Разумовский граф Кирилл Григорьевич

— третий сын регистрового казака Григория Яковлева Розума и его супруги Натальи Демьяновны, родился 18-го марта 1728 года на хуторе Лемеши (ныне село на старой почтовой дороге из Киева в Чернигов, между станциями Козельцом и Чемером), Козелецкого повета Черниговской губ. С раннего детства он занимался земледелием, ходил за отцовскими волами и проживал довольно бедно, пока брат его Алексей, попав в милость, оказался в состоянии помогать своим братьям и сестрам.

Мать его не замедлила тогда отдать Кирилла в выучку тому же дьячку в Чемерах, с легкой руки которого так повезло его брату Алексею; и тут, у этого дьячка Кирилл Разумовский получил начатки своего образования.

Достигнув 15 лет, он был, по распоряжению брата своего Алексея, в то время уже имевшего большое значение при дворе Елизаветы Петровны, отправлен (в марте 1743 г.) за границу под строжайшим инкогнито, "дабы учением наградить пренебреженное время, сделать себя способнее к службе Ее Величества, а фамилии своей впредь собою и поступками принесть честь и порадование". Под надзором Григория Николаевича Теплова Кирилл Григорьевич отправился на два года в Германию и Францию, получив от брата весьма подробную инструкцию, как поступать в чужестранных государствах.

По этой инструкции он должен был соблюдать и сохранять православную веру, поступать благочинно и благопристойно, воздерживаясь от всяких продерзостей, праздности, невоздержания и прочих, честному и добронравному человеку не приличных поступков и пристрастий.

Он должен был во всем слушаться Теплова и без его воли ничего не начинать и не делать, никаких компаний и денежных расходов без его позволения не иметь и т. д. Главнейшим образом он должен был прилагать старание и неусыпное попечение к тому, чтобы к вящшей службе Ее Величества себя способным учинить и к тому, чтобы пренебреженное поныне время своим прилежанием в учении наградить и оставшуюся еще в нем способность в собственную пользу употребить.

Кирилл Григорьевич Разумовский отправился из Петербурга под именем Ивана Ивановича Обидовского в конце марта 1743 г. сперва в Кенигсберг, где познакомились с ученым Целестином Флотвелем, а затем в Данциг, где получил от Ададурова извещение, что Ее Величество 25-го апреля пожаловала его в камер-юнкеры "во мнении наивящшей к полезным наукам прилежности и для побуждения его чрез то к наибольшему старанию о приобретении надлежащей способности к службе Ее Величества". Вместе с тем Ададуров сообщал, что "брат его, Алексей Григорьевич, на испрашиваемое соизволил ему первый год жить в Кенигсберге, чтобы выучиться особливо по-немецки, а потом уже далее продолжать путь. Музыки и танцованию учиться с умеренностью и того за главное свое упражнение не начинать, но больше времени и прилежности употреблять на немецкий и латинский языки (пока французскому не начинали), на исправность и чистость в русском языке и стиле и на историю и географию; фехтование же отложить до времени". Во время пребывания за границею Кирилл Григорьевич получил уведомление от того же Ададурова о том, что по случаю заключения мира со Швециею в Або 15-го июня 1744 г. он и его брат Алексей возведены в графское Российской Империи достоинство, а затем Ададуров писал ему о путешествии Императрицы в Малороссию, вместе с графом Алексеем Григорьевичем и другими лицами.

Достаточно подготовленный в Кенигсберге, Р. вместе с Тепловым переехал в Берлин, где стал учиться под руководством знаменитого Леонарда Эйлера, старого знакомого Теплова по Петербургской Академии.

Кроме Эйлера его учил еще Фридрих Генрих Штрубе де Пирмонт, также член Петербургской Академии;

Разумовский занимался и с другими учителями и изучал французский язык, бывший в общем употреблении даже при дворе Фридриха II. Прусский король, узнав о пребывании Разумовского в Берлине, пригласил его ко двору, обласкал и чрез графа Подевильса послал ему золотую табакерку е его вензелем из бриллиантов и портретом, украшенным алмазами.

Сама Императрица имела попечение о Кирилле Разумовском и отправила к нему для компании Якима Яковлевича Борсука, сына бунчукового товарища, в рассуждение его хорошей способности для наук. Окончив курс в Берлине, Р. с Тепловым переехал в Геттинген, где слушал лекции, учился потом в Страсбурге (куда лет через двадцать в свою очередь отправил и сыновей своих), а потом, проехав по Франции и Италии, возвратился в Петербург весною 1745 г. и был пожалован в действительные камергеры и кавалером Голштинского ордена св. Анны. Эта поездка за границу совершенно преобразовала молодого Разумовского.

Он был не без познаний, отлично говорил по-немецки и по-французски, явился при пышном дворе Елизаветы Петровны истым вельможею по собственному достоинству и по тонкому врожденному уменью держать себя. Отсутствие гениальных способностей вознаграждалось страстною любовью к родине, правдивостью, благотворительностью, — качествами, которыми он заслужил себе всеобщее уважение.

К тому же он был хорош собою, оригинального ума, очень приятен в обращении и умом превосходил своего брата. Почести и несметное богатство не вскружили ему голову; роскошь и все последствия, с нею неразрывные, не испортили его сердца; он был добр, благотворителен, щедр в милостях и без малейшей гордости и спеси, всем доступен.

Он вполне и от души предавался светским удовольствиям и придворным торжествам, происходившим по случаю бракосочетания наследника престола с принцессою Ангальт-Цербстской 21-го августа.

Торжества эти продолжались десять дней, и на всех малороссийские депутаты занимали почетные места. Тем временем 6-го марта 1746 г. состоялась декларация о бытии гетмана, но назначение на это место Кирилла Григорьевича тогда не состоялось еще, потому что Императрица не любила скоро на что-нибудь решаться, а главное потому, что молодому кандидату было вовсе не до гетманства: он и думать не хотел о выезде из Петербурга, пустился в вихрь света и участвовал на всех празднествах и балах, бывших при дворе и у различных богатых вельмож того времени, особенно у его брата Алексея, и находился ежедневно в обществе Государыни.

За это время он особенно сблизился с умным графом Иваном Григорьевичем Чернышевым.

В 1746 г., мая 21-го, Кирилл Григорьевич "в рассуждении усмотренной в нем особливой способности и приобретенного в науке искусства", был назначен Президентом Императорской Академии Наук, и 12-го июня произнес речь, на которую отвечал Шумахер, а профессор элоквенции Тредьяковский, приветствуя юного Президента, выразил, что "Академия чрез ваше графское сиятельство оживотворивши все свои члены и в здравие пришедши, как с одра тяжкия болезни возстала". Разумовский старался прежде всего ознакомиться с настоящим положением академических дел, стремился поправить их, но среди развлечений светской жизни, при крайней своей молодости, относился в делу далеко не серьезно.

Он приступил к сочинению нового регламента Академии, утвержденного Императрицею 24-го июня 1747 г. Этот регламент, составленный Тепловым и Шумахером, без участия академиков, возбудил неудовольствие последних.

Затем Разумовский, вследствие именного изустного указа Императрицы, предписал в 1748 г., дабы при Академии переводили и печатали книги гражданские различного содержания, в которых польза и забава соединена была бы с пристойным к светскому житию нравоучением.

Это предписание долго оставалось без последствий, вражда Ломоносова с Шумахером все ожесточалась, и, к довершению бед, пожар истребил значительную часть зданий и музеев Академии, — в том числе знаменитый глобус.

Хотя дела Академии шли плохо, но уже 29-го июня 1746 г. Президент ее удостоился получить ленту Св. Александра Невского.

Это последовало в день обручения графа с фрейлиною Императрицы Екатериною Ивановною Нарышкиною, внучатною сестрою Елизаветы Петровны, которая сама сосватала ее за Разумовского.

Торжественное бракосочетание было совершено 27-го октября 1746 г. в присутствии Ее Величества в дворцовой церкви.

На другой день Екатерина Ивановна объявлена была статс-дамою с пожалованием пребогатого портрета.

При Академии Наук, по случаю женитьбы Президента, напечатаны были латинские стихи, сочиненные профессором антиквитетов Христианом Крузиусом.

Позднее, 15-го мая 1747 г., малороссийские депутаты узнали, что подписанный 5-го мая того же года указ об избрании гетмана в Сенат прислан.

Они знали, что гетманом у них будет К. Г. Разумовский, часто у него бывали, но предназначенный гетман не спешил променять удовольствия светской и придворной жизни на скуку в Глухове.

Тем временем у него родилась (5-го сент. 1747 г.) дочь Наталья, а чрез год (5-го сент. 1748 г.) Государыня собственноручно возложила на него знаки ордена Белого Орла, присланные ему королем Августом III, и пожаловала в подполковники л.-гв. Измайловского полка. В следующем, 1748 г. двор приехал в Москву, а вслед за ним туда же прибыл и Кирилл Григорьевич, и при нем было учреждено в Москве Отделение академической Канцелярии, по предложению Шумахера, занимавшееся по преимуществу разбором взаимных жалоб, неудовольствий и пререканий, происходивших между Шумахером и знаменитым Ломоносовым.

В начале января 1750 г. малороссийские депутаты приехали в Глухов и привезли с собою Высочайшую отпускную грамоту.

Дело об избрании графа Кирилла Григорьевича в гетманы было решено в Петербурге; следовало только исполнить обряд выбора его вольными голосами.

Это было поручено графу Ивану Симоновичу Гендрикову, отправленному с этою целью в Глухов.

Чрез два дня после его приезда генеральные старшины подписались на прошении в гетманы Кирилла Григорьевича, после чего Гендриков стал щедро угощать войсковую старшину, а затем 18-го февраля 1750 г. собрал до 1000 человек на выборы гетмана.

Когда они объявили единогласно, что желают графа в гетманы, Гендриков приказал адъютанту Глуховского гарнизона с музыкою разъезжать (21-го февраля) по Глухову и за городом, объявляя народу, что на другой день назначена церемония благополучного гетманского избрания; 22-го февраля произошла, как выражались современники, элекция торжественная, на которой Гендриков, оборачиваясь на все стороны, громогласно несколько раз спрашивал: "кого желаете себе в гетманы". Все отвечали, что за правое полагают быть в Малой России гетманом графу Кириллу Григорьевичу Разумовскому, ибо самым верным и неутомимым ходатаем за них был постоянно его брат, граф Алексей.

Народ троекратными кликами подтвердил избрание; раздался 101 выстрел из пушек, казаки стали стрелять беглым огнем, — и все собрание направилось в церковь, где была совершена литургия с молебствием, а после был банкет.

