Одоевский князь Никита Иванович
— ближний боярин и воевода, сын боярина князя Ивана Никитича Большого.
Рано лишившись отца, он с самого раннего возраста был уже на службе: в 1618 году, во время осады Москвы войсками королевича Владислава, он был в свите царя в звании стольника и, хотя по своей молодости еще не был записан в действующее войско, но по природному молодечеству являлся во время тревог и принимал участие в стычках с поляками, за что и было ему пожаловано его поместье в вотчину.
После этого, он продолжал придворную службу: по своему званию стольника "смотрел в столы" во время торжественных царских обедов, ездил в качестве рынды с царем по окрестным монастырям, участвовал в чине обеих свадеб царя Михаила Федоровича.
Осенью 1633 года, когда началась новая война с Польшей, князь Никита Иванович был назначен воеводой в Ржев и получил приказание "збираться с ратными людьми" из всех соседних уездов, раздать им жалованье, и идти под Смоленск и "над польскими и литовскими людьми государевым делом промышляти, сколько милосердный Бог помочи подаст". Однако, ратные люди собирались очень туго; время, между тем, проходило, положение дел под Смоленском делалось все хуже, и вскоре Одоевский получил новое приказание — идти в сход к боярину князю Димитрию Мамстрюковичу Черкасскому, отправленному на помощь стесненному под Смоленском боярину Шеину. Впрочем, под Смоленск Одоевскому и на этот раз не удалось попасть, так как Черкасский дальше Можайска не пошел, а между тем война закончилась и войско было распущено.
Одоевский также был отозван в Москву, где продолжал свою придворную службу, пожалованный, между прочим, в 1635 году в большие стольники.
Оклад его в это время достигал 150 руб., суммы очень большой по тому времени. 12 января 1640 года, в день именин царевны Татьяны Михайловны, князь Н. И. Одоевский был пожалован из стольников в бояре, с денежным окладом в 500 руб. и вскоре за пожалованием был отправлен воеводой в Астрахань, где пробыл до 1643 года, заботясь о благоустройстве города и заслужив своей деятельностью расположение царя. В 1643 году князь Н. И. Одоевский был отозван в Москву и получил здесь 6 декабря награду за свое управление Астраханью: ему была пожалована атласная соболья шуба ценой в 200 руб., придача к окладу и кубок весом в 3 фунта. В Москве Одоевский занял пост первого судьи в Казанском и Сибирском приказах; в это же время начинается и его дипломатическая деятельность: в 1644 году, когда приехал в Москву датский королевич Вольдемар и начались переговоры о браке его с царевной Ириной Михайловной, Одоевский, вместе с князем Ю. А. Сицким, был назначен к "ответу" с датскими послами относительно подробностей свадебного договора и дальнейшей жнзни королевича в России.
Известно, что эти переговоры были безрезультатны, так как королевич Вольдемар отказался принять православие, что было необходимо для брака с русской царевной.
Между тем, в 1645 году умер царь Михаил Федорович и на престол вступил "тишайший царь" Алексей Михаилович.
Одоевский занял сразу видное положение в составе нового правительства; он находился, по-видимому, в близких отношениях к Морозову, был женат на родственнице царя Евдокии Федоровне Шереметевой, стоял близко и к самому царю, с которым был даже в переписке; словом, считался одним из виднейших вельмож этого времени.
Тотчас же по смерти царя Михаила Федоровича он получил приказание привести к присяге новому царю всю боярскую думу, весь двор и всех жителей Mосквы, а в день венчания царя на царство был пожалован в ближние бояре. Зиму этого года он провел в Москве, а 1 февраля 1646 года получил почетное назначение на пост главного воеводы в Ливны — руководить защитой южных границ Московского государства от возможного нападения крымцев.
На этом посту Одоевский оставался до 1647 года, пока не был отозван в Москву.
Деятельность Одоевского в Ливнах выразилась в укреплении южных границ Московского государства, для чего он насыпал валы, выкапывал рвы, устраивал засеки.
По прибытии в Москву Одоевский занял свое прежнее почетное положение при дворе, и в январе 1648 года, в почетном звании первого дружки, участвовал в чине свадьбы царя на Милославской.
