Никитенко Александр Васильевич
— тайный советник, профессор С.-Петербургского университета, ординарный академик Императорской Академии Наук, писатель.
Род. 12-го марта 1805 года в деревне Ударовке Бирючинского уезда Воронежской губернии; умер в Павловске 21-го июля 1877 г. Отец его, Василий Михайлович, был крепостным графа Н. П. Шереметева и, благодаря хорошему голосу, попал в певческую капеллу графа, предварительно окончив существовавшую при ней начальную школу, во время пребывания в которой приобрел разнородные познания, далеко превышавшие его положение, и, между прочим, выучился французскому языку. Впоследствии он был старшим писарем в вотчинной конторе графа, старался отстаивать интересы своих односельчан, бороться с неправдой и, вообще, "действовать по совести", за что постоянно претерпевал разные гонения и, наконец, был сослан в дальний Гжатский уезд Смоленской губернии, в деревню Чуриловку.
Перебиваясь грошовыми уроками и другой работой, которую ему доставляли случайные благодетели, Никитенко-отец успевал, однако, внимательно следить за духовным развитием сына; он поспешил выучить его грамоте, и ребенок стал почти все время проводить за чтением, от которого незаметно перешел к авторству. "Все клочки бумаги, какие только мне удавалось добыть", вспоминал он много лет спустя, "испещрялись излиянием моих мыслей и чувств". Когда мальчику исполнилось десять лет, отец определил его в воронежское уездное училище, где он и кончил три года спустя курс, обратив дарованиями и успехами на себя внимание училищного начальства и некоторых влиятельных лиц в городе.
Со всех сторон раздавались советы продолжать учение, но доступ в гимназию Н., как крепостному, был закрыт.
Чтение заменило ему дальнейшую школу. Вскоре Н. начал давать частные уроки, и в 1822 г. попал в качестве учителя в "Воронежские Афины" — уездный городок Острогожск, жители которого интересовались вопросами политическими, литературными и общественными.
В своих "Записках" Н. выводит целую галерею Острогожских обывателей, родственных ему по духу и стремлениям, осуществить которые им не удавалось.
Как для них, так и для него доступ к высшему образованию был, казалось, закрыт навсегда, и мысль об этом так удручала молодого человека, что он серьезно решил покончить самоубийством.
Но тут неожиданно к нему на помощь пришли представители местного военного общества — офицеры расположенной в Острогожске первой драгунской дивизии, принявшие Н. в свое общество с "братским участием". Он стал постоянным участником их собраний, научился спорить и беседовать на отвлеченные темы и, главное, читать по определенной системе.
Ознакомившись под влиянием своих новых друзей с лучшими представителями русской поэзии, он занялся изучением наук общественных и юридических.
Представленный вскоре начальнику дивизии генералу Юзефовичу, Н. приобрел его расположение и был приглашен к нему в дом в качестве личного его секретаря и учителя его племянницы.
Он много путешествовал с Юзефовичем по Малороссии, но служба его продолжалась недолго, т. к. генерал вскоре стал проявлять признаки острого психического расстройства, и пребывание в его доме стало для Н. невозможным.
Вернувшись в Острогожск и с большим трудом получив право преподавать в уездном училище, Н. опять стал вести провинциальную, будничную жизнь, но в это время в Острогожске открылось по инициативе окрестных помещиков "сотоварищество", или отделение Российского Библейского Общества, которое избрало Н. своим секретарем.
Цели Библейского Общества как нельзя более отвечали стремлениям самого Никитенка, и он с необычайной энергией стал отправлять свою новую должность. 27-го января 1824 г. он произнес в торжественном публичном собрании Острогожского сотоварищества блестящую речь, в которой отметил важное значение Библейских обществ вообще и Российского в частности.
В то время главным лицом в Библейском обществе был министр духовных дел и народного просвещения князь A. H. Голицын; ему понравилась речь секретаря Острогожского сотоварищества, и по его желанию Н. был вызван в Петербург.
С этих пор над головой Н., по его собственному выражению, занялась "заря лучшего". По просьбе кн. А. Н. Голицына 11-го октября 1824 года граф Шереметев подписал Н. "вольную". В 1825 г., благодаря содействию князя Голицына, Н. поступил на философско-юридический факультет Петербургского университета без вступительного экзамена и получил от министерства народного просвещения значительное денежное пособие.
К этому времени относится его сближение с К. Ф. Рылеевым и князем Е. И. Оболенским, в дом которого H. переселился для воспитания его младшего брата. Декабрьское движение 1825 г., в результате которого лучшие друзья Никитенка частью погибли, частью были разосланы по далеким окраинам, едва не погубило и его самого.
Не пострадав, однако, подобно другим, он тем не менее пережил великую нравственную муку. Судьба друзей, особенно Рылеева, которому он был обязан весьма многим в деле своего развития, заставила его замкнуться, уйти в себя и приучила чуть ли не на всю жизнь относиться недоверчиво к освободительным порывам.
Он готов был навсегда погрузиться в науку, отказавшись от какой бы то ни было общественной деятельности, но судьба распорядилась иначе: с момента окончания университета и до самой смерти он находился на службе.
Еще будучи студентом, Н. стал печатать свои произведения.
В "Сыне Отечества" 1826 г. он поместил свою первую статью: "О преодолении несчастий", которая доставила автору знакомства в литературных кругах и благосклонное расположение тогдашнего попечителя Петербургского учебного округа K. M. Бороздина.
Вторым студенческим трудом H. было рассуждение, которое он читал на акте 1827 г. "О политической экономии вообще, и в особенности о производимости, как главном предмете оной". В феврале 1828 г. Н. окончил университетский курс и, отказавшись от предложенного ему места профессора истории в Демидовском юридическом лицее и заграничной командировки, занял должность младшего письмоводителя в канцелярии попечителя С.-Петербургского учебного округа.
С первых же шагов на служебном поприще ему пришлось исполнить любопытную и важную работу.
Ему было поручено составить примечания к проекту цензурного устава, пересмотр которого был вызван жалобами консервативных администраторов на свободомыслие печати.