Ломоносов, по случаю избрания гетмана, посвятил Разумовскому идиллию "Полидор". После этого приступили к избранию депутатов, которых надлежало послать в Петербург, чтобы благодарить Государыню и поздравить нового гетмана.

Прибыв в Петербург, эти депутаты имели 24-го апреля аудиенцию, и им было объявлено, что на выбор гетманский последует высочайшее утверждение в непродолжительном времени.

Только 5-го июня 1750 г. был подписан указ в Коллегию Иностранных Дел, которым утверждалось избрание гетмана, назначались ему в жалованье различные гетманские маетности, повелевалось собирать и употреблять по прежним обыкновениям все доходы малороссийские и т. д. Новый гетман не спешил, однако, отъездом.

Между тем, Императрица подписала немало указов, относящихся до Малороссии, по которым войско Запорожское поступало также под ведомство малороссийского гетмана (31-го окт. 1750 г.), приказывалось возобновить Батурин и иметь там резиденцию гетману, который во всех торжествах, церемониях, столах и т. д. получил место с генерал-фельдмаршалами, считаясь с ними по старшинству.

Ему же повелено было сделать новые, дорогие клейноды; в церквах на литургии поминать следовало по старинной формуле "благородного Кирилла гетмана", но сам гетман остался этим недоволен, и Ее Величество в 1751 г. изволила приказать вспоминать тако: "высоко и благоурожденного сиятельного графа Кирилла Григорьевича, гетмана Малыя России". Но немногим позднее, в 1752 г., слова "высоко и благоурожденного" были исключены, "понеже некоторые священники, по природной своей тупости и не могучи оных терминов настояще выговорить, оные отменяют". В конце июля 1750 г. уехали обратно депутаты, получив богатые подарки, но сам гетман оставался еще в Петербурге.

Его задерживали беременность жены, интерес борьбы между партиею его брата и Шуваловыми (см. в биографии Алексея Григорьевича Разумовского) и, наконец, сама Государыня, не желавшая лишать ни себя, ни придворных любезного собеседника, умевшего отлично угощать, давать балы и банкеты, на которых она бывала часто сама. В начале 1751 г. на Украйне стали поговаривать о беспорядках со стороны татар, и гетман стал готовиться к отъезду.

По приказанию Императрицы 28-го февраля, он был торжественно приведен к присяге в придворной церкви (13-го марта 1751 г.) в присутствии всего дипломатического корпуса и знатных особ, причем архиепископ Платон читал присягу, которую громко повторял гетман, а затем и подписал ее. После этого гетманша тронулась в путь в апреле месяце, а сам гетман только 22-го мая, ибо ожидал от Императрицы жалованной грамоты, которая была подписана 22-го мая. Пред отъездом гетман просил Государыню определить в Академию нового Президента, ибо заведенный им порядок в Академии и непрерывная в чужестранных государствах корреспонденция с учеными людьми не могут ни на малое время оставаться без главного в Академии командира; если же приказано будет ему оставаться президентом по-прежнему, то полезно назначить вице-президента.

На это, однако, никакой Высочайшей резолюции не последовало.

Равным образом гетман требовал отдачи ему грамоты Петра І 1711 года гетману Скоропадскому, хранившейся в Архиве Коллегии Иностранных Дел, но Государыня на это не соизволила.

Гетман, отправившись с неразлучным своим спутником Тепловым, со множеством экипажей, большою прислугою, даже с труппою актеров и значительным обозом, прибыл в Глухов в июле месяце и немедленно сделал объявление, чтобы старшины, полковники, шляхетство и прочие особы и люди всякого звания собрались в Глухов 13-го июля для торжественного и публичного объявления жалованной грамоты.

После этого объявления граф зажил в Глухове царьком; его двор был миниатюрною копиею петербургского двора; при гетмане вроде телохранителей состояла большая конная команда, во дворце был целый придворный штат; при дворе были всякие казаки, бобровники, стрельцы, пташники и т. д. В торжественные и праздничные дни бывали выходы, давались банкеты, балы и игрались французские комедии.

Такому образу жизни не удовлетворял прежний гетманский дворец, — и немедленно приступили к постройке нового, который был готов в октябре 1751 г. Теплов был сделан правителем гетманской канцелярии и в то же время политическим директором, инспектором, администратором и ментором гетмана.

Теплов собственно правил Малороссиею; он приехал в Глухов, вполне ознакомленный с этим краем. Как маленький властелин, гетман давал аудиенции старшинам после богослужения, вручал пернач полковому судье, которого производил в полковники, поздравлял кого с повышением, кого с наградою, раздавал сотенные городки родне своей, сам, без разрешения Государыни, отпустил двух братьев Скоропадских на службу Голштинскую, произвольно распоряжался на фабрике в Почепе и т. д. В Петербурге, однако, следили за действиями гетмана, были недовольны чересчур самостоятельными его действиями, которые были осуждены лично Государынею.

Уже 16-го марта 1754 г. было Высочайше повелено: Разумовскому впредь полковников без указу производить запретить, а, выбирая кандидатов, доносить о них по прежнему обыкновению Ее Величеству; городов, также деревень в вечное потомственное владение собою без указов не раздавать, пошлин самовольно не собирать и т. д.; для лучшего пресечения всех таких непорядков определить при гетмане министром из генералитета, с ведома и совету которого гетман во всех тамошних делах поступал бы по-прежнему, как при Его Величестве Петре Великом и при гетмане Скоропадском было. Ранее этого указа, 18-го апреля 1751 г., Императрица прислала гетману Андреевскую ленту, за которую гетман благодарил и ради привезенной кавалерии устроил продолжавшееся с 19-го по 25-е апреля торжество.

После этого гетман совершил вместе с Тепловым объезд по Малороссии и осматривал малороссийские полки; его везде встречали с радостию и устраивали пышные приемы.

Он посетил и Батурин, в котором постройки быстро подвигались.

По возвращении в Глухов у гетмана родился (22-го октября 1752 г.) сын, названный, "в воспоминание недавно полученной блакатной кавалерии, Андреем". После различных торжеств по этому случаю гетман с супругою отправился (24-го ноября) по приглашению Государыни в Москву, где в то время находился двор и брат гетмана, все еще могущественный, хотя уже и не всемогущий и не единственный фаворит.

Соперником ему выступал молодой Ив. Ив. Шувалов.

При дворе происходили всякого рода интриги, а канцлер А. П. Бестужев искал себе союзников для осуществления задуманного им плана, в случае кончины Императрицы, возвести на престол ее внука, а правительницею провозгласить Екатерину Алексеевну, мать малолетнего внука. Бестужев заискивал также расположения гетмана, который в то время находился в хороших отношениях с Ив. Ив. Шуваловым; их сблизил общий друг их граф Ив. Чернышев; они трое составляли лучший цвет тогдашней придворной молодежи.

Среди придворной суеты гетман не забывал, однако, Украйны.

Он докладывал Императрице об отмене многих сборов, чрезвычайно отяготительных для народа, заведенных еще Самойловичем и Мазепою, об отмене таможен на границах Малороссии и Великороссии (объявлена была свобода торговли между севером и югом); отставлены все внутренние таможни и таможенные сборы (индукты и свекты), что чрезвычайно обрадовало население; для строения крепости св. Елизаветы (ныне Елизаветград) стали посылать вместо 2000 казаков только 611 и т. д. В то же время гетман занимался делами по Академии Наук, которые шли не столь удачно.

В Москву явился к нему Ломоносов, занятый мыслию о распространении мозаичного искусства.

Разумовский ласково его принял, а Шувалов (Ив. Ив.) представил его Императрице.

Ломоносов довольный возвратился в Петербург, где его ожидали неприятности по этому поводу от Шумахера, и он писал об этом Шувалову.

При дворе стали поговаривать о недостатках и непорядках в Академии;

Президент ее, Разумовский, услышал неприятные речи о своем правлении, вследствие которых по его приказанию была учреждена Комиссия из Шумахера, Ломоносова, Штелина и Миллера, "для отрешения излишеств от Академии". Кроме того, Президент приказал собрать и напечатать на русском языке все речи, говоренные академическими студентами, "ибо сие в публике будет доказательством происходящим в университете успехам". Разумовский принялся за издание при Академии русского журнала под заглавием "Санкт Петербургские ежемесячные примечания". Ломоносов раскритиковал заглавие; пошли ссоры и неприятности, и только в 1755 г. вышла первая книжка под именем "Ежемесячные Известия". Разумовский особенно интересовался этим изданием.

Скоро он возбудил вопрос о пересмотре штата и регламента Академии в общем собрании профессоров.

Это вызвало большие раздоры в Академии, продолжавшиеся довольно долго. Между Шумахером и Ломоносовым шла жестокая борьба из-за пересмотра академического устава.

К тому же в 1754 г. на Разумовского был подан донос евреем Аароном Якубовым о том, что сотник Сухонский и бунчуковый товарищ Яков Тарновский торгуют под именем гетмана чрез Польшу заповедными книгами.

Однако, Разумовский совсем оправдался.

Весною 1754 г. гетман с семейством переехал из Москвы в Петербург, вместе с Высочайшим двором, поселился в своем доме на Мойке и стал давать обеды, балы, маскарады, отличавшиеся особенною роскошью, которые нередко посещала Императрица.

Стол его славился по всему Петербургу: он поваров своих выписывал из Парижа.

Он держал открытый стол, к которому могли являться званые и незваные, щеголял экипажами и собирал у себя отборное общество.

Между тем, приготовления к войне с Пруссиею коснулись и Малороссии: она должна была выставить немало полков на границах с Турциею, а также сильный отряд на прусские границы, под начальством генерального есаула Якубовича.

Казаки запорожские жаловались, что их теснят; завязалась переписка; все это делало присутствие гетмана необходимым в Малороссии, и он получил 12-го ноября из конференции указ об этом, вследствие которого, донося, что готовится к отъезду, просил милосердым оком воззреть на обстоятельства его опечаленной фамилии и разрешить ему оставаться в Петербурге до родов жены. Императрица это разрешила, и Разумовский уехал в 1757 году с Г. Н. Тепловым, Журманом и прочими своими придворными; его супруга с детьми осталась в Петербурге.

В Глухов гетман приехал 2-го марта и отправил Государыне донесение о состоянии Малороссии.

Он занялся делом о секретных связях с Малороссиею эмигрантов (Орлика, Мировича, Нахимовского и других, покинувших Украйну после Полтавского боя), имевших целью освободить Малороссию из-под русского владычества.

