Иоанн III Васильевич

— великий князь всея Руси, называемый также иногда Великим, старший сын великого князя Василия Васильевича Темного и супруги его, великой княгини Марии Ярославны, внучки кн. Владимира Андреевича Храброго, род. 22 января 1440 г., в день памяти апостола Тимофея, отчего и назывался по старинному обычаю Иоанном-Тимофеем, умер 27 октября 1505 г. В летописи занесен рассказ о чудесном предсказании, в момент его рождения, его величия и могущества.

О его детских и отроческих летах мы знаем, конечно, только отдельные факты. В 1446 г. он был вместе с матерью, когда она встречала в Переяславле вел. кн. Василия Васильевича, возвращавшегося из казанского плена; вместе с отцом он был на богомолье в Троице-Сергиевой лавре, когда 13 февраля того же 1446 г. вед. кн. Василий Васильевич был схвачен князем Иваном Можайским; верные слуги спрятали Иоанна и брата его Юрия в монастыре, затем доставили их ко князю Ряполовскому в с. Боярово, Ряполовский укрывал их в укрепленном Муроме и охранял там своими людьми.

Но вскоре явился туда за ними митрополит Иона, которому Шемяка дал клятву оставить детей великого князя на свободе и даже назначить им удел. Ряполовский, отчасти полагаясь на клятву Шемяки, данную всеми чтимому святителю, отчасти опасаясь, что в случае нападения Шемяки не в силах будет отстоять малолетних князей, выдал их Ионе. 6 мая митрополит привез их в Переяславль к Шемяке; последний нарушил свое слово: встретив несчастных детей ласково, он 8 мая отправил их в заточение к их ослепленному отцу, в Углич. Но общее сочувствие к великому князю Василию Васильевичу стало выражаться так ясно, что Шемяка принужден был примириться со своим пленником и даже дать ему в удел Вологду;

Василий Васильевич почти немедленно вслед за освобождением своим со всем семейством пошел в Кирилов Белозерский монастырь, где игумен разрешил его от клятвы, данной Шемяке, затем в Тверь, всюду встречая знаки сочувствия и видя постоянное возрастание своих сил. В Твери, в 1447 г., семилетний Иоанн был обручен с пятилетней Марией, дочерью вел. кн. тверского Бориса Александровича.

После восстановления своего на московском столе, Василий Васильевич, как бы желая приучить народ видеть Иоанна правителем, старался постоянно держать его на виду: в 1448 г. он был в войске, ходившем против царя Мамутека, в 1449 г. был с отцом в походе против Шемяки; с 1450 г. уже называется во многих грамотах великим князем, рядом со своим отцом. В 1451 г. он был с отцом, когда отец его удалился на север собирать войска против Мазовши.

В 1452 г., 4 июля, был обвенчан с обрученной ему Марией Борисовной.

В этом же году он ходил в войске, посланном против Шемяки на р. Кокшенгу, в 1454 г. охранял с братом Юрием берег Оки от царевича Салтана, в 1459 г. защищал берег Оки от царя Седи-Ахмата, в 1460 г. опять оберегал переправу через Оку от нового татарского набега; 15 февраля 1458 г. у него родился сын Иоанн (так называемый Иоанн Иоаннович Молодой). 27 марта 1462 г. умер великий князь Василий Васильевич Темный и Иоанн занял престол московский. 43-летнее правление Иоанна полно замечательными событиями: он соединил под власть великого князя Московского почти всю тогдашнюю восточную Русь — за исключением лишь Пскова и Рязани, существенным образом изменил отношения наши к татарам и первый сознательно начал борьбу с Польско-литовским государством за земли, населенные русским православным населением, которые, по этому, он считал принадлежащими Московскому государству; он начал и умело поддерживал важные сношения с Западной Европой; внутреннее устройство государства занимало его менее, но и тут важно издание им Судебника и увенчавшиеся полным успехом меры по закреплению за Москвой вновь присоединенных областей — Новгорода, Вятки, Твери. Уделы. — При вступлении Иоанна на престол в Московском княжестве были удельными князьями лишь его четыре брата: Юрий, Андрей Большой, Борис и Андрей Меньшой, ІІ его двоюродный дядя, Михаил Андреевич, князь верейский; самостоятельными еще оставались князья тверские, рязанские, ярославские и ростовские.

С Михаилом Андреевичем верейским Иоанн в 1462 г. подтвердил договор, заключенный с ним еще вел. кн. Василием Темным, но в 1465 г., новым договором ограничил его владения и права; в 1463 г. Иоанну уступили свою вотчину князья ярославские и поступили сами к нему на службу; князья ростовские сохранили свою половину Ростова до 1474 года, когда они продали ее великому князю. Мало-помалу Иоанн наложил свою руку на все удельные княжества.

В 1472 г. умер старший после Иоанна брат, Юрий, не оставив потомства и не сделав никакого распоряжения относительно своего удела; Иоанн взял было весь его удел себе, но затем явное и сильное недовольство всех остальных братьев заставило его уступить им по нескольку волостей; но и при этом Иоанн сумел выговорить у них себе некоторые выгодные условия.

В 1480 г. возникло у Иоанна новое столкновение с братьями.

К Борису волоцкому отъехал князь Оболенский-Лыко, приговоренный Иоанном уплатить значительную сумму лучанам и жителям Ржевы за разграбление их земли; Иоанн, вопреки старинному праву отъезда, послал своих слуг схватить его в уделе Бориса; первая попытка исполнить это приказание не удалась и Борис заявил, что не допустит взять Оболенского; но тем не менее этот последний был захвачен силою. Тогда братья великого князя, негодовавшие на него и за удел Юрия, и за то, что он ничего не дал им после присоединения Новгорода, поднялись против него. Они двинулись в новгородскую область, надеясь встретить там поддержку.

Первая попытка великого князя уговорить их не имела успеха; только второй посланец Вассиан, епископ ростовский, убедил их вступить в соглашение с великим князем; братья остановились и послали в Москву для переговоров, но одновременно просили помощи и у Казимира, короля польского.

Иоанн согласился на некоторые уступки, особенно ввиду того, что в то же время на Русь двинулись татары; но братья не приняли его предложений.

Когда же Казимир отказался им помочь и первые татарские отряды ушли, они уменьшили свои требования, но были отвергнуты уже великим князем.

Однако, с появлением Ахмата на р. Угре, Иоанн снова согласился на уступку братьям некоторых волостей и они явились со своими дружинами к его войску, стоявшему против татар. В 1481 г. взаимные уступки братьев подтверждены были договорами, причем Иоанн успел примириться с братьями на различных условиях, этим разъединил их и сделал еще менее опасными для себя. В 1481 же году умер князь Андрей-Меньшой вологодский и Иоанн получил по его завещанию весь его удел, в уплату за его долг великому князю в 30000 руб. В 1484 г. умерла вдова Василия Темного, великая княгиня Мария Ярославна, в значительной степени смягчавшая столкновения своих сыновей.

