Панфилов Иоанн Иванович

(1720—1794 гг.) — протоиерей, духовник императрицы Екатерины II, член Св. Синода.

Его отец Иоанн Панфилов родом из села Фалалеева Владимирской губернии Суздальского уезда был в Москве причетником, а затем — священником церкви Введения Пресв. Богородицы при Семеновском полку; с переводом в 1718 г. лейб-гвардии Семеновского полка из Москвы в С.-Петербург перешел на жительство в новую столицу; здесь 9-го апреля 1720 г. родился у него сын Иоанн, ставший впоследствии знатным духовным сановником.

После домашнего воспитания, продолжавшегося до 12-ти лет, И. Панфилов в 1733 г. по распоряжению С.-Петербургского духовного правления был внесен в список священно- и церковнослужительских детей Петербурга и всего новозавоеванного края, подлежавших "к определению в Александроневскую семинарию для обучения", по синодскому указу 10-го сентября того года отобран от отца и помещен в здание семинарии.

Здесь он учился в течение 1733—1739 гг. Ректором семинарии в 1733—1736 гг. был архим. Смелич, родом серб, а смотрителем за семинаристами и учителем латинского языка — известный датчанин, принявший православие, Адам Селлий, автор нескольких сочинений о России на латинском языке. С 1736 г. Александроневская семинария трудами ректора архим. Стефана Калиновского и вызванных им из Московской Славяно-греко-латинской академии учеников его: Г. Ф. Кременецкого и А. С. Зертис-Каменского, впоследствии сделавшихся известными иерархами, получила прочное и определенное устройство в качестве организованного учебного заведения.

Молодой Панфилов под их непосредственным руководством обучался латинскому и греческому языкам, география, истории, пиитике и риторике.

В 1740 году отец Панфилова был перемещен из С.-Петербурга к Московскому Благовещенскому придворному собору.

С этим перемещением соединен был и переход Панфилова в Московскую академию.

Здесь он изучал философию и богословие и окончил в 1744 году курс своего образования, высшего, какое только было тогда возможно в пределах России.

Воспитанники Александроневской семинарии и Московской академии, наравне с учившимися в Киевской академии, считались в то время образованнейшими людьми своего времени, предназначались к видной деятельности в церкви и государстве и были всегда на счету у церковного правительства.

Полученное Панфиловым образование, положение его отца в Москве и личные его свойства обратили на него внимание тогдашнего московского архиепископа Иосифа Волчанского.

Вскоре по окончании академического курса он произведен был (31-го марта 1745 г., 24-х лет от роду) во священники в Москву к церкви Успения Пресв. Богородицы, что в Печатниках.

Здесь он служил семь лет. В период своего образования в Петербурге и Москве и своей московской службы Панфилов-сын, благодаря служебному положению отца, имел возможность получать сведения о придворных и политических событиях в отечестве, об отношениях и политике правительства касательно церкви и духовенства, о положении и личных свойствах современных иерархов, о переменах в иерархии и о положении белого духовенства.

Он и сам лично мог видеть и знать многих современных иерархов и кандидатов на иерархические должности и наблюдать современное положение духовенства.

Из известных иерархов, лично знавших его, некоторые занимали в сороковых годах ХVIII столетия высокое положение в С.-Петербурге: таковы его учители Стеф. Калиновский, Амвр. Зертис-Каменский, Гавр. Кременецкий, Порф. Крайский, бывшие около этого времени или архиереями, или членами Св. Синода.

Кафедру с.-петербургской епархии с 1750 года занял бывший ректор Киевской академии, основатель Костромской семинарии, преосвященный Сильвестр Кулябка.

Он с особенной заботливостю старался собирать в состав петербургского духовенства лиц образованных.

Панфилов, уроженец Петербурга, известный между иерархами по образованию и служебному положению отца, 1-го июня 1752 г. был переведен преосвященным Сильвестром в Петербург и определен к Николаевской, что на морском полковом дворе, церкви.

Положение священника на этом месте было заметное, от него требовалась энергия и просвещенная деятельность.

При церкви числилось около этого времени в качестве прихожан не менее 3500 чинов морского ведомства, кроме их жен и детей. Храм был деревянный и обветшавший, но в самый год перевода Панфилова, 16-го апреля 1752 г., состоялся высочайший указ императрицы Елизаветы Петровны о построении, на месте деревянной каменной церкви.

После закладки 15-го июля 1753 г. постройка храма производилась по распоряжениям и под наблюдением Адмиралтейств-Коллегии на казенные средства по преимуществу, а отчасти и на пожертвования.

Это был первый величественный двух-этажный каменный храм в С.-Петербурге, долженствовавший служить к украшению новой столицы.

Панфилов принимал, конечно, живое участие в деле построения храма, при котором он должен был быть настоятелем, и он привлекал жертвователей, в особенности, своими проповедями.

Построение храма и снабжение его надлежащими принадлежностями продолжалось до конца 1762 г., и Панфилов за труды проповедания слова Божия и за участие в построении, освящении и украшении храма 17-го марта 1762 г. был произведен в протоиереи.

Настоятель новооткрытого храма стал известным в разных классах населения столицы и видным представителем петербургского духовенства.

В первой половине 1762 г. был вполне приготовлен к освящению и главный алтарь храма в верхнем этаже. Освящение состоялось 20-го июля 1762 г., в первом месяце по восшествии на престол императрицы Екатерины.

На торжество это в первый раз по восшествии на престол открыто пред народом изволила прибыть сама императрица, свидетельствуя этим свое усердие к церкви.

Принимавший видное участие в освящении церкви прот. Панфилов имел счастье впервые здесь обратить на себя благосклонное внимание государыни.

Июля 26-го того же года назначен был петербургским архиепископом казанский преосвященный Гавриил Кременецкий.

