Самборский Андрей Афанасьевич
(род. в 1732 г., ум. в 1815 г.) — протоиерей, законоучитель и духовник императора Александра I, сын священника Харьковской губ., села Сыроватки.
Образование получил в Белгороде ("обучался латинскому языку") и в Киевской Дух. Академии, по окончании курса в которой в 1765 г., по избранию начальства Академии и согласно воли императрицы Екатерины II, был послан в Англию для изучения агрономии, причем ему поручено было "смотрение" за другими молодыми людьми, вместе с ним посланными в Англию.
Вместе с тем, с того же 1765 г., он состоял "церковником" при русской церкви в Лондоне.
В 1768 г. он женился на англичанке Елизавете Фильдинг († 1794 г.), обращенной им в православие, и в том же году, по кончине русского священника в Лондоне, по прошению, назначен на его место Св. Синодом, причем ему оказано было предпочтение перед другими просителями.
В том же году он отправился в Петербург, где, отлично принятый и иерархами и некоторыми светскими сановниками, 8-го сентября был произведен в священники и возвратился в Лондон, где и стал совершать богослужение в русской церкви, между прочим для греков и сочувствующих православию англичан на греческом или латинском языке. В Англии С. пробыл 15 лет; но об этом периоде его жизни пока не имеется сведений, если не считать слов самого его в письме 1804 г., где он говорит, обращаясь к государю: "сия просвещенная страна (т. е. Англия) да засвидетельствует, с какою ревностью и чистотою совершал я чрез многие годы богослужение, которое утверждает в человеках чистую веру, которая едина утверждает царские престолы, содействием которой народы пребывают в тишине и единодушии.
По совершении священной должности в храме, все прочее время употреблял я для приобретения не собственной пользы, а блага общего — успехов российских художников, кораблестроителей, мореходцев, земледельцев, пользуясь всеми возможными случаями и способами". Дабы такое попечение там не прекратилось после него, он "на собственное иждивение приготовил достойного преемника себе (протоиерея Я. Смирнова).
Получив о нем хорошие сведения, вероятно от русского посланника в Лондоне, императрица в 1780 г. вызвала его в Россию.
Можно подумать с первого раза, что последовавшими затем назначениями на высокие посты при дворе, и вообще своею карьерою, С. обязан протекции своих высокопоставленных земляков — малороссов, например, кн. Безбородко, близкие, по-видимому, отношения к которому С. относятся к числу самых ранних связей его между сановниками.
Еще в 1783 году С. обращался к нему со своею любимою мыслью о необходимости повсеместного введения в России улучшенных способов земледелия и полеводства... Но всего вероятнее, что императрица сама лично усмотрела в С. такого человека, какой был нужен в данном случае.
Стремясь к сближению с Западною Европой, к утилизации для России европейского просвещения, имея достаточно советников и немецкого и французского направления, она не могла не остановить своего внимания на умном русском человеке, пробывшем 15 лет в Англии, отлично знакомом с ее жизнью и учреждениями.
Личность С. обрисовывается, по его письмам, лучшими, вполне симпатичными чертами, и впечатление, им произведенное, не могло не быть благоприятным.
В Англии он не сделался ни деистом, ни материалистом, сохранил горячую любовь к родной стране, вывез из Англии уважение к закону и праву, прогрессивность стремлений, все те лучшие возвышенные нравственные стремления жизни, которые характеризуют человека истинно благовоспитанного, облагороженного, каких не много было в то время на Руси. Остановив внимание на С. по его возвращении из Англии, Екатерина оставила его вблизи себя, чтобы высмотреть его более внимательно, и назначила его священником в Софию (Царское село). По окончании освящения выстроенной С. в Софии церкви, на придворном обеде для 31 человека, в числе приглашенных был и С., и императрица, конечно, отличила его здесь перед всеми своим вниманием.
