Клюев Николай Алексеевич
[1887—] — поэт. Родился в крестьянской семье; литературную деятельность начал в 1912. К. является одним из виднейших представителей кулацкого стиля в русской литературе, оформившегося перед войной 1914 на основе форсированного выделения "хозяйственных мужичков" (столыпинские отруба и хутора).
Поэтические черты этого стиля — стремление отрицать классовую борьбу в деревне, представив ее как патриархально-идиллическое единство; резкая вражда к городу, разрушающему эту идиллию, рисуемую в религиозно-мистических и фантастических тонах, и стремление конфликтом города и деревни (взятых вне их социального расслоения) подменить те классовые конфликты, которые развертываются в подлинной деревне (это и ведет к отрыву от реальности и фантастико-мистическому изображению несуществующей деревни); наконец заостренно-враждебное отношение к социалистической революции и социальной перестройке, к-рое она с собой принесла.
В ряде стихотворений К. с особенным пафосом развертывает идиллические сусальные картины своей деревни, поэтизируя каждую мелочь в ней и превращая ее в совершенно особый мир: "В селе Красный Волок пригожий народ,/ Лебедушки-девки, а парни, как мед./ В моленных рубахах, в беленых портах,/ С малиновой речью на крепких губах". Эта "Избяная Индия" и является единственной носительницей творческого начала для К.: "Осеняет словесное дерево,/ Избяную дремучую Русь". В ней для К. заключается все подлинное, ценное: "Олений гусак сладкозвучнее Глинки, Стерляжьи молоки Верлена нежней, А бабкина пряжа, печные тропинки Лучистее славы и неба святей". Понятно, что изменение этого уклада, те новые моменты в жизни деревни, которые связаны в деревне с процессами, протекающими в городе, вызывают у К. резкую вражду: город он трактует как носителя бесовского начала в противовес божественному началу деревни; город для К. — "ад электрический". "Книги-трупы, сердца папиросные, ненавистный творцу фимиам", "Город-дьявол копытами бил, устрашая нас каменным зевом". Характерно, что в дни империалистической войны К. мотивировал патриотизм своих оборонческих стихов тем, что в лице Германии на Русь ополчился мир машинной техники и городской культуры.
Вся эта система отношений к действительности, четко намечающаяся еще до Октября, это прославление богатой, сытой, "божеской", деревни естественно определяет и его отношение к революции.
Первоначально, поскольку окончательная ликвидация дворянства совпадала с интересами кулачества, К. приемлет революцию, но уже здесь у К. выступает совершенно специфическое ее понимание: "Обожимся же, братья, на яростной свадьбе Всенародного сердца с Октябрьской грозой, Пусть на полке Тургенев грустит об усадьбе, Исходя потихоньку бумажной слезой". Революция с самого начала трактуется К. в тех же религиозных и даже монархических тонах ("Боже, свободу храни, Красного государя коммуны"), понимается только как революция мужицкая: "Пробудился народ-Святогор", "ставьте свечи мужицкому спасу" и т. д. Даже образ Ленина дается в религиозно-народнических тонах ("Есть в Ленине керженский дух, игуменский окрик в декретах"). Пролетарская революция и ее вождь гримируются под кулака, происходит сусально-националистическое и византийски-церковное искажение лица революции, выраженное в максимально-реакционной форме. Это своеобразное кулацкое "приятие" буржуазно-демократических завоеваний революции органически связано еще со стихами Клюева о революции 1905, резко враждебными помещичьему строю, но расплывчатыми и религиозными, стилизованными под старинку.
Однако по мере развития революции К. резко начинает от нее отталкиваться, снова развивая мотивы той же "особой" деревни, идущей по своим, "высшими силами" начертанным путям. Революция идентифицируется с тем же дьявольским городом, она разрушает клюевскую сусальную деревню: "Древо песни бурею разбито, Не триодь, а Каутский в углу". "Облетел цветок купальской веры, Китеж-град — ужалил лютый гад". И К. остается только обращаться с мольбой к "Егорью" — "страстотерпец, вызволь, цветик маков". Революция разрушает старый уклад и поэтому яростно "разоблачается": "Вы обещали нам сады В краю улыбчиво далеком.
На зов пошли — чума, увечье, Убийство, голод и разврат... За ними следом страх тлетворный С дырявой бедностью пошли, — И облетел ваш сад узорный, Ручьи отравой потекли". "Не глухим бездушным словом Мир связать в снопы овинные". "И цвести над Русью новою Будут гречневые гении". Эта враждебность к пролетарской революции, постепенно разрушающей базу кулачества в деревне и наконец ликвидирующей его как класс, и является доминантой послеоктябрьского творчества К., она же и вызывает весь тот культ старой, красочной, патриархальной деревни, которую он дает в своих исключительно изощренных в изобразительном отношении стихах.
Эту свою установку на "старину" он демонстративно подчеркивает напр. в своем предисловии к сб. "Изба в поле" [1928], заявляя, что "знак истинной поэзии — бирюза.
Чем старее она, тем глубже ее зелено-голубые омуты..." Поэмы "Деревня" и "Плач по Есенину" [1927] — совершенно откровенные антисоветские декларации озверелого кулака.
К. открыто проклинает революцию за разоблачение мощей и т. д. и предрекает, что "мужик сметет бородою" новое татарское иго. Так развертывается социальная сущность клюевской "старорусской" эстетики.
Мироощущение вымирающего кулачества, цепляющегося за прошлое и отталкивающегося от революции, и выражено в творчестве К. как одного из наиболее ярких представителей кулацкого стиля, среди которых следует назвать Клычкова, Орешина, раннего Есенина и др. — см. "Кулацкая литература". Библиография: I. Песнослов, кн. I, изд. ЛИТО НКП, П., 1919; То же, кн. II, П., 1919; Медный Кит, изд. Петр. совдепа, П., 1919; Песнь солнценосца, Земля и железо, изд. "Скифы", Берлин, 1920; Избяные песни, изд. "Скифы", Берлин, 1920; Львиный хлеб, изд. "Наш путь", М., 1922; То же в изд. "Скифы", Берлин, 1922; Четвертый Рим, изд. "Эпоха", П., 1923; Мать суббота, изд. "Полярная звезда", П., 1923; Ленин, Гиз, П., 1924; Изба и поле, М., 1928. II. Каменев Ю., Литературные беседы, Н. Клюев, "Звезда", 1912, № 10; Тpоцкий Л., Литература и революция, изд. 2-е, М., 1924; IIIапирштейн-Лерс Я., Общественный смысл русского футуризма, М., 1922; Лелевич Г., Окулаченный Ленин, сб. "Иа литературном посту", М., 1924; Его же, Литературный стиль военного коммунизма, "Литература и марксизм", 1928, II; Князев В., Ржаные апостолы (Клюев и клюевщина), изд. "Прибой", П., 1924; Безыменский А., О чем они плачут, "Комсомольская правда", 5/IV; Бескин О., Кулацкая художественная литература и оппортунистическая критика, Изд. Комакадемии, 1930. III. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия (1917—1927), т. I, Гиз, М. — Л., 1928. Л. Тимофеев. {Лит. энц.} Клюев, Николай Алексеевич Род. 1887, ум. 1937. Поэт-"деревенщик". Автор сборников стихов "Сосен перезвон" (1912), "Песнослов" (1919), "Изба и поле" (1928), "Погорельщина" (поэма, опубл. 1987), "Песнь о Великой Матери" (опубл. 1991). Репрессирован.