Он лично знал Панфилова с детства, как своего ученика по Александро-невской семинарии, и ценил его, между прочим, потому, что он учился в Московской академии (где и сам докончил свое образование, начатое в Киевской академии), но в особенности потому, что Панфилов отличался усердием в проповедании слова Божия: в Морской собор всегда стекалось очень много богомольцев, а преосв.

Гавриил заботливо поощрял проповедание и обязывал к тому священнослужителей, получивших богословское образование.

Панфилов приобрел известность и уважение среди населения, как протоиерей величественного собора и как усердный проповедник.

Он был на виду у членов Св. Синода, знавших его лично. Его знали многие из высших и придворных сановников, как образованного пастыря и проповедника.

Императрица посещала собор в торжественных случаях и оказывала ему свое благоволение.

В 1770 году, 25-го февраля, ею издан высочайший указ, коим повелевала: "Богоявленского собора, что в Морской, протопопа Иоанна Панфилова, которого мы определили быть нашим духовником, перевести в протопопы московского Благовещенского собора". По получении сего указа Св. Синодом определено: объявить указ духовнику и "послать для ведома указы к синодальным чинам, епархиальным архиереям, в ставропигиальные монастыри, в Коллегию Экономии и в Правительствующий Сенат ведение": имя Панфилова стало известно духовенству всей России.

Панфилов умел не только поддерживать, но, можно сказать, с каждым годом усиливать благоволение к нему императрицы.

Он стал одним из приближенных к престолу и влиятельным в церкви и духовенстве лицом. Июня 21-го 1774 г. последовал еще "Указ нашему Синоду.

Всемилостивейше повелеваем нашему духовнику, Благовещенского собора протоиерею Иоанну присутствовать в нашем Синоде". В Св. Синоде 23-го июня состоялось определение: указ протоиерею Панфилову объявить в Св. Синоде по надлежащему, привесть его к членской присяге, а для ведома послать в епархии указы и в Сенат ведение". В самый год назначения Панфилова синодальным членом он был украшен непосредственно императрицей золотым наперсным, осыпанным бриллиантами крестом на широкой голубой ленте, который он надевал при богослужении поверх фелони.

Благоволение государыни к Панфилову, непрерывно выражаясь в разных милостях и формах, в 1786 году было ознаменовано чрезвычайным, неслыханным дотоле знаком монаршей милости к представителю белого православного духовенства: ноября 28-го канцлер А. А. Безбородко письмом уведомлял И. И. Панфилова: "по отзывам ее императорского величества я заключаю, что она хочет почтить вас отличным знаком ее милости.

Я для сего советую вашему высокопреподобию завтрашнюю обедню служить особой вашей, разумея просто, без собора; ибо, кажется, так положено, чтобы после обедни вас удостоят той почести". И действительно, 29-го ноября, после окончания литургии, которую совершал Панфилов в придворной церкви, государыня изволила самолично возложить на его голову украшенную драгоценными камнями митру. До этого времени митра служила украшением лишь святителей и архимандритов.

Чрез месяц после этого, 28-го декабря того же года, государыня лично повелеть Панфилову соизволила: "при шествии ее для обозрения губернии быть ему в свите ее величества в Киев и в другие места". По сему повелению о. Панфилов сопровождал государыню в путешествии ее в 1787 г. в Новороссийский край. На обратном пути императрица была в Москве.

Здесь она присутствовала 29-го июня в Успенском соборе на литургии, которую совершал московский архиепископ Платон в сослужении ему Панфилова.

Духовник ее величества по тайному ее повелению в надлежащее время в литургии, первый, неожиданно и к изумлению молящихся, провозгласил Платона московским митрополитом.

Всем присутствовавшим было ясно, что духовник Панфилов находится в особом доверии и благоволении государыни.

Беспримерным по отношению к духовным лицам благоволением императрицы он пользовался до конца своей жизни. Скончался он утром 20-го июня 1794 г.; погребен на Лазаревском кладбище Александро-невской Лавры. Ни один духовник высочайших особ не был удостаиваем такого благоволения, как Панфилов.

Чрезвычайным расположением императрицы он пользовался благодаря исключительно своим личным свойствам.

Он был человек весьма по своему времени образованный, наблюдательный, осторожный в словах и действиях, кроткий, обходительный, приветливый, почтительный к высшим лицам соответственно их положению, но с сохранением спокойного, тихого настроения и с сознанием своего священного сана и иерархического достоинства.

Современники признавали отличительными чертами его личности: кротость, благожелательность, постоянство в дружбе, участливое отношение к судьбам одних, но без ущерба справедливости в отношении к другим, снисходительность к недостаткам ближних и человеколюбие.

Он был внимателен к лицам, подвергшимся неудачам в жизни, притеснениям и бедствиям, и обнаруживал готовность оказать им возможную для него помощь, но в пределах законов.

Успехи его в жизни и постепенное возвышение в служебном положении не изменяли его нравственного настроения, ровного, спокойного характера, а открывали ему еще более широкую, так сказать, легальную возможность проявлять его добрые личные свойства.

В отношениях к высшим иерархам он всегда помнил свою иерархическую подчиненность, но без принижения и угодливости, и умел всегда сохранять неизменным раз приобретенное им благорасположение и внимание к нему иерархов, вельмож, придворных лиц и самой императрицы.

Личной своей жизнью и служебной деятельностью он не подавал повода к каким-либо упрекам или неодобрению: он держал себя безупречно корректно.

Лишь завистливость некоторых монашествующих лиц к его небывалому в белом духовенстве возвышению и наградам изобретала насмешливые, но безвредные выходки против него. Московский архиерей Платон, не любивший Панфилова за оборону лиц белого духовенства от горделивых и несправедливых его распоряжений, дал ему среди иерархов прозвище — popus mitratus. Благоволением императрицы Панфилов пользовался не лично для себя, но на пользу других лиц или церковных установлений.

Екатерина II, несмотря на отличительные "просвещенного времени" (Aufklarungs-Zeit) отношения ее к церкви и духовенству, относилась к о. Панфилову не только благоволительно, как императрица, но почтительно, уважительно и доверчиво, как духовная дочь к своему духовнику, и сердечно, как человек к человеку.