Майские беспорядки 1648 года показали, что Одоевский за свою близость к Морозову не пользовался любовью народа, но это не помешало сохранить ему доброе расположение царя и после удаления Морозова.
Расположение это и значение, которое придавали его уму, сказалось скоро в том, что князь Никита Иванович был призван к очень важному делу — составлению Уложения. 16 июня 1648 года был издан царем указ, которым назначалась комиссия для составления проекта Уложения в составе трех представителей боярской думы и двух дьяков.
Во главе комиссии был поставлен Одоевский, а с ним приказано было заседать в ней боярину князю С. И. Прозоровскому и окольничему князю Ф. Ф. Волконскому.
Задачи комиссии определялись особым царским наказом, которым приказывалось членам: "которые статьи написаны в правилах святых апостол и святых отец и в градских законех греческих царей, пристойны те статьи к государственным и к земским делам, и те бы статьи выписать и чтобы прежних великих государей, царей и великих князей российских и отца его государева, блаженные памяти великого государя, царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси указы и боярские приговоры со старыми судебниками справити, а на которые статьи в прошлых годех прежних государей в судебниках указа не положено и боярских приговоров на те статьи не было, и те бы статьи потому же написати и изложити по его государеву указу общим советом, чтобы Московского государства всяких чинов людям от большего и до меньшого чина суд и росправа была во всяких делех всем ровно". Таким образом, на комиссию возлагались две задачи: во-первых, кодифицировать весь имевшийся в тогдашней судебной и приказной практике законодательный материал, в виде ли "градских законов греческих царей", или "правил св. апостол", или указов прежних царей, во-вторых, проявить и самостоятельную законодательную деятельность составлением новых статей.
До нас не дошло известий, как выполнялась эта программа, как шли занятия в комиссии и насколько в составлении "Уложения" принимал участие тот или другой член ее, но, тем не менее, мы можем выяснить себе некоторые факты из ее деятельности: так, мы имеем известия, что в приказах шла спешная переписка царских указов и боярских приговоров для комиссии.
Вероятно, все эти документы группировались в комиссии по отделам, а потом рассматривались и записывались дьяками в Уложенный докладной столбец.
Относительно источников Уложения новейшие исследования указали, что, кроме указанных в царском наказе источников, комиссия пользовалась и Литовским Статутом, из которого было сделано масса выписок, впрочем, очень продуманных, с большой оценкой и коренной переработкой.
Члены комиссии должны были обладать солидной подготовкой, большими знаниями в польском праве, должны были быть хорошо знакомы и с приказной практикой и с священным писанием.
Занятия комиссии велись очень спешно, так что трудно представить, как можно было приготовить такой обширный законодательный памятник, как Уложение, за такое небольшое время: 16 июля была назначена комиссия, а 3 октября того же года уже приступил к рассмотрению Уложения земский собор, собранный для этого в Москве.
Исследования проф. Загоскина и Сергеевича показали, что в составлении Уложения принимали немалое участие и члены этого собора.
Очень многие статьи Уложения написаны в ответ на челобитья выборных или даже их избирателей.
Закончены были работы Уложенной комиссии 29 января 1649 года, когда и было приступлено к печатанию Уложения.
Уложение, по сравнению с прежними законодательными русскими памятниками, представляет значительный шаг вперед.
Оно значительно систематичнее всех прежних законодательных памятников; содержание его было гораздо полнее прежних судебников: в нем мы находим целый ряд ответов на вопросы права гражданского и государственного.
Подробнее других отделов изложено в Уложении уголовное законодательство.
Таким образом, Одоевский со своими помощниками очень удачно справился со своей задачей и Уложение, изданное под его руководством, осталось единственным актом гражданского законодательства еще и в послепетровскую эпоху. После этого служба Одоевского, прерванная на время усиленной деятельностью в комиссии, пошла своим обычным порядком; он по-прежнему присутствовал при дворе, часто бывал приглашаем к торжественным царским обедам, участвовал в разных придворных церемониях и в то же время поддерживал самые лучшие отношения с царем: во время частых поездок царя по монастырям и окрестным примосковным селам управление в Москве поручалось всегда Одоевскому.