В 1480 г. Иоанн заключил с оставшимися в живых братьями новые договоры и обязал их не сноситься ни с какими посторонними владетелями и отказаться от всяких притязаний на земли, принадлежащие великому князю. В 1491 г. Андpeй-Большой и сыновья его Иоанн и Дмитрий были захвачены и заточены, за то, что вопреки договорам Андрей не послал своих полков с полками великого князя, удел его присоединен к Москве;

Андрей и умер в заключении в 1494 г.; вслед за ним умер и Борис волоцкий; его удел достался его сыновьям Феодору и Иоанну;

Иоанн Борисович умирая в 1503 г., завещал свою часть великому князю, называя его уже государем.

Еще ранее Иоанн присоединил и Верейское княжество.

В 1482 г. верейский князь завещал свою вотчину, Белоозеро, по своей смерти, великому князю. Но уже в 1485 г. Иоанн отнял у него удел, разгневавшись, или притворившись разгневанным, за то, что Мария, жена сына Михаилова, Василия, племянница Софии Фоминишны, получила от последней в подарок некоторые драгоценные вещи, оставшиеся после смерти первой жены Иоанна.

Князь Василий Михайлович бежал в Литву, а отцу его удел был возвращен уже лишь пожизненно и как служилому князю. Михаил в том же году и умер и в завещании он называет Иоанна государем;

Иоанн приглашал кн. Василия вернуться из Литвы и вступить на службу к нему, но дело это не состоялось.

Тверь. — Тверское княжество было присоединено к Москве в 1485 г. Великий князь тверской, Михаил Борисович, шурин Иоанна, жил сначала с ним в мире, подтвердил свою прежнюю договорную грамоту, написанную еще при вел. кн. Василии Васильевиче, и помогал Иоанну в обоих новгородских походах.

Но после этого приобретения, после свержения татарского ига, после усиления Иоанна на счет братьев, тверской князь, очевидно, понял, что и его владения в скором времени будут поглощены Москвой.

Он думал отвратить это с помощью Казимира польского, женился на его внучке и заключил с ним договор, содержавший прямые нарушения его прежних обязательств пред московским великим князем.

Произошла война, конечно удачная для Иоанна (в 1485 г.). По новому договору князь тверской сделал Иоанну новые уступки и в некоторых отношениях уже потерял свои права, как равноправный союзник.

Иоанн стал явно теснить Тверь: в пограничных спорах если тверичи жаловались на московитян, то никогда не могли добиться управы, а при неудовольствии московитян на тверичей — Иоанн грозно требовал удовлетворения.

И вот из тверских владений множество народу пошло в московскую область; и этом нельзя не видеть явной симпатии русского народа к так ясно обозначившемуся в деятельности Иоанна стремлению объединить Русь: ведь обыкновенно, без такой симпатии, пограничные споры ведут не к переселению с одной стороны на другую, а лишь к взаимному ожесточению.

В таких обстоятельствах Михаил Борисович снова попробовал завести сношения с Казимиром; но посол его был перехвачен; не принимая оправданий, Иоанн 21 августа 1485 года выступил против Твери; 8 сентября Тверь была обложена, 10 начались под Тверью военные действия, 11—явились из Твери бояре и били челом на службу великого князя московского: в ночь на 11 сентября князь Михаил Борисович бежал в Литву. Вся Тверь присягнула Иоанну; он принял на службу всех тверских бояр, особою грамотою утвердил за ними их земельную собственность. 15 сентября князь Иоанн Иоаннович Молодой был назван великим князем тверским; наместником в Твери был оставлен боярин Василий Федорович Образец-Добринский.

В 1492 г. тверские земли были переписаны по-московски в сохи. Из всех тогдашних княжеств только Рязанское осталось самостоятельным; но Иоанн имел в Рязани сильное влияние: князь рязанский, Василий Иванович с 1456 г. воспитывался в Москве, порученный своим отцом, пред смертью великому князю Василию Васильевич; в 1462 г., когда князю рязанскому исполнилось 14 лет, Иоанн выдал за него сестру свою Анну и отпустил его в Рязань.

Василий умер в 1483 г., оставив двух сыновей, Иоанна и Феодора, между которыми и разделилось Рязанское княжество и которые слушались во всем своей матери, Анны, сохранившей близкие связи с Москвой; в 1503 г. младший Феодор умер бездетным и завещал свой удел, приблизительно третью часть рязанской земли, великому князю московскому.

Новгород. — Но самым важным шагом Иоанна в объединении Руси было, конечно, присоединение Новгорода.

Московские князья еще со времени Калиты постоянно боролись с Новгородом, часто имели успех, брали с богатого города большие деньги, но никогда не могли окончательно подчинить его свое и власти.

Под конец жизни Василия Темного отношения великого князя московского к Новгороду снова стали натянутыми.

Когда вступил на престол Иоанн, новгородские правителя начали действовать решительнее и враждебнее: земли, давно уже уступленные великим князьям московским, они стали снова подчинять своему распоряжению, задерживали пошлины, следовавшие Москве, обращались дерзко с наместниками великокняжескими.

Иоанн молчал, частью занятый отношениями казанскими, частью, вероятно, чтобы дать вопросу назреть до необходимости окончательного решения; желая, при этом, быть совершенно правым пред новгородцами, он строго соблюдал "старину" в отношениях к ним: когда Псков в 1463, 1464, 1468 и 1469 гг. просил особого епископа, чтобы не быть подчиненным в церковном отношении Новгороду, в Москве на это не согласились.

Иоанн знал, без сомнения, от своих сторонников о существовании в Новгороде литовской партии и о ее действиях, но ограничивался только напоминаниями, что новгородское духовенство не должно иметь никакого дела с литовским, потому что там митрополит униат, ученик и ставленник Исидора, и что поэтому сношение с ним будет изменою православию.

В 1470 г. в Москву явился с обыкновенными земскими делами новгородский посадник Василий Ананьин и на представленные ему в Москве вопросы относительно последних новгородских событий отказался дать ответ, отозвавшись, что не имеет от Новгорода поручения говорить об этих делах. Иоанн отпустил его с выговором и предостережением новгородцам, и сам послал грамоту во Псков, приказывая готовиться к действиям против новгородцев.

Псковичи сообщили об этом в Новгород, предлагая свое посредничество; оно, конечно, было отвергнуто, а самое известие о приготовлениях великого князя вызвало в Новгороде еще большее движение; псковичи отвечали великому князю, что готовы ему помогать.

Посольство от Пскова пришло в Новгород как раз в то время (в ноябре 1470 г.), когда решено было, все-таки, что нареченный в архиепископы Феофил поедет ставиться в Москву и когда, следовательно, еще была надежда на то, что отношения к великому князю уладятся мирно; но это известие вызвало вспышку ненависти к Москве и литовская партия осилила; к королю Казимиру было отправлено посольство, которое и заключило с ним договор о подчинении ему Великого Новгорода.

Увещания Иоанна и митрополита Филиппа остались без последствий.

