения ГАИМК". [Л.], 1932, № 3—4; Никольский Н. К., Повесть временных лет как источник для истории начального периода русской письменности и культуры, вып. 1, в кн. Сборник по русскому языку и словесности Академии наук, т. II, вып. 1, Ленинград, 1930. С. Быковский.
