Озеров Владислав Александрович

— генерал-майор, драматический писатель. B. А. Озеров родился 30-го сентября 1769 года в селе Борках, Тверской губернии, Зубцовского уезда, и, как кажется, рано лишился матери.

Отец его, Александр Иринархович, вторично женившийся, отдал сына в мае 1780 г. в Сухопутный шляхетский кадетский корпус, где он пробыл семь лет. Образование, полученное Озеровым в корпусе, было недостаточно, хотя и считалось по тогдашним понятиям хорошим.

Все внимание устремлено было на изучение французского языка и литературы, и в этом отношении Озеров оказал большие успехи.

С. Н. Глинка в своих записках говорит, что "в памяти Озерова вмещался весь театр Корнеля, Расина, Вольтера.

Превосходно знал он французский язык, играл французские трагедии в некоторых домах вельмож и с блеском высказывал свои речи". Ближайшее знакомство Озерова с русской литературой относится уже к более позднему времени, когда он принялся за изучение Державина, Дмитриева и Карамзина.

Сперанский, в одном из своих писем к дочери, произнося резкий приговор таланту Озерова, замечает: "Я знал его коротко.

Он лучше писал по-французски и весьма поздно принялся за русский". 16-го ноября 1787 г. Озеров окончил курс учения в корпусе, с награждением первой золотой медалью, и выпущен поручиком.

Он отправился в Южную армию, был адъютантом у графа А. В. де Бальмена, прежнего директора Сухопутного кадетского корпуса, и участвовал в занятии Бендер (1789 г.). Потом Озеров состоял адъютантом при главном директоре Сухопутного кадетского корпуса, графе Ф. Е. Ангальте.

К этому времени относятся написанные им по-французски стихи на кончину Ангальта, последовавшую 24-го мая 1794 г. Одаренный от природы нежной душой и пылким темпераментом, Озеров, по свидетельству его биографа, кн. П. А. Вяземского, во дни своей юности страстно влюбился в одну замужнюю женщину.

Эта платоническая привязанность, продолжавшаяся до самой смерти любимой особы, не осталась без влияния на характер Владислава Александровича.

Он сделался раздражителен и получил наклонность к ипохондрии.

После службы при Сухопутном кадетском корпусе Озеров перешел в Лесной департамент, где и пользовался, впрочем недолго, особенным покровительством своего начальника, адмирала О. М. Рибаса, который умер в 1800 году. Служа здесь, Озеров, по словам своего двоюродного брата, Д. Н. Блудова, терпел большие неприятности от своего начальника Ф. А. Голубцова, который управлял в то время министерством финансов.

В июле 1808 г. Озеров подал в отставку и уехал к отцу, в село Казанское, откуда вел переписку с другом своим А. Н. Олениным.

Вот что писал он последнему по поводу выхода своего в отставку: "Мою обязанность перед отечеством исполнил, находясь в службе более тридцати лет и служив обер-офицером более двадцати лет. Если не могу быть ему полезен столько, сколько желал, тому не я причиною, а судьба, стеснявшая всегда круг моих обязанностей.

По лесному же департаменту я имел случай доставить казне в продолжение семи лет более 1300000 руб. дохода новой и мной найденной и обработанной статьей сборов, которая ежегодно приносит от 50 до 70 тыс. руб. Но вместо поощрений и награждений я чувствовал одни огорчения, испытал несправедливости и подвергнулся со всеми лесными чиновниками подозрению правительства.

Последнее довершило мое негодование на службу, когда я увидел, что ни моя скромная жизнь, ни отказывание себе во многом не могли меня исключить из-под ложного мнения, по которому, может быть, считают, что сын не царский и не боярский, а просто дворянский, не может быть честный человеком по воспитанию, по собственному понятию своему и совести". В конце ноября 1808 г. Озеров отправился в Красный Яр, единственное свое имение, находившееся в Чистопольском уезде Казанской губернии.

Из письма к Оленину от 23-го ноября 1808 г. видно, что он ехал туда неохотно, подчиняясь только крайней необходимости.

В апреле 1809 г. Озеров получил предписание от Голубцова с объявлением высочайшей воли о том, что он может быть уволен от службы, но без просимой прибавки к пенсиону, который был ему пожалован еще в 1801 году. Письма по этому поводу к Оленину от 25-го июня 1809 г., и в особенности к Голубцову от 8-го апреля того же года, показывают, что Озеров глубоко оскорбился таким решением и считал его несправедливым.

Кроме того, отказ в пансионе обрекал его на постоянную жизнь в глуши. Материальные средства Озерова были так незначительны, что о возвращении в столицу нельзя было и думать.

Таким образом, служба не принесла Озерову ничего, кроме огорчений.

Литературная деятельность его началась сравнительно поздно, но скоро увенчалась блистательными успехами.

Но это торжество Озерова было тоже непродолжительно и кончилось полнейшим разочарованием.