Это была первая его работа в законодательном смысле, направленная к тому, что, по словам H., было для него всего дороже — "к распространению просвещения и к ограждению прав русских граждан на самостоятельную духовную жизнь". Сопровождая К. М. Бороздина в его инспекторских поездках по округу, H. в то же время деятельно готовился занять кафедру естественного права. Потерпев в этом неудачу, он в 1830 г. по избранию совета университета начал преподавать в нем теорию о народном богатстве по Адаму Смиту. Два с половиной года он занимал кафедру политической экономии, последнее полугодие уже в звании адъюнкта, полученном им за диссертацию "О главных источниках народного богатства". Почти одновременно с приглашением в университет Н. начал преподавать русскую словесность в высших классах института ордена св. Екатерины и состоял преподавателем в этом учебном заведении в течение пяти с лишним лет (с 10-го декабря 1830 г. по 12-е марта 1844 г.). "Живая и одушевленная речь", говорит академик А. Ф. Бычков, "стремление снять оковы, наложенные на предмет устарелыми правилами риторики и пиитики, и положить в его основание эстетические начала сделали вскоре известным в Петербурге имя молодого преподавателя.
О нем заговорили и в среде педагогической и в высших слоях общества". Занимаясь главным образом русской литературой, Н. решил переменить кафедру политической экономии на кафедру русской словесности, и 4-го августа 1832 г. состоялся его перевод, а 26-го августа того же года он, при небывалом дотоле количестве посетителей в университете, прочел вступительную лекцию "О происхождении и духе литературы". Лекция эта, напечатанная впоследствии в "Сыне Отечества" и отдельно, сразу разделила слушателей Н. на два противоположных лагеря, и такое двойственное отношение к его лекциям оставалось во все время его преподавания в университете.
По отзыву А. Ф. Бычкова, в этой лекции Н. было разбросано много светлых, здравых мыслей, составлявших у нас для того времени новизну, напр.: что постигнуть дух языка — значит постигнуть таинственное отношение его к духу народа, и что история первого может служить историей глубокой внутренней жизни второго; что на преподавателе теории словесности лежит обязанность распространять чистые понятия о сущности изящного и о высоком значении литературы, чтобы, с одной стороны, поднять ее уровень, а с другой по достоинству оценить истинные дарования и т. д. Эту обязанность при оценке литературных явлений Никитенко всегда имел в виду и выполнял на лекциях и в печатном слове. 17-го января 1834 г. Н. быдл утвержден экстраординарным профессором, а в 1837 г. получил степень доктора философии по защите диссертации: "О творящей силе в поэзии или о поэтическом гении". Продолжая чтение лекций в университете, Н. стал преподавать также в верхних классах аудиторского училища (с 1-го января 1833 г. по 15-е мая 1839 г.); в римско-католической духовной академии (с 28-го января 1843 г. до конца жизни), в институте корпуса путей сообщения (в 1844 г.); в офицерских классах артиллерийского училища (с 8-го января 1835 г. по 8-е апреля 1838 г.); в Екатерининском институте и в специальном педагогическом классе при С.-Петербургском Александровском училище (с 27-го мая 1848 г. по 1857 год). "Главная моя цель", говорил Н., "согревать сердца слушателей любовью к истине и чистой красоте, способствуя благородному употреблению нравственных сил". П. А. Плетнев так характеризовал лекции Никитенка: "При изложении теории словесности он обратился к основным началам природы и человеческой жизни, извлекая их из психологии и истории; для доставления же общим началам несомненной применяемости вводил их в область русской народности, уравнивая правила мышления с требованиями нашего языка и успехами литературы". 6-го февраля 1850 г. Н. получил звание ординарного профессора по кафедре русской словесности и еще 14 лет преподавал в университете этот предмет в связи с его историей, главным образом, за период с Петра Великого до новейшего времени. "Проводя в чтениях своих, путем философии, истории и литературной критики, начало эстетическое", говорит историк Петербургского университета, профессор В. В. Григорьев, и "ограждая самостоятельность его в среде других элементов человеческой природы, профессор Никитенко всегда имел в виду глубокое и высшее значение этого начала, дающее чувствовать себя в нравственном образовании и развитии как целых обществ, так и отдельного человека; видел в нем не просто интерес чувства, услаждающегося красотой, а великую образовательную силу, одного из двигателей всякого развития и усовершенствования.
Таким образом, лекции его "об изящном", сверх развития эстетического вкуса в слушателях, философской стороной своей восполняли еще, насколько это было возможно, тот в высшей степени важный пробел, какой оказывался в университетском преподавании с 1835 г. вследствие исключения из него философии". По словам А. Ф. Бычкова, Н. в своих лекциях умел соединить интерес предмета и основательность взглядов с живым красноречивым изложением, часто указывая на совершенно новые стороны в предмете, который был, казалось, уже совершенно известен и исследован.
Сам Н. говорит, что в своих лекциях он старался "согревать сердца слушателей любовью к чистой красоте и истине и пробуждать в них стремление к мужественному, бодрому и благородному употреблению нравственных сил". Не владея свободно ни одним иностранным языком, не имея сам достаточного образования, чтобы оказывать на слушателей влияние образовательное, Н. добросовестно отказался от него и на первый план поставил влияние нравственно-воспитательное.
Он более желал "действовать на волю и чувство людей, чем развивать пред ними теорию науки" и считал себя обязанным "делать доступными для своих слушателей такие истины, которые содействуют прямо и непосредственно их внутренней гармонии и ставят их в гармонические отношения с человечеством". В продолжение своей многолетней службы в университете Никитенко неоднократно являлся оратором на университетских актах. В 1836 г. он произнес речь "О необходимости теоретического или философского исследования литературы"; в 1838 г. им произнесено блестящее похвальное слово императору Петру Великому; в 1841 г. он открыл университетский акт речью "О современном направлении отечественной литературы", а в следующем году произнес блестящую речь "О критике". В 1854 г. Н. выступил в последний раз на университетском акте с речью "О начале изящного в науке", в которой восставал против укоренившегося мнения, будто наука вовсе не причастна миру изящного.