К этому же времени относится еще один случай дипломатической деятельности Одоевского: в конце 1650 года приехал в Москву польский посланник Альбрехт Пражмовский с тайной целью поссорить московское правительство с малороссийским гетманом Богданом Хмельницким, как раз в это время просившим у Москвы помощи и заступничества против поляков.
Одоевскому, назначенному для переговоров с ним, удалось раскрыть эту тайную цель польского посла и когда поляки, с целью запугать московское правительство и настроить его против Хмельницкого, объявили, что Хмельницкий соединился с крымским ханом, чтобы идти на Москву, князь Никита Иванович отвечал, что "гетман Богдан Хмельницкий со всем войском запорожским учинился у королевского величества в подданстве и королевскому величеству, слыша от казаков такое злое умышление, можно их от самовольства унять". Относительно же крымцев, нашествием которых угрожали поляки, Одоевский говорил: "крымские рати царскому величеству не страшны, а на украйне против них у царского величества люди готовы". В 1651 году Одоевский получил новое назначение — первым воеводой в Казань, где и пробыл до 1053 года. Осенью 1653 года мы снова его видим в Москве при царском дворе. 15 мая 1654 года он отправился в польский поход вместе с царем, участвовал вместе с князем Яковом Куденетовичем Черкасским во взятии Орши, Дубровны, Копыся и Шклова, и осенью возвратился вместе с царем Алексеем Михайловичем в Москву; зиму этого года провел в Москве, а весной 1655 года он снова сопровождал царя в поход под Смоленск и возвратился осенью вместе с царем в Москву, где в награду за свою службу получил почетное звание астраханского наместника.
Зимой 1655—1656 года Одоевский снова выступил на дипломатическом поприще, с которого потом уже не сходил до конца царствования Алексея Михайловича. 23 декабря 1655 и 13 января 1656 года он вел переговоры с приехавшими в Москву для подтверждения Столбовского мира шведскими послами и под тем предлогом, что шведские послы неправильно пишут царский титул, отказался от подтверждения этого невыгодного для России договора.
В мае 1656 года Одоевский снова отправился с царем в Литву и здесь 13 июля был отправлен из Полоцка в Вильну, для переговоров о мире с польскими комиссарами.
Положение Польши в это время было в высшей степени тяжелое: король Ян-Казимир едва держался, и царю Алексею Михайловичу представлялся очень удобный случай выполнить свою заветную мечту — занять польский престол и объединить под своей властью Польшу и Россию.
В этом направлении был дан наказ и Одоевскому.
В Вильно же прибыли в качестве посредников при переговорах и австрийские послы, приехали и выборные из польских и белорусских городов и шляхты свидетельствовать, что в русском подданстве их не притесняют, и этим склонять поляков к избранию Алексея Михайловича.
Одоевский начал говорить об избрании не сразу, сперва он предъявил очень тяжелые требования для заключения мира: он потребовал уступки всей Литвы и уплаты до 1? миллиона военных издержек.
Разумеется, польские комиссары на это согласиться не могли и, в свою очередь, требовали уступки всего завоеванного царем и уплаты военных издержек.
Начались споры, и только тогда на одном из съездов Одоевский предложил полякам по смерти Яна-Казимира избрать на польский престол Алексея Михайловича.
Поляки отнеслись к этому предложению сочувственно, но зато теперь австрийцы начали открыто протестовать против такого поворота в переговорах, не желая, чтобы возросло могущество московского царя. Несмотря на эти протесты, переговоры продолжались, но теперь уже сам царь решил пока не добиваться польского престола, но, прекратив хотя на время войну с Польшей, двинуться общими силами на шведов.
Задача Одоевского значительно упростилась и после нескольких съездов ему удалось придти к временному соглашению, по которому дело об избрании царя было решено отложить до сейма, куда должны были явиться и московские послы; в то же время обе стороны обязались задержать войска и прекратить военные действия до новых съездов; со шведами же как поляки, так и русские не имели права заключать мир без обоюдного согласия.
