Самойлов Василий Васильевич
— артист драматической труппы императорского с.-петербургского театра, сын известного оперного певца Василия Михайловича С. Род. в 1813 г.; образование получил в Горном корпусе, по окончании которого поступил на службу офицером.
В автобиографии своей С. рассказывает, что к театру он влечения в молодых годах не чувствовал и на сцену попал случайно: однажды император Николай Павлович (покровительству которого вся артистическая семья С. так многим обязана) спросил у Василия Михайловича С., почему он не определил в театр ни одного из своих сыновей; "разве ни один из них не наследовал твоего таланта"? — прибавил император. "Таланты есть" — отвечал Василий Михайлович С. — "но все сыновья мои на службе и каждый из них обязан 10 лет прослужить за свое образование". "А если таланты есть, давай их к нам на сцену" — решил император — "офицеров всегда сделать можно, а артистов нет". Выбор С. отца остановился на Василии Васильевиче, который обладал хорошим тенором.
Для дебюта выбрана была опера Мегюля "Иосиф Прекрасный", в которой С. должен был выступить в заглавной роли. Дебют состоялся 5 октября 1834 года и прошел почти незамеченным публикой, так как едва ли вышел удачным; по крайней мере Храповицкий в своих записках отмечает, что "дебютант имеет весьма слабую грудь, ничтожный голос, о декламации и говорить нечего". Через небольшой промежуток времени С. вторично выступил в той же партии.
Волнения, испытанные артистом во время двух дебютов и очень живо описанные им в своей автобиографии, так на него подействовали, что он заболел и в третий раз выступил на сцене (в роли Рамира в опере "Сандрильона", данной в бенефис его отца) лишь значительное время спустя.
После этого С. был принят на сцену с жалованьем 2? тыс. руб. ассигн. (в январе 1835 г.). Первые годы службы в театре были очень тяжелы для С. Талант ли его развивался медленно, дирекция ли была к нему так уж несправедлива — решить трудно по сбивчивости и разногласию известий, встречаемых в воспоминаниях из этой эпохи; но во всяком случае несомненно, что свыше 10 лет после своего появления на сцене С. занимал одно из последних мест в труппе, появляясь в водевилях ("Макар Алексеич Губкин", "Хочу быть актером", "Комедия с дядюшкой" и проч.), причем иногда ему приходилось даже исполнять роли старух.
В течение первых трех лет С. исполнено девять партий в операх и восемнадцать ролей в водевилях (в тогдашнее время, как известно, не полагалось слишком резкого разграничения между артистом оперным и драматическим, так что одному и тому же артисту приходилось играть то в опере, то в драме). Сам артист недобрым словом поминает первые годы службы своей в театре: "все притеснения, все гонения, какие только могли существовать, я все их перенес и испытал на себе" — говорит он в автобиографии и объясняет свою тогдашнюю затерянность в составе труппы пристрастием дирекции, благосклонно относившейся только к бывшим ученикам Театрального училища и враждебно настроенной к артистам, поступившим со стороны.
За этим объяснением можно признать значительную долю правды, если справедлив следующий рассказ, приводимый С. Будучи семьянином и получая всего около 500 р. на теперешние деньги, С. бедствовал и принужден был искать побочных заработков (напр., писал по заказу небольшие картины масляными красками и карандашом).
В этих затруднительных обстоятельствах он решил обратиться к директору театров (Гедеонову) с просьбой об увеличении содержания.
Директор отказал на том основании, что исполнение тех небольших ролей, какие теперь поручаются С., не может быть вознаграждаемо высшим окладом;
С. стал просить давать ему более трудные роли, но и в этом получил отказ с ссылкой на то, что его скромному дарованию соответствуют лишь небольшие роли. Тогда С. предложил служить целый год без жалованья, лишь бы ему дали две-три крупных роли, в которых он мог бы проявить свои сценические способности.
На это условие директор согласился.