К трудам Н., как профессора, относится еще "Опыт истории русской литературы", который был встречен многими весьма неодобрительно, но на который сам Н. смотрел, как на конспект своих лекций, требовавший значительных изменений и дополнений.
Почти одновременно с переходом Н. с кафедры политической экономии на кафедру словесности, а именно 24-го апреля 1833 г. состоялось назначение его цензором при С.-Петербургском цензурном комитете.
Принимая эту должность, Н., по его собственному выражению, сделал опасный шаг, ибо ему надо было совместить требования правительства с требованиями писателей и своего собственного внутреннего чувства.
Трудная должность цензора, за малейший недосмотр или пропуск самого невинного намека на лиц, облеченных какой-либо властью, или указание на действительные недостатки администрации подвергавшегося строгим взысканиям, исполнялась Никитенком в высшей степени добросовестно и разумно: он во все время своего цензорства (до 11-го апреля 1848 г.) оставался самым доброжелательным, снисходительным цензором, что, конечно, в значительной степени объясняется тем, что наука и литература всегда были близки его сердцу.
Несмотря на кары, которым он несколько раз подвергался за пропуск некоторых произведений, Н. имел мужество допустить к печати поэму Гоголя "Мертвые души", хотя и изменил ее заглавие на "Похождения Чичикова, или Мертвые души" и сделал в ней немало всякого рода поправок и изменений.
С этого времени начинается более тесное сближение Никитенка со многими литераторами и учеными, и эта связь с представителями литературы и науки не прекращалась до его смерти.
В октябре 1856 г. Н. был назначен членом комитета, учрежденного для рассмотрения драматических произведений, затем состоял директором делопроизводства комитета по делам книгопечатания и, наконец, занял должность члена главного управления цензуры и члена совета министра внутренних дел по делам книгопечатания.
Последнюю должность он занимал с 23-го марта 1862 г. по 30-е августа 1869 года. Во всех этих должностях Н. оказал большие услуги русской литературе, являясь при всяком представлявшемся случае ходатаем за литературные произведения или их оберегателем и защитником.
Нельзя не отметить, что наряду с "Мертвыми душами" ему обязаны появлением в свет и сочинения Некрасова, считавшегося в свое время "весьма неблагонадежным". Быть может, столь близкое участие, проявляемое Никитенком к произведениям литературы, и его сочувствие писателям объясняется главным образом тем, что и сам он был литератор.
Несмотря на обилие служебных занятий, Н. находил время писать статьи в разные повременные издания и быть редактором некоторых из них. Беседовать с публикой в какой бы то ни было форме об общих вопросах литературы и делиться с ней своими впечатлениями было для Н. потребностью.
В 1832 г. в альманахе "Северные Цветы" и в "Невском Альманахе" Аладьина Н. поместил отрывки из романа "Леон или идеализм", содержащего много любопытных данных для его собственной биографии.
В "Библиотеке для чтения" 1835 г. он напечатал биографию Елизаветы Кульман, по отзыву академика А. Ф. Бычкова, одно из лучших произведений Н. В "Журнале Министерства народного просвещения" за 1836 г. Никитенко поместил разбор стихотворений Жуковского, в котором старался определить его значение и место в нашей литературе.
Высказанные в этой статье положения Н. впоследствии развил и подкрепил в обширной статье "Василий Андреевич Жуковский со стороны его поэтического характера и деятельности", помещенной в "Отечественных Записках" 1853 г. В 1839 г. Н. написал и напечатал "Воспоминание о К. Ф. Германе", бывшем академике и профессоре Спб. университета.
В том же году в альманахе "Утренняя Заря" он поместил статью "Маленькие великие люди". В 1846 г. Н. А. Некрасов издал "Петербургский Сборник", для которого Н. написал статью "О характере народности в древнем и новейшем искусстве". В том же году в "Библиотеке для чтения" он вел отдел критики и в обстоятельных статьях рассматривал следующие книги: "Сочинения Державина"; "Заметки за границею, Ф. П. Лубяновского", упомянутый выше "Петербургский Сборник" Некрасова за 1846 г.(в этой статье он, между прочим, сделал разбор "Бедных людей" Достоевского и поэмы Майкова "Машенька"); "Столетие России с 1745 до 1845 года" Полевого, причем представил довольно полный очерк жизни Н. А. Полевого с критической оценкой трудов его; "Брынский лес" М. Н. Загоскина и "Московский литературный и ученый сборник", из статей которого особенное внимание обратил на статью А. С. Хомякова "Мнение русских об иностранцах". Благодаря последней критике, он сблизился с некоторыми из членов славянофильского кружка.
В 1857 г. Н. побывал за границей, причем описал впечатление, произведенное на него в дрезденской картинной галерее Мадонной Рафаэля, в статье под заглавием: "Рафаэлева Сикстинская Мадонна". В 1866 г. Н. напечатал небольшой сборник под заглавием: "Три литературно-критические очерка", в который вошли критические разборы трагедий Писемского "Самоуправцы", комедии Потехина "Отрезанный ломоть" и трагедии графа A. K. Толстого "Смерть Иоанна Грозного". В 1867 г. Никитенко поместил в "Домашней Беседе" статью "Молодое поколение" и напечатал отдельно биографический очерк М. П. Вронченка, переводчика "Гамлета" и "Фауста". В 1869 г. он издал биографию Галича под заглавием: "Александр Иванович Галич, бывший профессор С.-Петербургского университета". В этом жизнеописании очень любопытен краткий очерк истории развития философии в России.
В 1872 г. явилась брошюра Никитенка: "Мысли о реализме в литературе". Участвуя в различных повременных изданиях, Никитенко неоднократно был приглашаем редактировать их. Так, в 1840 г. по просьбе Смирдина он редактировал в течение двух лет (1840—1841) "Сын Отечества", причем помещал в этом журнале критические разборы книг, между прочим, стихотворений М. Ю. Лермонтова и графини Е. П. Растопчиной (в 1841 г.) и напечатал (в 1840 г.) "Литературные заметки и наблюдения, статья первая. — Три способа литературной деятельности". По переходе, в конце 1846 г., издания "Современника" от Плетнева к Панаеву и Некрасову Н. был избран его редактором и оставался им до половины 1848 г. Благодаря его уменью и усилиям небольшого кружка литераторов и ученых, принявших близко к сердцу дело издания, " Современник" занял видное место в журналистике.