Первым литературным опытом Озерова на русском языке был вольный перевод с французского героиды Колардо: "Элоиза к Абелярду", напечатанный в 1794 году, с посвящением "прелестному полу". В предисловии переводчик говорит: "Читая г-на Колардо, я был восхищен, мне открылся путь парнасский, и я почувствовал вдохновение Аполлона, о котором прежде и мысли не имел". За этим переводом последовала трагедия "Ярополк и Олег", представленная в первый раз в 1798 году. Пьеса эта, написанная под влиянием трагедий Сумарокова и Княжнина, не имела успеха.

Но в 1804 году Озеров представил на рассмотрение театральной дирекции новую трагедию — "Эдип в Афинах", сюжет которой был заимствован из трагедий Дюси: "Oedipe chez Admete" и "Oedipe a Colon" и, как говорит Зотов, из оперы Саккини: "Oedipe a Colon". Князь А. А. Шаховской, бывший в то время членом репертуарной части, пришел в восторг от произведения Озерова и настоял на немедленном прочтении его на литературном собрании у А. Н. Оленина. 23-го ноября "Эдип" был представлен в первый раз на театре.

Успех был блестящий.

Весь город говорил о новой трагедии. 15-го декабря пьесу играли на Эрмитажном театре, причем государь говорил с автором и пожаловал ему подарок.

Через год Озеров явился с новым произведением, также имевшим большой успех: 8-го декабря 1805 г. в первый раз был представлен "Фингал", трагедия в трех действиях, с хорами и пантомимными балетами.

А. Н. Оленин, вызвавший Озерова написать эту трагедию в Оссиановском роде, сам занимался составлением рисунков всех костюмов и аксессуарных вещей. "Фингал" был переведен на французский язык актером Далмасовым, и этот перевод был напечатан с полной музыкой и рисунками всех принадлежностей в 1808 году. На немецкий язык трагедия была переведена P. М. Зотовым.

Последним и полнейшим торжеством Озерова была трагедия "Дмитрий Донской", в первый раз представленная 14-го января 1807 г. Необычайный успех пьесы объясняется главным образом патриотическим содержанием ее, приноровленным к современным событиям.

Воспоминание об этом торжестве Озерова сохранили два очевидца — А. С. Стурдза и С. П. Жихарев, присутствовавшие на первом представлении "Димитрия". После "Дмитрия Донского" Озеров написал еще трагедию "Поликсену". Живя в отцовской деревне, он в октябре 1808 г. переслал рукопись ее к Оленину и просил его, вместе с О. Е. Энгелем, князем А. А. Шаховским и И. А. Крыловым подвергнуть трагедию строжайшему рассмотрению и после того предложить ее театральной дирекции за 3000 р. 14-го мая 1809 г. "Поликсена" была в первый раз представлена и хотя не имела такого блестящего успеха, как предшествовавшие трагедии Озерова, все же была принята публикой довольно хорошо.

Но после второго представления дирекция решила снять ее с репертуара, признав представление ее невыгодным для себя; автору же было отказано в уплате условленной суммы. Неудача, постигшая "Поликсену", которую Озеров считал лучшим своим произведением, глубоко поразила самолюбивого автора.

Он впал в совершенное уныние. "Тысячи неприятностей", писал он Оленину 2-го июня 1809 г., — "навлеченных мне званием автора и обиды, которые, может быть, оное навело мне по службе, заставляют меня отстать от стихотворства, бросить перо, приняться за заступ и, обрабатывая свой огород, возвратиться опять в толпу обыкновенных людей". В конце 1809 г. книгопродавец Заикин предложил Озерову выпустить вторым изданием "Дмитрия Донского", но автор решительно отказался, равно как не захотел печатать и свою последнюю трагедию.

Убитый нравственно, Озеров, наконец, заболел.

Престарелый отец перевез его в свое тверское имение, где Владислав Александрович и умер 5-го сентября 1816 г., задолго перед смертью лишившись не только рассудка, но даже и языка. Как литературная величина, Озеров далеко не заслуживает того большого внимания, которое уделяли оценке его приведений наши лучшие писатели, критики и историки литературы.

В этом отношении судьба Озерова весьма любопытна.

Как писатель, Озеров был по преимуществу писатель драматический, представитель псевдоклассической школы, писатель не плодовитый (он написал всего пять пьес) и с дарованиями, о признании которых было немало разноречивых толков и при жизни драматурга, и — еще более — по смерти его. Быстро завоеванный блестящий успех автора "Эдипа", "Фингала" и "Дмитрия Донского", вскоре последовавшее крушение его славы и, наконец, печальная и ранняя смерть Озерова, возбудили рано к нему внимание. — Литературные успехи Озерова скоро ввели его в круг отличных тогдашних писателей, вызвали ряд хвалебных отзывов и снискали ему толпу восторженных друзей, не преминувших поставить Озерова в число " бессмертных певцов", но те же успехи породили скоро и ожесточенные против него интриги, которые усиливались отчасти под влиянием зависти к ярко заблиставшей славе драматурга, отчасти и вследствие литературных пристрастий.