В мае 1471 г. Иоанн по совету с братьями, с митрополитом и боярами решил двинуться на Новгород; было сомнение, не подождать ли зимы, как времени, более удобного для движения в болотистой новгородской земле; но решено было выступать немедленно и на счастие Иоанна лето случилось такое жаркое и сухое, что войско не встретило никаких затруднений от болот. Походу был придан отчасти религиозный характер: Иоанн, как великий князь Дмитрий Иоаннович, перед походом против Мамая, молился у гробов своих предков и у мощей святых угодников, раздавал милостыню; московский летописец почти с ненавистью говорит о новгородцах, высказывая мысль, что они хуже язычников, потому что те искони не знают Бога, а эти знали и отступили от истинной веры. Иоанн 23 мая послал в Новгород объявление войны, 31 мая отпустил отряд на Двинскую землю и в Заволочье, 6 и 13 июня выступили из Москвы отряды, назначенные действовать против самого Новгорода, 20 июня выступил из Москвы и сам великий князь, взяв с собою братьев Юрия, Бориса и Андрея Меньшого, князя Михаила Андреевича верейского и сына его Василия, царевича Даниара и, наконец, дьяка Семена Бородатого, знатока летописей, чтобы обличать новгородцев историческими справками; управление государством в Москве было поручено князю Андрею Большому и сыну Иоаннову, Иоанну Молодому. 29 июня, когда Иоанн стоял в Торжке, к московской рати присоединилась тверская и пришло посольство из Пскова объявить, что Псков сложил крестное целование к Новгороду;

Иоанн приказал псковичам двинуться тоже; 10 июля великий князь был в Вышнем Волочке.

Уже 23 июня князь Холмский имел первую и удачную для москвитян стычку у Коростыня, на берегу Ильменя, а 14 июля тот же князь Холмский одержал блестящую победу при р. Шелони; выставленное Новгородом войско было рассеяно; в числе пленных был сын знаменитой Марфы Борецкой, степенный посадник Дмитрий Исакович Борецкий, в числе трофеев — подлинный договор с королем Казимиром; 24 июня в Старой Русе великий князь приказал казнить Борецкого и трех других знатнейших пленников; 50 менее знатных были отправлены в заточение в Москву и в Коломну. 27 июля Иоанн расположился станом на берегу Ильменя.

Сюда вскоре явились новгородские послы с покорностью; но только через несколько дней принял их великий князь и склонился на их просьбы о мире. 11 августа 1471 г. заключен был в с. Коростыне договор, по которому Новгород обязался возвратить захваченные земли великого князя, платить великому князю "черную" дань (по-видимому поголовный сбор с черных людей, т. е. с крестьян), а митрополиту судные пошлины, обязался высшую судебную власть признавать за великим князем, королю польскому не подчиняться, архиепископа ставить только на Москве и заплатить великому князю 15500 руб. (более 70 пудов серебра).

Иоанн целовал крест на соблюдение условий мира. Уже после его заключения пришла весть, что 27 июля и в Заволочье воеводы великого князя с четырехтысячным отрядом совершенно разбили 12-тысячное войско новгородское. 1 сентября 1471 г., в тогдашний первый день нового года, Иоанн торжественно вступил в Москву, за 20 верст от города встреченный сыном, братом и множеством народа.

В декабре того же года освобождены были заточенные новгородские пленники, о которых в церкви с амвона просил великого князя архиепископ новгородский Феофил в самый день своего посвящения.

В 1472 г. воевода великого князя кн. Федор Пестрый привел к повиновению великому князю Пермь, которая была уступлена Новгородом Москве, но не хотела мирно подчиниться.

В Новгороде, по-видимому почти сохранившем свою прежнюю самостоятельность, не утихла вражда партий и происходили ссоры между боярами, сопровождавшиеся взаимными грабежами и даже убийствами. 21 ноября 1475 г. приехал в Новгород "миром", но "на суд и на управу" великий князь и пробыл там до 26 января 1476 г. 25 ноября он стал разбирать взаимные жалобы новгородцев и приказал несколько главных обидчиков, известных сторонников литовской партии, взять под стражу.

Окончив эти дела, великий князь жил в Новгороде, принимая и давая пиры; по старинному обычаю он получил множество даров; в это же время были в Новгороде послы шведские, которых Иоанн угощал, но договор с которыми, по обычаю, велел заключить от имени Новгорода посадникам и владыке.

При отъезде, опять-таки согласно договорам, Иоанн не взял никаких даров; 8 февраля 1476 г. он вернулся в Москву.

Вслед за ним туда прибыл архиепископ Феофил с ходатайством об освобождении заключенных, но эта просьба не была удовлетворена.

Внутреннее положение Новгорода осталось таково, что многие обиженные начали, вопреки одной из тех привилегий, которыми Новгород наиболее дорожил, являться на суд в Москву, не ожидая, когда великий князь приедет в Новгород.

В феврале 1477 года явились в Москву по некоторым обыкновенным делам новгородские послы, подвойский Назар и вечевой дьяк Захар, и при челобитьи назвали Иоанна не "господином", как называл вообще Новгород великого князя, а "государем" (или, как тогда говорили, господарем).

Летописец отмечает это, как факт совершенно необычный; называние государем по тогдашним понятиям обозначало более полную степень подчиненности и подданства, чем называние господином; из всех князей впервые назвал так Иоанна умиравший князь Михаил Андреевич верейский в 1485 г. В Москве, впрочем, или не сразу напали на мысль воспользоваться фразою послов, или, быть может, подготовляли необходимые для дальнейших действий силы: она произнесена была в марте, а только 24 апреля отправлены были из Москвы послы, спросить новгородцев, какого они хотят государства? и ехали эти послы так медленно, что прибыли в Новгород лишь 18 мая. В Новгороде вечу до самого их прибытия ничего не было известно об этих происшествиях; надо думать, что Назар и Захар не случайно оговорились, а что дело это было кем то подстроено.

Вопрос великого князя, предъявленный на вече, вызвал сильнейшее волнение; послышались обвинения, что дело это устроено боярами, начались шумные собрания; на вече 31 мая двое были убиты, шесть человек подверглись побоям и оскорблениям.

Около шести недель продолжались в Новгороде вызванные этим происшествием волнения, но послы великокняжеские жили в Новгороде все это время спокойно, новгородцы их не тронули и, наконец, отпустили их в Москву с честью, поручив передать великому князю, что смута эта возникла по злому умыслу некоторых людей, а что они просят великого князя держать их во всем по старине.

Великий князь собрал своих близких и жаловался пред ними, что новгородцы его оскорбили, сами предложили ему сначала "государство", а потом его "снимают"; решено было идти на Новгород войною.

Нечего, конечно, и говорить, что все это было лишь предлогом, которого Иоанн давно ожидал, чтобы покончить с Новгородом.