Кроме того, он отстаивал пред Сенатом старинные права Малороссии, созвал в Глухове особую комиссию, чтобы составить свод малороссийских прав и вольностей (но свод, ею составленный, не понравился гетману), выхлопотал Запорожскому войску прибавку жалованья и снабжение его артиллериею.

По прошению Разумовского указом 17-го января 1756 г. все дела Малороссийские были перенесены из Коллегии Иностранных Дел в Сенат, и гетман стал зависеть от первой в государстве инстанции.

Разумовский явно действовал в этом случае по побуждению Теплова, написавшего известную записку о непорядках в Малороссии, которую он представил Государыне, помимо гетмана.

Вместе с тем, он вел деятельную переписку с Петербургом, особенно с графом Мих. Иллар. Воронцовым и Ив. Ив. Шуваловым.

Его, однако, все тянуло в Петербург и уже 27-го августа 1757 г., а затем и в октябре он испрашивал у Государыни разрешения возвратиться, дабы осень и зиму пробыть в лучшем воздухе и удостоиться видеть Ее Величество, а притом пользоваться в болезни, "которая кажется не по летам моим к гробу меня ведет". Но разрешение на это последовало только в ноябре месяце и то чрез посредство И. И. Шувалова, а между тем Разумовского томило еще личное горе: он любил пламенно неизвестную нам красавицу, которая его обманывала.

Он поспешил немедленно отправиться в Петербург, оставив Теплова в Глухове.

В этот приезд гетман сблизился еще более с супругою наследника престола, которая в это время устроила брак Марины Осиповны Закревской (племянницы Разумовских) и Льва Александровича Нарышкина; это сватовство еще более сдружило великую княгиню с Разумовскими.

Гетман бывал у нее на тайных вечеринках и принимал ее у себя. Среди приготовлений к свадьбе Разумовским грозила опасность быть арестованными, когда были арестованы канцлер Бестужев, Елагин, Ададуров и другие лица, но гроза благополучно миновала; во всем следственном деле имя Разумовских не было помянуто, и уже летом 1758 г. Императрица провела вместе с статс-дамами пять дней в Гостилицах (имение Разумовского), а зимою крестила у него родившуюся 10-го ноября дочь. Гетман скоро обратился к Государыне с прошением о даровании ему и потомкам его в вечность некоторых деревень и земель.

Просьба его была исполнена и в мае 1759 г. ему подарены города Почеп и Батурин с уездами, а также волости Шептаковская и Бакланская.

Летом приехал в С.-Петербург герцог Курляндский Карл Саксонский, и гетман был неразлучен с ним. Государыня часто навещала гетмана, жившего на своей мызе Знаменке по Петергофской дороге, и он сам почти ежедневно бывал ее гостем в Петергофе, где в честь герцога давались беспрестанные празднества.

В это пребывание в Петербурге гетман занимался и Академиею Наук. Он распределил все возложенные на нее дела между Ломоносовым, Штелиным и Таубертом.

По его поручению Ломоносов приступил к составлению большого атласа Российской Империи, составил новый штат и регламент для университета и гимназии, одобренные Разумовским, который поручил в исключительное смотрение Ломоносова университет и гимназию.

Разумовский, заботясь об учреждении самостоятельного университета в Петербурге, приказал для этого купить Строгоновский дом на Васильевском острове.

Он старался поддерживать Ломоносова, несмотря на то, что он перессорился не только с Миллером, Таубертом, Шумахером, но с Румовским и Шлецером и даже затрогивал нередко самого Разумовского; несмотря на это, гетман беспрекословно утверждал все, что ни подавал ему Ломоносов относительно мер, казавшихся последнему необходимыми для улучшения ученой части Академии.

Только в 1761 г., когда требования Ломоносова сделались чересчур неумеренными, он перестал обращать на них внимание.

Во время пребывания гетмана в Петербурге, он занялся планом университета, который собирался учредить в Батурине.

Мысль эта возникла очевидно под влиянием Ив. Ив. Шувалова, основателя Московского университета, дружба с которым гетмана все усиливалась с годами.

Проект университета составил Теплов во всем по образцу германских университетов того времени; при университете полагалась также церковь с причтом, больница, карцер, гауптвахта, лаборатория и т.д. В конце 1759 г. гетман со всем семейством отправился обратно в Глухов и серьезно занялся делами Малороссии; он объехал полки и принялся за реформы с помощью Теплова.

В Малороссии было пять инстанций суда (сотник, полковник, генеральный судья, генеральная войсковая канцелярия, гетман).

Чтобы сократить проволочку дел и возвысить суд, универсалом 17-го ноября 1760 г. он сделал изменения в составе генерального суда, заменившего и суд полковников.

Универсалом 6-го июля 1761 г. он положил преграду злоупотреблениям, происходившим от излишнего винокурения, дошедшего до того, что ведро водки продавалось по 15 копеек.

В отстранение этих злоупотреблений, Разумовский воспретил между прочим иметь в Малороссии шинки и винокурни неместным владельцам, в особенности купцам и крестьянам: винокурением могли заниматься одни только владельцы и казаки, имеющие грунты и лесные угодья, кроме духовенства, купечества и посполитого народа.

Кроме того, он задумал заселить пустопорожние земли на Украйне раскольниками, бежавшими из Польши, и представлял об этом 31-го августа 1760 г. Императрице, но желаемой резолюции не получил: Императрица была слишком занята войною, и к тому же силы ее видимо слабели.

Скоро главный город Киев, в марте 1761 г., был отделен от гетманства и снова непосредственно подчинен Сенату; гетману очень прискорбно было видеть, что главный город Малороссии отходит от его ведомства.

Из Глухова гетман вел деятельную переписку с графом М. И. Воронцовым и графинею Анною Карловною.

Вдруг в октябре 1761 года брат гетмана вызвал его ко двору, чтобы присутствовать при последних днях жизни их благодетельницы — Императрицы; она слабела все более и более и в конце 1761 г. не в состоянии была выезжать из дворца.

Гетман немедленно поскакал в Петербург вместе с Тепловым, Туманским и Будлянским, оставив семью в Глухове.

В Москве он вместе со многими московскими вельможами и Тепловым посетил Московский университет, слушал лекции многих профессоров, смотрел дом, где жили пансионеры, типографию, словолитню, лабораторию, минералогический кабинет и библиотеку.

Приехав в Петербург, К. Г. Разумовский застал Императрицу еле живую, а 25-го декабря она скончалась.

Разумовские не отходили от изголовья Императрицы, которую любили всеми силами преданного, простого сердца; скорбь и слезы их были вполне искренними.

Камергер Петр Кириллович Нарышкин (дядя гетманши) поскакал в Украйну с известием о восшествии на престол Петра III. Гетманша с семейством в январе 1762 г. возвратилась в Петербург.

Сам гетман не думал возвращаться в Малороссию.

Он поверг к стопам нового Императора все свои знаки отличия и просил единственно одной милости — оставить ему из всего огромного имущества одно имение в Малороссии, Адамовку, где бы мог провести остатки дней своих. Петр III был этим тронут; он подтвердил все жалованные грамоты покойной Императрицы Разумовскому и постоянно выказывал свое благоволение Кириллу Григорьевичу, который неизменно находился при его особе и был любимым его собеседником.

К тому же Петр III находил удовольствие заставлять старых и изнеженных царедворцев Елизаветы проделывать ежедневно новое прусское ученье, только что введенное в наши войска; все фельдмаршалы и генералы получили каждый особый полк и должны были лично командовать, делать эволюции и т. д. Гетман, не имевший до этого понятия о военном строе и не бравший в руки эспонтона, учился у себя дома прусской экзерциции, чтобы не подвергнуть себя выговору от Императора и не быть предметом насмешек.

Но как он ни трудился, ему приходилось сносить публично выговоры и насмешки; и это, конечно, глубоко оскорбляло гетмана, привыкшего играть чуть не первую роль при дворе. Поэтому гетман, давнишний поклонник Екатерины II, тайком стал подготовлять успех задуманному делу и находился постоянно в лучших с нею отношениях.

Он стал под разными предлогами удалять всех немцев из своего Измайловского полка. Многие из его самых близких приятелей были в числе заговорщиков.

Хотя гетман в день 28-го июня не принимал решительного участия, но был щедро награжден новою Императрицею.

Сверх своих прежних окладов он получил по 5000 руб. в год и пожалован в сенаторы и генерал-адъютанты Государыни.

Его племянник Мих. Власьевич Будлянский был послан в Малороссию с извещением о восшествии на престол Екатерины II. Сам гетман получил (4-го июля 1762 г.) в командование все пехотные полки, около Петербурга расположенные, и гарнизоны Петербургский и Выборгский. 25-го июля Императрица посетила пред вечерним столом гетмана и, в знак особенного своего благоволения к нему и его супруге, возложила на графиню знаки ордена св. Екатерины.

Затем, во время коронации в Москве, гетман, вместе с бывшим канцлером A. П. Бестужевым-Рюминым, был ассистентом у Императрицы.

Он оставался при Государыне все время ее пребывания в Москве, т. е. до июня 1763 г., пользовался полным ее доверием и получал от нее нередко самые секретные поручения.

Он был назначен председателем комиссии при Высочайшем дворе учрежденной из наличного, лучшего генералитета для составления новых штатов всей армии. Составленные штаты были конфирмованы Государынею, которая осталась вполне довольною трудами комиссии.

Она поручила Кир. Григор. следствие по делу о братьях Гурьевых и Хрущевых, которое произвело на нее сильное впечатление.

Затем гетман был назначен заседать в комиссии о русском дворянстве, открытой 11-го февраля 1763 г. при Высочайшем дворе, чтобы учредить такие статьи, "которые наивящше поощряли честолюбие дворян к пользе и службе нашей и нашего любезного отечества". Комиссия исполнила поручение и представила обширный доклад и при нем правила дворянства в 21 статье с примечаниями.

Екатерина, продержав доклад, возвратила его Теплову, для того, чтобы комиссия сочинила по этому поводу законы и манифесты и представила бы на Ее утверждение.

Комиссия от исполнения этого почтительнейше отказалась, и все дело о вольностях дворянства было отложено надолго.

Среди этих занятий гетман не забывал Малороссии.

По его докладам разрешен беспошлинный вывоз леса из Польши в Малороссию и уничтожены в Украйне табачные и другие откупы, стеснявшие торговлю. 18-го июня 1763 г. гетман отправился в Малороссию; его призывали туда дела управления, да и при дворе ему было неловко оставаться, потому что он был не в лучших отношениях с Г. Г. Орловым, с которым он вошел в столкновение с первых же дней восшествия на престол Екатерины II. Кроме того гетман был во главе лиц, особенно восстававших против брака Императрицы Екатерины с Г. Г. Орловым (см. биографию Алек. Григ. Разум.). Впрочем, с Императрицею гетман продолжал быть в хороших отношениях и вел с нею деятельную переписку, до нас, однако, не дошедшую, за исключением одного только письма, свидетельствующего о частом обмене мыслей между ними. На этот раз Г. Н. Теплов уже не сопровождал P. Переворот 1762 г. открыл Теплову более обширное поле деятельности; он был сделан, вместе с Олсуфьевым и Елагиным, секретарем Императрицы, стал в ряды сановников и забыл своего покровителя.