Разъехались послы в половине октября 1656 года, и Одоевский прямо из Вильны поехал в Москву, где и пробыл весь 1657 год, неся свою почетную придворную службу.
В мае 1658 года Одоевский был снова отправлен на съезд с польскими послами в Вильно; выехав из Москвы, он скоро был уже в Белоруссии и собирался отправиться дальше, но был задержан в Минске и Гродне, где ему пришлось разбирать жалобы местного населения на русские войска.
Жители жаловались, что ратные люди чинят им насилия и грабежи, воеводы своевольничают и производят насилия не менее солдат.
Одоевский, как мог, разобрал все эти жалобы, смирил воевод, ввел некоторый порядок и затем уже отправился в Вильно, послав раньше к гетману литовскому Павлу Сапеге дворянина Данилу Астафьева узнать о настроении литовской знати и поручив ему попытаться отдалить се от короля и Польши и привлечь на сторону Москвы.
Астафьев, однако, доносил, что в Литве довольно враждебно настроены к России, что литовцы, хотя и не довольны королем, но довольно крепко держатся единения с Польшей, и Одоевский т. е. ехал на съезд с польскими комиссарами (из которых главным был тот же Павел Сапега), уже сознавая, что этот съезд будет безрезультатен.
Действительно, когда Одоевский явился в Вильно, комиссаров там еще не было; он ждал их до 6 августа и принужден был выехать, не добившись переговоров.
Но в день выезда явились в Вильно гонцы с известием, что польские комиссары едут. Возмущенный Одоевский отказался возвратиться, и комиссары принуждены были уехать из Вильно не свидевшись с Одоевским.
Не успел, однако, Одоевский со своей свитой выехать из Минска, как получил царский указ — вернуться обратно в Вильно и попытаться снова устроить съезд. Между тем отовсюду приходили известия, что литовский гетман подступает под царские города, а литовские люди, вопреки договору 1656 года, открыто начинают войну с Москвой.
Одоевский решил выяснить все это на съездах, которые и начались 16 сентября.
Большая часть их проходила во взаимных упреках: царские послы упрекали поляков в нарушении договора, а те упрекали русских в том, что русские хотят мириться со Швецией без ведома Польши, что было несогласно с договором 1650 года. Весь сентябрь прошел в таких спорах.
Поляки по хотели и слышать об уступке Литвы, без чего Одоевский не имел права заключать мира. К этим несогласиям присоединилось и то, что поляки начали открыто нападать и брать в плен русских ратных людей и даже целые отряды их. Все это привело к тому, что Одоевский принужден был 9 октября прервать переговоры и дать знать стоявшему в боевой готовности князю Ю. А. Долгорукову, чтобы он начинал военные действия.
Послы выехали из Вильны 10 октября и в конце года были уже в Москве, где Одоевский провел весь 1059 год, неся придворную службу и наблюдая за некоторыми постройками в укреплениях столицы.
В начале 1660 года князь Н. И. Одоевский был снова отправлен на съезд с польскими комиссарами, но на этот раз в Борисов.
С ним были отправлены и малороссийские послы, которые должны были защищать на съезде свои интересы.
Одоевский получил наказ: не уступать Волыни и Подолии, требовать уничтожения унии в Литве, возвращения русских пленников и свободной торговли между Польшей и Малороссией.
Но когда Одоевский прибыл со своей свитой в Борисов, то оказалось, что Польша и не думает мириться с Россией, комиссары не явились совсем и Одоевский, просидев без дела в Борисове до 19 июня, получил, наконец, из Москвы приказание уйти в Шклов. Сделать это было необходимо тем более, что с одной стороны, поляки явно старались подговорить крымцев напасть на Борисов, а с другой и русский воевода князь Хованский, вместо того, чтобы защищать послов и поддерживать их представления силой оружия, проиграл большую битву. Еще до наступления осени Одоевский был в Москве, где занимался обычными своими делами и службой, оставаясь очень часто, во время отлучек из Москвы царя, во главе управления, или исполняя разные мелкие царские поручения.
Но недолго он жил спокойно: в 1662 году его снова ждала посольская служба: 18 февраля он был послан на съезд в Смоленск.