В продолжение двухлетнего пребывания в должности настоятеля софийской церкви С. согласно воле императрицы не преминул сделать употребление из приобретенных в Англии познаний по садоводству, и ему принадлежит, между прочим, планировка и устройство александровского сада в Царском Селе, сделанные применительно к содержанию сказки императрицы "о царевиче Хлоре". Виды этого сада и поэма о нем в стихах имеются в оставшихся после него бумагах.
С. пробыл таким образом на глазах у императрицы два года; в 1782 г. она нашла для него более серьезное дело, назначив в духовники к цесаревичу Павлу Петровичу и его супруге, в каковом звании ему поручено было сопровождать эту молодую чету в ее путешествии по Европе.
По возвращении из путешествия, в 1783 г., императрица собственноручно возложила на С. особенный крест из синей финифти, осыпанный бриллиантами, на голубой ленте. Побывав затем на родине, устроив там материальное положение своей многочисленной бедной родни, он в то же время наблюдал там жизнь простонародья и состояние сельского хозяйства в Малороссии, о чем 9-го сент. 1783 г. писал к князю Безбородко, заявляя о возможности "аппликовать" правила агрономии, приобретенные им в Англии. "С уверением могу сказать, что во всех местах России можно завести доброе и весьма прибыточное государству хозяйство.
О нынешнем российском доношу, что оно в самом бедственном положении.
Крестьяне не разумеют никакого порядка и теряют по крайней мере третью часть времени, которое, по долговременной зиме, должно быть весьма дорого.
Теряют они почти половину хлеба, причем весьма изнуряют свои силы и скотов, что причиняет чувствительнейший вред государству". По возвращении его с родины, в 1784 г. императрица назначила его на самую важную должность — законоучителя (и вместе преподавателя английского языка) к В. К. Александру Павловичу и его брату Константину Павловичу, а позже и к великим княжнам — Александре, Елене и Марии Павловнам.
По поводу этого назначения С. писал жене в Лондон: "так как эта должность имеет важнейшее значение для нашего отечества и, можно сказать, для всего человечества, то я обязан пройти чрез самое строгое самоиспытание... Со всевозможным усердием и бдительностью должен я начать мою священную обязанность". Вступив в новую высокую должность, С. получил в подарок мызу Белозерку (на дороге из Павловска в Царское Село), давшую ему снова удобное поприще для применения своих агрономических познаний.
С. часто совершал педагогические прогулки со своими учениками по полям Белозерки, объясняя им пользу земледелия, входил с ними в избы крестьян, знакомя с их бытом и нуждами.
Это время своей деятельности С. позже (в 1804 г.) характеризует в письме к императору Александру: "время было для меня златое и драгоценное... Ваше Величество могли весьма ясно познать мою прямую систему религии евангельской и религии сельской, из которых происходят благонравие и трудолюбие, которые суть твердое основание народного благоденствия". Летом 1787 г. С. со своими учениками был в Москве и селе Коломенском для встречи императрицы, возвращавшейся из Крыма, и произнес ей речь, которая тогда же была напечатана.
В это время его посетил М. М. Сперанский, с детства — его знакомый.
Позже Сперанский был у него домашним человеком и в его доме выбрал себе жену. Далее в биографии С. следует переписка его со своими учениками во время его болезни 1787—1791 г., прекрасно обрисовывающая отношения учеников к законоучителю и самого законоучителя.
В письме от 12-го декабря 1787 г., изложив сущность своих преподанных августейшим ученикам религиозных наставлений, С. замечает: "по совершении молитв, Вы должны обратить все Ваше внимание на те науки, которые споспешествуют просвещению... Бог, одарив Вас щедро талантами душевными и телесными, взыщет строго отчет о их употреблении.
Наставникам Вашим повинуйтесь во всякой кротости, доверенности и чистосердечии.
Впрочем, во всяком человеческом состоянии старайтесь находить своего ближнего.
Тогда никого не обидите, тогда исполните закон Христов". Будущий император отвечал ему благодарностью за письмо и за наставления, "которые он будет стараться всем своим сердцем исполнять". "Я чрезвычайно обязан вам за ваше письмо" — писал Александр С. в 1788 г., правила и советы, в нем изложенные, глубоко проникнули в меня, и я надеюсь применить их сообразно вашему желанию.