Быстро собрана была рать; 30 сентября послано было в Новгород объявление войны; 9 октября Иоанн выступил сам, оставив в Москве сына своего Иоанна Молодого; посланцев новгородских, ехавших к великому князю просить "опаса", т. е. охранной грамоты для великих послов, не велел пускать к себе; во время пути к нему присоединилось ополчение тверское, а во Псков был послан приказ двинуться на Новгород.

Только 8 ноября уже великий князь приказал отпустить прежних новгородских посланцев, дав им грамоту для свободного проезда больших послов. 23 ноября, когда Иоанн стоял уже в Сытине, в 30-ти верстах от Новгорода, явились к нему архиепископ Феофил, в сопровождении пяти старых посадников (Якова Короба, Феофилакта Захарьина, Луки Федорова, Якова Федорова и Луки Исакова Аполинарьина) и пяти представителей от концов; это посольство смиренно било Иоанну челом, называя его государем, чтобы он помиловал свою отчину.

Великий князь ничего не ответил на их челобитье, но позвал их обедать.

На другой день послы предложили боярам, которых назначил великий князь вести с ними переговоры, уплачивать великому князю через три года в четвертый по 1000 рублей, во всем же остальном они думали сохранить старинное свое положение.

Вместо ответа Иоанн приказал полкам придвинуться к Новгороду и на другой день отпустил послов, которым его бояре перечислили их вины по отношению к великому князю, но не сообщили им требований Иоанна, а сказали: "князь великий говорит: захочет Великий Новгород нам бить челом и он знает, как ему нам бить челом". К 30 ноября город уже был совершенно обложен; там происходили волнения; была партия, стоявшая за отчаянную оборону; но восторжествовала сторона, считавшая необходимыми уступки. 4 декабря явился вновь владыка Феофил, но был отпущен с прежним ответом; 5 декабря послы вернулись и повинились, что Назар и Захар назвали Иоанна государем по приказу Новгорода.

Тогда им ответили: "если так, то вы все провинились перед великим князем и вот его воля: он хочет государствовать в Новгороде, как на Москве".. Получив два дня на размышление посольство, в еще увеличенном составе, вернулось 7 декабря и предложило разные условия со своей стороны; бояре Иоанна отвечали, что это уже не государствование, когда оно ограничено условиями и на ответ, что они не знают обычая московского, им было сказано: "государство наше таково: вечу и посаднику в Новгороде не быть, все государство нам держать, иметь нам в новгородской области села и земли; суд сохраним по старине, вывода не бойтеся". Только 17 декабря вернулись послы с согласием на эти требования, но просили, чтобы великий князь, или его братья, или хотя воеводы по приказу великого князя целовали крест — но получили отказ; даже не были отпущены посоветоваться в Новгород; только 29 декабря по просьбе послов дана была им аудиенция у великого князя и они из его собственных уст услышали повторение обещаний, данных 7 декабря, и были отпущены в Новгород.

Далее шли еще переговоры о данях великому князю и об отбираемых им у монастырей землях, причем Иоанн сделал небольшие уступки в первоначальных требованиях: именно, сначала Иоанн хотел взять половину вотчин из всех монастырских и владычных и всю новоторжскую область, а затем согласился взять половину земли только у шести наиболее богатых монастырей (Юрьевского, Благовещенского, Аркажа, Антониева, Никольского Неревского и Михайловского на Сковородке), а у владыки, вместо половины, земли, взял всего 10 волостей; затем великий князь уменьшил вдвое размер поземельной дани, которую хотел брать сначала и согласился не посылать писцов переписывать новгородскую землю; новгородцы должны были дать точные сведения сами, под страхом жестоких наказаний за утаенную землю. 18 января 1478 г. весь Великий Новгород бил челом великому князю о принятии в его службу. 20 января Иоанн извещал об этом грамотою мать, сына и митрополита; наместниками в Новгород были назначены два брата князья Оболенские, Иван Васильевич Стрига и Ярослав Васильевич.

Были захвачены Марфа Борецкая с внуком, еще шестеро новгородцев, имение их отобрано на великого князя, сами они отправлены в заточение; после отъезда великого князя снят был вечевой колокол, отвезен в Москву и там повешен на колокольне Успенского собора, звонить вместе с прочими.

Выехав из Новгорода 17 февраля, Иоанн 5 марта возвратился в Москву. Ho Новгород еще не забыл своей прежней воли и еще не раз пришлось действовать Иоанну против него силою. В 1480 г., когда возникли слухи о движении на Московское княжество Ахмата, новгородцы снова начали какие-то сношения с Казимиром. 26 октября Иоанн, взявши только 1000 человек и приняв возможные меры, чтобы новгородцы не получили весть о его движении, двинулся к Новгороду; при его приближении новгородцы затворились и решили защищаться;

Иоанн получил подкрепления и начал обстреливать город; Новгород тогда вскоре смирился и принял Иоанна; немедленно были схвачены и высланы до 50 чел., затем обнаружено участие в заговоре Феофила, он сведен с кафедры и отправлен на заточение в Чудов монастырь; до 100 человек было казнено, столько же семей переселено в другие города; при подчинении Новгорода жители были обнадежены, чтобы не боялись вывода; но теперь после новой смуты меру эту стали применять.

В 1481 и 1484 гг. происходили в Новгороде подобная же расправа, но в меньших размерах; в 1487 г. в Новгороде четыре месяца стоял московский отряд и было выведено 50 семей; в 1488 г. открылось намерение убить великокняжеского наместника; многие были казнены, выведено было более 700 новгородцев и взамен их поселены были переведенцы из других городов.

Но наиболее сильный удар нанесен был Новгороду прекращением торговых сношений с Ганзою в 1494 г. Со времени полного подчинения Новгорода великому князю, его наместники предъявляли все более и более требований к купцам ганзейским; при самом уже взятии Новгорода несколько этих купцов были заключены под стражу и на некоторое время торговые сношения прекратились; потом они, однако же, были восстановлены.

В 1494 г. летом явилось в Москву посольство от Ганзы и, обменявшись с великим князем дарами, представило жалобы на притеснения со стороны московских наместников в Новгороде; в ответ на это с русской стороны выставлены были подобные же претензии и жалобы.

Послы, впрочем, были отпущены из Москвы, но по дороге уже под Бронницами, недалеко от Новгорода, арестованы, а 5 ноября 1494 г. все купцы немецкого двора в Новгороде были арестованы, товары взяты на великого князя и самый двор заперт.

Всего были схвачены 49 купцов; большинство из них в 1497 г. были отпущены, но четверо так и остались в заключении в Москве.

После этого торговые сношения с Ганзою уже не были восстановлены; в 1514 г. заключен был с Ганзою торговый договор на 10 лет, но немецкий двор в Новгороде уже не был открыт.

Иоанн, по-видимому, желал вести коммерческие сношения с Западной Европой без посредства Ганзы, которая во всяком случае извлекала больше выгоды из торговли с Новгородом, чем доставляла ему. Важнейшая колония Новгорода, земля Вятская, сохранявшая значительную степень самостоятельности и по отношению к Новгороду, первое время правления Иоаннова не подчинялась и ему; в 1466 г. вятчане даже опустошали ближайшие к ним владения великого князя, в 1469 г. отказались помогать его воеводам против Казани; но в борьбе против Новгорода вятчане помогали Иоанну.