В Глухове гетман деятельно принялся за преобразования, начало которым было положено еще при Императрице Елизавете.

Казаки получили общий мундир для всех полков одного цвета и покроя по универсалу 1763 г., и в полках стал вводиться регулярный строй и порядок.

По всей Малороссии была произведена народная перепись в 1764 г. и в конце того же года созваны в Глухов все чины малороссийские на генеральное собрание, на котором обсуждались вопросы первой важности для Малороссии.

Прежде всего было выработано прошение об уравнении чинов малороссийских с великорусскими и послано Императрице, удовлетворившей эту просьбу.

Затем положен предел свободному переходу крестьян, чем уменьшилось бродяжничество.

Гетман восстановил суды земские, градские и подкоморские; сотники и полковники остались чисто военными властями; власть гражданская отделена была от военной.

Вся Малороссия разделена на 20 поветов; в каждом был земский суд, в котором 3 раза в году собирались несменяемые: судья, подсудок и земский писарь, избираемые вольными голосами из шляхетства повета.

В судах подкоморских разбирались спорные дела о земле и ее границах; эти суды состояли из подкомория с двумя помощниками-коморниками.

В каждом полку был градский суд для дел уголовных, под председательством полковника.

В это же время, при формировании в Новороссийской губернии поселенного Кавалерийского полка, вооруженного пиками и названного пикинерным, или уланским, стали заманивать в этот полк заднепровских казаков.

Эта вербовка, названная в Малороссии пикинерия, или вербунка, породила стычки между гетманскими казаками и вновь набранными, а затем и открытый мятеж, когда пикинеров стали учить строевой службе; ропот распространился между казаками, а в Петербурге это возбудило неудовольствие против Разумовского, очень увеличившееся, когда узнали, что Разумовский задумал сделать гетманство наследственным в своем роде. На последнем генеральном собрании между некоторыми старшинами и полковниками зашла речь, что не худо гетманство сделать наследственным в роду Разумовского. — Делались разные пропозиции, возникали жаркие споры и наконец выработали 23 пункта и на основании оных сочинили челобитную Государыне, принятую собранием, но которую многие не одобряли и не замедлили отписать об этом в столицу.

Челобитная очень разгневала Императрицу.

Теплов представлял всю опасность, грозившую России от замыслов Разумовского.

Последний был вызван в Петербург, но, не подозревая, что его действия возбудили неудовольствия, не спешил ехать. Он посетил Батурин, отпраздновал Новый год и, вверив правление Малороссиею Семену Васильевичу Кочубею, Василию Григорьевичу Туманскому и Даниле Петровичу Апостолу, поехал 9-го января 1764 г. в Петербург, оставив в Глухове жену и детей и рассчитывая на самое короткое пребывание в столице.

В Петербурге он был принят очень холодно, что его очень оскорбило.

Государыня была гневна не только на него, но и на супругу его, приехавшую тоже в Петербург.

Гетман долго держался; при дворе образовалась целая партия в его пользу, в которой находился и граф Н. И. Панин. Наконец, гетман решился принести повинную, имел с Императрицею экспликацию, причем просил снять с него столь трудный и его персоне опасный чин. Императрица приказала ему письменно изложить то, что он говорил ей, а вместе с тем поручила Олсуфьеву изготовить инструкцию для малороссийского генерал-губернатора, оставив на имя его место. Наконец, 10-го ноября 1764 г. последовал указ об уничтожении гетманства в Малороссии и увольнении Разумовского как от чина гетманского, так и от всех малороссийских по оному дел. Он был переименован в генерал-фельдмаршалы, получил пожизненно гетманское содержание в 50000 руб. на год, с прибавкою из малороссийских доходов по 10000 руб. в год, город Гадяч с ключом, т. е. с селами и деревнями, Быковскую волость и дом, построенный на казенные деньги, в принадлежавшем уже ему Батурине... Так кончилось 14-летнее управление Малороссиею графом Разумовским, в продолжение которых он старался быть полезным родному краю. К сожалению, корыстная родня, а затем генеральная старшина часто руководили его действиями и спешили забирать в свое вечное и потомственное владение свободные села и земли, находившиеся еще в Малороссии.

Утратив гетманство, граф К. Г. Разумовский остался в числе приближенных Императрицы.

Он сопутствовал ей в поездке по Прибалтийскому краю, беспрестанно обедал во дворце, играл в карты с Государыней и бывал у наследника престола.

Но вдруг известный Мирович на вопрос, кто подал ему мысль предпринять такое ужасное дело (освободить из Шлиссельбургской крепости Ивана Антоновича) ответил: "г. гетман, граф Разумовский". Все были изумлены этим, и хотя это заявление было совсем бездоказательно, однако имя Разумовского было замешано в деле, и он почел благоразумным, а быть может и получил совет удалиться на время от двора. В апреле 1765 г. он отправился за границу, сложив с себя также звание президента Академии.

Разумовский, в царствование Петра III и первые годы правления Екатерины занятый Малороссиею и разными другими делами, мало занимался Академиею Наук, в которой происходили внутренние раздоры между ее членами — академиками.

Он в 1763 г. предлагал членам Академии впредь излишние между собою споры оставить, наблюдая благопристойность и честь Академии, и делать то, с чего бы вящшая государству польза следовать могла. В это время шла ожесточенная борьба между Ломоносовым и Шлецером, на которого первый представил донос прямо в Сенат, вследствие чего Сенат предписал президенту произвести следствие по своему благоусмотрению о Шлецере, и о том, что по этому делу будет учинено, — донести Сенату.

Разумовский потребовал от Ломоносова объяснения, отчего он утруждал Сенат, помимо президента.

Ломоносов не только не извинялся в своем ответе, но являлся как бы обвинителем самого Разумовского.

Началась отчаянная переписка и пошли доносы и жалобы в Сенат. Эти внутренние раздоры побудили Разумовского в 1764 году ввести новые реформы в Академии, и он повелел Ломоносову и Тауберту учинить проекты, "на каком основании академическому ученому корпусу по нынешнему состоянию и впредь быть должно, а потом и прочим департаментам, только бы располагаемая сумма не превосходила аппробованного штата". Смерть Ломоносова и отъезд Разумовского положили конец этим реформам.

Со дня своего отъезда Разумовский считал себя уже вполне чужим Академии, для которой он в 20-летнее президентство сделал немного.

Все его попытки к приглашению известных ученых из-за границы остались безуспешными; но им был дан толчок отечественной литературной деятельности, хотя бы только переводной.

При нем впервые стали появляться академики из русских; он защищал Ломоносова, который без его защиты был бы так затерт, что едва ли дошел бы до нас и слух о нем. Разумовский 15-го апреля 1765 г. покинул с сыновьями Петербург и направился в Ахен. Дорогою он остановился в Берлине, представлялся Фридриху Великому, двадцать лет тому назад оказавшему ему свое внимание, а затем из Ахена направился в Мангейм, откуда послал сыновей своих в Страсбург, а сам остановился при блестящем дворе курфюрста — палатина Карла-Теодора, старавшегося на берегах Рейна устроить подобие Версаля.

Из Мангейма он проехал в Париж, где его путеводителем был его друг Ив. Ив. Шувалов.

Ознакомившись с Парижем, Разумовский предложил Екатерине II купить богатое собрание редкостей перувианца Педро Франке Давила, пользовавшееся громадною известностью, а сам направился в Италию.

Посетив дорогою своих сыновей в Страсбурге, он взял с собою одного старшего Алексея и поехал в Милан чрез Швейцарию.

Затем он посетил Флоренцию, Пизу, Сиенну, Рим, Неаполь, Венецию и наконец остановился в Падуе, где пользовался водами.

После этого Разумовский в 1766 г. чрез Турин и Геную проехал в Париж и в октябре того же года был уже в отечестве на празднике, данном Императрице Алек. Гр. Орловым в подмосковном селе Отраде.

Разумовский поселился в Петербурге в великолепных каменных палатах на Мойке, существующих и по настоящее время, жил истым вельможею, давал великолепные праздники и ежедневно принимал посетителей.

Добродушное, сердечное и благородное обхождение фельдмаршала, ум и любезность его дочерей и высокие достоинства его сыновей привлекали в его дом множество гостей.

Он скоро был, по указанию Н. И. Панина, назначен (в 1768 г.) в чрезвычайный совет при дворе, в котором он и председательствовал.

Разумовский опять сделался почти ежедневным собеседником Императрицы, часто обедал у нее, играл с нею в вист, а изредка Екатерина II его посещала неожиданно и постоянно находила все готовым к ее приему.

Меткие и колкие слова графа нравились Императрице и быстро расходились по городу.

В Сенате и Совете он отличался необыкновенною правдивостью и независимостью.

Екатерина II ему говорила по этому поводу: "вы мне настоящий друг, ибо не допустили меня совершить несправедливость". Когда совет решил разлучить графа Гр. Гр. Орлова, женившегося на своей двоюродной сестре Екатерине Николаевне Зиновьевой, и заключить их обоих в монастырь, Разумовский отказался подписать приговор, который и не был утвержден Императрицею.

Оригинальный образ выражения, малороссийское произношение — все это давало рельефность его речам и усиливало его популярность.

Никто не сердился на его насмешки, потому что в них не было ядовитости и самая колкость дышала добродушием.

Он в эти годы вел также переписку с Ив. Ив. Шуваловым, не пользовавшимся расположением Императрицы.

Скоро его постигло тяжкое горе: он лишился любимого брата графа Алексея Григор., давно уже хворавшего.

Он умер 6-го июля 1771 года, а чрез несколько дней (22-го июля) скончалась и его супруга Екатерина Ивановна.

Она была верная супруга, попечительная мать, добрая родственница и кроткая госпожа в доме. Между супругами, особенно в последние годы, не было примерного согласия, так как гетман был страстный поклонник прекрасного пола. Он воздвиг над могилами брата и жены в Благовещенской церкви Александро-Невской Лавры великолепный мраморный памятник в виде триумфальных ворот. В дом Кирил. Григор. теперь переселилась его племянница, графиня Софья Осиповна Апраксина, дочь сестры его Анны Григорьевны, по мужу Закревской, особа умная, но жадная к деньгам и скупая, скоро совсем овладевшая гетманом, который, с виду суровый, особенно в кругу домашних, был на деле человеком до крайности благодушным, с мягким сердцем, притом очень слабохарактерным, так что было весьма нетрудно управлять им при некоторой ловкости.