Но и на этот раз съезд не состоялся: поляки опять не явились, и московские послы, прожив в Смоленске более года и не дождавшись поляков, 3 марта 1663 года выехали обратно в Москву, почти ничего не сделав и успев за это время только разменяться пленными.
На этот раз Одоевского ждало в Москве новое в высшей степени щекотливое дело. В 1663 году особенно обострились отношения между царем и патриархом Никоном.
Никон начал позволять себе разные дерзкие выходки по отношению к царю и его приближенным, а однажды позволил себе даже предать проклятию одного из царских стольников Романа Бобарыкина, тягавшегося из-за земли с любимым Никоном Воскресенским монастырем.
Бобарыкин донес царю, что Никон проклял самого царя. На "тишайшего" царя это подействовало очень тяжело.
По совещании с боярами было решено послать в Воскресенский монастырь особую следственную комиссию и во главе ее поставили князя Н. И. Одоевского.
Одоевский уже раньше находился в крайне натянутых отношениях к патриарху.
Неприязненные отношения между ними начались еще с 1648 года. Одоевский, будучи председателем комиссии для составления проекта Уложения, ввел в него две меры, направленные к ограничению привилегий духовенства.
Во-первых, Уложение запретило духовенству приобретать вотчины, а во-вторых, по Уложению был учрежден Монастырский приказ, которым ограничивались судебные привилегии духовенства и которому духовное сословие становилось подсудным наравне со светскими людьми.
Монастырский приказ ограничивал и власть патриарха, что, конечно, не могло нравиться властолюбивому Никону, который, естественно, смотрел с недоброжелательством и на видимого виновника этого неприятного для него нововведения. "Князь Никита Иванович Одоевский", — писал о нем однажды патриарх — "человек прегордый; страха Божия сердце не имеет; правил апостольских и отеческих никогда не читает и не разумеет, и враг всякой истины". Назначенный в следственную комиссию князь Никита Иванович, разумеется, не мог очень снисходительно отнестись к патриарху, и вел следствие далеко не в его пользу, допрашивал свидетелей слишком строго, под угрозой пыток, старался запутать Никона, заставить его сказать что-либо, что могло бы быть истолковано в смысле недоброжелательства к царю, и успел заставить неосторожного патриарха сказать несколько слов, на основании которых Одоевский донес в Москву, что Никон ожидает только собора и вселенских патриархов, чтобы "отчесть от христианства великого государя". И в дальнейшей своей деятельности Одоевский выказал такие же враждебные отношения к Никону: в декабре 1664 года, когда Никон внезапно явился в Москву, Одоевский был послан к нему для переговоров и настоятельно требовал, чтобы он снова удалился в Воскресенский монастырь.
В 1666 году на соборе, собранном для суда над Никоном, Одоевский явился его обвинителем и требовал его низложения, а во время самой церемонии лишения сана он, единственный из светских лиц, присутствовал при этом обряде. — Между тем, в мае 1664 года снова был назначен съезд с польскими комиссарами около Смоленска, и Одоевский был снова поставлен во главе русского посольства.
Послам был дан подробный наказ, на основании которого они имели право заключить мир лишь при условии уступки Польшей Малороссии по левую сторону Днепра, Смоленска с некоторыми другими, близлежащими городами и сохранения за царем титула "всея Великия и Малыя и Белыя России". Но в Москве не знали, что такие условия мира были невозможны, так как поляки совсем не были настроены к невыгодному для себя миру, тем более, что воевода князь Хованский снова проиграл сражение под Витебском.
Комиссары потребовали возвращения Польше всего завоеванного и уплаты Москвой военного вознаграждения в размере 10000000 польских злотых.
Можно было добиться каких-либо результатов лишь при том условии, что представления послов найдут поддержку в успехах воевод; но способных воевод на театре войны не было: русские терпели поражения.
Ко всему этому присоединились распри между самими послами.
С Одоевским на съезд были отправлены князья Юрий и Димитрий Алексеевичи Долгорукие и известный впоследствии Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин.