В 1485 и 1486 гг. вятчане опять воевали земли великокняжеские.

Тогда, наконец, в 1489 г., утвердив уже свое влияние в Казани, великий князь отправил против вятчан значительную рать под начальством князя Даниила Щени и Григория Морозова, которые принудили к сдаче главный город вятской области Хлынов и самих вятчан заставили присягнуть великому князю; три главные противника московского владычества были казнены, много семейств разослано из Вятки в московские города; мелкие местные князья были привезены в Москву, но затем отпущены обратно в их владения, в качестве уже князей служилых.

Псков. — Отношения со Псковом при Иоанне сохранили прежний характер.

И Москва и Псков очень часто сталкивались с одним и тем же врагом, Новгородом, и это сближало их; кроме того, начиная еще с вел. кн. Василия Димитриевича, московские князья охотнее и деятельнее всех других князей подавали помощь Пскову, когда он нуждался в поддержке против немцев и уже с того времени замечается, что с одной стороны — Псков тяготеет к Москве, а с другой — что московские князья поддерживают, где только было можно, Псков; впрочем, в одном отношении псковичи никогда не успевали, несмотря на все старания: в Москве ни за что не разрешали им обособиться от Новгорода в церковном отношении.

И при Иоанне были отклонены просьбы псковичей, клонившиеся к этому, представленные в 1463, 1464, 1468 и 1469 гг. Вообще Псков покорно исполнял требования великих князей, а Иоанн со своей стороны поддерживал прежние добрые отношения, не делая, однако же, и больших уступок; псковичи помогали Иоанну в обоих новгородских походах 1471 и 1477 гг. Наместником во Пскове бывал всегда князь, назначенный князем московским; у наместников этих постоянно возникали столкновения с Псковичами, разрешать которые приходилось великому князю. В 1462 г. псковичи выгнали от себя кн. Владимира Андреевича, данного им еще Василием Темным;

Иоанн не сразу принял посольство псковичей по этому поводу, но затем умилостивленный просьбами и дарами, позволил псковичам самим выбрать для себя наместника, и они получили сначала кн. Ивана Александровича Звенигородского, а затем — кн. Федора Юрьевича.

В 1472 г. псковичи попросили заменить кн. Федора Юрьевича князем Иваном Васильевичем Стригой Оболенским; великий князь ответил, что кн. Стрига ему самому нужен и дал им его брата кн. Ярослава Васильевича.

Но с этим князем псковичи не ужились в мире; уже в 1475 г. обе стороны жаловались друг на друга: решением великого князя неправыми были признаны псковичи и принуждены были заплатить своему наместнику 130 р., но несогласие у них не прекратилось и в 1477 г., после новых, уже кровавых столкновений, и, особенно, вероятно, ввиду предстоявшего столкновения с Новгородом, Иоанн дал псковичам нового наместника, кн. Василия Васильевича Шуйского.

Однако, в 1482 г. во Пскове опять наместником был кн. Ярослав Васильевич; при нем произошли в 1484—1486 гг. большие смуты по делу о смердах, отказавшихся от некоторых работ на основании новых грамот, составленных князем Ярославом без ведома веча; великий князь своим вмешательством старался вернуть отношения к их прежнему положению.

В 1480 году во Псков явились братья великого князя, во время ссоры своей с Иоанном; псковичи просили их идти против немцев; но князья требовали, чтобы сначала Псков принял их жен и детей; тогда псковичи отвечали, что они не могут быть с ними в дружбе, когда они поднялись против великого князя, и князья выехали из псковской области, грабя и опустошая все по пути. В 1480—1483 гг. воеводы великого князя деятельно поддержали Псков в столкновении его с ливонским орденом.

В 1499 г. Иоанн, приблизив к себе снова Софью и сына своего Василия, бывших пред тем в опале, назвал Василия великим князем Новгорода и Пскова; псковичи отправили послов просить, чтобы у них был тот же великий князь, что и на Москве; этот слабый протест против распоряжений великого князя вызвал с его стороны суровое замечание псковичам.

Почти уничтожив раздробление в собственно московском княжестве, покорив Новгород, а затем и Тверь, Иоанн продолжал собирание Русских земель и присоединил к своему княжеству несколько областей, принадлежавших в то время великому княжеству Литовскому.

В действиях своих, направленных к этому присоединению, Иоанн обнаружил свою обычную осторожность, твердость, настойчивость и вместе с тем показал, что стремится совершенно сознательно именно к соединению в одно государство всех областей, занятых русским православным населением: впервые в сношениях с Александром литовским выставил он титул "государь всея Руси" и настоял на его признании; утверждая постоянно относительно всякого нового приобретения, какое бы ни делала Москва от Литвы, что это есть лишь возвращение прежде принадлежавшего преемникам св. Владимира, он заявлял притязания на все земли, находившиеся во власти князей литовских, но когда-либо принадлежавшие русским князьям, и в то же время начал принимать на себя роль защитника православия в Литве. Отношения литовские u польские. — Первое время правления Иоаннова у него не было прямых враждебных столкновений с тогдашним королем польским и великим князем литовским Казимиром: границы Москвы и Литвы почти не соприкасалась друг с другом, на большом пространстве разделенные владениями тверскими и новгородскими; но Иоанн и Казимир постоянно являлись соперниками.

Казимир обещал помощь Новгороду, обещался помочь князю тверскому, вступал в сношения с недовольными братьями Иоанна; он поднимал против Иоанна Золотую Орду, старался разрушить дружественные отношения к Москве крымского хана, но действовал вообще нерешительно и не довольно искусно и не успел помешать Иоанну ни в одном его важном предприятии, тем более, что его внимание от востока постоянно отвлекали отношения к Чехии и Венгрии, на престол которых Казимир старался постоянно посадить своих сыновей, что ему, наконец, и удалось.

Со своей стороны, великий князь московский поднимал на Литву и Польшу хана крымского и Стефана, воеводу молдавского, приводил в свое подданство мелких пограничных самостоятельных князей и успел нанести Польско-литовскому государству значительно больше ущерба и хлопот, чем Казимир Москве.

В 1473 г. небольшая рать великого князя сделала нападение на литовские области у Любутска; после присоединения Новгорода в 1478 г. Иоанн решительным образом отклонил притязания Казимира получать некоторые доходы с Великих Лук и Ржева, которые шли королю польскому прежде, при новгородском владычестве над этими городами;

Казимир неоднократно повторял свои требования, но в ответ слышал лишь утверждение, что за ним много вотчин великого князя, а что за великим князем его вотчин нет; впрочем, относительно Казимира Иоанн как будто бы, не решался действовать более круто и до решительных и открытых столкновений дело дошло только к концу 1492 года. На границах Московского и Литовского княжества лежала, так называемая тогда, "страна князей"; тут находились мелкие самостоятельные князья, из которых одни служили князю московскому, но большая часть признавали над собою верховную власть великого князя литовского и служили ему частью со своими родовыми вотчинами, частью с пожалованными от него на известных условиях.