Я очень сожалею, что болезнь ваша препятствует мне пользоваться вашими беседами". Еще позже, когда Александр вступил уже в лета юности, С. пишет ему: "я должен Вам с твердостью духа сказать, а Вы с равномерною (твердостью) принять, что Вы вступили уже в юношество, которое бывает распаляемо страстями и влекомо к вредным пожеланиям, которых тот юноша жертвою не бывает, который закон Божий и здравый рассудок поставляет бдительным стражем над своими деяниями". На это письмо Александр отвечал: "Покорнейше благодарю вас, А. А., за ваше письмо.
Жалею весьма, что так долго лишен удовольствия вас видеть и самолично свидетельствовать ту искренность, с которою навсегда пребуду вам усерднейший..." Воспитание Александра, как известно, окончилось несколько преждевременно.
Екатерина слишком горячо желала видеть скорее своего любимого внука супругом и отцом семейства.
По случаю обручения его 10-го мая 1793 г. с принцессою Луизой, нареченной при этом Елизаветою Алексеевной, С. послал ему письмо: "воспитание Ваше кончилось.
Теперь Вы, благоверный Государь, должны Богу, отечеству и всякому человеку порознь сами за себя отвечать во всех деяниях.
А паче: в Вашем высоком рождении есть некоторое коварное и зловредное ласкательство, угнетающее правду.
Все земные владыки делались более или менее жертвою оного. Дабы спастись от будущих несчастий, Вы должны, во-первых, остерегаться всевозможным образом ласкательства, и, во-вторых, сохранять свято обязанность брака, который начинается теперь обручением". В 1797 г. С. было поручено заведование школою земледелия в Белозерке.
В 1799 г., при выходе вел. кн. Александры Павловны в замужество за австрийского эрцгерцога Иосифа, С. назначен ее духовником и настоятелем ее домовой церкви.
В это время в Австрии происходили между славянами национальные движения, и С. открыто заявлял им свое сочувствие, к чему склонил и великую княгиню, положение которой при австрийском дворе сделалось вследствие этого особенно тяжелым.
По кончине великой княгини в 1800 г. С. стоило больших усилий настоять на подобающей высочайшей особе торжественности погребения и опровергнуть распространенное повсюду иезуитами известие, будто покойная перед смертью приняла католицизм.
С этою последнею целью С. успел издать гравированное изображение отпевания великой княгини в православной церкви со всеми аксессуарами православного чинопоследования, и распространить эту литографию между православными славянами и греками.
До 1804 года С. оставался при церкви, им построенной, в которую перенесены были останки в. княгини.
В 1804 г. он возвратился в Россию, посетив, между прочим, Черногорию и Грецию, и прибыл в Крым, где составил описание этого своего путешествия (оставшееся неизданным).
Имея в это время уже более 70-ти лет от роду, он, однако, тяготился бездействием, на которое был обречен.
Из Крыма, в котором хотел было остаться, чтобы заняться там миссионерством среди татар, после того, как на это желание его ему не было изъявлено согласия свыше, он переселился в свое имение, Стратилатовку (Херсонской губ.), пожалованное ему, с 500 душ крестьян, еще императором Павлом.
Здесь он весь отдался занятиям сельскохозяйственным и филантропическим, распространяя между своими крестьянами рациональные понятия о земледелии, вводя в употребление усовершенствованные земледельческие орудия, выписанные из Англии, развел испанскую породу овец, устроил шелковичную плантацию; устроил, между прочим, богадельню для престарелых, дом для вдов и сирот, больницу с аптекой при ней, училище для детей своих крестьян, правильное привитие оспы, наконец приобрел в свою собственность незадолго перед тем открытые Александровские минеральные воды, определенные в терапевтическом отношении по его приглашению профессором химии в Харьковском университете Гизе (в 40 верстах от г. Изюма), и, приведя эти воды в должное благоустройство, открыл их для общественного пользования, устроив больницу на 30 человек и наняв на свои средства медика.