Ордин-Нащокин получил от царя особую секретную инструкцию, которой был выделен из среды других послов; князь Юрий Долгорукий тоже находился в особых сношениях с царем; кроме того, Одоевский и Долгорукий, старые бояре, враждовали с Ординым-Нащокиным, человеком, сравнительно неродовитым, появление которого в своей среде они считали для себя оскорблением.
Переговоры были безрезультатны, и в сентябре послы разъехались, ничего не сделав.
Впрочем, роль Одоевского в этих переговорах была ничтожна.
Он только официально находился во главе посольства, все же дела ведали без него его товарищи, которые переписывались с царем помимо него и даже вели самостоятельно переговоры с польскими комиссарами.
Вообще, в это время мы замечаем перемену в отношениях к нему царя Алексея Михайловича.
Царь, по-видимому, разочаровался в способностях своего ближнего боярина и уже 1658 году писал в одном из своих писем к князю Ю. А. Долгорукову: "а чаю, что князь Никита Иванович тебя подбил, и его дело, и его было слушать напрасно: ведаешь сам, какой он промышленник, — послушаешь, как про него поют в Москве". Это равнодушие и разочарование царя в одном из прежних своих фаворитов и сотрудников отразилось и на всей последующей служебной карьере князя Никиты Ивановича.
По приезде в Москву он, правда, сохранил свое почетное положение, но ому уже не давалось важных ответственных поручений.
Правда, в 1664 году ему пришлось в Москве вести переговоры с английским послом графом Карлейлем, напрасно старавшимся выхлопотать привилегии для английских купцов; в 1665 году ему было поручено вести переговоры с приехавшим в Москву гетманом Брюховецким, но все эти поручения не имели такого важного характера, каким отличались прежние труды Одоевского.
В 1668 году князь Н. И. Одоевский был поставлен во главе приказов: Большой казны, земского и рейтарского; в 1671 году во вторую свадьбу царя он получил весьма почетное назначение — быть посаженым отцом у царя; в 1674 году был отправлен на съезд с польскими комиссарами в Андрусово.
В это время польский король Ян Собесский вел борьбу с Турцией и просил царя Алексея Михайловича о помощи.
Одоевский должен был отклонить это ходатайство и вместе с тем отказаться и от заключения вечного мира, даже от увеличения числа лет перемирия.
Все это Одоевскому удалось, и в декабре 1674 года он возвратился в Москву.
Со смертью царя Алексея Михайловича положение Одоевского, по-видимому, не изменилось.
Он пользовался уважением молодого Федора Алексеевича, но был уже слишком стар, чтобы оказывать значительное влияние на дела. Впрочем, в 1677 году ему был поручен Аптекарский приказ, и в этом же году он получил звание наместника Владимирского.
В 1681 году мы находим его в Московском Судном приказе и около того же времени он начинает занимать председательское место в возникшем около этого времени новом учреждении, носившем название Расправной, Золотой или Разрядной Палаты.
Это учреждение создалось вследствие переполнения делами Боярской Думы; сановники, заседавшие в нем, занимались делами текущего управления и председательство в нем было в высшей степени почетным.
На соборе 1682 года, собранном по поводу уничтожения местничества, Одоевский занимал первое место. По смерти царя Феодора Алексеевича, в правление царевны Софьи, Одоевский сохранил свое почетное положение при дворе вместе с председательством в Расправной Палате, хотя в делах приказов он уже не упоминается.