Между тем сезон подошел к концу, а С. продолжали давать те же маленькие, чуть не выходные роли. Почти в отчаянии бросился С. к директору и услыхал от него следующее: "ролей я вам не присылал, считая это лишним, а жалованья вашего вы не получите, так как не сами ли же вы вызвались служить даром". Эта незаслуженная обида так поразила С., что после разговора с директором он заболел. — Как ни незначительны были роли, в которых С. в первое время приходилось играть на сцене, однако, постоянной работой над собой ему удалось выделиться и обратить на себя внимание.
Наиболее удачными выходили у него роли с переодеванием, и уже в 1840 г. Белинский дает весьма одобрительный отзыв об игре артиста в водевиле "Хочу быть актрисою! — или двое за шестерых", в котором С. исполнял роль грека-ростовщика, режиссера и провинциального актера.
Успеху артиста немало содействовало прекрасное исполнение им водевильных куплетов.
Тогдашние водевилисты (П. И. Григорьев, Н. А. Коровкин, П. С. Федоров, Ф. А. Кони, Д. Т. Ленский, Н. И. Куликов и др.), видя успех С. в ролях этого амплуа, стали писать водевили, специально приспособленные к этой стороне таланта С. Таковы: "Две станции", "Актер", "Нашествие иноплеменных", "Беда от сердца" и др., имевшие успех, благодаря мастерскому исполнению С. — Но таланту С. не суждено было заглохнуть в водевильном репертуаре.
Благоприятный случай помог артисту проявить свое дарование в драматической композиции более серьезного характера и затем дать своим силам более широкое применение.
Именно, в бенефис режиссера Куликова назначена была драма Ефимовича "Музыкант и княгиня", в которой роль музыканта предназначена была для Мартынова.
Так как этот последний не возвратился в срок из отпуска, то пришлось заменить его С., и он сыграл эту роль с такой экспрессией, что присутствовавший на спектакле император Николай I лично благодарил артиста за превосходную игру и пожаловал подарок из кабинета.
С тех пор С. назначили поспектакльную плату (2? руб.), чаще давали играть и стали поручать серьезные роли, на которых окончательно созрел и окреп его талант.
До 50-х годов С. чаще всего приходилось выступать в мелодраме, занимавшей в тогдашнем репертуаре господствующее положение.
Таковы: Роден ("Вечный жид"), Андреа Кавальканти ("Монте-Кристо"), Вондрильян ("Наследство"), Гавтрей ("Брачное свидетельство") и др. Но особенно эффектен был С. в роли Ришелье (в драме того же наименования), которая лет пятнадцать не сходила со сцены и которую он удержал за собою и в последующее время, когда у общества развился вкус на репертуар бытовой драмы. Появление в репертуаре сцены произведений Островского и Потехина дало мало материала для артистических сил С. Цикл ролей, так сказать, купеческого жанра не подходил к особенностям дарования этого артиста, и хотя он исполнял некоторые из этих ролей, напр., Любима Торцова ("Бедность не порок"), Агафона и Петра ("Не так живи, как хочется"), Иванова ("В чужом пиру похмелье"), но без всякого успеха.
Притом же сам С. недолюбливал "овечьей шубы" и впоследствии избегал выступать в пьесах названных авторов.