Апраксина скоро, как выражаются, забрала его в руки и стала полною хозяйкою в доме. Это до крайности не нравилось родным детям старика, которых Апраксина старалась, и с успехом, всячески отдалить от отца; один только любимый сын Андрей, нередко заискивавший у своей всемогущей двоюродной сестры, сумел остаться в хороших отношениях с отцом. Оставшись совсем не у дел, Кир. Григ. продолжал жить в Петербурге, проводя лето то в Гостилицах, то в Знаменке, изредка ездил в Москву и посещал свои подмосковные имения.

В Малороссию его не отпускала Императрица, которая помнила о династических замыслах бывшего гетмана; лишенный возможности посещать свои маетности, гетман передал их в управление старшему сыну Алексею и находился с ним по этому поводу в деятельной переписке, имевшей предметом исключительно дела хозяйства.

Граф Кирилл Гр. был чрезвычайно богат, он взял громадное приданое за женою, получил огромное наследство после брата Алексея, обе Императрицы — Елизавета и Екатерина пожаловали ему большие маетности в Малороссии.

Долгая и роскошная жизнь его при дворе, вдали от имений, расстроила немало это состояние, но тем не менее оно оставалось значительным.

Разумовский заботился о благосостоянии своих крестьян и даже интересовался вопросами, касающимися отношений крепостных людей к помещику; он обещал дать в награждение 35 червонных за решение предложенной Вольно-Экономическим обществом задачи о назначении земли под крестьянское тягло. Вдали от зоркого его глаза хозяйство, особенно в Малороссии, шло плохо; соседи, пользуясь его отсутствием, стали заводить процессы, что было нетрудно, благодаря неясности владельных актов и смутным понятиям о границах и правах на владение землею и крестьянами.

При этом дети постоянно требовали денег и надо было расплачиваться с их долгами.

Старика давно тянуло на родину.

Он наконец воспользовался влиянием всемогущего Потемкина, с которым сблизился и был в дружеских отношениях, и чрез него подал Государыне в 1777 году прошение об увольнении его на два года в деревню, после того как он прожил в 1775 г. целый год в Москве, где находился двор ради празднования Кучук-Кайнарджийского мира, и совершил с Императрицею пеший ход к Троице.

Он получил желаемое увольнение и уехал, решившись продать свой Аничков дом в казну, а также цесаревнин двор. Он также намеревался продать Быковскую волость или Гадяцкий замок с ключом.

В начале 1776 г. Разумовский был уже в Батурине и занялся своим хозяйством весьма усердно и успешно: он расплатился с долгами и привел дела свои в блестящее положение.

Имения его не только не умалились, но были еще приумножены.

Не число душ, говорил он, но прилежное внимание за экономиею и умеренная жизнь умножает имение.

Он разделил между 5 сыновьями и 4 дочерьми 31432 души и акт раздела представил на утверждение Государыни.

В Малороссии Р. нашел перемену.

Ему приходилось играть не первую роль, как прежде; отношения его с главным правителем Малороссии, графом П. А. Румянцовым, были натянутые и даже вначале враждебные; секретари его Безбородко и Завадовский также были в числе его противников.

Главным истцом против него был Скоропадский, прежде исполнявший все его приказания.

В спорных делах своих Разумовский стал обращаться за защитою к кн. Потемкину, своему приятелю.

Кроме хозяйственных дел, его повергло в грустное настроение полученное им известие о кончине в. к. Наталии Алексеевны и о нежданной опале его любимого сына Андрея, который не замедлил к нему приехать с сестрою Наталиею.

Скоро, однако, граф Андрей был назначен посланником в Неаполь, и старик в 1778 г. поехал в Москву примириться с дочерью своею Апраксиною, возвратился в Петербург и на другой день явился в Царское Село, где его нетерпеливо ожидали.

Однако, он недолго был при дворе и, продав свой дом на Мойке Браницкому, отправился в 1781 году опять в Малороссию и начал деятельную переписку с Михаилом Ивановичем Ковалинским (правителем канцелярии при Потемкине).

Прожив в Малороссии года четыре, Разумовский вернулся в Петербург в 1785 г. и во время отсутствия Императрицы, ездившей в Вышний Волочек, управлял столицею и занял при дворе обыкновенное место. Он бывал почти ежедневно у Государыни, аккуратно посещал собрания, был партнером Императрицы.

Он вел переписку с сыном Андреем, касавшуюся различных придворных новостей и событий, но преимущественно его домашних дел и его женитьбы на дочери графа Тун-Гогенштейн в Вене, что было не по сердцу бывшему гетману.

Весною 1784 г. К. Гр. Разумовский окончательно покинул Петербург и, объехав свои поместья, поселился в Москве, где вполне наслаждался тем спокойствием (otium cum dignitate), о котором теперь изгладилось даже предание, сохранив свой независимый дух, которым был обуреваем и ранее. Он поселился в великолепном доме, выстроенном на старинном Романовом дворе в 1782 г. по плану графа З. Г. Чернышева и зажил совершенным вельможею, затемняя пышностью других московских вельмож, которых проживало в то время немало в Москве.

Он держал ежедневно открытый стол для званых и незваных и давал роскошные пиры. Лето проводил он в Петровском (Разумовском), родовой вотчине Нарышкиных, любимом его месте пребывания, хотя первые годы ездил и в Малороссию.

Несмотря на роскошную обстановку, он оставался малороссом и признавался, что когда заиграют на бандуре, он должен скорее вспоминать, кто он, чтобы не пуститься плясать.

Окруженный блестящим штатом, почетными караулами, толпою егерей, гайдуков, скороходов, карликов и всяких других телохранителей, он казался каким-то колоссом великолепия и приятной пышности.

Таким он показался снохе, супруге сына Андрея, с детства привыкшей к роскоши австрийских магнатов.

Старик подготовил ей торжественную встречу в Петровском в 1788 году; она вполне очаровала старика и весь его дом. Молодые провели около года в Москве, и наконец в 1789 г. Андрей Кириллович, получив давно желаемое разрешение, уехал в Петербург.

Со дня отъезда старик вел с сыном деятельную переписку и нередко упоминал, что здоровье его не хорошо.

Весною 1791 г. граф был обрадован посещением любимого сына и его супруги.

Он сам был в жалком положении: ревматизмы, астма, хирагра и подагра жестоко его мучили, на ногах открылись раны. Он должен был отказаться от биллиардной игры, до которой с молодости был страстный охотник, и стал играть в карты и за ними проводил бессонные от недугов ночи. Он видимо слабел физически, но ум его оставался тот же — острый, насмешливый, с малороссийским юмором.

Он редко являлся на свои роскошные обеды, которые продолжались по-прежнему, а если и выходил к гостям, то в последние годы в ночном колпаке и шлафроке, с нашитою на нем андреевскою звездою.

Так доживал свой век блестящий гетман, не принимавший более участия в придворной жизни Великой Императрицы.

В 1794 г. он переехал в Малороссию, в Батурин, надеясь в благорастворенном климате своей родины найти облегчение тяжким своим недугам.

Он еще более удалился от детей своих, а графиня С. О. Апраксина сделалась полною хозяйкою в доме и, вместе с Михаилом Васильевичем Гудовичем, составляла единственное общество старика-фельдмаршала.

Первые годы в Батурине он вел довольно деятельную жизнь и предавался страсти своей к постройкам.

Он выстроил в селе своем Яготине совершенно круглую церковь, обведенную ионическою колоннадою; перенес дом из Киева в Яготин, выстроил в Баклане дом в подражание сельских домов близ Рима, в Почепе — великолепный каменный дом, по плану де ла Мота, с залами для концертов и библиотекою в 5000 томов. Вокруг дома по берегам Судогости развел он сад в голштинском вкусе. Тут в Почепе в 1795 г. видался с ним старый его приятель П. В. Завадовский.

Позднее Разумовский был занят постройками в Батурине, на самом его краю; дом существует и поныне; к реке Сейму имеется балкон с колоннами Тосканского ордена.

Тут же близко начата была и церковь Воскресения Христова.

Кроме того, граф занимался усовершенствованием своего хозяйства.

В 1797 г. он выписал испанских овец в свои имения и таким образом явился одним из первых основателей тонкорунного овцеводства в России.

Он разводил в Яготине шелковицу и вводил шелководство, усовершенствовал суконную и свечную фабрики в Батурине, заводил мельницы и т. д.; по преданию, он первый развел в Малороссии пирамидальные тополя.

Кирилл Григорьевич был примерным хозяином; крестьяне благословляли память его и были исполнены искреннейшего почитания и благодарности к графу. Он ежегодно объезжал малороссийские свои владения, но главным местом его пребывания был Батурин.

Он жил в огромном старом деревянном доме, построенном в начале его гетманства; вокруг дома были отдельные помещения для гостей; пред домом имелся вал, на котором стояли пушки, и рвы, наполненные водою. Он жил и тут истым вельможею и изумлял своим гостеприимством.

За обедом играл домашний оркестр, а к концу обеда являлись певчие, и нередко, услыхав какую-либо песнь, граф говаривал: "вот эту песнь я певал, будучи хлопцем". В Батурине он был опечален известием о кончине Великой Императрицы.

Фельдъегерь, отправленный с этим известием новым Императором к графу П. А. Румянцеву, не застал последнего в живых и, заехав к графу Разумовскому, спросил, что прикажет он о себе сказать Государю. "Скажи, что и я умер", ответил граф. При новом Императоре начались различные перемены; в том числе приказано было распустить военные штаты, находившиеся при генерал-фельдмаршалах, не состоявших на действительной службе.

Вследствие этого все генеральс- и флигель-адъютанты, все ординарцы, почетные караулы, гусары, бывшие при фельдмаршале Разумовском, покинули Батурин.

Это было очень обидно и досадно старику, хотя штат разных его служителей оставался, тем не менее, огромным.

Несмотря на то, что скупая С. О. Апраксина требовала неоднократно его сокращения, граф на это никак не соглашался и говорил ей: "Я согласен, что эти люди мне не нужны, но спроси их прежде, не имеют ли они во мне надобности, и если они откажутся от меня, то и я тогда смело откажусь от них". С каждым годом фельдмаршал все более и более страдал от своих недугов; он не мог уже более разъезжать по своим имениям и едва выходил из дома. Гости его утомляли; приемы надоедали, а одиночество было ему также в тягость.