Князья эти постоянно ссорились между собою за границы своих владений и за право владеть тем или другим городом, на основании старейшинства и других родовых отношений.

В эти ссоры князей, служивших Литве, вмешивались и соседние и родственные им князья, служившие Москве.

Казимир польский относился к этим спорам и ссорам князей недостаточно внимательно и дал возможность Иоанну воспользоваться ими к своей выгоде.

И вот, с конца 80-х годов не редко к таким спорившим князьям являлся московский посланец и объявлял, что великий князь Иоанн Васильевич хочет их беречь, жаловать, примет их в свою службу с городами и областями и будет защищать за ними те владения, с какими они явятся в московскую службу.

Такие внушения действовали.

Еще в 1482 г. отъехал к Иоанну кн. Федор Иванович Бельский; а в конце десятилетия идет целый ряд отъездов, причем каждый князь отъезжал со своею вотчиною, а иногда еще удерживал и данные ему для службы литовским князем города: сначала отъехал кн. Иван Михайлович Воротынский, затем в 1489 г. кн. Дмитрий Федорович Воротынский, в 1490—кн. Иван Васильевич Бельский, в 1492—князь Семен Федорович Воротынский, который, не получив от Казимира вознаграждения за земли, отнятые у него кн. Дмитрием Воротынским при переходе в московскую службу, сам последовал его примеру и тоже захватил два города, и кн. Иван Михайлович Воротынский, а в 1493 г. — князь Михаил Романович Мезецкий и князь Андрей Юрьевич Вяземский; немного ранее перехода двух последних началась уже открытая война у Иоанна с Литовским князем; в то же время в Москве был казнен кн. Иван Лукомский, тоже отъехавший из Литвы и обвиненный теперь в намерении отравить великого князя. В конце 1492 г. умер Казимир; на престоле польском ему наследовал сын его Ян Альбрехт, а на литовском — второй сын Александр; тогда Иоанн решился действовать энергичнее и, направив на Литву Менгли-Гирея крымского, послал и свою рать под начальством кн. Федора Оболенского; были взяты Мезецк, Любутск, Хлепень, Рогачев, Мещевск, Серпейск, сожжен Опаков; на этом остановились завоевания, потому что уладилось дело о браке между Александром литовским и дочерью Иоанна и Софии, Еленой, переговорами о чем Александр тщетно думал остановить войну; по мирному договору 4 февраля 1494 г. к Москве отошли Вязьма, Серенск, половина Мезецкой волости; князья новосильские, одоевские, воротынские и белевские признаны подданными московскими; за Иоанном признан титул государя всея Руси. После заключения мира 13 января 1495 г. Иоанн отпустил свою дочь Елену в Литву, в замужество за князя Александра.

Первое предложение по поводу этого брака было сделано 14 июня 1492 г. в самом начале войны в Новгороде, тамошнему воеводе Якову Захарьичу наместником полоцким Забережским через своего писаря, приехавшего в Новгород как будто бы за разными покупками.

Яков Захарьич сам приехал в Москву сообщить об этом великому князю и Иоанн, по совету с боярами, 17 октября приказал ему дать благоприятный для дальнейших переговоров ответ. Забережский писал по этому делу кн. Юрию Ряполовскому, а затем в январе 1494 г. приехал в Москву от Александра посол, Станислав Глебович, который сначала повел переговоры по поводу войны, а затем заговорил и о сватовстве; с обеих сторон взаимно обвиняли друг друга в обидах и нарушении мира; вообще же с литовской стороны хотели заключить договор о свадьбе прежде заключения мирного, а московское правительство твердо стояло на том, что прежде надо решить вопрос о мире; во время неоднократных пересылок по этому поводу из Литвы в Москву и обратно, 5 января 1493 г. посланный в Литву дворянин Загряжский впервые привез туда грамоты с титулом: "Иоанн, Божиею милостью государь всея Руси" и т. д.; литовский князь в январе 1494 г. прислал больших послов Петра Белого Яновича, воеводу трокского и Станислава Гаштольдовича Яновича, старосту жмудского.

Они и заключили мир на указанных выше условиях и вместе с тем покончили дело о браке Елены с Александром; получив торжественные уверения, что великой княгине не будет притеснения в вере, Иоанн 6 февраля 1494 г. обручил дочь Александру, причем место жениха занимал второй посол, пан Станислав, потому что первый посол был женат вторым браком.

Затем князья Василий и Семен Ряполовские отправлены были послами в Литву, чтобы привезти письменное обещание Александра, что Елене не будет принуждения в вере; вслед за их возвращением прибыло за невестой новое великое посольство и 13 января 1495 г., после торжественной обедни в Успенском соборе, Иоанн отпустил дочь в Литву. 15 февраля она была обвенчана в Вильне со своим нареченным женихом.

Однако, брак этот, как и надо было думать, не улучшил отношений между Москвою и Литвою; каждая сторона надеялась и желала извлекать из него выгоды только для себя и столкновения не замедлили возникнуть.

Александр почти немедленно после брака перестал в своих грамотах называть Иоанна государем всея Руси; присланных с Еленой из Москвы бояр и боярынь отправил против желания Иоанна из Литвы обратно в Москву, говоря, что у него довольно и своих слуг, и окружил супругу, к великому неудовольствию тестя, слугами католиками; обещанной церкви для великой княгини не выстроил, ссылаясь на то, что по привилегиям он не имеет права строить в своей стране новых церквей греческих и что вблизи дворца есть церковь, удобная для посещений великой княгини; наконец в Москву постоянно доходили слухи о том, что великую княгиню принуждают к перемене веры и хотя сама Елена в письмах утверждала противное, Иоанн постоянно укорял этим Александра.

Со своей стороны Иоанн не только не особенно ревностно старался удержать Менгли-Гирея от нападений на литовские земли, но вскоре даже начал подстрекать его к таким нападениям; не удерживал от враждебных отношений к Литве и Стефана молдавского; он не очищал тех из занятых его войсками земель, которые по мирному договору должны были перейти к Литве и по-прежнему старался переманить на свою сторону пограничных князей, остававшихся в литовском подданстве; с той и другой стороны очень мало делалось для устранения пограничных столкновений или хотя бы для прекращения возникавших.

Сношения между зятем и тестем становились все более и более натянутыми, холодными и наконец совершенно прекратились.

В феврале 1498 г. Москва и Литва обменялись, однако, посольствами, по поводу того, что в Литве был задержан русский посол к султану, Плещеев; затем опять не было никаких сношений до 30 мая 1499 г., когда до Иоанна дошло окольным путем известие из Литвы, утвердительно говорившее, что там поднято гонение на православие и что дочь его Елену тоже принуждают к переходу в латинство.