Она внимала его внушениям и советам и иногда задумывалась над вопросами, которые он делал ей на исповеди; принимала искреннее участие в его семейных событиях — воспринимала от крещения его сына, выражала соболезнование по случаю болезни его дочери, дозволяла ему приглашать ее докторов и разрешила ему являться к ней, когда ему угодно.

Императрица сделала своего духовника доверенным лицом в делах своей благотворительности и благочестия.

Она нередко отсылала ему значительные суммы на вспомоществование бедным или с указанием лиц, которым назначена от царских щедрот милость, или без указания, — в распоряжение самого духовника по его усмотрению; часто она поручала ему быть ее заместителем при крещении детей, удостоверяться в искренности обращения в православие взрослых лиц, передавать от нее иконы в благословение вступающим в брак и т. п. Панфилов по повелениям и от имени императрицы распоряжался заказами икон для дворца, для церковных учреждений и для личной раздачи государыни.

Чрез него, как духовника, подносились императрице иконы, книги, благодарственные письма, проповеди и объявлялись подносителям выражения благоволения монархини.

Она иногда допускала ходатайство пред нею Панфилова о воспособлениях монастырям и церквам из сумм Коллегии Экономии или от личных ее щедрот.

Она доверяла ему тайны свои относительно некоторых иерархов и своей политики в отношении к церкви и духовенству, уважала его рекомендации кандидатов в епархиальные архиереи и имела его, как члена Синода, своим верноподданнейшим советником в делах церкви, вполне усвоившим ее принципы касательно отношений государственной власти к церкви и способным легально, тихо, но и настойчиво поддерживать, проводить и осуществлять эти принципы при решениях текущих в Синоде дел. Благодаря отношениям к государыне и личным свойствам своим, о. Панфилов, как синодальный член, имел весьма важное значение в делах Синода во все время своего состояния в его составе (1774—1794 гг.). В течение двадцати лет он был бессменным и почти постоянно присутствующим в заседаниях членом Св. Синода.

Одновременно с ним постоянно присутствующими и бессменными членами были только два иерарха: петербургский митрополит Гавриил Петров и архиепископ псковский Иннокентий Нечаев.

Прочие члены Св. Синода в течение 1774—1794 гг. сменялись довольно часто. Некоторые иерархи того же времени носили титул синодальных членов, но присутствие и занятия их в означенный период времени продолжались недолго, — они пребывали в управляемых ими епархиях.

Другие же члены Синода присутствовали и принимали участие в его занятиях сравнительно с о. Панфиловым очень непродолжительное время. Бессменность и продолжительность времени пребывания о. Панфилова в Синоде, сообщавшая ему опытность и знания в синодских делах, придавала его суждениям и голосу особенный вес и значение в среде прочих членов.

Затем все монашествующие члены Синода, состоявшие в его составе за все время пребывания о. Панфилова синодальным членом, были моложе его по летам и по времени образования, а члены из лиц белого духовенства — ниже его по иерархическому положению.

Таким образом, о. Панфилов получал значение в синодских делах наравне с двумя бессменными членами-иерархами: преосвященными Гавриилом и Иннокентием.

С ними он имел весьма доброжелательные сношения и отношения.

Все трое получили образование в Московской Славяно-греко-латинской академии, все трое были из великоруссов, отличались сходными взглядами, чертами характеров и нравственного настроения.

Поэтому между ними не было разногласий, а господствовали мирные, спокойные и взаимно-уважительные отношения.

Таковые отношения в связи с известным благоволением государыни к о. Панфилову открывали ему возможность принимать деятельное и влиятельное участие в обсуждениях, постановлениях и решениях синодских дел. К тому же, занятия о. Панфилова в Синоде составляли главный и почти исключительный предмет, которому он мог по своему служебному положению посвящать свой труд и свое время, а преосвященные Гавриил и Иннокентий имели в своем ведении обширные епархии, по которым им приходилось обязательно разрешать множество дел и совершать сложные и многочисленные архипастырские отправления.

Им иногда необходимо было по делам своих епархий пропускать заседания Св. Синода; но протоиерей Панфилов всегда имел возможность являться в заседания.

И действительно, синодальные протоколы за время 1774—1794 гг. почти все подписаны о. Панфиловым, за исключением 1787 г., в котором он сопутствовал императрице в ее путешествии в Новороссийский край, и 1794 г., когда его постигла болезнь, сведшая его в могилу.

Есть много синодских протоколов за означенный период времени, которые подписаны лишь тремя членами: иерархами Гавриилом и Иннокентием и духовником Панфиловым; есть немало протоколов, под которыми нет подписи или Гавриила, или Иннокентия, но имеется подпись Панфилова.

Есть протоколы, заключающие в себе распоряжения от имени Св. Синода, подписанные одним Панфиловым, духовником.

Таковы протоколы от 2-го января 1775 г., №№ 1 и 5, из которых в первом прописано, что, по определению Св. Синода, с.-петербургский архиепископ Гавриил, назначенный 1-го января и архиепископом новгородским, приведен к присяге и присяжный лист подписан духовником Панфиловым.

Знакомство с синодальными протоколами и делами за период времени с 1774 по 1794 г. вселяет убеждение, что о. Панфилов внимательно изучал каждое важное дело или, по крайней мере, был осведомлен о всех предметах, по которым составлялись синодские протоколы, им подписанные.

Понятно, что голос о. Панфилова в обсуждениях и решениях дел Синодом имел веское значение, — в особенности при твердом и основательном сознании им определенно поставленных временем и государственным правительством задач и мер, которые должны были проводиться Синодом в жизнь церкви, иерархии и духовенства.

В течение всего XVIII в. до времен Екатерины II русская церковная иерархия и духовенство — монашествующее и белое — находились постоянно в тревожном состоянии, не исключая и времени царствования императрицы Елизаветы Петровны, благочестивой и благорасположенной к церкви.