В бытовом репертуаре С. с наибольшим успехом исполнил следующие роли: Пузыречкина ("Отставной театральный музыкант"), Пехтерьева ("Завтрак у предводителя"), графа Любина ("Провинциалка"), Чаркина ("Богатая старушка"), Тимофея Леонтьевича ("Денщик"), Ицки ("Маркитантка"), Кречинского ("Свадьба Кречинского"), Кузовкина ("Однодворец"), Бурцова ("Пасынок"), Дорси ("Гувернер"), Кременчугова ("Свет и его тени"), Шалыгина ("Воевода"), Тарабаева ("Паутина"), Имшина ("Самоуправцы"), Ладушкина ("Говоруны"), Басанина-Басанского ("Пробный камень"), Ростаковского ("Ревизор"), Фомы Фомича ("Семейные тайны"), Ястребова ("Ангел доброты"), Шмерца ("Мужья одолели"), Труханского ("Закинутые тенета"), Балавина ("Роковой шаг"), Берестова ("Старое старится"), Корпелова ("Трудовой хлеб"), Опольева ("Старый барин"), Ивана Мироныча ("Легкая надбавка"), Говорилина, Вертяева ("Слово и дело"), Возницына ("Чужая вина"), Мурягина ("Разрыв") и др. Большим также успехом сопровождалось исполнение С. ролей в исторических пьесах, как-то: Третьяковского ("Русский Фауст"), Сусанина ("Костромские леса"), Дмитрия Самозванца ("Дм. Самозванец" Чаева и "Борис Годунов" Пушкина), Ивана Грозного ("Василиса Мелентьевна" Островского и "Смерть Иоанна Грозного" гр. А. К. Толстого), Волынского ("Ледяной дом") и др. Что касается иностранного классического репертуара, то в этой области С. имел неодинаковый успех. Так, исполнение в 1867 г. роли Фр. Моора в "Разбойниках" явилось целым событием в летописях русского театра.
Наилучшее понятие о неотразимом впечатлении этой вдохновенной игры на зрителей может дать следующее письмо, написанное режиссером немецкой труппы Толлертом С.: "Я не умею вам выразить своего восторга и удивления вашей необыкновенной игре в этой сцене. Завтра мы тоже играем “Разбойников”, не приходите смотреть нас, если не хотите, чтобы актеры отказались играть" ("Русская Старина", 1887 г.). Зато все роли в шекспировских драмах, исполненные С. — короля Лира (1859 г.), Шейлока (1860 г.) и Гамлета (1863 г.), по свидетельству большинства современников, вышли у него бледными и ненатуральными: его, напр., Шейлок более был похож на белорусского еврея — мелкого гешефтмахера, чем на венецианского купца; равным образом не увенчалась успехом попытка внести долю самостоятельности в истолкование роли Гамлета, главною чертою которого С. хотел выставить "сомнение и недостаток душевной воли для обязанности мстителя, налагаемой на него роковым Провидением". Всего за время службы на казенной сцене (1834—1875 гг.) С. исполнено около 500 ролей самого разнообразного характера — начиная с трагедии и кончая пустейшим водевилем.
Эта гибкость артистических сил С. была причиной того, что в 60-х и 70-х годах на его плечах, главным образом, и лежал весь репертуар драматического театра, благодаря чему С. пришлось стать живым центром всей труппы.
Его уборная являлась сборным пунктом для всех участвовавших в данном спектакле артистов, спрашивающих у опытнейшего товарища советов и указаний.
При постановке новой пьесы С. тщательно обдумывал всякие мелочи, относившиеся к игре всех действующих лиц, и делился своими замечаниями с режиссером, вследствие чего постановка пьесы с его участием всегда выгодно отличалась старательной отделкой деталей.
От природы С. был весьма щедро наделен теми внешними ресурсами в отношении роста, наружности и голоса, которые составляют необходимое условие успеха на сцене. Устрялов, познакомившийся с С. в эпоху расцвета его таланта, так описывает наружность артиста: "статный, стройный, с вьющимися волосами, в которых лишь по местам серебрилась седина, с черными, сверкающими глазами, он походил скорее на молодого человека, нежели на солидного мужа". В особенности мастерски владел С. своим чудным голосом, отличавшимся чрезвычайным богатством и тонкостью модуляции, которому С. обязан значительной долей пожатых им лавров. "У него были — пишет очевидец — удивительные задушевные нотки в голосе, которыми он зрителей хватал за сердце.
Сила, интенсивность, так сказать, его игры достигала порою недосягаемой высоты, помимо плохого текста пьесы. У него была одна из наиболее излюбленных им пьес "Станционный смотритель", плохенькая трехактная мелодрама, переделанная из повести Пушкина.