Того же 30 мая отправлен был в Литву гонец с письмами к Елене, в которых великий князь убеждал ее сохранить веру; действительно, известно, что папа побуждал Александра действовать всеми способами, чтобы заставить жену приступить к римскому закону.

Вскоре явилось в Москву посольство из Литвы, не прямо по этому поводу, но переговоры коснулись и вопроса о принуждении великой княгини к перемене веры; кроме того, литовские послы представили в Москве добытые ими в Крыму точные копии с тайной переписки великого князя с ханом, в которой Иоанн возбуждал хана к нападению на Литву; таким образом отношения стали только еще более натянутыми.

В то же время Иоанну бил челом о принятии в службу князь Семен Иванович Бельский, выставляя ту причину, что в Литве начались притеснения православию; после довольно продолжительных переговоров об условиях подданства Иоанн к началу 1500 г. принял Бельского и отправил в Литву Дмитрия Загряжского сообщить об этом своем решении Александру; вслед за Бельским отъехали к Москве со своими вотчинами князья Мосальские, Трубчевские и другие, а затем приняты были в московскую службу князь стародубский, Семен Иванович, сын князя можайского, захватившего в Троицком монастыре вел. кн. Василия Васильевича, и князь северский Василий Иванович Шемячич, внук заклятого врага отца Иоанна; они принесли с собою Москве Чернигов, Стародуб, Гомель, Любеч, Рыльск, Новгород-Северск и другие города; вместе с объявлением об этом в Литву отправлена была и "складная грамота", т. е. объявлена война; в то же время к Стефану молдавскому и к Менгли Гирею было сообщено о разрыве с Литвою и посланы приглашения идти на Александра.

Менгли-Гирей двинулся, а Стефан не хотел было исполнить желания Иоанна, так как из Литвы ему сообщили, что в Москве его дочь Елена, вдова князя Иоанна Иоанновича Молодого, и с сыном ее подвергнута опале; но в 1502 г. напал на литовские земли и он, уверенный Менгли-Гиреем, что сообщенные ему Александром известия сильно преувеличены.

Военные столкновения уже шли на границах еще до отсылки складной грамоты; князья-отъездчики уже занимали прилежащие города литовские; настоящая рать великого князя московского, сначала под предводительством царя казанского Магомета-Аминя и боярина Якова Захарьевича Кошкина, заняла несколько городов, а затем, под главным начальством кн. Даниила Щени, 14 июля 1500 г., в годовщину Шелонской победы, встретилась с литовским войском у речки Ведроши, под Дорогобужем и одержала полную победу; сам предводитель литовский, гетман князь Константин Иванович Острожский, со многими другими предводителями, вся артиллерия и обоз попались в руки москвичей.

Дальнейшие военные действия шли уже значительно менее энергично; московское княжество не имело еще достаточно сил, чтобы, воспользовавшись первым крупным успехом, нанести Литве еще несколько сильных ударов; хотя уже в 1501 г. опять московское войско одержало победу под Мстиславлем, но вообще дело ограничивалось занятием некоторых городов; осада Смоленска, которую начала в 1502 г. рать московская под начальством сына великого князя Димитрия Иоанновича (по прозванию Жилка) не удалась и князь Дмитрив ограничился только опустошением окрестных земель.

Князь литовский, со своей стороны после сильного поражения, не мог вести войны энергично, к тому же крымцы и Стефан отвлекали его внимание и силы; на помощь великому князю московскому двинулись псковичи, но Александр успел поднять против них Ливонских рыцарей; псковичи и посланная тогда к ним для поддержки московская рать неоднократно и с переменным счастием бились с немцами; в степях союзник Иоаннов Менгли-Гирей в 1502 г. окончательно истребил последние остатки Золотой орды, предводимые Ших-Ахматом; с этого времени началось то усиление Крымской орды, которое впоследствии сделало враждебными и отношения Крыма и Москвы.

Все участники этой борьбы были ею утомлены; в Москву еще в 1500 году являлся литовский посланец просить "опасной" грамоты для больших послов; это большое посольство явилось в Москву 13 января 1501 г., когда уже там было посольство от короля венгерского, Владислава, брата Александра литовского; вскоре приехало посольство от Яна Альбрехта польского; позже прибыли еще послы и от папы Александра VI. Послы Александра литовского привезли письма Елены к отцу, к матери и к братьям, в которых Елена просила, чтобы Польско-литовскому государству дан был сколько-нибудь сносный мир. Посольства предлагали посредничество своих властителей для заключения мира, причем польское и венгерское даже грозили, что Александру будет подана помощь; на это бояре великого князя отвечали его именем, что в таком случае помощь будет оказана неправому, перечисляли все "неисправления" Александра пред великим князем московским и заявили: "говорите вы, чтобы нам в отчину Александра не вступаться, а города и волости, которые наши люди поймали, то их поступиться — то эти города, волости и земли из старины наша отчина"; "и не то одно наша вотчина, что те города, которые ныне за нами; но и вся Русская земля, Божьею волею, из старины наша вотчина", говорили бояре московские от имени своего великого князя. Тут впервые, пред лицом польских представителей русский великий князь прямо и определенно выразил мысль, что города и земли с русским населением, хотя бы и принадлежавшие тогда какому-либо другому государству, считаются в Москве долженствующими принадлежать к России.

При этих же переговорах положено было и основание праву русского государя защищать в Литве религиозную свободу православных; литовское посольство косвенно как бы признало это право за Иоанном, представляя постоянно уверения, что православные не испытывают в их земле никаких притеснений за веру. Целуя пред послами крест, что будет соблюдать договор, Иоанн торжественно заявил, что опять начнет войну, если станут снова принуждать дочь его к перемене веры, и будет стоять за это дело "сколько Бог помощи подаст". С 7 марта 1503 г. начались в Москве эти переговоры с прибывшим туда литовским посольством при посредстве посольства венгерского и польского;

Александр литовский опять называл Иоанна государем всея Руси; литовские послы предлагали заключить мир на основании прежнего мирного договора, затем венгерский посланец предложил половину захваченного удержать за Москвою, половину возвратить; но московский великий князь не согласился ни за что отдавать те города, которые он признавал отчиною великих князей всея Руси; 28 марта 1503 года заключено перемирие по 25 марта 1509 г.; Москва удерживала за собою все земли, принесенные князем Шемячичем и Стародубским, а на время перемирия и все завоевания, — всего 19 городов и 70 волостей;

Киев и другие города названы были в избежание пререканий не отчинами, а землями; чтобы взять крестное целование с Александра были посланы в Литву специальные послы; Александр неохотно, только после всяких возможных отсрочек и задержек, присягнул на соблюдение условий договора; когда вскоре после заключения мира, в Польше, престол которой к этому времени занял также Александр, написали в проезжей грамоте одному московскому Послу титул Иоанна не вполне, пропуская наименование "Государь всея Руси", он выразил по этому поводу неудовольствие и заставил Александра объяснять неправильность написания титула тем, что в польских канцеляриях еще не знали, как его следует писать; таким образом на будущее время и с польской стороны было как бы принято обязательство признать за великим князем московским титул "государя всея Руси". Это был последний успех Иоанна в отношении к Польско-литовскому государству: вскоре Иоанн и скончался; получив известие о его смерти Александр немедленно известил об этом Ливонских рыцарей, говоря, что настало время поправить свои дела; в феврале следующего 1506 г. в Москву прибыло польско-литовское посольство, завело речь о возвращении Литве городов, утверждая, что они захвачены Москвою неправильно, но встретило такой твердый ответ, что Александр счел за лучшее соблюдать перемирие.