Успех Озерова смутил даже Державина, и певец Фелицы вступил в состязание с Озеровым на поприще драматургии.

На завистников таланта Озерова есть немало указаний в литературе того времени.

Так, Капнист в своем послании к Озерову упоминает о "зоилах" последнего; то же говорит Батюшков в басне "Пастух и Соловей"; B. Л. Пушкин в послании к кн. Вяземскому;

Жуковский в послании к кн. Вяземскому и B. Л. Пушкину;

Дашков в "Письме к новейшему Аристофану", Вигель в своих записках и др. Таким образом, в литературных сферах укоренилось мнение о каких-то недоброжелателях Озерова, которые были причиной его гибели.

Указывали даже главного виновника — кн. А. А Шаховского.

Но едва ли не справедливее считать, что в литературной судьбе Озерова отразилась борьба двух направлений господствовавших тогда в литературе: Шишков и его сторонники высказались против Озерова, а Шаховской, примыкавший к этой партии, явился их орудием.

Благожелатели и друзья Озерова, вступавшиеся за драматурга при жизни его, пожалели о нем еще более по смерти его, которая примирила с несчастным писателем даже лиц, и не разделявших симпатий к автору "Дмитрия Донского". Высокого мнения о таланте и заслугах Озерова был Бестужев, Греч, отчасти Плетнев.

Более тепло отнесся к Озерову кн. П. А. Вяземский.

Он решил составить его биографию: "грешно забвение, в которое ввергли мы его", писал он А. И. Тургеневу, прося у друга "всего, что он может отыскать печатного или письменного Озерова". Но какой бы обстоятельностью (разумеется, для того времени) не отличалась эта биография, трижды перепечатанная, и как бы не упорствовал (до известной степени) в своих взглядах на литературные заслуги Озерова кн. Вяземский, провозгласивший Озерова преобразователем русской трагедии, все же составленная им биография более ценна не как таковая, а как "первые движения чувствительности" ее автора, как "свежие цветы, принесенные им на гробницу поэта" (из примеч. к 3-й перепечатке этой биографии в 1828 г.). Симпатий кн. Вяземского к Озерову не разделяли многие, напр., Пушкин, который, внимательно просмотрев биографию, составленную князем, дал следующий o ней отзыв: "Часть критическая вообще слаба, слишком слаба... Лучше написать совсем новую статью, чем передавать печати это сбивчивое и неверное изображение.

Озерова я не люблю не от зависти..., но из любви к искусству.

Ты сам признаешь, что слог его не хорош, а я не вижу в нем и тени драматического искусства.

Слава Озерова уже вянет, а лет через десять, при появлении истинной критики, совсем исчезнет". Но и десяти лет не прошло, как слова великого поэта оправдались: еще в 1834 г. Белинский писал: "Теперь никто не станет отрицать поэтического таланта Озерова, но вместе с тем и едва ли кто станет читать его, а тем более восхищаться им"; еще более строгий отзыв дал Белинский два года спустя, а в 1846 году тот же критик свидетельствовал: "теперь он (Озеров) забыт театром совершенно, и его не играют, и не читают". Но такое суровое забвение Озерова публикой и отрицание самим Белинским высокого драматического таланта в авторе "Дмитрия" не помешали чуткому критику по достоинству и справедливости оценить историко-литературное значение забытого драматурга.

Белинский утверждал, что для людей, "исторически изучающих литературу, Озеров всегда останется интересным явлением", и что в истории русской литературы он никогда не будет забыт. Критик не соглашался с мнением о крупном значении Озерова, как "преобразователя" и "творца" русского театра.

Вслед за Пушкиным он отрицал и какое-либо национальное значение трагедий Озерова; как и Пушкин, он склонен был к отрицанию в Озерове истинного драматического таланта.

Озеров, — писал Белинский, — "не был драматиком в полном смысле этого слова: он не знал человека". В то же время Озеров, по словам критика, "одаренный душой нежной, но не глубокой, раздражительной, но не энергической, не был способен к живописи сильных страстей.

Вот отчего его женщины интереснее мужчин; вот отчего его злодеи ни больше, ни меньше, как олицетворение общих родовых пороков; вот отчего он из "Фингала" сделал аркадского пастушка". Но при всем том Озеров "выше Сумарокова и Княжнина... Неспособный рисовать страсти и характеры, он, — по отзыву Белинского, — увлекал "изображением чувств", или правильнее — "чувствительности", как несколько ранее выразился критик.

Итак, в этом уже высказалась принадлежность Озерова к Карамзинской школе: "он усвоил себе все ее элементы — и расплывающуюся слезливую раздражительность чувствительности, и искусственную красоту стилистики.

К этому должно присовокупить еще риторическую восторженность, занятую им у французских образцов". С основными отзывами Белинского согласна и позднейшая критика; их подтверждают и историко-литературные исследования.

