Сагайдачный Петр Кононович

(или Петр Конашевич — впоследствии отчество в этой форме сделалось как бы составной частью или приставкой к фамилии) — гетман запорожских казаков, происходил из дворянской семьи; род. в с. Вишеньке близ Самбора (в Прикарпатской Руси). Родовое прозвание гетмана — Сагайдачный — по-видимому, восточного происхождения; сагайдак — слово татарское, значит в прямом смысле — дикий козел, а в переносном — лук, обтянутый кожей дикого козла. О жизни С. до выступления его в роли предводителя малороссийских казаков не сохранилось почти никаких известий; хронологические даты остаются невыясненными и даже важнейшая — год рождения — не установлена хотя бы с приблизительною точностью.

Известно только, что С. обучался в знаменитом Острожском училище, по окончании которого, весьма вероятно, продолжал свое образование в одном из западных рассадников просвещения.

Последнее предположение находит себе некоторое основание в том, что С. считался образованнейшим человеком своего времени; между прочим его перу принадлежит полуофициальное сочинение "Объяснение об унии", о котором канцлер Лев Сапега в письме 12 марта 1622 г. к Иосафату Кунцевичу отзывается с высокою похвалою, называя этот труд "предрагоценным сочинением". Когда С. поступил в ряды запорожского войска, в точности неизвестно; время это определяют приблизительно — конец XVI в. Во всяком случае с достоверностью можно предположить, что С. быстро выдвинулся среди рядовых казаков своим умом, образованностью, а также теми качествами, которыми прославлена его деятельность в роли предводителя казацкого войска — именно отвагой, предприимчивостью и политической дальновидностью.

По свидетельству Конисского в "Истории Руссов", С. уже в 1598 г. сосредоточивает в своих руках власть главы казацкого войска; по мнению Максимовича, С. был выбран в гетманы казацкой общиной вскоре после 1601 г., когда запорожскому войску были возвращены некоторые права и привилегии; в новейших же исследованиях эта дата отодвигается к более позднему времени, но точно определить ее невозможно ввиду отсутствия прямых указаний в источниках.

В качестве предводителя запорожского войска С. принимал ближайшее участие во всех военных событиях тогдашнего времени, причем большею частью действовал в союзе с польским правительством.

Впрочем, в первое время своей военачальнической деятельности С. организовал ряд походов по собственному почину, мало сообразуясь, а иногда идя и вразрез с видами королевского правительства.

Таков знаменитый поход 1616 г. в турецкие пределы и особенно взятие Кафы (Феодосии).

С 2 тыс. казаков С. разбил 14-тысячн. турецкий отряд в днепровском лимане, сжег Кафу и освободил много христиан-невольников, томившихся в плену, совершил затем смелое путешествие к берегам М. Азии, взял приступом Синоп и Трапезунт и "со многими користями" вернулся домой. Этими походами С. немало вооружал турок против Польши, принужденной расплачиваться войнами с османской империей за казацкое удальство и иногда — при неудачном исходе воины — не совсем выгодными договорами.

Впрочем, Польша едва ли была вправе роптать на слишком широкий размах казацкой отваги, потому что в целом ряде других случаев те же казаки под главенством С. оказали польскому государству неисчислимые услуги и важное содействие, ценность которых ясно сознавало правительство.

Так еще в 1613 г. С. во главе сильного отряда запорожских казаков, "черкас", поддерживал спорные права королевича Владислава на Московский престол даже после того, как его занял народный избранник М. Ф. Романов.

Организовавши значительный отряд в Киеве, С. прошел через города — Путивль, Болхов, Белев, Козельск, Мещовск, Серпейск, Лихвин и Перемышль, повсюду внося по обычаю того времени разорение и кровопролитие.

Подойдя к Калуге, он начал осаду этого города; но калужский воевода Измайлов успел дать весть о предполагавшейся осаде в Москву, и оттуда был послан отряд под начальством кн. Черкасского и Бутурлина.