Самым чувствительным нервом в состоянии иерархии означенного времени был вопрос о положении архиерейских и монастырских вотчин.

Возбужденный Петром I, но оставленный им без разрешения, жгучий вопрос о секуляризация церковных вотчин оставался в колебательном положении при его преемниках до времени Екатерины II и даже при ней в первое время после неожиданного вступления ее на престол.

Общее заведывание церковными вотчинами в течение означенного времени не раз переходило от Св. Синода к государственным учреждениям и от них к Св. Синоду.

Крепко, упорно, даже с фанатизмом отстаивали право обладания означенными вотчинами за монашествующей иерархией и общего заведывания ими за подвластными Св. Синоду учреждениями выдвинутые Петром и на иерархическую высоту русской церкви малоруссы — из киевских ученых.

Они преемственно с редким единодушием шли в отстаивании означенного права наперекор постепенно усиливавшемуся в правительстве и в народном сознании стремлению к переводу церковных вотчин из ведения представителей церковной в ведение государственной власти.

Для успешного противодействия этому стремлению малоруссы-иерархи старались удерживать и считали как бы своей монополией высшие иерархические посты в Синоде, в епархиях и в богатых монастырях и редко допускали к занятию их монашествующих из великоруссов.

Отличительной чертой иерархов малоруссов было заимствованное ими от польско-латинских епископов и прелатов личное, широкое, безотчетное пред государственным правительством, независимое от местных правителей государства и не поддающееся определениям законодательства властвование над паствой и, в особенности, над крепостным к церковным учреждениям населением и над белым духовенством.

В Св. Синоде, членами которого были по большей части иерархи-малоруссы, постоянно происходили пререкания между присутствием и обер-прокурорами не только до вступления Екатерины на престол, но и в первые годы ее царствования до назначения духовника ее Панфилова в синодальные члены. При назначении кандидатов в архиереи, в настоятели богатых и значительных монастырей и в ректоры семинарий члены Св. Синода обыкновенно избирали малоруссов, а великоруссы намеренно устранялись и предлагались лишь в исключительных случаях.

Епархиальные архиереи сознавали себя в своих епархиях в полном смысле "владыками" своей паствы.

С местными государственными властями они часто входили в пререкания, пользуясь недостаточностью законодательного распределения границ церковной и гражданской подсудности.

В отношениях к белому духовенству они ставили себя на недоступную высоту, считая его вполне зависимым, подчиненным и подвластным — как бы крепостным и тяглым сословием.

Посему белое духовенство было забито, беззащитно и сознавало себя в печальном состоянии. "Черкасы" стали почти ненавистны великороссам.

Между тем, с распространением семинарий в великорусских епархиях, и из среды великороссов стали выходить лица с образованием, не уступавшим киевской учености малороссов, с пониманием унизительного положения духовенства и с надеждой на возможность мер к выходу из него. Императрица Екатерина первым по вступлении на престол делом своей правительственной власти и тактики сочла окончательно разрешить законодательством вопрос о переведении церковных вотчин в ведение государства и об уничтожении тяглого положения белого духовенства в отношении к епархиальным архиереям.

Она разрешила означенный вопрос при деятельном содействии иерархов из великоруссов: Дмитрия Сеченова, Сильвестра, епископа старогородского, и Гавриила Кременецкого.

Протесты некоторых иерархов из малоруссов (Арсения Мациевича и Павла Конюшкевича, архиерея тобольского) сопровождались самой печальной участью для протестантов.

Прочее высшее духовенство из малоруссов замолчало.

После разрешения главного вопроса, касающегося церкви, Екатерина II, конечно, не без совещаний с представителями государственного и церковного правительства, предначертала Св. Синоду следующие меры: в Св. Синоде водворить между присутствием и обер-прокурором согласие и мирвые отношения, на иерархические посты назначать и великороссов, в отправлениях епархиальных властей ввести определенность, правильность и ответственность пред Св. Синодом, в отношениях епархиальных архиереев с местными гражданскими властями установить взаимные приспособления, а в отношении их к духовенству и пастве — человеколюбие, снисходительность и гуманность; белое духовенство вывести из приниженного состояния и поставить под защиту высшей власти.

В проведений всех перечисленных мер в действие и в жизнь и оказал весьма важное содействие духовник императрицы Панфилов.

Между всеми синодальными обер-прокурорами, бывшими до 1770 года, и присутствием Св. Синода весьма нередко происходили такие пререкания и столкновения, которые доходили до сведения высочайшей власти и которые оканчивались для большей части, обер-прокуроров увольнением или даже отстранением их от должности.

В бытность Панфилова в составе Св. Синода обер-прокурорами были: ст. сов. С. В. Акчурин, ст. сов. A. И. Наумов и д. ст. сов. граф А. И. Мусин-Пушкин.

В течете времени, когда Панфилов занимал место синодального члена, благодаря личному благоволению государыни к влиятельнейшим членам Св. Синода и, в особенности, к ее духовнику, а равно и личным его свойствам, по которым он умел согласовать мнения и умерять противоречия с наблюдением справедливости и законности, почти вовсе не происходило пререканий между присутствием Св. Синода и обер-прокурором, по крайней мере столь резких, которые бы обращали на себя особенное внимание государыни.

При Елизавете Петровне в 1754 г. дан был Св. Синоду высочайший указ — представлять кандидатами в архиереи и архимандриты не одних малороссиян, но и великороссиян.

Екатерина II с самого начала своего царствования не благоволила к таким иерархам из малороссиян, которые не чужды были "папежского духа" и клерикальных тенденций, и которых она считала нерасположенными к предполагавшимся ею церковным реформам.

В особенности роняли в ее глазах иерархов-малороссиян резкие протесты Арсения Мациевича и Павла Конюшкевича против секуляризации церковных вотчин, почему она желала заместить иерархические посты в Св. Синоде, на епархиальных кафедрах и в штатных монастырях лицами из великороссиян, получившими образование в учебных заведениях великороссийских епархий.