Дети редко его посещали.

Вся батуринская обстановка и повелительный тон Апраксиной были ему крайне не по сердцу.

В письмах к графу Андрею он горько жалуется на свое одиночество.

Скоро, однако, граф Андрей, отозванный в 1799 году из Вены, приехал в Батурин и имел счастие застать отца в гораздо лучшем состоянии, чем предполагал.

Старик очень обрадовался этому приезду, но радость эта была скоро прервана.

Подозрительный Император Павел I с беспокойством следил за тем, что делается в Батурине, и в декабре 1799 года отправил д. с. с. Николева, между прочим, и в Батурин, чтобы взять свои меры и известиться о поступках графов Кирилла Григорьевича и Андрея Кирилловича Разумовских.

Хотя Николев и явился с письмом от Беклешева, в качестве путешественника, но Разумовские тотчас поняли настоящую цель его путешествия;

Николев доносил 16-го февраля 1800 года, что "нашел графа Кирилла Григорьевича без ног, и ходить он не может, а возят его в колясочке.

Также на левой руке у кисти на суставе большая шишка, отчего худо и рукою владеет... Законопротивных разговоров не слыхать, да не предвидится, чтобы были". Граф Андрей писал тогда же своей супруге: "Мы здесь совершенно одни с батюшкою, кузиною и M. Гудовичем; мы живем, как в монастыре; каждый знает в подробности, что делают другие... Ты нашла бы в доме громадную перемену.

Чувствуется еще изобилие во всем, но при этом общая распущенность в прислуге.

Лучших людей уже нет. Видно, что главная пружина ослабла; ощущается недостаток в энергии.

Общий вид дома вселяет глубокую тоску. Никогда батюшке так плохо не прислуживали и никогда не бывал он менее взыскателен... Я вовсе не думаю, что бедный батюшка в отчаянном состоянии, напротив того, я твердо убежден, что он может прожить еще несколько лет, ежели согласится на путешествие к минеральным водам, в Баден". Но старик никуда не соглашался ехать. Осенью 1800 г. посетил его также сын его граф Иван, заехавший в Батурин по дороге в Италию, куда стремился в надежде излечиться от злой чахотки, а в декабре того же года уехал граф Андрей, назначенный сенатором.

Старик начал с ним опять переписку, но не в состоянии был сам писать; он с трудом уже только подписывал письма дрожащею рукою. Несмотря на страдания, он продолжал зорко следить за своими делами и сообщал о них подробно в письмах к сыну. Среди своих немочей граф 15-го апреля 1801 г. приветствовал восшествие на престол Императора Александра I письмом, в котором выражал, что немощи, его беспрерывно удручающие, поистине настолько велики, что не токмо предпринять столь дальний переезд не в силах, но, быв лишен владения рук, по сие время не был в состоянии принести поздравление письменно.

Молодой Император особым рескриптом благодарил за поздравление и за пожелания, его сопровождавшие, и высказывал уверенность, что "мольбы столь почтенной старости приятны будут Небесам". Между тем, страдания старого фельдмаршала до того усилились, что он решился ехать за границу, и граф Андрей заказал для отца в Лондоне карету особого устройства, в которую можно было вкатывать постель.

Ввоз иностранных экипажей еще в царствование Павла І был строго воспрещен, и потому необходимо было на привоз кареты испросить разрешение Императора, который на это соизволил и выразил желание осмотреть ее на Каменном острове.

Карета была доставлена в Батурин, но оказалась так грузна, что 8 лошадей после 4-верстной езды едва в состоянии были довезти ее домой. Живший при графе долгое время доктор чех Дуссик, прозванный Чубук, без которого граф не мог ни минуты обойтись, умер в то же время. Новый выписанный из-за границы доктор, француз Бальо (Baillot), был не в состоянии уменьшить физических страданий больного.

Он отправил описание его болезни в Париж, в медицинский факультет, но доктора медлили ответом.

Старый камердинер графа, немец, к которому он привык, отошел от него; это увеличило его нравственную и физическую тоску; граф успел еще благословить внучку свою, графиню Варвару Алексеевну, на брак с князем Репниным; свадьбу праздновали в Батурине.

После приехали к нему сын его Лев с красавицею женою Марьею Григорьевною, скоро пленившею умиравшего старика, который осыпал ее ласками.

Граф Кирилл Григорьевич скончался 3-го января 1803 года и погребен в трапезе Батуринской церкви Воскресения Христова, доделанной уже кое-как после его кончины.

Граф Андрей Кириллович, получив в наследство Батурин, поставил над могилою отца мраморный памятник, в виде пирамиды, с гербом, урною и рельефным медальоном покойного, окруженным лавровым венком.

Из надгробной надписи усматривается, что граф Кирилл Григорьевич жил 74 года 9 месяцев и 22 дня. От брака его с Екатериною Ивановною Нарышкиною он имел шесть сыновей и пять дочерей; из них Дарья скончалась в малолетстве.

А. А. Васильчиков.

Семейство Разумовских, 1880 г., т. I; "Московские Ведомости" 1860 г., № 182 (село Лемеши, статья Василенко); "Москвитянин" 1852 г., № 12; "Записки Имп. Академии Наук", т. VI, 1864 г. (статья Пекарского: Екатерина II и Эйлер); Архив кн. Воронцова, т. I, стр. 532, VI, с. 107, VII, с. 338, XII, с. 155; Gelbig, Russische Gunstlinge, S. 215, 218; "Memoires de Catherine II", т. II; "История" Соловьева, т. XXII, стр. 320, XXIV, с. 62—246, XXV, с. 153, 136; Камер-фурьерские журналы 1745, 1746 и 1755 годов; Пекарский, История Импер. Академии Наук, т. І, стр. 117, 676, т. II, ч. XXII—XXV, с. 637—683; Дневник Ханенки;

Бантыш-Каменский, История Малой России, т. III; также Словарь достопамятных людей, т. IV, с. 275; Н. А. Маркевич, История Малороссии, т. VII, 426—430; Ригельман, Повествование о Малой России, т. IV, кн. VI; Записки Якова Маркевича, т. II, с. 271, 304; Сочинения Ломоносова, изд. Смирдина, т. І, с. 293; Дела Государственного Архива: Копия в присяги гетмана графа Кир. Гр. Разумовского; "XVIII век", изд. Бартенева, кн. І, с. 29 (статья П. И. Бартенева);

П. Билярский, Материалы для биографии Ломоносова, с. 070, 229, 261; Пекарский, Приложение к XII тому Записок Имп. Акад. Наук, 5 ("Редактор, Сотрудники и Ценсура в Русском журнале"); "Русский Архив" 1864 г., с. 276; Hermann, Geschichte des Russischen Staats, т. V, c. 225 и след., 265; Чтения Имп. общества истории и древностей 1863 г., т. II, Смесь; С. Шевырев, История Московского университета, стр. 91; Записки Штелина, "Чтения в Общ. Ист. и Древн." 1866 г., т. IV, Смесь; Бантыш-Каменский, Биографии русских фельдмаршалов, т. І, с. 212—243; "Сборник Имп. Русск. Истор. Обшества", т. VII; т. IX, с. 113; "Русская Старина" 1875 г., с. 154 и 361; Мартынова, Русская Старина, т. І и II; Фон Гун: Поверхностные замечания по дороге от Москвы в Малую Россию в осени 1805 г.; "Записки Шишкова", т. І, стр. 19. П. Майков. {Половцов} Разумовский, граф Кирилл Григорьевич — последний гетман малороссийский (1728—1803), младший брат Алексея Григорьевича Р. В детстве пас отцовский скот, а после "случая" брата, вероятно, получил начатки образования.

В 1743 г. был отправлен братом для обучения, инкогнито, в Германию и Францию в сопровождении адъюнкта академии наук Гр. Н. Теплова.

В 1744 г. Р. был возведен в графы Российской империи.

В Берлине он учился у знаменитого математика Эйлера, потом слушал лекции в Геттингене, объехал Францию и Италию и в 1745 г. вернулся в Петербург, где был сделан действительным камергером.

Заграничное путешествие его совершенно переобразовало: "он был хорош собой, — пишет о нем Екатерина, — оригинального ума, очень приятен в обращении и умом несравненно превосходил брата своего, который, однако, был великодушнее и благотворительнее его". Его очень любили при дворе; особенным успехом он пользовался у женщин.

В 1746 г. он был назначен президентом Имп. Акд. наук "в рассуждение усмотренной в нем особливой способности и приобретенного в науках искусства"; ему было всего 18 лет! Сама императрица высватала Р. свою внучатную сестру и фрейлину Е. И. Нарышкину.

В 1750 г. Р. был возведен в звание гетмана Малороссии; для него было восстановлено упраздненное перед тем гетманское достоинство.

По поводу избрания в гетманы Р. Ломоносов сочинил идиллию.

В 1751 г. Р. поселился в Глухове, где жил царьком, окружив себя двором, телохранителями; тут давались балы и даже разыгрывались французские комедии; устроен был новый дворец для гетмана, а правителем его канцелярии сделался бывший его ментор Теплов.

Первые шаги деятельности Р. возбудили справедливые жалобы на месте и неудовольствие государыни: он стал пользоваться своей властью для обогащения своих родственников.

В 1754 г. гетман явился в Москву ко двору; в это же время состоялся указ об отмене внутренних таможенных сборов (так назыв. индукты и евекты) на границе Великой и Малой России и тяжелых налогов, введенных Самойловичем и Мазепой.

В Петербурге, куда он переехал вслед за императрицей, он жил очень открыто.

Дела в академии шли неважно; ее волновали распри академиков.

В это время издан был целый ряд указов, ограничивших гетманскую власть: малороссийские дела были переданы из ведения коллегии иностранных дел в ведение сената; гетману запрещено было собственною властью назначать полковников; при нем назначен был состоять особый резидент из генералитета, для устранения непорядков; ему запрещено было иметь заграничную корреспонденцию.

Только к 1757 г. гетман вернулся в Малороссию.

Сколько возможно было, он отстаивал старинные права Малороссии перед сенатом и выхлопотал прибавку жалованья для запорожских казаков.

В том же 1757 г. Р. снова вернулся ко двору и занимался, с одной стороны, делами академии, а с другой — проектом учреждения университета для Малороссии в Батурине.

В 1760 г. гетман снова вернулся в Малороссию и стал серьезно заниматься делами; к этому времени относятся его реформы, касавшиеся суда и винокурения.

Ко времени смерти Елизаветы он снова приехал в Петербург.

Принимал живое участие в перевороте 1762 г. вместе с Измайловским гвардейским полком, которым он командовал.