Узнавши о приближении подкрепления, С. снял осаду и отступил к Вязьме и Дорогобужу, а затем укрепился в Белой. Здесь отряд гетмана постигли неудачи, и он через курскую область поспешил возвратиться в Киев. Между прочим при приближении к Курску Сагайдачный выслал двух казаков в город объявить жителям его, что им не будет сделано ни малейшего вреда, что и было свято выполнено казаками.

Гораздо значительнее по размерам была помощь, оказанная С. королевичу Владиславу в 1618 г. Между прочим, за год пред тем была организована Ольшанская комиссия, имевшая задачей поставить в строго определенные рамки деятельность казаков, доставивших походом 1616 г. и более ранними немало хлопот короне.

Но как раз в то время польское правительство сильно нуждалось в подкреплении своих военных сил для московского похода, и права казаков счастливо избежали грозы. Двинувшись к Москве с запоздалым намерением взять силой московскую корону, Владислав сам обратился к С. с просьбой о помощи и в виде особого благоволения пожаловал казацкого предводителя бунчуком и гетманской булавой.

С. немедленно откликнулся на этот призыв, рассчитывая впоследствии воспользоваться этим случаем и выхлопотать у польского правительства официальное подтверждение независимости запорожского строя, которому в то время угрожала немалая опасность со стороны правительства.

С. собрал 20 т. войска и двинулся к Москве.

По дороге он предавал разрушению города и наводил панику на жителей, так как не щадил ни пола, ни возраста.

Некоторые из лежавших на пути городов защищались с отчаянною храбростью и оказали значительное сопротивление запорожскому войску.

В летописях особенно оплакиваются беды, нанесенные малороссийским отрядом городам Путивлю, Ливнам и Ельцу, где встречено было самое упорное сопротивление.

С. предал огню храмы, дома и имущество и истребил немало жителей всякого возраста.

Десятидневная осада города Михайлова была неудачна для С. Когда весть о приближении сильного отряда достигла Москвы, то оттуда выслан был кн. Гр. Волконский, которому царь отдал приказ расположиться в Коломне и не дать С. перейти через р. Оку. С. предупредил Волконского; 17 сентября он вступил в Бронницы, а 20 сентября беспрепятственно соединился с отрядом Владислава.

С 1 октября оба отряда начали осаду Москвы, перемежавшуюся отдельными стычками с московским гарнизоном.

В конце октября Владислав отступил к Троице-Сергиевому монастырю, С. же направился восвояси и по дороге взял города Серпухов и Калугу.

Когда начались мирные переговоры между русскими и поляками, С. с дороги послал к Владиславу казака и советовал не заключать перемирия и не выступать из пределов русского государства; его совет не был принят во внимание и русско-польская война закончилась Деулинским перемирием.

По возвращении в Киев С. открыто принял титул гетмана, и с таким титулом молча помирилось и польское правительство, отчасти в благодарность за недавно оказанную ему услугу, отчасти вследствие того, что королевство было истомлено непрерывными войнами и находило небезопасным в такое время решительно заносить руку над казацкой самостоятельностью.

Впрочем, правительство и в этот момент сделало попытку — слабую, впрочем — упорядочить несколько казацкое дело. По определению сейма 1619 г., между представителями польской власти и казацкого войска выработана была сделка на следующих основаниях: правительство обещало выплачивать казакам 40 т. злотых в виде жалованья, а казаки со своей стороны давали обещание не предпринимать произвольно набегов на Турцию, грозивших миру Польши, ограничить свои ряды исключением тех, которые поступили в последние пять лет, и повиноваться власти лица (старшого), назначаемого по выбору коронного гетмана.

Сделку эту между прочим подписал со званием "старшого" и Конашевич-Сагайдачный.

Казацкое войско, впрочем, не обращало особенного внимания на это соглашение, толкуя его в том смысле, что "на море, на турских людей ходить запрещено из Запорожья, но из малых речек ходить не запрещено, а на Крым ходить (тоже) не заказано". Вследствие этого казацкая удаль не сокращалась в своих размерах и турецко-татарские владения продолжали быть обычной ареной, где во всем блеске проявлялась сила и подвиги этого войска.