И вот, начиная с 1763 года ей стали представлять от Синода кандидатов в архиереи по преимуществу из великоруссов, с обозначением в докладах их народности, образования и пройденных должностей.

Из 22-х лиц, посвященных в архиерейский сан в течение 1763—1774 гг., малороссиян было не более 5. В течение же 1774—1794 гг., когда в составе Св. Синода состоял Панфилов, было посвящено в архиереи 34 лица, и между ними малороссиян можно считать не более 4 человек.

Протоиерей Панфилов весьма внимательно относился к избранию в Синоде кандидатов в архиереи и пользовался в этом деле значительным влиянием, по вниманию прочих синодальных членов к его обширным сведениями о лицах, которые могли быть представляемы Св. Синодом к назначению на иерархические посты. В период своего образования в Александроневской семинарии и в Московской академии и во время семилетней службы в Москве Панфилов мог лично знать всех в то время служивших с ним и учившихся в означенных заведениях лиц, которые постригались в монашество в надежде на достижение иерархического положения.

Во время своего 18-летнего служения в С.-Петербурге при церкви на морском дворе он, как человек образованный и наблюдательный, следивший за всеми переменами в иерархии и в назначениях в префекты и ректоры академии и семинарий, также лично мог знать всех архимандритов, которые вызывались Св. Синодом в Александроневский монастырь на очередь служения и проповедания слова Божия в С.-Петербурге.

По назначении же его в члены Св. Синода, ему обязательно представлялись, как и прочим синодальным членам, очередные архимандриты.

Многие архимандриты, считавшие себя достойными кандидатуры в архиереи, или лично, или письменно старались ознакомить его с собою. Наконец, Панфилов, усердно занимавшийся поступавшими из епархий делами Св. Синода, имел полную возможность приобретать сведения о личных и служебных достоинствах кандидатов в архиереи и самих архиереев.

Доказательством внимания императрицы к рекомендациям Панфилова может служить следующее письмо от 25-го апреля 1782 г. одного из статс-секретарей ее к духовнику: "Ее императорское величество высочайше указать соизволила уведомить ваше высокопреподобие, что сегодня данными Св. Синоду указами всемилостивейше пожалованы: в Казань архиепископом — преосвященный Антоний (Зыбелин), архиепископ нижегородский; в крутицкие епископы — преосв.

Амвросий (Зертис-Каменский), епископ севский; в нижегородские епископы — архимандрит Иосиф (Заболотский), оставив при нем титул синодального члена; в олонецкие епископы — архимандрит Виктор (Онисимов); в севские епископы — архимандрит Дамаскин (Семенов-Руднев); причем ее величество в рассуждении сего нового епископа отозваться изволила, что теперь не можно было определить его на вакансию 2-го класса, но при первом случае ее величество не преминет сказать свое особое к нему благоволение". Как приведенное письмо, так и очень многие письма иерархов к о. Панфилову, доказывают, что духовнику Екатерины считали себя обязанными благодарностью весьма многие иерархи или за удостоение архиерейской степени, или за перемещение из низшей по классу епархии — в высшую.

В 1775 г. издано Учреждение для управления губернии Всероссийской империи.

Россия была разделена на новые административные округа — губернии и уезды. С этой реформой предположено было согласовать и церковное разделение на епархии и на округа духовных правлений и установить соотношения между присутственными учреждениями государства и церкви в губерниях и уездах.

С этой целью Св. Синод циркулярно в 1782 г. предписывал в епархии, чтобы духовные консистории и правления не вступали в непринадлежащие до них дела; в 1784 г. он требовал, чтобы духовное начальство без замедления доставляло требуемые светскими присутственными местами сведения по делам и при открытии губернии в течение периода 1775—1785 гг. рассылал архиереям соответственных губерниям епархий указы относительно их участия в торжествах открытия.

В мае 1788 г. последовал высочайший указ — приводить разделение епархий в сообразность с новым разделением губернии.

В исполнение этого указа Св. Синод предписывал епархиальным архиереям, чтобы они все свои действия и распоряжения по введению нового административного деления в государстве и церкви согласовали с действиями и распоряжениями губернских властей, входили в сношения с наместниками и губернаторами, и таким образом, вместо столкновений, обычных в предшествующие времена, сохраняли с ними мир и согласие.

Во всех этих распоряжениях Св. Синода принимал усердное и предусмотрительное участие протоиерей Панфилов.

Прилежному участию протоиерея Панфилова в производстве, обсуждении и решениях дел в Св. Синоде следует приписать улучшение церковного судопроизводства во времена Екатерины II. По духовному регламенту лица, подчиненные епархиальным властям, имели право жаловаться на них Св. Синоду, и "епископы таковым на себя челобитчикам и истцам должны сию свободу попускать и не удерживать их, ниже угрожать, ниже, по отшествии оных к духовному коллегиуму, печатать или грабить их домы". Но как принимались в Св. Синоде жалобы или апелляционные иски на епархиальных архиереев свидетельствует указ императора Петра III Св. Синоду от 26-го марта 1762 г.: "Уже с давнего времени, к нашему неудовольствию и к общему соблазну, примечено, что приходящие в Синод на своих властей или епархиальных архиереев челобитчики, по долговременной сперва здесь волоките, наконец, обыкновенно без всякого решения, к тем же архиереям отсылаются на рассмотрение, на которых была жалоба; а потому в Синоде или не исполняется существительная оного должность, или, и того хуже, делается одна только повадка епархиальным начальникам; так что в сем пункте Синод походит больше на опекуна знатного духовенства, нежели на строгого наблюдателя истины и защитника бедных и невинных" и т. д. Отчасти под влиянием сего указа, в царствование Екатерины II жалобы на епархиальных властей в Св. Синод поступали в таком количестве, что Синод приходил в затруднение от их множества.