И что же? Он совершал с ней просто чудеса.
Театр поголовно плакал во втором и третьем акте слезами глубокого сочувствия к убитому горем несчастному старику". Что касается внутренних качеств игры С., то в этом отношении на первый план должна быть выдвинута отмеченная современниками "способность полного воплощения в себе изображаемой личности, воплощения, доходящего до того, что зрителю надобно сделать над собою значительное усилие, чтобы признать, напр., в Кречинском и Басанине-Басанском одного и того же артиста.
Благодаря врожденному таланту С. может почти бессознательно для самого себя принимать совершенно и существенно разнообразные психические формы. Затем форма эта живет в артисте самостоятельною, ей одной свойственною жизнью — и тело артиста является почти пассивным орудием его новой души". Игра на сцене вообще давалась С. легко, не вызывая слишком большой траты нервных сил; иногда впрочем (по словам Свободина) "С. до такой степени входил в роль, так увлекался и жил ею, что по опущении занавеса едва приходил в себя и долго не мог выходить на восторженные вызовы публики". Будучи одним из последних представителей изящно-эстетической школы в драматическом искусстве, С. вносил в каждую исполняемую роль струю некоторой облагороженности и избегал давать рабски точное воспроизведение действительности.
Этим, между прочим, объясняется и то, почему С. не имел успеха в "мужицких" (как он их называл) ролях Островского и др.: в "купцах" всегда просвечивал барин — и роль была испорчена.
Равным образом здесь же нужно искать объяснения того упрека, который часто раздавался по адресу С.: будто у него замечалась недостаточная искренность чувства.
Излишнее увлечение декламационной стороной исполнения роли могло, действительно, подавать повод для подобного упрека, который, впрочем, если и был справедлив, то лишь в отношении немногих отдельных случаев.
Со стороны чисто технических приемов игра С. имела и сильные, и слабые стороны.
В этом отношении на первом месте должен быть поставлен превосходный, неподражаемый грим. С замечательным единодушием очевидцы свидетельствуют, что в искусстве гримировки С. не имел (да и не имеет) соперников.
Получивши роль, С. имел привычку в специально заведенном для сей цели альбоме набрасывать красками тип, каким он представлял себе данное лицо, а затем он гримировался по этому рисунку, причем употреблял особый прием: он покрывал все лицо краской несколько более темного цвета, чем тело, а затем стирал краску в местах, где требовалось представить выпуклость; вследствие этого грим отличался легкостью, так что передавал малейшую мимическую игру. Немало помогало в этом случае артисту знание световых эффектов рампы и законов рельефа.
Тонкость гримировки была такова, что в новых пьесах публика узнавала артиста лишь после того, как он произносил несколько слов; бывали случаи, когда его не узнавали за кулисами даже знакомые. — Наиболее слабое место игры С. составляло плохое знание текста роли: сам артист постоянно жаловался на свою плохую память, вследствие чего каждая новая роль давалась ему туго; впоследствии же, надо полагать, артист стал просто небрежно относиться к выучке роли, полагаясь на игру. "На сцене С. был необычайно развязен" — говорит г. Нильский в своих воспоминаниях. "Никакой роли почти никогда он не знал, не приучив себя к этому в начале своей артистической деятельности.
Как бы ни была велика и ответственна роль, В. В. прочитывал ее не более пяти раз и являлся на первую же репетицию без тетради, но зато по обыкновению он и говорил то, чего вовсе не было в пьесе. Он с пафосом и с экспрессией произносил все, что Бог на душу положит, и притом, впрочем, так всегда удачно, что публика почти никогда не замечала его импровизаторских способностей.
Его превосходная игра скрашивала все, и В. В. постоянно выходил победителем... Горько плакались на него лишь драматурги, по словам которых артист уродовал их мысли". Эти замечания вполне подтверждает и Ф. Устрялов.
Публика всегда принимала С. очень радушно.