Вождем походов нередко был С. Пользуясь смутами в Польше и утверждением молодого царя на московском престоле, смелый гетман решился на отважный шаг — завязать сношения с Москвой от имени казацкого войска.

С этою целью в марте 1620 г. он отправил в Москву атамана низовых казаков Петра Одинца с товарищами и, извещая московское правительство о недавних победах, выражал готовность нести службу государеву: "как предки их, все запорожские гетманы и все запорожское войско прежним великим государям повинность чинили и им служили и за свои службы милость и жалованье себе имели, так в той же повинности и ныне царскому величеству хотят быть и, за порогами будучи, службу хотят против всяких неприятелей оказывать". Послы были встречены милостиво, но царем не были приняты, так как царь собирался на богомолье; получив богатые подарки, послы возвратились с ответной грамотой царя, от 21 апреля 1620 г., в которой он дал следующее обещание: "впредь мы вас в нашем жалованьи забвенных не учиним, смотря по вашей службе"; что же касается выраженной казаками готовности громить крымские улусы, то царь сдерживает это усердие по следующим мотивам: "крымский царь, князья и мурзы на наши государства войною не ходят и людям нашим шкод никаких ни чинят". Славнейшее из военных деяний С. — это знаменитая Хотинская кампания.

С мая 1618 г. между Польшей и Турцией тянулся ряд военных действий, вызванных нападением турок на Подоль.

Польша была не особенно счастлива в этой войне, важнейшим эпизодом которой было цецорское поражение, где пал польский предводитель Жолкевский и истреблено почти все польское войско.

Для польского государства наступил весьма критический момент, и правительство обратилось с горячим воззванием к С., в то время отстраненному от власти.

Дальновидный воин счел данный момент самым удобным временем для того, чтобы выхлопотать у правительства некоторые льготы для своего войска, и потребовал отмены всех стеснительных узаконений, направленных к ограничению самостоятельности казаков; между прочим он потребовал, чтобы власть гетмана в Украине получила официальную санкцию и чтобы была уничтожена должность старшого, в лице которого правительство хотело сделать посредствующее звено между государственной властью и казацкой вольницей и через него руководить действиями ее в своих видах. На все эти требования правительство ответило предупредительным согласием; король высказывал большое расположение гетману, вызванному в Варшаву на сейм для совещания, и принимая его у себя, сказал: "я посылаю сына и пoручаю его тебе". Собравши 40 т. войска, С. в августе 1621 г. пришел к Хотину, где еще с 22 июля расположился табором Ходкевич.

Военные действия у Хотина длились пять недель.

Турки несколько раз делали приступ, причем наибольшие усилия их были направлены на казацкий лагерь.

С. несколько раз советовал польским вождям дать решительную битву, но не встречал с их стороны сочувствия.

Нетерпеливые казаки один раз сами ворвались в турецкий обоз, и эта атака не имела решительных последствий лишь потому, что казаков не поддержал вовремя польский отряд. Эта несправедливость и медлительность глубоко возмутили казаков; они хотели отплатить подобным же равнодушием полякам, предоставивши их собственным силам, и только просьбы польских начальников и увещания С. удержали разгневанное войско от такого шага. Вообще только геройству казаков Польша обязана сравнительно счастливым исходом Хотинской кампании.

Для С. последствия битвы были роковыми: он получил тяжелые раны, от которых не мог оправиться и которые ускорили его кончину.

Кроме военного поприща, имя С. останется вечнопамятным и в летописях православной западнорусской церкви, которой он успел оказать существенную услугу восстановлением западнорусской самостоятельной митрополии.

Уния в лице С. имела стойкого и непримиримого противника.

Глубоко храня в своей душе ненависть к иезуитскому режиму, С. на примере недавно сложивших свои головы борцов за национальные начала убеждался в том, что сохранения самобытности следует добиваться не с мечом в руках, а на почве политических комбинаций.

И вот доблестный в вере настолько же, как и в войне, гетман пользуется всяким случаем, когда Польша нуждалась в обнажении его меча, в тех целях, чтобы выговорить у правительства льготы в пользу угнетаемого православия.