Наконец, между своими крестьянами С. ввел оригинальный сельский суд — из стариков, который имел право награждать за добродетели и наказывать за пороки.
Несмотря на все эти добрые предприятия, С. плохо жилось и в Малороссии, как видно из писем его к императору Александру и князю Голицыну. "Признаюсь, говорил С. в одном из них, что мне некогда безопаснее было жить с неверными турками (?), нежели с моими христианскими соседями, на месте моего рождения". Одни здесь говорили, что он "находится под гневом Его Величества", другие — что "он шпион государев". Он даже сделался здесь жертвою крупного мошенничества со стороны прежнего владельца местности, где он устроил водолечение, который возбудил против С. все местное дворянство.
Поэтому он еще в 1804 г. обращался с просьбой к Государю о назначении его в Крым, как для миссионерских занятий, так в особенности для того, чтобы там на деле показать, "каким образом можно обратить дикие степи в хлебородные поля и завести везде правильную систему полевого хозяйства". "Сию опустошенную страну сам Бог предназначил для того, чтобы священнослужением в ней я запечатлел остаток дней моих", — писал он Государю снова в 1805 г., отказываясь при этом от жалованья за этот труд. Государь успокоил С., пожаловав ему бриллиантовые знаки ордена Св. Анны при особом милостивом рескрипте и велел переселиться в СПб., где ему дано было обширное помещение в Михайловском замке, в котором ему дозволено было также устроить для себя церковь из подвижной церкви, в которой С. священнодействовал в Вене, с иконами, принадлежавшими лично великой княгине Александре Павловне и с убранством "из ее царственных одежд", купленных С. после ее кончины "на публичной продаже". В 1806 г. через графа Н. И. Салтыкова ему был пожалован малый мальтийский крест. Однако в 1807 г. он снова проживает в своей Стратилатовке; в 1809 г. мы находим его в Крыму, в Симферополе и Евпатории, среди греков, о которых он пишет Голицыну: "не могу довольно описать их сердечных движений и пламенеющих молений о благочестивейшем Государе, на которого они надеются, что Бог избрал его для их избавления". В 1812 г. он возвратился в СПб., где и провел последние годы своей жизни, почти не сходя с одра болезни.
По удалении своем от службы в 1804 г. он получал пенсию всего 11260 руб. (в том числе — 7600 руб. из Кабинета государя и 2000 руб. от Венгерского палатина).
По смерти его, согласно его предсмертной просьбе, его двум дочерям и внукам оставлена была пенсия из Кабинета Е. В. и кроме того им предоставлено было пользоваться по смерть его квартирой в Михайловском замке. Кроме того, семейству С. был прощен долг земельному банку (36000 руб.), "нажитый, как писал С. в предсмертном письме Государю, не роскошью и мирскою суетностию, но приобретением общего блага". Между прочим С., со времени возвращения из Англии, состоял членом Имп. Вольного Экономического Общества.
Любопытно, что и по переселении в Россию С. не переставал ходить в светской одежде, стричь волосы на голове и брить бороду и усы, на что им испрошено разрешение Государя.
Из сочинений его доселе известны лишь относящиеся к агрономии: "Описание практического земледелия", М. 1781 г., и "Сельское хозяйство", издававшееся еще в сороковых годах. В продолжение 15 лет С. находился при Александре І, и не только был его законоучителем, совершал для него богослужения, был его духовником, но часто делил с ним время его досугов, делал вместе с ним прогулки, бывал у него, как домашний человек в свободное от занятий время. Уже это одно дает основание предполагать, что он имел большое влияние на Александра, на его развитие и характер мировоззрения.
Известная христианская религиозность Александра, выразившаяся с особенною силою в идее Священного Союза, не могла быть плодом влияния кого-либо другого, кроме С. Доселе даже в специальных биографиях Александра І имя С. едва лишь упоминается.
И то, что говорится о С. в некоторых сочинениях об эпохе Александра, носит характер пристрастия и односторонности.