В 1864 г. в день тридцатилетия службы в театре С. получил от публики бриллиантовый лавровый венок с цифрой "XXX", причем Высочайше дозволено было артисту носить этот венок на шее, как орден. 16-го января 1875 г. торжественно отпразднован был 40-летний юбилей театральной деятельности С., после чего он оставил службу на казенной сцене, не сошедшись с дирекцией в денежных условиях (барон Кистер отказался назначить оклад в 12 тыс. руб., какой запросил себе С.). В промежуток времени до 1885 года С. лишь изредка выступал на сценах частных и клубных театров — большею частью в спектаклях с благотворительной целью. В 1885 г. в Мариинском театре отпразднован был 50-летный юбилей деятельности С., причем участвовали все труппы императорских театров (не исключая итальянской оперы и балета).
Сам юбиляр, тогда уже недомогавший, исполнил свою коронную роль "Ришелье". С. пожалован был орден Владимира 4 ст. — Скончался С. 27-го марта 1887 г. и похоронен в Новодевичьем монастыре.
Талантливость натуры С. не исчерпывалась областью одного лишь драматического искусства.
Он превосходно рисовал масляными красками и акварелью (некоторые его картины побывали на выставках), хорошо знал музыку и сочинял романсы; карикатуры его отличались бойкостью и остроумием.
В обществе это был любезный, приятный собеседник, сыпавший анекдотами, остротами и меткими замечаниями.
Что касается отношений к товарищам по сцене, то с этой стороны о характере С. даются неблагоприятные отзывы. "По характеру своему С. был" — говорит г. Нильский — "величайшим эгоистом и крайне бесцеремонным человеком... "Оборвать", "обрезать" было его излюбленной привычкой... С авторами, которые в большинстве случаев заискивали у С., как у лучшего исполнителя, В. В. был строг и взыскателен.
Он нередко заставлял их менять сцены и даже акты для большего эффекта своей роли". Не чужд был С. и мелочного самолюбия: так, после первого представления "Однодворца" он отказался дальше играть вследствие того, что автор пьесы (П. Д. Боборыкин) осмелился высказать ему несколько советов; также отказался исполнять роль Грозного (в трагедии гр. А. К. Толстого "Смерть Иоанна Грозного") в бенефис А. А. Нильского только потому, что в той же трагедии играл его враг Васильев. — Характер его стал несколько раздражительным в последние годы службы на сцене, что, впрочем, нередко встречается у людей, проведших большую часть жизни в тревожной и беспокойной закулисной атмосфере.
Автобиография С., "Первые годы артистической деятельности" с обширным предисловием редакции ("XL лет артистической деятельности B. В. С.") помещена в "Русской Старине" (1875 г., т. XII, январь.
Перепечатана там же, 1884 г., т. XLIV, окт.). — Статьи, заметки и некрологи: П. Свободин: "В. В. С.". ("Русская Старина", 1887 г., т. LIV, июнь); С. И. Сычевский: "В. В. С. в Одессе" ("Одесский Вестник", 1875 г., № 255) и "В. В. С." в роли "Старого Барина" (ib., № 260); Экс: "По поводу 40-летнего юбилея В. В. С." ("Новое Время", 1875 г., № 13); некрологи (ib., 1887 г. № 3980; "Новости", 1887 г. № 86; "СПб. Ведом.", 1887 г., № 16; "Московск.
Ведом.", 1887 г., № 89); "О В. В. С., как актере-живописце" — "СПб. Вед.", 1887 г., № 109; "Нива", 1884 г., № 16; "Воспоминания артиста" А. А. Нильского ("Исторический Вестник", 1894 г., т. LVI, май); Ф. Н. Устрялов, "Воспоминания о русской сцене в шестидесятых годах", ibid., 1884 г., ноябрь; некролог (ibid., 1887 г. май). К. Х. {Половцов} Самойлов, Василий Васильевич актер; р. 1813 г., † на 28 марта 1887 г. {Половцов}