Так по возвращении из московского похода С. в 1619 г. обратился с ходатайством к Сигизмунду о восстановлении полных прав церкви православной в русских областях Польши; король обещал, но не сделал ничего.

Есть основания предполагать, что к этому именно времени относится составление С. сочинения "объяснение об унии"; по всей вероятности, это сочинение играло роль докладной записки, представленной С. правительству в целях исторического обоснования своих домогательств.

В следующем году, пользуясь приездом в западную Русь Иерусалимского патриарха Феофана, С. умолял святителя восстановить православную иерархию на кафедрах, обращенных в унию. Долгое время просьбы гетмана и других радетелей церковного блага оставались безуспешными; патриарх колебался, боясь создавать опасный конфликт между православием и польским правительством, и не решался брать на себя последствий, какие могло вызвать его самовольное вмешательство в дела подвластных Польше областей.

Ко времени цецорского поражения, когда Польша нуждалась в казацких силах более, чем когда-либо, С. успел убедить колебавшегося патриарха. 6 октября патриарх Феофан посвятил Исаию Копинского на Перемышльскую епископию, а 9 — Иова Борецкого на Киевскую митрополию; тогда же Туровская епархия получила православного епископа Аврамия, а несколько позже Полоцкая — известного Мелетия Смотрицкого.

Так совершилось в конце 1620 г. восстановление православной западнорусской иерархии.

Заслуга С. в этом крупном деле очень велика.

Сам гетман полагал, что через восстановление православной иерархии крылья унии подрезаны окончательно; уже на смертном одре, одушевляясь этою мыслью и желая укрепить и на дальнейшее время дело православия, он пишет Сигизмунду касательно религиозных стеснений, обрушившихся на русских его подданных: "покорне и слезне прошу, дабы тое казакам творимое бедствие и озлобление было запрещено и ускромлено.

Особливе унея.., аби впредь в той же Русе никогда не отновлялася и своих рогов не возносила". Не без своеобразного юмора С. указывает, что православные "без жадной унеи и схизми" могут оставаться истинными христианами, а для ревностных миссионеров указывает более благодарное поприще деятельности: "мают абовем отци езуити и все духовенство костела Римского, кого до унеи своей наворочати и присвояти, тих народов, котории отнюд не ведают и не верят Христа Господа, плотию в мир пришедшого". Славный гетман немало заботился и о нуждах просвещения.

Богоявленское киевское братство пользовалось постоянным его попечением; в течение своей жизни он жертвовал значительные денежные суммы на обновление Богоявленского монастыря и состоявшей при нем братской школы; перед кончиной он завещал полторы тысячи червонных в пользу школы львовского братства.

Хотинская кампания была последним военным подвигом С. Тяжело раненый, он не мог уже принять участия в шумном восьмидневном пиршестве, устроенном королевичем Владиславом после прекращения военных действий.

Польское правительство осыпало гетмана с его войском наградами: Владислав собственноручно возложил на С. "щирозлотный канак", а Сигизмунд прислал ему королевскую хоругвь, булаву в три тысячи талеров и золотую цепь в пятьсот талеров.

Войску была пожалована значительная денежная награда — 400 тыс. битых талеров.

В грамоте С. король писал: "довольные вашею преданностью и усердием к нам, изъявляем вам и всему войску нашему запорожскому милость нашу и признательность; и сколько оказал вам некогда милости и расположения предшественник наш Стефан Баторий, мы не отречемся даровать вам против того в десятеро, чего пожелаете от нашей милости". Но гетман не мог пожать плодов своей деятельности и осуществить хоть некоторую часть щедрых обещаний Сигизмунда.

Бесплодны были усилия медика, посланного королем гетману, и С. вскоре отослал его от себя, а сам поступил в Киево-Братский монастырь и здесь скончался 10 апреля 1622 г. Похоронен за алтарем братской церкви, но в настоящее время следов могилы его не осталось.