В основу этих неблагоприятных суждений о С. обыкновенно полагается свидетельство квакера Греллье: "воспитатели, приставленные к Александру, отличались известными достоинствами, но это не были верующие христиане (т. е. верующие по-квакерски), первоначальное его воспитание не сообщало ему религиозной настроенности; хотя он имел обыкновение, согласно правилам греческой церкви, утром и вечером читать известные молитвы, но это ему не нравилось"; хотя в этих словах Греллье имя С. даже не упоминается, а говорится о "воспитателях", на которых жалуется в своих письмах и С., как на лиц, парализовавших его уроки религии, М. Я. Морошкин (Иезуиты в России, т. II, стр. 25) прямо относит этот отзыв именно к нему и утверждает, что влияние С. на будущего царя ограничивалось только изучением краткого катехизиса, сочиненного для сельских школ, и формальным исполнением церковных обрядов, без всякого знания их смысла и значения. "По образованию своему С. был невеликий богослов, по складу ума, по воззрениям и симпатиям был более агроном, чем богослов, англичанин более, чем православный священник, более прочей своей братии развитой, но и более ее удалившийся от чистоты и духа православия". Подробнее эти же суждения о С. развивает г-н Надлер в специальном сочинении: "Император Александр и идея Священного Союза": "на религиозное воспитание будущего самодержца было обращено внимание во всех отношениях крайне поверхностное; оно было поручено человеку малоизвестному, не выдававшемуся ни богословскими познаниями, ни религиозно-нравственными качествами.
Возникает вопрос: не удалялся ли он от чистоты и духа православия?" "Влияние С. было отрицательное.
Александр не знал Бога". Ряд благоприятных суждений о С. начинает барон Корф: в "Жизни Сперанского" он называет С. человеком "весьма замечательным по высоким качествам". Г. Шумигорский считает С. одним из образованнейших людей своего времени, несмотря на близкое знакомство с философией своего времени и долгое пребывание за границей сохранившим веру в христианство и оставшимся вполне преданным православной церкви и русскому народу". (Русский Архив, 1891 г., кн. II. стр. 311). Новейшие материалы, изданные уже после появления суждений о С. барона Корфа и Шумигорского, как нельзя более подтверждают эти суждения.
Насколько ученым богословом был С., для окончательного суждения о том хотя пока и нет достаточных данных, но все-таки следует знать, что он был лучший ученик лучшего богослова своего времени, Самуила Миславского, и целой плеяды знаменитых профессоров Киевской Академии; что — лучший, видно из того, что он был поставлен во главе своих товарищей, вместе с ним отправленных в Англию.
Хотя в своем автобиографическом показании, данном Св. Синоду, он сам выражается, что "отчасти слушал богословие", но это "отчасти" правильнее понимать не в том смысле, что он слушал лишь часть богословия, а в том, что богословие составляло в полном составе часть прослушанного им академического курса. Богословских сочинений (если не считать его перевода на английский язык "Чина венчания в православной церкви", оставшегося ненапечатанным, сделанного им специально для своей невесты, и перевода на русский язык с немецкого сочинения "Об исповеди", также не изданного) С. не написал потому, что, находясь в Англии, все свое время безраздельно должен был посвящать, как он пишет императору Александру, для выполнения практических обязанностей, на нем лежавших — руководства не только его товарищей, прибывших с ним для изучения агрономии, но и всех русских деловых людей, приезжавших из России с образовательными целями, которым руководство знающего человека было необходимо в малоизвестной стране и которого этим людям не у кого было найти в то время, кроме него; о твердости же его религиозно-православных убеждений и о преданности его православной церкви в новейшее время имеются свидетельства самые решительные.
В Англии именно он имел хорошую школу борьбы за православие, как видно из его неоднократных упоминаний в письмах к Александру I о "суеверии (суеверием он постоянно называет деизм, в то время господствовавший в Англии, может быть и масонство, а также материализм и вообще неверие), противящемся Богу и его помазанникам, о страшном, немилосердном суеверии, горькие плоды которого он вкушал, но против которого боролся всеми силами, не щадя живота своего". Не мог он, человек интеллигентный, не входить в более или менее в соприкосновение с областью жизни внерелигиозной того времени в Англии, но из своего знакомства с этою областью он вынес для себя отрицательное отношение к этим доктринам и боролся с ними, защищая принцип религиозно-церковный.