В период 1774—1794 гг. в бытность о. Панфилова в составе Св. Синода, циркулярными и отдельными синодскими указами предписывалось епархиальным архиереям поступать в производстве дел по законам и по прежде посланным указам, дополнялись и разъяснялись руководственные правила о производстве дел, кассировались решения и приговоры епархиальных судов, требовался от них пересмотр тех или других дел, делались указания на несоблюдение законов и правил, на неясность, необстоятельность и неполноту рапортов, разъяснялась принадлежность недовольным решениями епархиальных судов права обращаться к Св. Синоду с апелляцией по исковым делам и по обвинению в проступках и преступлениях, узаконен перенос некоторых дел из епархиальных учреждений в Синод в ревизионном порядке, и, таким образом, постепенно усовершенствовалось делопроизводство и судопроизводство в церковных учреждениях.

Улучшение касалось не только формального права — в делопроизводстве и судопроизводстве, но весьма заметно выразилось и в материальном церковно-дисциплинарном праве в отношении мирян и духовных лиц. В первой половине ХVIII в., до времен Екатерины, не было в русской церкви общих правил, определявших систему, виды и применение церковных наказаний соразмерно степени виновности наказуемых.

В царствование Екатерины законодательными и распорядительными актами были устранены телесные наказания из области действий духовных лиц и учреждений и заменены мерами, соответственными их церковному назначению.

В этой чрезвычайно важной реформе и особенно в проведении ее в жизнь принимал деятельное участие кроткий, человеколюбивый и справедливый духовник императрицы, в бытность его синодальным членом.

По ходатайствам и распоряжениям Св. Синода было допущено участие ученых священников в уголовном следственном процессе в виде увещаний обвиняемых к сознанию их в совершении преступных деяний взамен пыток. Св. Синодом предписывалось, чтобы священники в течение постов исповедывали колодников, увещевали их к раскаянию, а во время производства следствий спрашивали их — были ли у исповеди, и располагали их давать показания по совести (П. С. З., № 11.744, 11.750, 14.579, — Синодск. прот. 1777 г., янв. 15 / февр. 1). Светским судам, указами 1780 и 1785 гг., запрещено назначать осужденным за преступления, подлежащие и церковным наказаниям, время и виды этих наказаний и вменялось в обязанность присылать виновных в них к церковным судам с прописанием всех обстоятельств их преступлений.

Священникам предписывалось и подтверждалось (напр. 1780 г. марта 21-го) назначать эпитимии на виновных осмотрительно.

Епархиальные архиереи и консистория обязаны были не сами, по своему усмотрению, налагать эпитимии на лиц, присылаемых к ним из светских команд, а представлять о таковых Св. Синоду с объяснением обстоятельств их преступлений и с проектом предположенного времени покаяния и способа прохождения эпитимии.

В течение 1774—1794 гг. Св. Синод обыкновенно уменьшал назначавшийся епархиальными судами срок прохождения эпитимии и определял меньшую часть этого срока проходить в монастыре, а большую — на месте жительства.

Виновным, понесшим телесное наказание в светских командах за свое преступление, подлежащее и церковному наказанию, срок церковной эпитимии, положенный по правилам церкви, уменьшался на половину.

Военные лица по определениям Св. Синода незначительную часть эпитимийного срока проходили в монастыре, а прочее время — на месте службы, под смотрением полковых священников.

С 1774 г. по распоряжениям Св. Синода присылались ему ежегодно ведомости о находящихся в монастырях под эпитимиями людях, с прописанием — кто, когда, по каким указам и определениям, на сколько времени и за что посланы (П. С. З., № 14.597). В составлении решений Св. Синода по означенным делам и в образовании синодальной практикой более или менее определенных норм в установлении сроков, способов и места прохождения эпитимий принимал близкое участие протоиерей Панфилов. Ko времени присутствия в Св. Синоде того же протоиерея относится развитие самостоятельного русско-церковного законодательства по брачному праву и ревизионного процесса по бракоразводным делам. Протоиерей Панфилов, служивший около 25 лет священнослужителем в многолюдных приходах, из которых к одному принадлежали тысячи лиц воинского звания, более, чем другие его синодальные сочлены, был знаком с бытовыми условиями русского народа, имеющими отношения к брачному праву, и несомненно принимал преимущественное участие в разработке и составлении синодальных определений и указов относительно различных сторон брачного права. В период 1774—1794 гг. издано значительное число циркулярных указов Св. Синода по брачному праву. В 1775 г. разослан по епархиям указ о мерах к предотвращению незаконных брачных сочетаний; в указах 1774, 1779 и 1781 гг. с подробностью был изложен порядок производства бракоразводных дел о вступавших в супружество прежде достижения узаконенных для брака лет. С особенной заботливостью Св. Синод относился в означенные годы к положению вдов, остававшихся по смерти нижних воинских чинов. Эта заботливость объясняется тем, что о. Панфилов 18 лет служил настоятелем при церкви на морском полковом дворе. Из Синода посылались указы, которыми полковые священники обязывались доставлять своевременно епархиальным архиереям сведения об умерших унтер-офицерах и рядовых солдатах, у которых остались на их родине жены, епархиальные архиереи — к доставлению ведомостей о том же предмете в Св. Синод, — а полковые команды к извещению о тех же лицах властей тех местностей, в которых имели жительство вдовы умерших (П. С. З , № 14.664, 14.914, 14.987). В 1783 г. запрещено Св. Синодом венчать военнослужащих без ведома и письменных свидетельств подлежащих начальств, и лиц, принадлежащих к иностранным исповеданиям, с православными, состоящими с ними в степенях родства, запрещенных к бракосочетанию православной церковью.