Н. поместил в нем рассуждение "О современном положении русской литературы" и очень подробный разбор курса теории словесности Чистякова.
Вскоре после назначения A. С. Норова министром народного просвещения Н. был назначен (24-го января 1856 г.) редактором "Журнала Министерства Народного Просвещения" и занимал эту должность в течение четырех лет (до 18-го января 1860 г.). Во время его редакторства стали впервые появляться в министерском журнале статьи беллетристического содержания, напр., оригинальная трагедия О. Ф. Миллера "Конрадин, последний из Гогенштауфенов", а также статьи по философии, теории словесности и т. п. В конце 1861 г. Н. был назначен главным редактором газеты "Северная Почта", и эту обязанность исполнял до 6-го июля 1862 г. Кроме того, Н. состоял также членом редакции "Энциклопедического Лексикона" Плюшара и редактировал два сборника: "Складчину" (1874 г.) и "Братскую помочь" (1876 г.). В "Энциклопедическом Лексиконе" все статьи по части истории и теории словесности, русской и всеобщей, обработаны, а многие и написаны Никитенком; в "Складчине" он поместил отрывки из подготовлявшегося им к печати собрания критических этюдов о замечательнейших произведениях русской литературы, именно "Об исторической драме Островского: "Димитрий Самозванец и Василий Шуйский". Разнообразная учено-литературная деятельность А. В. Никитенка обратила на себя внимание Императорской Академии Наук: 5-го ноября 1853 года она избрала его членом-корреспондентом по отделению русского языка и словесности, а 20-го января 1855 г. — ординарным академиком по тому же отделению.
С этого времени Никитенко большую часть своей деятельности посвящал Академии, где принимал участие во многих комиссиях и, между прочим, по присуждению премий; ему же принадлежит немало критических разборов представлявшихся на конкурс драматических произведений.
Через его руки прошли десятки пьес, из которых, по его представлению, были удостоены уваровской премии две: драма Островского "Грех да беда на кого не живет" и комедия Минаева "Разоренное гнездо", появившаяся в печати под заглавием "Спетая песня". В торжественных собраниях Академии Наук, устраиваемых в честь лиц, оказавших выдающиеся заслуги перед русской литературой, Н. всегда произносил речи, которые были проникнуты теплым чувством и отличались верной оценкой личности.
Так, в 1865 году при праздновании столетия со дня кончины Ломоносова он произнес речь "Значение Ломоносова в отношении к изящной русской словесности", а в 1868 году, в день празднования столетнего юбилея И. А. Крылова, — "О баснях Крылова в художественном отношении". Кроме того, Н. по поручению отделения русского языка и словесности в течение многих лет составлял отчеты о деятельности этого отделения, в которых, кроме погодной летописи о занятиях членов, сообщал некрологи — воспоминания о почетных и действительных членах отделения.
Отчеты за 1856, 1858, 1861—1863; 1866—1876 гг. составлены Никитенком, и в них помещены воспоминания о В. Г. Бенедиктове, П. С. Билярском, А. Ф. Вельтмане, А. Ф. Гильфердинге, Н. И. Грече, В. И. Дале, M. A. Коркунове, M. A. Максимовиче, A. H. Myравьеве, К. И. Невоструеве, A. С. Hoрове, Г. П. Павском, П. П. Пекарском, М. П. Розберге, К. С. Сербиновиче, графе M. M. Сперанском, графе А. К. Толстом, Ф. И. Тютчеве, черниговском архиепископе Филарете и московском митрополите Филарете. 6-го марта 1864 г. Н. произнес задушевную речь о бывшем президенте Академии графе Д. Н. Блудове, а 19-го мая 1875 г. им было сказано приветственное слово академику В. Я. Буняковскому в день празднования его юбилея.
Помимо литературной и ученой деятельности в университете и Академии, А. В. Никитенко нес и административно-ученые обязанности в других местах.
С 15-го мая 1849 г. по 3-е августа 1850 г. он был чиновником особых поручений при департаменте внешней торговли, а с 12-го декабря 1853 г. в течение нескольких лет состоял при министерстве народного просвещения для исполнения особых поручений по встречающимся делам ученой и учебной администрации министерства.
Приняв последнее назначение по предложению министра А. С. Норова, нуждавшегося в близком ему по взглядам человеке, Н., по словам акад. Бычкова, был душой министерства народного просвещения в первые годы управления им Норовым, и с его именем должно быть связано увеличение нормы числа студентов в С.-Петербургском и Московском университетах, постановление отправлять за границу молодых людей для подготовки из них профессоров; восстановление правил на получение пенсий на службе, сверх жалованья, служащими в учебных заведениях; закрытие комитета, учрежденного 2-го апреля 1848 г. для высшего наблюдения над произведениями книгопечатания; устройство торжественного празднования юбилея столетнего существования московского университета, на котором Н. был депутатом от С.-Петербургского университета и произнес от его имени замечательную речь. Административные обязанности нес Н. и в Академии Наук. Так, с 18-го января 1858 г. по 1-е февраля 1860 г. он вел делопроизводство по отделению русского языка и словесности, а с 27-го апреля 1865 г. по день смерти был членом Комитета правления Академии от того же отделения.
В 1874 г. по поручению Академии он принимал участие в трудах Высочайше учрежденной комиссии для обсуждения предположений о слиянии сенатской и других казенных типографий в одну общую. С именем Н. связано также основание "Литературного фонда", хотя он, как видно из его "Дневника", не особенно доверял жизнеспособности этого учреждения.
С 1864 г. жизнь А. В. Никитенка стала склоняться к закату: здоровье его начало разрушаться, и хотя он продолжал с неутомимой энергией работать, но работа его уже не носила того творческого, импровизаторского характера, который отличал ее в прежние годы. Вместе с тем в его дневнике начинают появляться резкие выпады по адресу "либералов" и сказываться старческий пессимизм.