Правда, ни биография Озерова, ни его произведения не изучены по настоящее время детально, но точка зрения на него и на его историко-литературное значение установлена довольно прочно, и едва ли ее существенно изменят последующие исследования.

Не вдаваясь в подробный анализ произведений Озерова, в подробности, которые варьируются и в общих курсах, достаточно отметить, что наши компетентные историки литературы (Галахов, Тихонравов, Булич, Веселовский, Пыпин) сходясь во мнении о недостатках Озерова (отсутствие истинного поэтического таланта и оригинальности, пристрастие к риторике и пр.) склонны, однако, признавать за ним и литературные заслуги: отступив от некоторых мертвящих поэзию правил псевдоклассической теории драмы, внеся в трагедию элементы сентиментального и романтического, Озеров значительно оживил тот род поэзии, к которому чувствовал призвание; немалый шаг вперед сделал он и в области версификации: его стихи более гладки и звучны, чем стихи его предшественников-драматургов. — Проф. Н. Н. Булич так характеризует литературное значение Озерова: "в свое время трагедии Озерова были действительно шагом вперед, потому что они вносили новые понятия и новые представления на сцену и расширяли сферу ее содержания, трактуя о том чувстве, которого не было в прежних трагедиях, и выражая его прекрасным для того времени языком... В Озерове не было ничего самобытного, ничего оригинального; он был созданием французской теории и французских образцов, и только совершенно случайные, временные обстоятельства придали ему чрезвычайное значение и увеличили восторг современников, подкупаемых, кроме того, и изяществом стиха Озерова и романтическим выражением. — Говоря об источниках, к которым обращался Озеров, должно прежде всего отметить, что автор "Эдипа" не знал греческих подлинников, а был с ними знаком во франц. переводах и переделках; далее, следует указать на Дюси и Оссиана (влияние Саккини еще не доказано), обращаясь к которым, Озеров шел уже по новому пути в области трагедии и освобождал ее от "мертвенной декламации" Сумарокова и ему подобных.

Именно эта-то сторона и гармонировала, — по выражению Тихонравова, — с направлением Карамзинского периода и с личным характером Озерова.

Но хотя Озеров, действительно, оживил старую трагедию элементом чувствительности, которая затрагивала особенно в хорошем сценическом исполнении, но он все-таки, — по справедливому замечанию Пыпина, — ближе Карамзина к старому преданию.

Заимствование же Озеровым тем из родной истории не прибавило автору литературного значения: еще Пушкин заметил: "Озеров попытался дать нам трагедию народную и вообразил, что для сего довольно будет, если выберет предмет из народной истории, забыв, что поэты Франции брали все предметы для своих трагедий из греческой, римской и европейской истории, и что самые народные трагедии Шекспировы заимствованы им из итальянских новелл". Действительно, даже необычайный успех "Дмитрия Донского" объясняется не больше, не меньше, как тем патриотическим воодушевлением, которое переживало наше общество в дни представлений этой пьесы — дни борьбы с Наполеоном.

Любопытна общая характеристика Озерова, сделанная Сперанским, характеристика строгая, но справедливая: "Озеров, — писал он дочери, — никогда и ни в чем не имел истинного таланта.

Это — трудолюбивая посредственность.

Я знал его коротко.

Он лучше писал по-французски и весьма поздно принялся за русский.

Но если б он и ранее начал, то не более бы сделал.

Меня раздражает не то, что он мог ошибаться в своем роде, но то, что вкус нашей публики так еще мало образован, в таком ребячестве, что всякая мишура его веселит и восхищает". Сочинения Озерова в отдельных изданиях: "Элоиза к Абелярду". Ироида, соч. Колардо, пер. с франц. В. Озеров, СПб. 1794; "Эдип в Афинах", траг. в 5 д. (1804, 1805, 1816, 1823, 1828, 1887, 1890 гг.); "Фингал", траг. в 3 д. (1807, 1808, 1816, 1824, 1827 гг.); "Дмитрий Донской", траг. в 5 д. (1807, 1816, 1824, 1827 гг.); "Поликсена", траг. в 5 д. (1819, 18—24, 1827, 1891 гг.); "Сочинения" (1816—1817, 1819, 1824, 1827, 1828, 1846, 1847, 1850 гг.); "Разные стихотворения", 1819 г. Все издания вышли в Петербурге. (Кроме перечисленных изданий, у Сопикова (№ 13212) значится: "Собрание стихотворений Владислава Озерова", СПб. 1792 г., но этого Собрания в петербургских библиотеках не имеется, и оно нам незнакомо). (Вся биографическая часть статьи заимствована, с согласия автора, из статьи об Озерове, написанной В. И. Саитовым и напечатанной в прим. ко II тому "Сочинений" К. Н. Батюшкова, СПб., 1885, стр. 468—472). Кн. П. А. Вяземский: "О жизни и сочинениях В. А. Озерова", СПб. 1817 (статья эта прилож. к перв. изд. Сочинений Озерова и находится также в I и VII т. "Сочинений" кн. Вяземского);