В видах устранения незаконных бракосочетаний и основательного разбора законности браков Св. Синодом предписывалось в 1779 г. по епархиям об исправном ведении и содержании метрических записей и книг. В тот же период Св. Синодом узаконен ревизионный порядок ведения и решения бракоразводных дел: епархиальные власти обязывались представлять Св. Синоду на ревизию всякое решение о расторжении и признании брака недействительным с обстоятельным "экстрактом" из дела и приводить это решение лишь по утверждении его Св. Синодом (1787 г. П. С. З., № 16.577). Участию о. Панфилова в обсуждении бракоразводных дел в Св. Синоде многие семейства обязаны устранением от них несчастий, проистекавших от признания недействительными таких бракосочетаний, которые заключены по неведению сочетавшимися препятствий к их супружеству.

Вследствие получившего известность расположения о. Панфилова к охранению брачного союза, к нему обращались разные лица за советами по семейным несчастиям и искали от него получить наставление, успокоение и указания к миру и устроению благополучия в семейной жизни. Особенное значение протоиерей Панфилов имеет в истории белого духовенства в России.

В продолжение всей своей службы в Св. Синоде он употреблял свои усилия к поднятию белого духовенства из его приниженного нравственного, экономического и юридического положения.

Прежде всего он старался вывести из употребления в официальных бумагах унизительных названий "поп", "протопоп", "дьячек" и заменить названиями: священник, протоиерей, священно- и церковнослужители и достиг желаемого.

Сам он всегда подписывался под протоколами Св. Синода протоиереем, как он наименован и в высочайшем указе о назначении его синодальным членом.

С уничтожением в 1764 году издавна взыскивавшихся с лиц приходского духовенства многоразличных даней и пошлин в пользу епархиальных властей и с прекращением "тяглого" состояния его в отношении к епархиальным архиереям, Св. Синод принимал настойчивые меры к прекращению незаконных в пользу епархиальных учреждений налогов, на введение которых в 1774—1797 гг. делались попытки в некоторых епархиях, например в Московской.

Известия о введений этих налогов сообщались иногда из епархий непосредственно Панфилову.

При несомненном содействии его были строго запрещены и, по всей вероятности, выведены из употребления унизительные и тяжелые повинности, которые налагались епархиальными архиереями на ставленников в пользу архиерейских домов (работы в садах, на полях и в других хозяйственных архиерейских учреждениях).

Панфилов заботливо следил по делам в Св. Синоде, чтобы строго исполнялись изданные в 1766 и 1771 годах узаконения о том, чтобы священнослужителям по производившимся о них в епархиальных консисториях делам не чинились "пристрастные расспросы и телесные наказания чрез побои", лишение свободы, сажание на цепь и т. п., — чтобы вместо телесных наказаний они исправлялись "приличными духовенству трудами", "взыскания с них были всегда соображаемы с человеческими немощами и с добрым в священстве поведением", и чтобы "исправления возлагались умеренные — епитимиями или деньгами на богадельни при архиерейских домах, отрешениями от доходов и от прихода по рассмотрению". Дела о духовных лицах, поступавшие из епархий в Св. Синод по апелляциям или по жалобам их, как в ревизионном порядке, рассматривались и решались в Св. Синоде не только далеко не всегда так, как они направлялись по указаниям епархиальных архиереев, но и с законным вниманием к положению и поступкам жаловавшихся и осужденных.

Священно- и церковнослужители находили себе в Синоде защиту от притеснений епархиальных властей.

Нередко приговоры епархиальных судов отменялись и смягчались.

Случалось, что от Синода посылались архиереями выговоры.

Были случаи, что епархиальные архиереи увольнялись на покой и даже на смирение.

Духовенство было защищаемо Св. Синодом и от светских властей.

В 1782 г. было запрещено воинским командирам самим штрафовать полковых священников, а велено обращаться с донесением об их неисправностях к духовным властям.

В 1791 г. учреждена была должность депутатов со стороны духовной во всех епархиях для присутствования при производстве следствий и при обсуждении дел по обвинению духовных лиц в уголовных преступлениях, а также при производстве при размежевании земель в удел церквам (П. С. З., № 16.986, 17.053). Имя Панфилова было известно в духовенстве всей России и соединялось с понятием о нем, как не только о представителе, защитнике и оборонителе белого духовенства в Св. Синоде, но и как о ходатае пред верховной властью.

Панфилов, действительно, при производстве официальных дел в Св. Синоде ограждал белое духовенство от произвольных и суровых отношений к нему монашествующих властей и духовных консисторий и правлений.

Он действовал в этом направлении не только по официальным делам в Синоде, но и в непосредственных сношениях с современными ему иерархами.

Панфилов вел обширную корреспонденцию с духовными лицами.

Составитель биографического его очерка о. прот. Сила Топильский имел под руками 1060 писем [К сожалению, мы не могли узнать, где теперь эти письма.] к о. Панфилову разных лиц и по преимуществу — иерархов.

Панфилов, без сомнения, не оставлял без ответов письма к нему иерархов, к которым он по сану своему всегда относился весьма почтительно.

Предметами письменных сношений Панфилова с иерархами были, конечно, и вопросы об отношениях иерархов к духовенству.

Кроме того, со многими иерархами о. Панфилов имел и непосредственные личные свидания.

Проникнутый целью водворения между иерархами и белым духовенством кротких и мирных отношений, Панфилов, без сомнения, и примером своего обращения, и своими воззрениями выражал иерархам желания и просьбы о благосклонных отношениях их к духовенству.

Недаром в письмах некоторых из духовных лиц Панфилову писалось: "Человеколюбия исполненный дух ваш меня, как и всех прочих, удивляет"; или: "На беспомощных призирая милостивым оком, подражаете снисхождению Спасителеву к нам грешным"; или: "Ваша добродетельная душа, благотворящая всем, помощи требующим, непрестанными от всех нелестными возвышается похвалами". "Ваше искреннее к судьбе моей участие, ваши благоразумные советы, — писал один архимандрит о. Панфииову, — были всегда для меня целительным пластырем". "Ваша ученость, ваша кротость, ваше человеколюбие, ваша прозорливая внимательность к справедливости сведущих приводят, а имеющих сведать приведут в бодрость и отженут неправедный страх, унынием сердца стесняющий", писал о. Панфилову кроткий, добродушный друг и сотоварищ св. Тихона воронежского, костромской епископ Симон Лагов, отличавшийся снисходительностью к духовенству, простотой обращения и благотворительностью, неспособный к лести и притворству.