В 1876 г. H. по совету врачей отправился за границу, но одряхлевший организм не мог уже бороться с болезнью, и почти всю зиму 1877 г. Н. провел в постели, мучимый острыми припадками грудной жабы, которые и свели его в могилу.
Главным литературным наследием, оставшимся после Никитенка, являются его "Записки" и "Дневник", изданный уже после смерти автора под заглавием: "Моя повесть о самом себе и чему свидетель в жизни был". Дневник этот имеет двойное значение: во-первых, богатого культурно-исторического материала, ибо в нем Н. в течение пятидесяти лет почти изо дня в день вел сам с собою живую беседу о современных ему событиях, характеризуя попутно всех, выдвигавшихся на поприще науки, искусства и администрации деятелей; во-вторых, интересного человеческого документа для характеристики самого автора.
По своим симпатиям Никитенко был западником, хотя и примыкал непосредственно к той группе людей 1840 гг., главными представителями которой были Белинский, Герцен, Грановский.
Перелистывая его дневник, можно заметить какую-то раздвоенность в его характере: Н. предстает пред нами то как просвещенный гуманист, понимающий и по достоинству оценивающий самостоятельность науки и литературы, то как робкий чиновник, который во всяком проявлении такой самостоятельности готов видеть страшную опасность для всеобщего спокойствия.
Будучи сторонником просвещения народа, он в то же время пугается "духа" устава народных училищ и гимназий 1827 года, проектировавшего открытие Ланкастерских школ, и. т. п. Сам испытав на себе и своих близких гнет крепостного права, H., однако, стоит лишь за постепенное освобождение народа от крепостной зависимости, которое, по его мнению, должно идти параллельно с постепенным просвещением народа.
Горячий сторонник реформ Императора Александра II, защитник интересов просвещения во всех случаях, когда заходит речь о мероприятиях, так или иначе отзывающихся на науке и литературе, он находит возможным служить и реакции, оправдываясь тем, что своей деятельностью он причинил значительно менее "зла", чем могли бы сделать другие на его месте... "Целую жизнь мою я стремился к одному, чтобы быть возвестителем и защитником чистой красоты в жизни и в искусстве", записывает Никитенко в "Дневнике" 16-го января 1854 года: "Это было не юношеское одушевление, не поэзия возраста — нет, у меня это была строгая, непреложная задача жизни, — знамя, под которое я стал и стою среди людей, и на котором запеклось много крови из моего сердца". В этих словах Никитенко вполне искренен: натура любящая и восторженная, он всегда был неизменным поклонником прекрасного, веря, что человечество постепенно идет к совершенству и стремится утвердить повсюду идеи истины и изящного.
Будучи в высшей степени нравственно правдивым, ?. возмущался каждой ложью, каждым бесчестным поступком.
От семьи он переносил свою любовь на народ и на Россию, о которой, как это видно из дневника, где часто встречаются слова: "да сохранит Господь Россию!", он думал постоянно и которой были посвящены и его предсмертные мысли. Честный гражданин своего отечества, которое было для него святыней, он жил его жизнью, близко принимал к сердцу все события, и внутренние, и внешние, и радовался всякому здоровому прогрессу, будучи, однако, врагом "скороспелых" реформ.
Сам Никитенко называл себя "умеренным прогрессистом", и это определение вполне соответствовало его действительному направлению.
Некоторые противоречия в его характере объясняются, главным образом, влиянием крепостного права, которое наложило слишком сильную печать на эту богатую натуру.
Формулярные списки 1851, 1850 и 1877 гг.: Дело Комитета Правления Императорской Академии Наук № 28 (1855 года); А. В. Никитенко. "Моя повесть о самом себе и чему свидетель в жизни был". Записки и дневник (1826—1877). СПб., 1893; То же с примечаниями и введением М. К. Лемке; Арсеньев, "Поправки к "Дневнику" Никитенки". ("Рус. Стар." 1890, № 1 и 1891 г., № 1); Из бумаг А. В. Никитенки.
Письма к нему гр. Хвостова, И. С. Тургенева, H. B. Гоголя, гр. Е. Растопч.
И. Лажечникова и Крамского с 5 августа 1835 года по 7 июня 1876 года". ("Рус. Стар." 1896, № 12); из архива А. В. Никитенки).
Письма к нему гр. Д. А. Толстого, кн. Волконского, Булгарина, Писемского и других ("Рус. Стар." 1900 г., № 1); П. А. Плетнев и А. В. Никитенко.
Переписка. (1856—1857). Сообщили А. П. Плетнева и С. А. Никитенко. ("Рус. Стар." 1891 г., № 2); А. Ф. Бычков. "Отчет о деятельности отделения рус. яз. и слов. Имп. Академии Наук за 1877 год". (Сборник отделения рус. яз. и слов. Имп. Академии Наук. Том 18-й, СПб., 1878, стр. XXXII—LVIII); "Речь, произнесенная в публичном заседании Острогожского Библейского Сотоварищества секретарем оного, Александром Никитенковым 1824 года, января 27 дня. (ibidem, стр. LVIII—LXVI); Сергей фон Штейн. "А. В. Никитенко". (1805— 1902). Биографический очерк. СПб., 1902; Ч. Ветринский. "Два русских общественных типа (Л. В. Никитенко и И. С. Аксаков) "Новое Слово" 1894, №№ 7—8; его же статья в Энциклоп.
Словаре Брокгауза и Ефрона;
М. Протопопов. "Из истории русской общественности" (Записки и дневник Никитенки) "Русская Мысль" 1898, №№ 6 и 7; К. Медведский, "Повесть честного гражданина" (По поводу дневника Никитенки); "Наблюдатель" 1894, №3—4; В. Р. Зотов. "Либеральный цензор и профессор пессимист". Биографический очерк. "Истор. Вестн." 1893, № 10—12; Ор. Миллер, "Памяти А. В. Никитенки". "Новое Время" 27 июля 1877 года: "Памяти А. В. Никитенки". "Правит.
Вестн.", 20 июля 1902 года, № 159. Труды А. В. Никитенка: Значение Ломоносова в отношении к изящной русской словесности.
Речь, произнесенная в торжеств. собрании Имп. Академии Наук. ("Журнал Министерства Нар. Просвещения" 1865 г., № 5 и отд.) М. П. Вронченко.