Деятельность этого выдающегося представителя казачества как в некоторых современных известиях, так и в исследованиях прежнего времени встречает суровую оценку и нелестный отзыв. В "Сказании о гетманах казацких" о нем дана такая характеристика: "он всегда с ляхами в мире жил, а поспольство терпело". На основании этого замечания исследователи почти единогласно признают, что современное казачество не питало большой любви к своему гетману и относилось к нему подозрительно, с недоверием и враждой смотрело на его добрые отношения к польскому правительству.

Некоторое подтверждение такого вывода можно находить в том обстоятельстве, что С. не пользовался гетманской властью беспрерывно, а с некоторыми промежутками, в которые верховенство над казацкими силами переходило от него к другим: так, в 1619 г. упоминаются два других гетмана — Кушка и Бородавка, которого С. после казнил; по словам Максимовича, казаки не раз отрешали его от гетманства за его "суровость". Впрочем, в других сказаниях дается более беспристрастная оценка деятельности С. и выдвигаются положительные качества его личности.

Так в летописи Самойла Велички он характеризуется таким образом: "шляхетне урожоний, в науце письменной от инших непоследний, в росторопности мирской цекавий, к товариству войсковому ласкавий, в чину козацком над инших знаменитший и в цнотах рицерских справный и без похиви первейший". В другом летописном сказании он именуется "великим защитником православной веры", любителем и покровителем просвещения.

В позднейших исследованиях дана более правильная оценка деятельности С. и имя его выдвигается на одно из самых высоких и почетных мест в ряду западнорусских деятелей.

Преданность С. интересам своей народности должна стоять вне всяких сомнений.

С. стоял во главе казацкого войска в очень тяжелое время для малороссийской народности.

Недавно была введена церковная уния, и ее последствия уже тяжело сказывались на положении православных; восстания Наливайки и Лободы на защиту веры и народности кончились неудачно; польское правительство отчасти замышляло, а отчасти приводило в исполнение целый ряд мер, чтобы ослабить и даже уничтожить главную народную силу — казачество.

С. ничего другого и не оставалось, как избрать политику мирных отношений с короной, которые отчасти служили гарантией неприкосновенности казачества, а затем могли нередко давать повод и даже право хлопотать в пользу народных интересов.

А что С. всегда имел в виду эту основную задачу и к ней одной направлял все усилия, это показывает вся его деятельность: за всякое содействие Польше он требует вознаграждения в виде расширения прав казацкого войска или в виде некоторых привилегий в пользу православной церкви.

В этом смысле и московский поход 1618 г. который Бантыш-Каменский относит к числу "деяний, омрачивших славу" этого деятеля, не кладет темного пятна на характер деятельности С., как радетеля за народные интересы.

Таким образом деятельностью С. всегда руководила определенная и ясно сознанная им идея — доставить малорусскому народу все гражданские и церковные права в польском королевстве, которые к тому времени подверглись некоторым сокращениям и ограничениям, и в пределах этой задачи С. достигнуто даже больше, чем мы вправе требовать от него. Величко, "Летопись событий в юго-западной России", Киев, т. I, 1848 г. — Максимович М. А., "Исследование о гетмане Петре Конашевиче Сагайдачном" и "Сказание о гетмане Петре Сагайдачном" (в I т. Собрания Сочинений, Киев, 1876 г.). — Антонович В. и Бец, "Исторические деятели юго-западной России в биографиях и портретах", В. I, Киев, 1883 г. — Эварницкий Д. И., "История запорожских казаков", т. II, СПб., 1895 г. — Кулиш, "История воссоединения Руси", т. II. — Костомаров, "Богдан Хмельницкий", т. I. — "Киевская Старина", 1885 г., № 12 (сказание об осаде Михайлова) и 1886 г., № 1 (дополнение к истории Московского похода).

Кроме того, г-н Мордовцев дал попытку художественного изображения личности Сагайдачного и его эпохи в историческом романе "Сагайдачный". В романе есть анахронизмы и географические неточности (отмечены в рецензии В. А. в Киевской Старине, 1882 г., октябрь), но в общем он дает верную картину людей и нравов того времени.

К. Х. {Половцов}