После этого Р. оставался при дворе, пользуясь полным доверием новой императрицы.

В 1763 г. он снова вернулся в Малороссию и горячо принялся за окончание начатых реформ.

Казаки получили однообразный мундир; в полки стал вводиться регулярный строй; восстановлены были старинные "градские, земские и подкоморские" суды; поднят был вопрос о наследственности гетманства в роде Р.; в таком смысле составлена и подана челобитная государыне, которая очень рассердилась и тогда же решила уничтожить гетманство в Малороссии.

Гетмана вызвали в Петербург, где Теплов, особенно против него интриговавший, встретил его с распростертыми объятиями, так что присутствовавший при этом гр. Г. Орлов заметил: "и лобза, его же предаде". Государыня потребовала у него прошения об отставке;

Р. долго колебался, но наконец должен был послушаться. 10-го ноября 1764 г. состоялся указ об уничтожении гетманства.

Р. получил чин генерал-фельдмаршала и много имений в Малороссии.

Управление Р., по отзыву современного историка Малороссии, "было для малороссиян тягостнее всех его предшественников, хотя, быть может, последний гетман был лучшим человеком из всего ряда ее правителей XVIII в. Несмотря на свое происхождение, Р. не знал больных мест своей родины и непосредственное заведывание краем вверил старшине". Отзыв — несколько суровый и едва ли вполне справедливый.

Положение посполитых при Р., правда, еще более ухудшилось, но Малороссия знала и худшие времена, и худших правителей.

Р. проводил большую часть времени в Петербурге, мало занимался делами вверенного его попечениям края и слишком полагался на старшину; но он едва ли мог сделать что-либо существенное для края как для более или менее автономной области, раз что самое назначение его в гетманы было исключительным актом милости Елизаветы к его брату Алексею Григорьевичу.

Еще затруднительнее сделалось его положение в царствование Петра III и особенно Екатерины II, которая постоянно стремилась к уменьшению и уничтожению политической особности всех окраин, в том числе и Малороссийской.

Последние годы жизни Р. провел под Москвой (в Петровско-Разумовском), а затем в Малороссии (большей частью в Батурине), где он и умер. См. Васильчиков, " Семейство Разумовских" (т. I); Бантыш-Каменский, "Биографии российск. фельдмаршалов"; Бантыш-Каменский и Маркевич, "История Малороссии". Д. Б—й. {Брокгауз} Разумовский, граф Кирилл Григорьевич 14-й генерал-фельдмаршал.

Граф Кирилл Григорьевич Разумовский, сын малороссийского козака, родился 18 марта 1728 года в селе Лемешах, Черниговской губернии, Козелецкого уезда. [Киевская академия, усердствуя Разумовскому, составила для него Гербовник на трех языках: латинском, польском и славянском, в котором доказывала, что он будто бы произошел от князя Богдана Рожинского, бывшего в XVI столетии гетмана Запорожского, потомка славного Гедимина.

Почтенный граф не скрывал настоящего своего происхождения.] Он одолжен быстрым возвышением старшему брату, графу Алексею Григорьевичу, который доставив ему, на шестнадцатом году от рождения (1743), звание камер-юнкера Высочайшего Двора, отправил его в чужие края с адъюнктом Академии наук Тепловым. [Григорий Николаевич Теплов, впоследствии тайный советник, сенатор и кавалер орденов: Св. Александра Невского и Св. Анны, умер в 1770 году.] Юноша, видный собой, пылкий умом, казался не развязным, не имел придворной ловкости и, во время путешествия своего, равнодушно смотрел на изящнейшие произведения художников! Между тем счастье продолжало служить ему: в 1744 году возведен он в достоинство графа Российской Империи; в 1745 году получил Камергерский ключ и орден Св. Анны; в 1746 году (21 мая) звание президента Академии Наук, на девятнадцатом году своего возраста (!) и вслед за тем (29 июня) орден Св. Александра Невского; в 1748 году польскую ленту Белого Орла с чином подполковника лейб-гвардии Измайловского полка, сенатора и генерал-адъютанта, и наконец, в 1750 году (24 апреля) достоинство малороссийского гетмана, с предоставлением в торжествах иметь место с генерал-фельдмаршалами, считаясь с ними по старшинству; с пожалованием всех гетманских доходов, собранных с 1734 года. Таким образом, граф Разумовский, будучи только двадцати двух лет, возведен на степень гетмана и генерал-фельдмаршала, между тем как виновник его возвышения довольствовался должностью обер-егермейстера! Не доставало Андреевской ленты: он получил ее в 1751 году. Услуги, оказанные Малороссии достойным начальником, останутся неизгладимы в летописях этого края: избавление украинцев от тягостных работ крепостных, внутренних пошлин, разных сборов, разорительных для народа; разрешение свободной торговли между Великой и Малой Россией; сокращение проволочки в делах, от многих переносов происходившей; уничтожение табачного и других откупов, стеснявших торговлю; излишнего винокурения, истреблявшего лесные угодья, удерживавшего успехи земледелия и скотоводства; восстановление судов Земских, Городских, Подкоморских, уничтоженных Богданом Хмельницким, который подчинил гражданские дела военным чиновникам, — плоды мудрого и попечительного его управления! В царствование Императрицы Елисаветы граф Разумовский был приглашен ко Двору и несколько лет сряду жил в С.-Петербурге.

Он был свидетелем переселения в вечность, 25 декабря 1761 года, Монархини, облагодетельствовавшей дом его, и находился еще в столице, когда последовала преждевременная кончина Императора Петра III; но уклонился от участия в делах. Повествуют, будто Алексей Григорьевич Орлов приехал тогда к Разумовскому ночью, велел разбудить его: подали свечку;

Разумовский выслушал хладнокровно с начала до конца сделанные ему предложения; потом, подумав немного, присоветовал Орлову ехать к другому для совещания и, сказав: "Он умнее нас", потушил огонь и пожелал гостю своему спокойной ночи. По восшествии на Престол Императрицы Екатерины II, граф лишился в скором времени гетманского достоинства (1764 г.) и уволен от оного с ежегодной пенсией в шестьдесят тысяч рублей, с пожалованием ему в потомственное владение города Гадяча с селами и деревнями [Гадяч с селами и деревнями был уступлен потом, в 1785 году, Императрице графом Разумовским за 596880 рублей, полагая за каждую ревизскую душу мужского пола по шестидесяти рублей.

Всего считалось в этом владении девять тысяч девятьсот сорок восемь душ], Быковской волости и казенного дома в Батурине.

Этот город был подарен ему еще Императрицей Елисаветой в 1759 году, вместе с Почепом, волостями Шептаковской и Бакланской.

Служение графа Разумовского вне Малороссии не прерывалось: посещая С.-Петербург, он продолжал присутствовать в Совете и Правительствующем Сенате.

Здесь правдивый муж явил множество опытов величия души и природного ума, его отличавших.

Однажды слушали дело князя Орлова, лишенного тогда Царской милости; пристрастные судьи приговорили его к большому наказанию. "Для решения этого дела, — сказал граф, — не достает выписки из постановления о кулачных боях". — После общего смеха, сочлены его спросили: "Какое сношение имеет кулачный бой с производимым ими делом?" — "Там, — продолжал граф, — сказано между прочим: лежачего не бить; а как подсудимый не имеет более прежней силы и власти, то стыдно нам нападать на него". В другое время отказывался он подписать дело, которое почитал несправедливым. "Императрица желает, чтоб оно было решено таким образом", — сказали ему товарищи. — "Когда так, — возразил граф, — не смею ослушаться Государыни и подпишу с вами". Потом перевернул бумагу и подписал на обороте свое имя. Сенаторы смеялись над этой странностью и вместе думали, что граф заслужит неблаговоление Монархини.

Екатерина действительно потребовала от него ответа. "Я исполнил волю Твою, — сказал ей Разумовский, — и подписал представленное мне дело; но как оно, по-моему мнению, неправое и товарищи мои покривили совестью в решении оного, то я счел нужным криво подписать свое имя". — Государыня пожелала сама рассмотреть это дело и, согласясь потом с мнением графа, поблагодарила его за удержание от несправедливого поступка. "Что у вас нового в Совете?" — спросил графа его приятель. — "Все по-старому, — отвечал он, — один Панин думает (граф Никита Иванович); другой кричит (граф Петр Иванович); один Чернышев предлагает (граф Захар Григорьевич); другой трусит (граф Иван Григорьевич); я молчу, а прочие хоть и говорят, да того хуже!" Последнее время своей жизни граф Разумовский провел в воздвигнутом им из пепла Батурине, где, равно как и в столицах, множество ему не известных людей имели право ежедневно обедать за огромным столом его. Из этого уединенного места, посвященного благотворению, маститый старец приветствовал Императора Александра со вступлением его на престол.

Высочайший рескрипт, им полученный, от 15 мая 1801 года, свидетельствует, сколько незабвенный Монарх умел ценить и уважать заслуги: "Граф Кирилл Григорьевич! Послужив верно и ревностно толиким Монархам, нося и оправдывая на себе их милости, вы имеете право наслаждаться в недре покоя вашего всеобщим уважением и отличным Моим благоволением.

Примите истинную Мою признательность за поздравление ваше и желания, его сопровождающие.

Я уверен, что мольбы столь почтенной старости приятны будут Небесам.

Молю Всемогущего: да ниспошлет вам силы и здравие, и запад жизни вашей да исполнится тихой радости, неотъемлемой и единой истинной награды добрых дел. Пребываю вам всегда доброжелательный Александр". Граф Кирилл Григорьевич по всей справедливости заслужил столь лестный отзыв, соединяя с добротою сердца щедрость беспримерную.

Один помещик, принесший ему жалобу на крестьян небольшой его деревни, получил в подарок самую деревню.

У другого графский управитель оттягал последнее достояние и, описав бедного дворянина самым беспокойным человеком, советовал графу сделать ему такой прием, от которого он бы не устоял на ногах. "Чего стоила отнятая у вас деревня?" — спросил Разумовский бывшего помещика, убитого горестью. "Семь тысяч рублей", — отвечал он. "Успокойтесь же, — продолжал граф, — сей час велю вам выдать пятнадцать тысяч рублей". Пораженный столь неожиданным переворотом, проситель пал к ногам великодушного вельможи, который, поднимая его, сказал своему управителю: "Посмотри, я сделал тебе угодное: он не устоял на ногах". В одном малороссийском суде несправедливым решением отнято было имение у незначительного владельца; несколько раз приносил он на судей письменные жалобы, не доходившие до графа; несколько раз без всякого успеха старался лично объясниться с ним; наконец, по совету приятеля своего, решился пробраться через сад к графскому кабинету и ожидать в сенях появления его. Прислонясь к углу, бедный проситель трепетал от страха при мысли, что может быть замечен камердинером или лакеем; вслушивался и, кроме глухого стука, происходившего в отдаленных комнатах от биллиардной игры, ничего не мог различить.