Вообще, старость и утомление сказываются в его деятельности в это время, и этим объясняется тот факт, что в грамотах и документах того времени мы все реже и реже встречаем его имя. Лишь изредка, в некоторых особенно важных церемониях появляется престарелый боярин и занимает первое место в главном составе правительства, в котором, к тому времени, в звании бояр, заседали уже его внуки. Умер князь Никита Иванович 12 февраля 1689 года и был похоронен в семейной усыпальнице рода князей Одоевских, в Троице-Сергиевской лавре. От брака с Евдокией Федоровной Шереметьевой у князя Н. И. Одоевского было четыре сына: князья Михаил, Федор, Алексей и Яков. Спиридов: "Записки о старинных службах русск. благородн. родов" (Рукоп. Имп. Публ. Библ.) IV, 500—506; Древняя Российская Вивлиофика (2 изд.) IX, 252; Соловьев (изд. т-ва "Общ. Польза") II, 1273, 1274, 1501, 1515, 1519, 1663, 1670, 1698—1704, III, 26—42, 79—81, 119, 123, 161—169, 184, 231—235, 245—247, 260, 266—268, 511, 531, 532, 610, 611, 616, 816; Книги разрядные II, 520, 545, 547, 548, 549, 554, 555, 558, 562, 564, 565, 568—571; 578—581, 628, 630, 631, 1114, 1116; Дворцовые разряды, I, 317, 460, 514, 525, 526, 622, 629, 634, 724, 733, II, 27, 34, 35, 38, 43, III, 27, 78, III, 117, 150; 179, 403, 404, 411, 419, 422, 432, 433, 450, 474; Русская Истор. Библиотека, V, 428, Х, 328, 320, 343, 352, 413, 416, 418, 419, 421, 423, 426, 427, XI, 17, 368, 370, XII, 1189; Собрание Государств.
Грамот и Договоров, I, 037, II, 209, 453, 455, 456, 461, 553, 562, 589, 592, 596, 598, 599, 603, III, 92, 94, 95, 99, 104, 170, 180, 279, 280, 282, 283; Акты Московск.
Государства, I, 512, 551, 554, 556, 567; 570, II, 16, 34, 63, 107, 170, 175, 176, 179, 234—236, 239, 240, 244, 245, 259, 267, 284, 391, 433, 505, 509, 516, 526, 532, 534, 545, 554, 555, 562, 572, 578, 613, III, 29, 39, 46, 47, 66, 73, 78, 82, 88, 90, 91, 100, 104, 108, 109, 111, 114, 126, 132, 134, 279, 325, 451, 507, 515, 553, 567; Акты исторические, III, 389, 394—395, 397, 403, 408, IV, 20, 22, 32, 35, 37, 45, 67, 78, 266, 322, V, 39, 479; Дополнения к актам историч., II, 270, 278, III, 40, 46, 92, 95, 510, V, 99, 220, VI, 32, 189, 190, VIII, 21, 23, 184, 343, IX, 105, Х, 31, 39, 44, 180, 181; Акты Археогр. экспедиции, III, 344, 355, 371, IV, 28, 40, 122, 128, 197—198, 491; Сборник Муханова, 483, 495, 497, 498, 506, 508, 510, 521, 524, 527, 536, 537, 538, 540; Бантыш-Каменский: "Собрание дипломатических сношений России" I, 23, III, 7, 130, 133, 134, 136, 138, 147, 152, 314, 315; Строев: "Историко-юридическое исследование Уложения" (СПб. 1833) 14—15, 18—20, 118—119, 122—123; Загоскин: "Уложение царя Алексея Михайловича и земский собор 1648—49 г. (Казань 1879) 16, 28—52, 61—63; "Чтения Москов.
Общ. Истории и Древностей" 1887, кн. III, отд. IV, 4—7, 9, 13—14, 59—61; Сергеевич: "Земские соборы в Московском Государстве" (Сборн. Государств. знаний, т. II, стр. 42—43); Гиоббенет: "Историческое исследование дела патриарха Никона" (СПб. 1882) II, 57—80, 609—636; Субботин: "Дело патриарха Никона" (М. 1862) 59—67; "Собрание писем царя Алексея Михайловича" (М. 1856) 217—237; "Москвитянин" 1851 г., № 2, стр. 202—204, № 14, стр. 146—151; Малиновский: "Историч. доказательство о давнем желании польского народа присоединиться к России" (Труды и Летописи Московск.
Общ. Истории и Древн. VI) 63—70, 215—253; Берх: "История царствования Алексея Михайловича" I, 36, 40, 45, 257; "Северный Архив" 1825 г., ч. XVII, 296—297. Долгорукий "Русская родословная книга" т. I. "Н. И. Одоевский и его переписка с Галицкой вотчиной". М. 1903. Е. Лихач. {Половцов}