Человеколюбие и благотворение проявлял в своей жизни о. Панфилов и вне отношений своих к духовенству.

Известно, что при Екатерине II стараниями И. И. Бецкого в 1763 году был учрежден Воспитательный Дом в Москве, а в 1772 г. открыто отделение его и в С.-Петербурге.

И. И. Панфилов в апреле 1771 года вступил в число попечителей Дома; в январе 1772 года переименован в "заопекуна"; в сентябре 1780 года выбыл из чина "заопекунов"; 1788 г., 1-го октября, он участвовал в освящении церкви Воспитательного Дома и 4-го октября обоими Опекунскими Советами был принят по предложению Бецкого и гр. Апраксина в "почетные благотворители". Почетные благотворители по приглашению Совета Дома принимали участие в заседаниях опекунов, "стараясь расстроенные гласы Совета, с приличной кротостью, соединять в силу узаконенных учреждений для соблюдения всех прав, а паче кредита Воспитательного Дома". О характере деятельности Панфилова в отношении к Воспитательному Дому свидетельствуют письма графа M. Апраксина и И. И. Бецкого. "Вы, Иван Иванович, будучи членом Опекунского Совета, — пишет 30-го ноября 1788 г. гр. Апраксин, — по своему доброму сердцу соответствуете назначению сего дома, основанного на благотворении, и всякому усердствуете подать руку помощи". И. И. Бецкий в письме к Панфилову свидетельствует ему свою признательность за благодетельное его попечение о пользах Воспитательного Дома, и, будучи убежден опытами усердия его, выражает особенное желание, чтобы о. протопресвитер, "приняв звание попечителя, навсегда продолжал свое добродетельное старание к успехам польз Воспитательного Дома". Бецкий в известительном письме о принятии Панфилова Опекунскими Советами в число почетных благотворителей Воспитательного Дома пишет ему: "Ваши добродетели, украшающие ваш священный сан, а притом и человеколюбие, с которым вы прежде, в звании заопекуна, благодетельствуя Воспитательному Дому, изволили приносить много пользы, были побудительной причиной мне и гг. почетным благотворителям предложить вам вступить в число их. Зная ваше благорасположение, я надеюсь, что вы не отречетесь от наименования почетного благотворителя и возложите на себя сей приятный долг, столь свойственный вашему сердцу". В 1783 году (30-го сентября) состоялся высочайший указ об учреждении Российской Академии.

При открытии Академии, в первом и торжественном заседании его — 21-го октября 1783 г. — провозглашены имена первых 34-х ее членов: 1) княгиня E. P. Дашкова (председатель). 2) Гавриил Петров, митрополит Новгородский и С.-Петербургский, 3) Иннокентий Нечаев, архиепикоп псковский и рязанский, 4) протоиерей Иван Иванович Панфилов и т. д. О деятельности Панфилова в Академии упоминают академические годовые отчеты.

В течение первых шести лет после поступления в академию он довольно усердно посещал академические заседания и на них участвовал в составлении первой и второй части словопроизводного "Словаря", — а именно: "способствовал к совершенству словаря", "доставлял пополнения к аналогической таблице", "вспомоществовал в рассматривании листов", т. е. предварительной росписи слов, расположенных в азбучном порядке.

Избрание Панфилова в Академию доказывает, что современники признавали за ним выдающуюся образованность, любовь к литературе и науке. Сохранились указания, что Панфилов был замечательный церковный оратор, но проповедей его не сохранилось ни одной; он оказывал расположение к ученым, помогал некоторым лицам в напечатании их сочинений и в качестве мецената представлял книги и печатные проповеди некоторых авторов на милостивое усмотрение императрицы.

В заключение представленного биографического очерка о. Панфилова скажем, что значение его в истории русской церкви и духовенства будет выясняться с полнотой и точностью по силе научной разработки истории церкви за время царствования Екатерины.

Дела Синодального архива 1770 г., 25-го февр., № 93; 1774, 21-го июня, № 1; 1781, июня 18-го, № 21; 1787, янв. 8-го, № 1; 1794, июня 21-го; Протоколы Св. Синода за время 1774—1794 гг., подписанные о. Панфиловым, и соответствующие им дела; "Записки Российской Академии", 1 л., 108 об. и 211; Словарь Российской Академии, ч. II, стр. VII; Бекетова, Портреты именитых людей Росс. церкви, 1843; И. M. Снегирев, Жизнь московского митр. Платона, 1856, ч. I, стр. 82—83; Дневник А. В. Храповицкого, 1874, стр. 20, 235; Письма Платона, московского митрополита, к преосвященным Амвросию Подобедову и Августину Виноградскому, с примечаниями С. Смирнова, 1870, стр. 9 и 11; Прот. Сила Топильский, в "Историко-статистических сведениях о Спб. епархии, 1871, вып. 2, стр. 241—249; "Русский Архив" 1871, № 1: "Из бумаг прот. Панфилова"; "Вестник Европы" 1874, ноябрь, стр. 293; M. И. Сухомлинов, "История Российской Академии", 1874, вып. I, стр. 16, 278—279; "Русская Старина" 1875, стр. 158, 361; П. Знаменский, Чтения из истории русской церкви зa время царствования Екатерины II — в "Православном Собеседнике" 1875, май—июнь, стр. 34—39; его же, "Руководство к русской ц. истории", издание 3-е, Казань. 1875, стр. 417; его же, "Приходское духовенство в России со времени реформы Петра", Казань, 1873, стр. 639—643. Профессор, npom. M. Горчаков. {Половцов}