Вдруг доходит до него шорох; он узнает тяжелые шаги графа; но дверь в сени не отворяется; наступает снова тишина.

Через несколько минут прежний шорох раздается близ самой двери, за которой стоял проситель.

Нужда рождает догадку: бедняк схватился за ум, нагнулся к порогу, просунул свою челобитную: она исчезла и, по прошествии некоторого времени, явилась из-за порога.

С поспешностью схватывает он ее и, не оглядываясь назад, бежит из сада к своему приятелю.

Удивление его еще увеличилось, когда, по раскрытии просьбы, узнал он, что граф не только велел суду возвратить несправедливо отнятое имение, но еще удовлетворить просителя за все понесенные убытки. "Кто привел к Вашему Сиятельству этого человека?" — вопросили потом графа его приближенные. — "Никто", — отвечал он. — "Где же вы его видели?" — "Нигде". — "Но каким образом дошла до вас просьба?" — "Таким, которым и хитрейший из вас не умел бы воспользоваться: она пролезла через порог". Объезжая свои владения, граф приметил одну бедную хижину, стоявшую среди полей, и изъявил желание, чтоб она была перенесена на другое место. "Не можно сего сделать, — отвечал ему управитель, — эта хижина принадлежит козаку". "Так купи ее", — возразил граф. — "Он слишком дорожится, — продолжал управитель, — и требует три тысячи за шалаш". — "Ты не умеешь торговаться, — сказал граф, — пришли его ко мне". Козак не замедлил явиться в назначенное время. Начались у него переговоры с графом.

Последний доказывал ему, что он слишком дорого просит за свою хату, при которой находятся только десять или двенадцать десятин земли; козак утверждал, что у него более десятин, но что графские же хлопцы их отрезали; наконец, после продолжительного торга, козак согласился сбавить пятьсот рублей.

Обрадованный, по-видимому, этой уступкою, граф немедленно встал со своих кресел и вынул из стола вместо двух тысяч пятисот — пять тысяч рублей; отдавая козаку, сказал: "Смотри, чтоб через три дня не было уже твоей хаты на моей земле". Козак начал представлять невозможность столь скорого переселения и просил об отсрочке для приискания другого себе места. "Это мое дело, — отвечал граф, потом, оборотясь к управителю, продолжал: — Отведи ему в конце моих владений двойное количество купленной у него земли и построй на мой же кошт новую хату". Мы выше упомянули, что множество неизвестных людей имели право обедать за огромным столом графа. В числе их находился бедный офицер, живший по разным тяжебным делам в С.-Петербурге и лишенный всякого способа к пропитанию.

Каждый день обедал он у фельдмаршала и, привыкнув к нему, остался однажды в гостиной комнате при малом числе известных хозяину особ. Граф играл в шахматы с одним приятелем и сделал ошибку; незваный гость не мог удержать своей досады и обнаружил ее не только телодвижением, но и голосом.

Граф взглянул на него и спросил, в чем состояла сделанная им ошибка? "Если б Ваше Сиятельство пошли иначе, — объяснил ему офицер, — игра была бы ваша". Тем началось их знакомство.

Офицер продолжал обедать у фельдмаршала и смотреть на шахматную игру; наконец, постигла его тяжкая болезнь, и граф заметил, что не было за столом его учителя.

Немедленно велел он узнать о его жительстве и не только посылал к нему своего доктора, снабжал лекарствами и кушаньем, но еще, по выздоровлении, сделал ему значительный денежный подарок и способствовал к скорейшему окончанию его тяжебных дел. В бытность фельдмаршала в Благородном Собрании украдена его дорогая соболья шуба у сонного гусара.

Испуганный служитель, знавший доброту души господина, не столько умолял его о прощении, как о том, чтобы он скрыл от управителя постигшее его несчастье. "Не бойся, — сказал ему граф, — я обещаю тебе, что, кроме меня и тебя, никто не будет об этом знать". После сего, вопрошаемый управителем о собольей шубе, гусар смело ссылался на графа, а граф хладнокровно отвечал встревоженному управителю: "Об этом знаю я, да гусар". Фельдмаршал имел в своем доме множество не нужных дворовых людей; тщетно желавшая соблюсти его выгоды родственница, графиня Софья Осиповна Апраксина, советовала ему уменьшить число их, он все откладывал исполнение этого хозяйственного распоряжения; наконец поднесены ему были два реестра о необходимых и лишних служителях.

Граф подписал первый, последний отложил в сторону. "Я согласен с тобою, — сказал он своей родственнице, — что эти люди не нужны мне; но спроси их прежде, не нужен ли я им, и если они откажутся от меня, то и я тогда смело откажусь от них". Таких примеров явил граф Разумовский множество в своей жизни! Любя правду, ненавидел лесть. Некто хотел подслужиться к нему и изъявил удивление, почему младшему фельдмаршалу, мимо его, была вверена армия против турок! "Потому, — отвечал граф, — что ему достаточно одной, а я, лишась двух, с третьей только разобью неприятеля". Заключу эти анекдоты двумя, доказывающими веселость нрава и остроту Разумовского.

Однажды, за обеденным столом у Императрицы Екатерины, во время десерта, зашел разговор о ябедниках, и Государыне угодно было пить здоровье честных людей. Все подражали ей, кроме графа. На вопрос Императрицы: "Почему не доброжелательствует он честным людям?" — "Боюсь, — отвечал Разумовский, не смевший, по-видимому, прикоснуться к рюмочке, — мор будет". Известно всем сильное, красноречивое слово, произнесенное Платоном [Платон, митрополит Московский, скончался 11 ноября 1812 года] в 1770 году в Петропавловском соборе, в присутствии Екатерины II, по случаю победы, одержанной нашим флотом над турецким.

Когда вития, к изумлению слушателей, вдруг неожиданно сошел с амвона к гробнице Петра Великого и, коснувшись ее, воскликнул: "Восстань теперь, великий Монарх, Отечества нашего Отец! Восстань и воззри на любезное изобретение Твое: оно не истлело от времени и слава его не помрачилась.

Восстань и насладись плодами трудов Твоих! Флот, Тобою устроенный, уже не на море Черном, не на океане Северном.

Но где? Он на море Средиземном, в странах Восточных, в Архипелаге, близ стен Константинопольских и проч.". Среди общего восторга и удивления, когда у всех появились слезы на глазах, сердца приведены в сотрясение, граф Кирилл Григорьевич тихонько сказал и заставил окружавших его улыбнуться: "Чего вин (он) его кличе? Як встане: то всем нам достанется". Граф Кирилл Григорьевич Разумовский кончил мирно жизнь свою 9 января 1803 года, на семьдесят пятом году от рождения, оставив детям более ста тысяч крестьян.

Прах его покоится в Батурине.

Он был женат на внучатой сестре Императрицы Елисаветы Петровны, Екатерине Ивановне Нарышкиной, умершей в 1771 году. Из шести сыновей их трое занимали почетные места в Империи: 1. Граф Алексей Кириллович был министром народного просвещения в государствование Императора Александра I, действительным тайным советником, кавалером орденов Св. Александра Невского и Св. Владимира 1-й степени.

Супруга его, графиня Варвара Петровна, родная внучка славного генерал-фельдмаршала времен Петра Великого, графа Бориса Петровича Шереметева.

Сыновья их, уже умершие, граф Петр и граф Кирилл Алексеевичи, служили действительными камергерами; дочери: графиня Варвара Алексеевна, в супружестве с генералом от кавалерии князем Николаем Григорьевичем Репниным; графиня Екатерина Алексеевна, с министром народного просвещения, действительным тайным советником Сергеем Семеновичем Уваровым. 2. Граф Петр Кириллович был обер-камергером Высочайшего Двора, действительным тайным советником, кавалером польских орденов: Белого Орла и Св. Станислава. 3. Граф Андрей Кириллович находился, в государствование Екатерины II, полномочным министром в Неаполе, Стокгольме и в Вене, где получил потом достоинство чрезвычайного и полномочного посла; ордена Св. Владимира 1-й степени (1795 г.) и Св. Апостола Андрея Первозванного, с алмазными украшениями (1799 г.); чин действительного тайного советника 1-го класса, соответствующий генерал-фельдмаршальскому, при Императоре Александре I; княжеское достоинство Российской Империи и, наконец, титул Светлости, в вознаграждение отличных заслуг и успешных трудов, им понесенных в качестве первого полномочного при заключении мира с Францией в 1815 году. Четвертый сын, граф Лев Кириллович, служил генерал-майором в государствование Императрицы Екатерины II и имел орден Св. Владимира 2-й степени большого креста.

Старшая дочь графа Кирилла Григорьевича, графиня Наталья Кирилловна, вышла замуж за обер-шенка и кавалера ордена Св. Александра Невского, Николая Александровича Загряжского.

Об остроте ее и оригинальном разговоре отзывается с похвалою граф Сегюр в своих Записках.

Она пользовалась общим уважением, любила делать добро, предстательствовать за несчастных; сердилась, когда ее благодарили, говорила, что исполняет только долг свой. Министр, у которого она ходатайствовала однажды в пользу двух противников, отозвался, что ему трудно сделать ей угодное. "Мое дело просить, — отвечала она, — ваше рассудить, кто из них прав, кто виноват". Будучи фрейлиной Высочайшего Двора, Наталья Кирилловна была свидетельницей важных событий 1762 года: при ней неустрашимый Миних убеждал Императора Петра III отправиться вместе с ним в Петербург для водворения порядка.

Вторая дочь фельдмаршала, графиня Елисавета Кирилловна, вышла замуж за генерал-лейтенанта графа Петра Федоровича Апраксина.

Третья, графиня Анна Кирилловна, была супругой действительного камергера Василия Семеновича Васильчикова.

Дочь их, статс- и кавалерственная дама, княгиня Мария Васильевна Кочубей, супруга покойного государственного канцлера князя Виктора Павловича Кочубея.

Сын, Алексей Васильевич, действительный тайный советник и сенатор.

Четвертая дочь графа Кирилла Григорьевича, графиня Прасковья Кирилловна, супруга генерал-фельдмаршала графа Ивана Васильевича Гудовича. {Бантыш-Каменский} Разумовский, граф Кирилл Григорьевич последний гетман Малороссии; род. 18 марта 1728 г., † 9 янв. 1803 г. {Половцов}