А. Висковатов: "Краткая история 1-го Кадетского корпуса"; Шевырев: "История Московского Университета"; "СПб. Ведомости", 1800, № 99; "Рус. Архив", 1869; 1877, кн. III; Я. К. Грот: "Заметка о могиле Озерова" ("Рус. Вестн.", 1888, № 6; см. также "Труды" Грота, т. III, СПб. 1901, стр. 419—420); "Сын Отеч.", 1816, ч. 33, № 41; 1820, ч. 63 (статья Катенина); "Сочинения" Державина, т. II (Акад. изд.); "Записки" Свербеева (т. I); П. А. Каратыгина;

С. Глинки ("Рус. Вестн.", 1863, № 4; 1866, № 2 и отд. изд.); Вигеля (ч. 3); С. П. Жихарева ("Дневник чиновника", в "Отеч. Зап.", 1855, № 5); А. С. Стурдзы ("Москвитян", 1851, кн. 1, № 21; "Журн. для чтения воспит. военно-учебных завед.", 1852, т. 99); И. И. Дмитриева. — Карабанов: "Основание 1750 русского театра", СПб. 1849; П. Арапов: "Летопись русского театра", СПб. 1861; "Репертуар рус. и Пантеон всех европ. театров", 1842, т. I; стихи, написанные по поводу смерти Озерова: А. Крылова ("Соревнователь", 1818, ч. III), Савинского (ibid., ч. II); Ежова ("Сев. Минерва", 1832, ч. III, Б. Федорова ("Славянин", 1827, т. I). Главн. рецензии и отзывы: "Сев. Вестн.", 1804, ч. 4; 1805, ч. 7; "Журн. рос. словесн.", 1805, ч. I; "Любит. Слов.", 1806, ч. I; "Цветник", 1809, № 5; "Труды Общ. Любит. Рос. Словесн.", 1812, ч. I (статья Мерзлякова); "Вестн. Евр.", 1815, № 23; 1817, №№ 8 и 9; "Сын Отеч." 1816, №№ 21, 41, 42, 45; 1817, №№ 2, 11, 41; 1820, №№ 24 и 26; 1823, ч. 90; 1824, ч. 93; 1847, № б; "Сев. Набл.", 1817, № 5; "Благонамер.", 1821, ч. 16, 20; 1822, ч. 17; 1824, № 26; "Литер. Листки", 1824, № 8; "Сев. Пчела", 1827, № 93, 97; 1828, № 142; "Отеч. Зап.", 1828, № 96; 1846, № 11; 1847, № 44; "Финский Вестн.", 1846, т. 12; "Современ.", 1847, № 1; 1856 и 1857 гг.; "Библиографич.

Зап." 1861, № 5, 6; 1859, № 14; "Учен. Записки Моск. универс.", 1836, ч. 11—12 (ст. Зеленецкого: "Об Озерове и его произведен."); "Киев. унив. Известия", 1870, ч. 10 (ст. Селина: "Значение Озерова в истории рус. литер."); Греч: "Чтения о русск. яз.", СПб. 1840; Общие курсы: Караулова, Полевого, Незеленова, Гаршина, Галахова, Порфирьева, Пыпина, Н. Булича, Энгельгардта и др. "Сочинения": Белинского, В. Майкова, Тихонравова, Я. Грота, кн. П. А. Вяземского, С. Т. Аксакова (т. III); Державина (Акад. изд.), Жуковского (изд. 8-е, т. 5), Батюшкова (под ред. Л. Майкова и B. Саитова; во 2-м томе статья об Озерове, в которой даны и некоторые библиографич. указания);

Пушкина (изд. Литерат. фонда и Академии, т. I); "Остафьевский архив кн. Вяземских"; JI. Н. Майков: "Пушкин", СПб., 1899 (статья: "Кн. Вяземский и Пушкин об Озерове"); Н. К. Козмин: "Очерки из истории русск. романтизма", СПб. 1903; И. И. Замотин: "Романтизм 20-х годов XIX ст.", Варшава, 1908; Н. А. Кубасов: "А. Е. Измайлов", СПб. 1901; П. М. Майков: "И. И. Бецкой", СПб. 1904. Словарь Брокгауза и др. Ив. Кубасов. {Половцов} Озеров, Владислав Александрович (1769—1816) — трагик, пользовавшийся кратковременной, но весьма громкой славой.

В 1787 г. окончил курс в кадетском корпусе; в 1789 г. участвовал в занятии Бендер Потемкиным; позже состоял адъютантом при директоре корпуса графе Ангальте, затем служил в лесном департаменте О. воспитался на французской литературе и даже первое стихотворение свое написал на французском языке. Из русских писателей первыми учителями его были Княжнин и Болтин.

Чтение французских романов и платоническая любовь к замужней добродетельной женщине, отвечавшей ему взаимностью, имели влияние на склад его сентиментального характера и сообщили романтический оттенок всей его поэзии.