Биографический очерк (там же, 1867 г., ч. CXXXVI, № 10; стр. 1—58); А. И. Галич (там же 1869 г., ч. CXLI, № 1; и отд.) Письмо A. Никитенко по поводу юбилея И. Крылова. ("Голос" 1868 г., № 37); О баснях Крылова в художественном отношении. ("Записки Имп. Акад. Наук" 1868 г., т. XIV, стр. 22—37, и "Спб. Вед." 1868 г., №№ 39 и 42). А. С. Норов. Биографический очерк. ("Записки Имп. Академии Наук 1870 г., т. XVII, стр. 59—82); "Некролог А. С. Норова". (Современ.
Листок 1869 г., № 91; Воспоминание о М. М. Сперанском.
Речь. ("Записки Имп. Академии Наук" 1872 г., т. XX, стр. 258—271, и "С.-Петербургские Ведом." 1872 г., № 3); Ф. И. Тютчев ("Рус. Стар." 1873 г., т. VIII, № 8, стр. І—ІV). "Торжественное собрание Имп. Академии Наук 29 декабря 1866 г.". Отчет А. Никитенко. ("Записки Имп. Акад. Наук" 1867 г., т. X, кн. 21; "Отчеты отделения рус. яз. и слов. Имп. Академии Наук за 1852—1865 гг., составленные академиками П. А. Плетневым, И. И. Давыдовым, А. В. Никитенко и Я. К. Гротом". СПб., 1866; То же, за 1866 г. и за 1867 г., составл. акад. А. В. Никитенко. "О воспоминаниях г. Никитенко о Сперанском" ("Дело" 1872, № 1, стр. 92—95); "Никитенко и Жуковский". ("Правит.
Вестн." 27 июля 1902 года, № 164); П. Плетнев "Первое двадцатипятилетие Имп. С.-Петербургского университета". СПб., 1844; В. В. Григорьев, "С.-Петербургский университет в первые 50 лет его существования". СПб., 1870; А. Платов и Л. Кирпичев, "Исторический очерк образования и развития артиллерийского училища". СПб., 1870; Н. Суворов. "К истории Вологды", Прибавление к Вологодским Епархиальным Ведомостям" за 1867 г., № 17; Ф. Фортунатов. "Воспоминания о С.-Петербургском Университете, по поводу пятидесятилетнего его юбилея". ("Русск. Архив" 1869, № 2). Юбилейные статьи и некрологи, вызванные кончиной А. В. Никитенки, в периодической печати за 1877 и 1902 год; Бурцев. "Описания редких российских книг, ч. II, № 458; Дружинин. "Собрание сочинений", т. VI, с. 132; П. А. Плетнев, Сочинения, т. II, с. 204—207; т. III, письмо, № 43, с. 374; №46, с. 480; Чернышевский, Очерки гоголевского периода (см. указатель);
П. Анненков.
Воспоминания, т. III, стр. 151; А. А. Котляревский, Сочинения, т.ІV, стр. 255; Записки К. А. Полевого, стр. 481, 484, 497; A. Скабичевский, Сочинения, т. II (указ.); "Очерки по истории русской цензуры (1700—1863 гг., А. М. Скабичевского, СПб., 1892, стр. 280, 283—286; "Сборник Общества Любителей Российской Словесности" на 1891 г., с. 140 ("Возрождение Общества Российской Словесности в 1858 г.); Барсуков, Жизнь и труды Погодина (указ.); "П. В. Анненков и его друзья". СПб., 1892, стр. 521; Ч. Ветринский. "В сороковых годах, Историко-литературные очерки и характеристики". Москва, 1899; Сочинения Пушкина (переписка);
Сочинения Белинского (указ.); "Библиотека для чтения", т. СVІІ, отд. VI, стр. 23; "Литературная Газета" 1841 г., № 101 (письмо Н. к редактору); "Отечественные записки" 1841 г., т. XVIII, отд. VI, с. 35 (письмо Н. в редакцию); "Северная Пчела" 1841 г., № 191 (письмо к издателям); "Москвитянин" 1848 г., ч. I, № 2, стр. 31; "Киевский Телегр." 1866 г., 38. По поводу статьи о молодом поколении.
А. Н.); Петр Рунич. ("Журнал Мин. Нар. Пр." 1869 г., т. CXLII, № 3, 305— 308 (Возражение Н.); "Русск. Старина" 1888, 1889, 1890, 1891 1892, 1893, 1895, 1896, 1897; 1891 г.; "Рус. Архив" 1888 г., кн. III, №9, стр. 131; "Рус. Мысль" 1889 г., № 6, стр. 268, библ. отд. 1890 г., № 2, стр. 17; 1898, № 9, стр. 133—134; 1892, № 8, библ. отд., стр. 149—183, № 11, стр. 150—111; № 12, стр. 560—562, библ. отд.; "Вестн. Европы" 1890 г., № 12, общественная хроника; "Истор. Вестник" 1890, № 4, стр. 96—101; № 1, стр. 348—342; "Нива" 1890, № 1: "Книжки Недели" 1891, № 1, стр. 178—173; В. Зотов, "Либеральный цензор и профессор-пессимист". ("Истор. Вестн." 1893, № 10, стр. 194— 280; № 11, стр. 588—158; № 12, стр. 100—132; Д. В. Григорович, "Литературные воспоминания (Рус. Мысль 1893, № 1. стр. 21—42), В. Веденеев, "Из прошлого русской цензуры" (Рус. Вед. 1893, № 228); "Записки" Инсарского; "Русский Архив" 1895 г., т. I, № 2, стр 225—228; т. II, № 7, стр. 369—374; "Мир Божий" 1897 г., № 9. Отзывы о трудах Никитенка: "О творящей силе в поэзии" (1836): "Библиот. для Чт." 1837, т. XXI, отд. VI, стр. 19; т. XXII, отд. V; "О Похвальном слове Петру Великому" (1831 г.): "Литерат.