Об уроках собственно закона Божия, преподанных великим князьям и княжнам, ныне имеются самые подробные и точные сведения в двух "донесениях" о том самого С. и в речи его на экзамене по Закону Божию вел. княжне Александре Павловне.
Действительно руководством по Закону Божию для наследника был предписан С. "краткий катехизис", составленный для народных школ; но из названных документов видно, что законоучитель отнюдь не стеснялся им, имея его лишь программой своего курса; что великим княжнам С. преподавал по руководству "катехизиса пространного"; что его курс Закона Божия обнимал всю систему христианского Богословия, не опуская ни одного из догматов православной церкви; затем ученики читали по главам Евангелие и вообще книги Нового Завета в выдержках, изданных для народа, с переводом со славянского на русский.
На первом плане у него стояло учение о Боге, как Творце мира, всемогущем и всеблагом, что законоучитель пояснял рядом премеров из окружающего мира, стараясь возбудить и развить в учащихся самую главную обязанность христианина — любовь к Богу. Затем, изображая видимый мир и его творения, а также показывая в судьбах мира и человечества пути Божественного Провидения, законоучитель старался развить в учащихся вторую главную христианскую обязанность — любовь к ближнему.
Вообще на первом плане в его уроках было нравственное христианское учение, — "с наблюдением, чтобы непорочные души были предохранены от всяких предубеждений и земных школьных умствований". "Было чтено Св. Евангелие с русским переводом, а также и на английском языке, чтобы сердце было наполняемо чистейшим благонравием, естественным и евангельским.
Смиренная жизнь Спасителя и его страдания не имели другой цели, как любовь к человечеству, почему сердца их высочеств образовались главно к благотворению". Затем следовали богословские положения, в вопросах и ответах, с чтением книги Деяний и Посланий апостольских.
Тот и другой курс — великим князьям и великим княжнам — заканчивался церковною историею, изложение которой имело целью показать, что греко-российская церковь не была пременяема и ныне премениться не может, и рожденные в ней должны оставаться в ней тверды и непреложны до последнего издыхания. "Подвигом добрым подвизался, заканчивает свое письмо С. Императору Павлу, против суеверия, противящегося самому Богу и помазанникам". "Выше и драгоценнее самой жизни моей поставляю, писал еще С., возвестить любезнейшему отечеству, что их высочеств сердца суть расположены ко всякой благостыне, что угодно есть пред Богом". Как личность, С. особенно хорошо и подробно обрисовывается в письме его к главному воспитателю князю Н. И. Салтыкову, писанном еще в самом начале его законоучительства — в 1788 г. Письмо начинается изложением понятий автора о современном положении вещей в России, что сделать он считает необходимым потому, что воспитание Александра Павловича, вверенное ему, Салтыкову, и под его начальством в числе других и законоучителю, есть дело, в котором оба они должны будут дать строжайший отчет перед отечеством и перед страшным Судиею.
О самом себе С. замечает, что он счел себя обязанным замкнуться в себя: "с людьми обращаюсь из единой точию благопристойности, провождаю жизнь уединенную и по настоящим темным обстоятельствам довольно осторожную, не вхожу ни в какой союз доверенности", — и то, что изложить ниже, заимствует "от народного гласа, который можно слышать на стогнах, на распутиях, на торжищах". Здесь он везде слышит вольноглаголание всеобщее, замечает "чувство, устремляющееся к необузданной вольности, предвещающее отечеству наиужаснейшее кровопролитие.