Первые произведения О. — оды, басни — не свидетельствовали о поэтическом даровании; первая трагедия его, "Смерть Олега Древлянского", поставленная в Петербурге в 1798 г., написана в стиле Княжнина, отличаясь больше его недостатками, чем его достоинствами.

Большой успех выпал на долю второй трагедии О.: "Эдип в Афинах", поставленной на сцену в 1804 г. Не зная греческого языка, О. заимствовал своего Эдипа не у Софокла, а у французского трагика Дюси (см.). И у Дюси, и у О. совершенно изменился весь характер античной трагедии, лишившейся своей величавости.

У Софокла Эдип, невольный отцеубийца и кровосмеситель, несчастный, но суровый отец, изрекающий проклятие своим детям, является жертвой и орудием неумолимого рока; у Дюси и у Озерова это слабый, страдающий, чувствительный старец, глубоко сознающий всю тяжесть своих преступлений, считающий себя ответственным перед своей совестью и прощающий своего преступного сына Полиника.

Антигона Софокла без всякой восторженности, спокойно, строго исполняет свой долг; у Дюси и у О. она является слабой, сентиментальной девушкой, многоречивой и плаксивой.

У Софокла смерть Эдипа облечена покровом тайны, могила его должна оставаться никому неизвестной; у О. вместо Эдипа умирает Креон, о котором известно, что он царствовал в Фивах после Этеокла и Полиника.

Следующая трагедия О., "Фингал", наиболее ценная с точки зрения историко-литературной, появилась в 1805 г. Содержание ее заимствовано из песен Оссиана: Фингал, владыка Морвены, этот северный Ахилл, победил локлинского царя Старна, убил сына его Тоскара, но побежден прелестью Моины, дочери Старна, которая отвечает ему взаимностью; пылая местью за смерть Тоскара, Старн соглашается на этот брак, задумав убить Фингала во время бракосочетания, но, не успев в этом замысле, убивает Моину. По отзыву князя Вяземского, в этой трагедии, в которой только одно трагическое лицо — Старн, О. "с искусством умел противопоставить мрачному и злобному Старну, таящему в глубине души преступные замыслы, взаимную и простосердечную любовь двух чад природы, искренность Моины, благородство и доверчивость Фингала". "Фингал" глубоко трогал зрителей, особенно когда роль Моины исполняла знаменитая Семенова.

Своего апогея слава О. достигла при постановке в 1807 г. трагедии "Димитрий Донской", отвечавшей подъему патриотических чувств, вызванному войной с Наполеоном.

В этой трагедии много исторических несообразностей.

Димитрий — не тот бесстрашный герой, каким изображают его летописи, и не тот смиренный князь, каким он представляется в "Сказании о Мамаевом побоище": это рыцарь западных романов, который на войне занят любовными приключениями, да и самое мужество свое черпает в любви к даме сердца.

Димитрий Донской влюблен в нижегородскую княжну Ксению (хотя он в это время был женат), Ксения же, отвечающая ему взаимностью, является невестой князя Тверского, которому она предназначена родителями, и для венчания с которым она прибыла в стан. Накануне битвы Димитрий вступает в спор с князем Тверским из-за обладания Ксенией и ссорится со всеми князьями, так что они хотят оставить его одного сражаться с Мамаем.

Чтобы прекратить раздор князей, Ксения сначала хочет удалиться в монастырь, а затем решается даже выйти за нелюбимого князя Тверского.

После битвы князь Тверской, узнав о подвигах Димитрия, примиряется с ним и сам передает ему Ксению.

Монологи Димитрия ("Ах, лучше смерть в бою, чем мир принять бесчестной..."; "Умрем, коль смерть в бою назначена судьбою..." и др.) и рассказ боярина об окончании битвы и о победе над Мамаем ("Рука Всевышнего отечество спасла...") вызывали гром рукоплесканий, особенно когда их произносил знаменитый Шушерин.

Сильно увлекали зрителей этой трагедии и рассуждения героев о подчиненном положении женщины в семье, о несправедливости брака по принуждению, о княжеском самовластии.

Небольшие отступления от псевдоклассического рецепта, допущенные О., вызвали ярые нападки ревнителей классицизма и гонителей сентиментальной школы, с князем А. А. Шаховским во главе. Нападки эти, в связи с неприятностями по службе, весьма тяжело отразились на и без того не крепком здоровье О., который, при большом самолюбии, был в высшей степени раздражителен и мнителен.

В 1809 г. Озеров закончил трагедию "Поликсену", которую сам считал лучшим своим произведением, но публикой она принята была довольно холодно.

После первого представления "Поликсены" особенно рельефно выступили интриги врагов О. Все это сильно подействовало на О., который впал в совершенное расслабление, мало-помалу перешедшее в тихое помешательство.

Начатая им трагедия "Медея" пропала бесследно.