Приб." 1831, № 29; "Сын Отеч." 1838, от. IV, стр. 150; О "Речи о современном направлении отечественной литературы" (1841): "Литературная Газета" 1841, № 56; "Отеч. Зап." 1841, т. ХVIIІ, отд. VI, стр. 48; "Рус. Вестн." 1841, т. IIІ, стр. 462; "Москвитянин" 1847, ч. II, стр. 174; О "Речи о критике" (1842): "Литературн.
Газ." 1842, № 22; "Отеч. зaп." 1842, т. XXII, отд. VI, стр. 40; т. XXIV, отд. V, стр. 1 и 17; т. XXV, отд. V; Об "Опыте истории русской литературы" (1845): "Библиот. для чт." 1845, т. LXXI, отд. VI; стр. 16; "Отеч. Зап." 1845, т. XLІ, отд. V; "Современник" 1845, т. XXXVIII, стр. 336—376; О статье "О Державине" (1846): "Москвит." 1846, ч. І, № 2, стр. 220; О статье "О характере народности в древнем и новейшем искусстве" (1846): "Москвитянин" 1846, ч. II, № 3, стр. 176, 199; "Отеч. Зап." 1846 г., т. XLV, отд. VI, стр. 29; О статье "B. Л. Туковский" (1853): "Москвит." 1853, ч. I, стр. 155; О речи "О начале изящного в науке" (1854): "Современник" 1854, т. XLVI, отд. IV, стр. 14; О "Заметке об университетах" (1861): H. Костомаров. "Заметка на заметку Н-ко" в "Спб. Вед." 1861 г., № 270; Заметки M. Стасюлевнча и П. Петроченко — ibid., № 281; Статья "А. И. Галич" (1869): "Вестн. Евр." 1869, №3; "Мысли о реализме в литературе" (1872): "Дело" 1872, № 4; "Записки". Дневник (1888 и след. изд.): Z. ("Моск. Вед." 1889, № 59); A. Скабичевский ("Новости" 1889, стр. 246; С. Сычевский ("Одес. Вестн." 1889, № 214); Н. "Рус. Вед." 1889, №№ 98, 285; "Рус. Мысль" 1889 г., № 12; "Вестн. Евр." 1893, № 3, стр. 407—410; 1893 г., № 6, стр. 877—889); Н. Ш. "Рус. Стар." 1893, т. LXVII, № 3). А. Б. ("Мир Божий" 1897 г., № 9). Словари: Общества Любителей Российской Словесности, Березина, Старчевского, Брокгауза и др. А. П. {Половцов} Никитенко, Александр Васильевич — известный писатель.
Происходил из малорусских крепостных графа Шереметева, живших в слободе Алексеевке Бирючского уезда Воронежской губернии.
Родился в 1804 или 1805 г.; отец его, старший писарь в вотчинной конторе графа Шереметева, был, по образованно, выше своей среды, и подвергался всякого рода гонениям; условия детства Н. были неблагоприятны для его воспитания.
Первое образование Н. получил в Воронежском уездном училище и дальше пойти не мог, так как доступ в гимназию ему, как крепостному, был закрыт; юноша был так огорчен, что в течение ряда лет лелеял мысль о самоубийстве.
В 1822 г. в Острогожске, где Н. перебивался частными уроками, открылось отделение "Библейского Общества", секретарем которого был избран Н. Он выдвинулся речью на торжественном собрании 1824 г., о которой было доложено президенту общества, кн. А. Н. Голицыну — и вскоре, с помощью В. А. Жуковского и др., Н. получил вольную.
В 1825 г. он поступил в СПб. университет, едва не погиб, уличенный в "знакомстве" с декабристами, но в 1828 г. благополучно кончил курс кандидатом по историко-философскому факультету.
В 1826 г. появилась его первая статья: "О преодолении несчастий" в "Сыне Отечества", за которую Н. был обласкан Гречем и Булгариным и вошел в доверие попечителя учебн. округа, К. М. Бороздина, взявшего его в секретари.
По поручению Бороздина, Н. написал примечания к новому цензурному уставу 1828 г. После неудачных попыток занять кафедру естественного права и политической экономии, Н. с 1832 г. стал адъюнктом по кафедре русской словесности, а с 1834 г. — профессором ее. В 1833 г. Н. был назначен цензором и скоро провел 8 дней на гауптвахте за то, что пропустил стихотворение Виктора Гюго ("Enfant, si j''etais roi"), в переводе Деларю.
Читал также лекции по русской словесности в Римско-католической духовной академии, редактировал (1839—41) "Сын Отечества". В 1836 году получил степень доктора философии за диссертацию: "О творческой силе в поэзии или поэтическом гении"; в 1853 г. назначен членом Акад. наук. Служа в цензуре, Н. постоянно писал проекты ее уставов, инструкции или примечании к ним, в "мартинистском", по словам Булгарина, т. е. сравнительно либеральном духе. В 1842 г. Н. был подвергнут аресту на одну ночь при гауптвахте за пропуск в "Сыне Отечества" повести Ефибовского: "Гувернантка", насмешливо отозвавшейся о фельдъегерях.
С восторгом приветствовал Н. эпоху великих реформ, характеризуя себя "умеренным прогрессистом". В 1859 г. Н. вступил членом в негласный комитет над цензурой и ревностно хлопотал об интересах литературы и о превращении чрезвычайного и временного учреждения в постоянное и регулярное, в виде "главного управления цензуры" при министерстве народного просвещения.
Это ему отчасти удалось — но неожиданным ударом для Н. было перечисление "главного управления" в министерство внутренних дел. В конце 50-х годов Н. редактировал "Ж. М. Нар. Просвещения"; был членом, а потом (1857) председателем театрального комитета.
Ум. 21 июля 1877 г. Как критик и историк литературы, Н. большого значения не имел. Более известны его "Речь о критике" (СПб., 1842) и "Опыт истории русс. литературы.
Введение" (СПб., 1845), отличающиеся неясностью и расплывчатостью основных определений; по той же причине Н. не мог оказать заметного влияния на своих слушателей.