К сему насильно влечет народ угнетение и грабительство алчных судей и властей, которые на единой только мзде продают правосудие, беззаконную же мзду употребляют на вящее зло — на изобретение разнообразного сладострастия и роскоши, уловляющей непорочные нравы, расторгающей обеты непорочного ложа, искореняющей всякое благонравие и благочестие". "Евангельский закон — опора чистой нравственности — стеснен неверием, суеверием и лживотолками опасных лжеучителей, корыстолюбием первосвященников и священнослужителей, которые пастырствуют более ради своего чрева и фарисейских почестей, нежели для блага пасомых.
От такого ослабления и небрежения закона Божия всякие развраты, неправды и неиссчетные злоупотребления в общежитии усилились до крайности, любовь к ближнему толико иссякла, что редкие сыны церкви и отечества служат благу общему, редкие внемлют гласу обидимых и сирот, вопиющих к небесам". Из всего этого автор письма заключает, что уже исполнилась мера Божия милосердия и наступило время Божия правосудия, актом которого автор считает продолжающуюся еще войну (1788 г.). О своем влиянии на воспитанника С. дает такое замечательное свидетельство. "Мне... он всегда оказывал послушание, почтение и любовь и такое чистосердечие, что при первых моих увещаниях всегда, без словопрения, обнажал мне свою душу и преступления (!), в коих раскаивался нередко со слезами, и уверял меня самим Богом, что те преступления... соделал не по предразмышлению или жестокосердию, но по легкомыслию и скоропостижности.
Известно вашему сиятельству, что такое его благорасположение я приобрел не ласкательством, не подлым снисходительством, но единообразным моим поведением, твердыми правилами, кроткими, проистекающими от глубины душевные, советами". "Его Высочество от природы одарен добрым сердцем, кротким нравом, и склонностями к благу общему.
А что он начал преображаться в противный характер, сему неоспоримо суть причиною окружающие его г-да кавалеры.
Но и нас, окружающих винить совсем нельзя, ибо мы не так воспитаны, чтобы воспитывать великих князей, винить же нас надобно в том, что мы не часто читаем инструкцию, данную великою Екатериною; винить тех надобно, которые препираясь о первоначальстве и личных достоинствах, влагали в уста младых воспитанников предосудительные внушения о неспособности других.
По долгу и ревности мне осталось сказать, что время и нужда настанет, дабы вы спасали великого князя Александра.
По душевным его свойствам вы можете сделать его весьма добрым государем и добрым отцом народа.
Потому завременно надлежит ему внушать плоды миролюбия, первый источник благоденствия народного, на котором основывается слава государей и государств". Заканчивая это замечательное письмо, которым "сложил славной души зело угнетавшее ее бремя", С. обращается к своей всегдашней любимой теме — к заботе о всяческом благе народа, а также просит об устройстве училищ для народа.
В деятельности С., не имеющей непосредственного отношения к его законоучительству, особенно выдаются его заботы о славянстве и о простом народе.
В Буда-Пеште он сблизился с тогдашними главными сербскими деятелями и, разделяя их надежды на освобождение сербов от австрийского и турецкого ига, не раз брал на себя ходатайство перед русским правительством о заступничестве России за сербов, сначала через князя Чарторижского, которому писал о том трогательное и убедительное письмо, с приложением подробной записки о состоянии православного сербского населения под властию Турции и Австрии, составленной православным сербским митрополитом Стефаном Стратимировичем.
Записка эта была представлена в 1804 г. императору Александру.
В 1808 г. он лично от себя обращался с таким же ходатайством к своему бывшему ученику в особом письме на его имя; а также неоднократно и в письмах последующего времени.
В 1809 г., в письме по поводу мира со Швецией, С. говорит: "премудростию Вашею утвержденный мир, толико славный для России, да пребудет незыблем во вся грядущие времена, — есть моя горячайшая молитва, и да в полном и в цветущем здравии совершите и другой богоугодный подвиг: избавление христианских церквей, нам единоверных.
Великость и твердость Вашего духа подает и в сем событии твердую надежду". По другому письму его к императору Александру и пребывание великой княгини Александры Павловны в Венгрии было и залогом защиты и душевным утешением миллионов единоверных нам сербов; да и последователи лютеранства, реформатства и католичества считали ее залогом избавления сербов от австрийского ига. Сами король и палатин венгерские, по словам С., поддерживали ее в чувствах любви к соплеменникам, внушенной и развитой в ней ее любимым и особенно чтимым законоучителем.