Смерть О. Жуковский приписывает чувствительности и печали, испытанной им от завистников: Чувствительность его сразила... Чувствительность, которой сила Моины душу создала Певцу погибелью была... Булгарин, во 2-й части своих "Воспоминаний", замечает, что О. погиб не столько от "стрел зависти", сколько от болезни печени; с этим соглашается и Белинский.

Ревностного поклонника Озеров нашел в лице князя Вяземского, который называет его преобразователем русской трагедии, и заслуги его сравнивает с заслугами Карамзина, как преобразователя русского прозаического языка. Пушкин не признавал в О. таланта.

В общем, значение О. сводится к тому, что он хотя и следовал формам ложноклассической драмы, но внес в безжизненную до него русскую трагедию элемент сентиментальный.

Произведения его вскоре, однако, оказались тяжелыми, риторическими и устарелыми; в его стихе нет плавности и свободы.

Собрания его сочинений изданы в 1818 и 1827 гг. со статьей Вяземского, а в 1846 г. — без этой статьи.

Ср. Селин, "Значение О. в истории русской литературы" (Киев, 1870); Порфирьев, "История русской словесности" (ч. II, Казань, 1891); замечания Л. Н. Майкова в полном собрании сочинений Батюшкова (т. I) и сообщение Я. К. Грота о могиле О. в "Русском Вестнике" (1888, № 6). {Брокгауз} Озеров, Владислав Александрович [1769—1816] — русский драматург начала XIX в., происходил из старинного дворянского рода Тверской губ., учился в Шляхетном сухопутном кадетском корпусе, принимал участие в военном походе.

В 1804 перешел на гражданскую службу — в лесной департамент, но вследствие служебных неприятностей вышел в отставку в 1808. В 1809 О. уехал в свое единственное, очень незначительное поместье (Красный Яр, Казанской губ.), где в одиночестве провел несколько лет и заболел тяжелой болезнью, перешедшей в помешательство.

О. начал свою лит-ую деятельность с французских стихов и переводов с французского, написал несколько од, лирических стихотворений и басен, но в истории литературы он представляет интерес исключительно как автор четырех трагедий: "Эдип в Афинах" [1804], "Фингал" [1805], "Дмитрий Донской" [1807] и "Поликсена" [1809]. Ода и лирика его не возвышаются над посредственностью, басни же интересны лишь темой, которая автобиографична для О.; из четырех басен три трактуют тему судьбы дарования и бездарности.

Первой ступенью к овладению искусством трагедии была слабая во многих отношениях, но уже характерная для художественного метода О. трагедия "Ярополк и Олег" [1798]. Как видно из заглавий, О. брал содержание своих трагедий из русской истории, из античной литературы и из макферсоновского Оссиана ("Фингал"). Однако было бы совершенно излишним ставить вопрос о близости О. к тем источникам, откуда он черпал формально свой материал, и тем более упрекать его в искажениях, как это делали многие его критики.

Надо признать, что Эдип и Антигона, Поликсена и Агамемнон О. ничего не имеют общего в характерах с героями древнегреческой трагедии, так же как Дмитрии и Олег — с соответствующими лицами из русской истории.

Причина этого заключается не в незнании греческого яз. и русских летописей, а в той задаче, с которой О. подходил к взятому материалу.

Ни исторической ни бытовой трагедии у О. искать нельзя, нет у него и трагедии классической.

В последней силой, руководящей героями, причиной трагической коллизии, была судьба (в античной трагедии), долг, честь (Корнель).

Но уже Расин во Франции в значительной степени дал перевес чувству — страсти — над долгом в руководстве человеческими поступками.

О., нашедший много родственного себе у Расина и потому часто подражавший ему, поставил чувство на пьедестал, подчинил ему все поведение человека, причем само чувство стало у него равнозначащим не страсти, а "чувствительности" (любимое выражение самого Озерова).

Его герои — Дмитрий, Олег, Фингал, Эдип, а особенно героини — Предслава, Антигона, Монна, Ксения, Поликсена — люди чувства, нежного и мечтательного, через которое они воспринимают все их окружающее.

Чувство делает человека героем, делает его гуманным, всепрощающим, свободным от узких понятий морали, долга, от религиозных суеверий.

Реформируя русскую трагедию в сторону психологизма, О. пытался пойти по тому же пути, по которому повел русскую прозу Карамзин.

Сентиментализм О. и Карамзина был социальным явлением одного порядка: среднепоместное дворянство, отражая тенденции капитализации, культом человеческого чувства, индивидуального "я" противопоставляло свое значение официально господствующей внутриклассовой группе — феодальной знати, аристократии.

В трагедиях О. можно указать много прямых свидетельств отрицательного отношения к "вельможеству" и защиты "простого состояния". "Счастливее стократ, кто в неизвестной доле/ Рождением сокрыт, в своей свободен воле/ И может чувствами души располагать" (из речи Дмитрия Донского Бренскому, д. I. явл. V). Из того же источника идет протест против религиозных суеверий в защиту пантеистического чувства ("Фингал"), против патриархально-бытового гнета (судьба женщины, жалоба Ксении), против условностей понятий долга и морали и тех жестокостей, к которым они приводят.