Главная культурно-общественная заслуга Н. определяется деятельностью его в качестве сравнительно очень просвещенного цензора, оказывавшего иногда незримые, но существенные услуги литературе (так в 1861 г. он "отстоял" отдельное издание стихотворений Некрасова), а в особенности — ведением замечательного дневника (с 14 лет), изданного уже по смерти автора, под заглавием: "Моя повесть о самом себе и чему свидетель в жизни был" (СПб., 1893). Дневник Н. имеет двоякое значение: богатого культурно-исторического материала, в особенности для истории русской цензуры, и интересного "человеческого документа" для психологии самого автора.
С одной стороны, в дневнике, написанном (особенно в первой его части) часто с поразительной энергиею и горечью и с меткими афоризмами во вкусе классических моралистов, Н. рисуется стоиком, создающим себе правила: "мудрость — терпение", "цель жизни — не счастье, а долг" и т. п.; патриотом, негодующим на "Бенкендорфскую литературную управу" и восклицающим неоднократно: "Да сохранит Господь Россию"; философом, находящим мрачное утешение в мысли о смерти.
С другой стороны, в том же дневники Н. развивает философию приспособляемости и пассивности, выказывает терпение, не имеющее ничего общего с мудростью (Пушкин в 1835 г., в письме к П. А. Плетневу, бранит Н. "лягающимся осленком"), является не "умеренным прогрессистом", но "прогрессивною умеренностью", не античным героем, а просто упрямым малороссом, и прямо проповедует оппортунизм.
В результате — глубокое внутреннее недовольство, которым проникнуты две последние части дневника, старческое брюзжанье на всех и все. Биография Н. вполне объясняет все противоречия натуры Н.: крепостное право, из которого он с таким трудом освободился, наложило слишком сильный отпечаток на эту богатую натуру, чтобы она могла развиться вполне нормально.
См. Ч. Ветринский, "Два русских общественных типа" (Никитенко и И. С. Аксаков, "Новое Слово", №№ 7 — 8, 1894); M. A. Протопопов, "Из истории нашей общественности" ("Записки" и "Дневник" Н., "Русская Мысль", №№ 6 — 7, 1893); К. Н. Медведский, "Повесть честного гражданина" (по поводу "Дневника" Н., "Наблюдатель", №№ 3 — 4, 1893). Вс. Ч. {Брокгауз} Никитенко, Александр Васильевич тайн. сов., проф. СПб. унив. и цензор СПб. ценз. ком.; писатель; род. 9 марта 1805 г., † 1877 г. 21 июля. {Половцов} Никитенко, Александр Васильевич [1804—1877) — историк русской литературы, цензор, академик.
При посредстве К. Ф. Рылеева был освобожден в 1824 от крепостной зависимости; учился в Петербургском университете.
Поступив на службу по министерству народного просвещения, Н. зарекомендовал себя в качестве либерального профессора и цензора, благодаря чему из тактических соображении был приглашен редактором в преобразованный Некрасовым и Панаевым "Современник" [1847—1848]. Выразитель связанной с бюрократией буржуазии, поддерживавшей николаевский порядок, Н. в годы выступления разночинной демократии [60—70-е гг.] закономерно оказался в консервативном лагере.
Отношение его к дворянству было все же довольно неприязненным; в своем "Дневнике" Никитенко отмечал 3 января 1826: "В одном только среднем классе заметны порывы к высшему развитию и рвение к наукам.
Таким образом по мере того, как наше дворянство, утопая в невежестве, мало помалу приходит в упадок, средний класс готовится сделаться настоящим государственным сословием". Эти тенденции сохранились у Н. и позднее (ср. запись от 22 января 1842: "Наше высшее сословие не имеет никаких нравственных опор и, естественно, должно падать с развитием образования в среднем и низшем классах"). Никитенко ясно видел гнилость дворянского государства.
Его "Дневник", не предназначавшийся для печати, представляет большую ценность как откровенная полувековая летопись бюрократических сфер самодержавного государства.
Н. написано было несколько историко-литературных работ. Отталкиваясь, с одной стороны, от традиционных руководств Кошанского, Ив. Давыдова и др., сводившихся к следованию "правилам пиитики", обязательным для всех времен и народов, и, с другой, — от хронологического биографизма тогдашней "истории литературы" (Греч, Тимаев), Никитенко видел идеал в таком изучении "словесности", которое включало бы и эстетическую оценку произведения "с высоты вечных законов искусства" и вместе с тем давало бы ее "в исторической перспективе" данной литературы.
Усвоив шеллингианство в трактовке своего учителя А. И. Галича, опираясь на "Лекции о древней и новой литературе" Фр. Шлегеля (русск. перев.—1829, 2-е изд. 1835), Н. утверждал [1835], что "поэзия живет в образах, а не понятиях" и развитее ее зависит от "счастливого гения народа" и "известной степени гражданского благоустройства". Направление поэзии данного народа определяется его "национальным характером" и "судьбами и местными отношениями". "Историческое изучение литературы с исключением всеобщих философских начал, — утверждает Н. [1836], — невозможно и было бы пагубно". Важнейшее произведение Никитенко "Опыт истории русской литературы" [1845] впервые ставило на русской почве методологические проблемы как самостоятельный объект изучения.
Библиография: I. Речь о критике, СПб, 1842; Опыт истории русской литературы, кн. I. Введение, СПб, 1845; Три литературно-критических очерка, СПб, 1868; Моя повесть о самом себе и о том, "чему свидетель в жизни был". Записки и дневник 1826—1877, 3 тт., СПб, 1893; То же, под заглавием "Записки и дневник", изд. 2-е, дополн., под ред. М. К. Лемке, 2 тт., изд. Пирожкова, СПб, 1904—1905. II. ПротопоповМ.
А., Из истории нашей общественности, "Русская мысль", 1893, №№ 6—7; Медведский К. Н., Повесть честного гражданина, "Наблюдатель", 1893, №№ 3—4; Ветpинский Ч. (Чешихин), Два русских общественных типа (Никитенко и И. С. Аксаков), "Новое слово", 1894, №№ 7—8. Ш. Мезиер А. В., Русская словесность с XI по XIX ст. включительно, ч. 2, СПб, 1902; Словарь членов Общества любителей российской словесности при Московском университете, М., 1911. М. Клевенский. {Лит. энц.}