Хлопоты и ходатайства С. о славянах остались тщетными.
Но все-таки, как известно, император Александр посетил и южную Чехию и Угорскую Русь, хотя это посещение не имело последствий для улучшения положения православных в Австрии, тем более — в Турции.
Из писем С. к императору Александру и кн. Голицыну видим, что предметом особенной заботливости С. было также улучшение быта помещичьих крестьян в России и народное образование.
Вообще С. вел обширную переписку со многими выдающимися деятелями того времени.
В собрании его бумаг имеются весьма приветливые и любезные письма к нему от Потемкина, Безбородко, Салтыкова, Кочубеев, Чарторижского, Чернышевых, Кутузова, Панина, Ливена, Сперанского, Трощинского, Е. Р. Дашковой, Н. С. Мордвинова, Демидова, Ягужинского, Коновницына, Траверсе, и других видных людей того времени.
Кашпирев, "Памятники новой русской истории", СПб. 1871, т. II. — Лебедев, "Харьковский Коллегиум", М. 1886. — "Вера и Разум", 1894 г. № 9. — "О жизни прот. А. А. Самборского" (материалы для биографии), СПб. 1888. — Александренко, "Русск. посольск. церковь в Лондоне в ХVIIІ в.", Варшава 1895. — Письма Самборского изд. В. И. Жмакиным в "Христ. Чтении" 1894 г. — Филарет, "Историко-статистическое, описание Харьковской епархии", 1858, V. — Свящ. Н. Стеллецкий, "Прот. А. А. Самборский", Труды Киевск.
Духовн. Акад., 1896. — Я. К. Грот, "А. А. Самборский, законоучитель императора Александра I", "Русск. Вестник", 1889 г. — Надлер, "Импер. Александр І и идея Св. Союза", СПб. 1886, т. I. — Н. К. Шильдер, "Импер. Александр I, его жизнь и царствование", 4 тома, по указателю, СПб. 1897—1898. — "Русский Архив", 1868, 1871 годы. — Морошкин, "Иезуиты в России", т. II. — Иконников, "Опыт русской историографии", Киев, 1891, т. I (2 книги). Н. Барсов. {Половцов} Самборский, Андрей Афанасьевич (1732—1815) — протоиерей, воспитанник Киевской духовной академии.
Был послан в Англию для изучения агрономии и состоял настоятелем русской посольской церкви в Лондоне.
В 1782 г. сопровождал цесаревича Павла Петровича в его путешествии по Западной Европе, а в 1784 г. назначен законоучителем великих князей Александра и Константина Павловичей и преподавателем английского языка. О С. как законоучителе существуют разные мнения: одни (Морошкин, Надлер) считают его "не получившим полного богословского образования и не сумевшим сообщить своему царственному ученику истинного понимания духа православной церкви"; другие (бар. М. Корф, проф. В. Ламанский) отзываются о нем очень хорошо.
В последнее время открыты новые документы и письма, которые помогли автору позднейшей статьи о С., свящ. Стеллецкому, осветить его личность как "далеко не заурядного законоучителя-богослова". В 1797 г. С. был назначен заведующим земледельческой школой, устроенной в Царском Селе. Позже он сопровождал в Венгрию вел. княжну Александру Павловну и выдержал здесь довольно упорную борьбу за православную церковь.
После 1805 г. С. поселился в своем имении, в Харьковской губ., где много сделал для улучшения быта крестьян, в особенности устройством богоугодных заведений.
От него осталось "Описание практического англинского земледелия, собранное из разных англинских писателей" (М., 1781). См. "А. А. Самборский, законоучитель имп. Александра I" (СПб., 1888); св. Н. Стеллецкий, "Протоиерей А. А. Самборский" (в "Трудах Киевской духовной академии", за 1896 г., 10, 11 и 12). В. P—в. {Брокгауз}