Необходимо отметить однако, что, ведя борьбу против аристократического классицизма, О. не сумел полностью преодолеть его влияния.

Это объясняется общей социальной сущностью сентиментализма, возникшего на той же базе крепостнического усадебного хозяйства, несколько более приспособленного к новым тенденциям капитализации.

Внешняя форма классической трагедии почти не была изменена О. Имена героев, сюжеты и мотивы заимствованы из "героических" эпох истории, классические "три единства" остаются в силе, риторика монологов и диалогов вполне соответствует понятию о "высоком" стиле трагедии, изображение толпы, наличие вестников и многое другое осталось у О. в том же виде, в каком он нашел их в классической трагедии конца XVIII в. Эта двойственность в сильнейшей мере отразилась на художественной ценности трагедий О. Еще при жизни О. стал предметом борьбы лит-ых партий.

Крепостники, бывшие в то же время и защитниками литературы строгого классицизма, негодовали на О. за его "слезливость", за превращение героев в чувствительных любовников.

Партия либеральной дворянской молодежи, сильно захваченная влиянием буржуазного Запада, демонстративно взяла О. под свою защиту, и "месть" за О. стала знаменем, которое объединило "Арзамас" (см.) в борьбе против "Беседы". Громадный успех, который имели в 10-х и даже 20-х гг. XIX в. пьесы О. на сцене, и быстрая распродажа нескольких его изданий показывают, что "чувствительность" О. находила сочувствие в столичной дворянской публике.

Надо впрочем отметить, что успех "Дмитрия Донского", представление которого в театре превращалось в общественное событие, объясняется теми параллелями, которые проводились зрителями между историческими событиями (освобождение Руси от ига татар) и событиями современными (борьба с Наполеоном).

Успех О. был недолговременным.

Его двойственность, зависимость от классической трагедии скоро были поставлены ему в вину его же защитниками, далеко ушедшими вперед в деле преодоления классицизма.

С появлением же исторической и реально-бытовой драмы трагедии О. утратили актуальность и остались памятником переходного момента в истории русской драматургии.

Библиография: I. Первые четыре издания сочинений О. (СПб, 1816; СПб, 1817; СПб, 1824, и СПб, 1827) текстуально мало удовлетворительны.

Более ценно ?? воспроизведению текстов по рукописям О. издание 1828 (СПб, Глазунова) и смирдинские издания, СПб, 1846, и СПб, 1847. Последнее издание — Вольфа, СПб, 1856. Отдельно трагедии О. переиздавались много раз с 1804 по 1890. II. Mерзляков А., "Вестник Европы", 1817, № 8—9; Вяземский П. А., кн., О жизни и сочинениях Озерова (была приложена к изд. О., 1817, 1824, 1827, 1828, а также в "Полн. собр. сочин." Вяземского, т. I, СПб, 1878); Галахов А., Разбор сочинений Озерова, "Отечественные записки", т. XLIX, 1846, № 11; Селин А. И., Значение Озерова в истории русской литературы, "Киевские университетские известия", 1870, № 10; Батюшков К. П., Сочинения, т. II, СПб, 1887, стр. 468—472 (статья В. И. Саитова, здесь же и библиография);

Истомин В., Главнейшие особенности языка и слога произведений Н. В. Гоголя, Д. И. Фонвизина и В. А. Озерова в лексическом, этимологическом, синтаксическом и стилистическом отношениях, Варшава, 1897; Майков Л., сб. "Пушкин", СПб, 1899, стр. 266—283; Белинский В. Г., Литературные мечтания, Полное собр. сочин., под ред. С. А. Венгерова, т. I, СПб, 1900, стр. 351—352; Его же, Русская литература в 1841, то же издание, т. VII, СПб, 1904, стр. 20—21; Кубасов Ив., Озеров В. А., "Русский биографический словарь", т. "Обезьянинов — Очкин", СПб, 1905 (здесь же и библиография);

Смирновский П., Трагедия Озерова, "История русской литературы до XIX в.", вып. VI, М., 1908; Пушкин А. С., Набросок о драме, "Сочинения", изд. Брокгауз-Ефрон, т. V, СПб, 1911; Булич П., Очерки по истории русской литературы и просвещения с начала XIX в., т. I, СПб, 1912, стр. 242—247; Потапов П. О., Из истории русского театра, Жизнь и деятельность Озерова, Одесса, 1915 (ср. рецензии на это изд.: Резанов В. И., Расиновская трагедия на русской почве, "Русский филологический вестник", 1916, I — II; Гудзий Н. К., "Журнал министерства народного просвещения", 1917, I). III. Mезиеp А. В., Русская словесность с XI по XIX ст. включительно, ч. 2, СПб, 1902. В. Нечаева. {Лит. энц.}