Казань. — Таковы были отношения Иоанна к частям русской земли, еще не соединившимся с Москвою, и к ближайшему его западному соседу, государству Польско-литовскому; при изложении их мы уже неоднократно встречались с татарами и татарскими отношениями Иоанна; эти отношения имели большое значение во все время его правления, и были очень важны для Москвы;

Иоанн умел отлично пользоваться тем разделением татарского царства на три части, какое создалось к его времени; с ордою Крымскою он все время сохранял дружественные отношения и ею удерживал и ослаблял другую орду, Золотую; а в то же время — сам действовал прямо наступательно по отношению к третьему татарскому царству, Казанскому, наиболее слабому, но вместе с тем наиболее близкому и следовательно беспокойному для московской Руси. В Казани Иоанну удалось утвердить отчасти свое влияние, Золотая орда при нем была окончательно уничтожена ханом крымским; кроме этой услуги Крымская орда оказала существенную помощь Москве, постоянно отвлекая силы и внимание государства Польско-литовского.

С Казанью неприязненные столкновения начались с самых первых лет правления Иоанна.

Еще в 1467 году московский служилый царевич Касим получил из Казани приглашение занять престол казанский;

Касим сообщил об этом великому князю и Иоанн дал ему отряд войска, который должен был проводить его в Казань и посадить на царство; но сведения Касима о положении дел в Казани оказались неверными: казанский царь Ибрагим встретил его с большим войском и Касим с московским отрядом должен был поспешно отступать.

В ответ на это казанцы сделали вторжение в соседние русские области; в декабре того же года и в январе 1468 г. отряд московских детей боярских опустошил земли подвластной Казани Черемисы; в то же время татарские отряды нападали на костромской и на муромский уезд; шайки, действовавшие под Муромом, были разбиты московскими отрядами.

Весною русские имели успех против татар на Каме, но за то царь казанский Ибрагим заставил Вятку признать свою власть.

Весною же двинулась значительная московская рать под начальством Беззубцева, еще ранее в 1450 г. с успехом водившего русскую рать против казанцев; но в то же время у великого князя получила позволение ехать в Казань ханша, вдова Касима и мать царя Ибрагима, которая обещала примирить Ибрагима с Иоанном; поэтому великий князь послал в Нижний Новгород главному воеводе Беззубцеву, приказание не двигаться на Казань всею ратью, а только отпустить охотников; но когда Беззубцев сообщил это распоряжение войску, то почти все оно высказало желание идти и биться с татарами.

Беззубцев никого не задерживал; войско выбрало себе предводителем некоего Ивана Руно, рано утром 21 мая 1469 г. подплыло к Казани, неожиданно на нее ударило, сожгло посады, перебило множество татар и захватало большую добычу; так как возвращаться по Волге назад против течения приходилось значительно медленнее, то рать татарская, двигаясь частью по берегу, частью и на судах, дважды производила нападение на русских, но была отражена.

Татары не успели так же помешать другому русскому отряду, который, получив известие, будто войско Беззубцева ушло, заключив мир, решился пройти мимо Казани из Камы на судах; татары сделали на него нападение, но русские пробились, хотя и с большими потерями.

Чтобы покончить наконец эти враждебные столкновения, Иоанн летом 1469 же года отправил на Казань сильное войско, под начальством братьев своих Юрия и Андрея Большого. 1 сентября они подступили к Казани; вылазки татар были отражены, город обложен и обведен острогом; осажденные отрезаны от воды; вскоре царь Ибрагим просил мира и принял его на всей воле великого князя; из условий этого мира мы знаем только, что были отпущены все русские пленные, захваченные за последние 40 лет, т. е., вероятно все бывшие тогда в Казани русские пленники.

Этот поход, по-видимому, сильно напугал казанцев; почти восемь лет они не решались после этого подняться против Москвы, но, очевидно, только ожидали удобного случая; и в 1478 г., получив ложное известие, будто бы великий князь потерпел под Новгородом решительное поражение и сам раненый едва убежал с тремя спутниками, казанцы немедленно двинулись на Вятку и Устюг; но как, все-таки, велик был у них страх пред Иоанном, видно из того, что когда пришло к этому войску справедливое известие об успехе Иоанна, оно немедленно бросилось в самое поспешное бегство, так что покинуло даже котлы с варившеюся в них пищею. В наказание за это нападение великий князь послал снова под Казань свою рать, которая хотя и не имела против города большого успеха, но все-таки принудила Ибрагима просить мира. В 1482 г. Иоанн еще раз лично сам выступил против Казани; когда он был во Владимире, а рать его уже в Нижнем Новгороде, Ибрагим прислал посольство с челобитьем о мире и Иоанн возвратился без войны. Таким образом Ибрагим, начиная с 1469 г., был до известной степени под влиянием Москвы.

В 1486 г. он умер. В Казани произошли смуты и престол захватил после некоторой борьбы старший сын Ибрагима, Алегам; второй сын покойного хана от ханши Нурсалтан, Магмет-Аминь, тоже имел партию, которая желала видеть его царем; после удачи Алегама Магмет-Аминь приехал в Москву и жил здесь при дворе великого князя, пользуясь большим почетом.

Иоанн охотно склонялся на его просьбы помочь ему в достижении казанского престола и потому, что находил, конечно, выгодным для себя вмешиваться в дела казанские, и потому, что мать Магмет-Аминя, Нурсалтан вышла замуж за верного союзника Иоаннова, Менгли-Гирея; поэтому, когда и из Казани пришли к Иоанну просьбы жителей защитить их от жестокостей Алегама, он 11 апреля 1487 г. отправил под Казань войско под главным начальством кн. Даниила Холмского, а вслед за ним — 24 апреля и Магмет-Аминя; 18 мая воеводы пришли под Казань, отбили вылазки татар, окружили город тыном, прогнали князя Алгазыя, который тревожил русское войско с тыла, и 9 июля царь Алегам сдался воеводам.

На царство именем Иоанна посажен был Магмет-Аминь; Алегам сослан с женою на Вологду, его мать, два брата и сестра в Карголом.

Магмет-Аминь платил Иоанну какую то дань и собираясь жениться спрашивал у Иоанна позволения.

В 1496 г. по просьбе Магмет-Аминя Иоанн посылал в Казань войско, которое устрашило противников Магмета и сохранило за ним царство; но когда войско это ушло, недовольные Магмет-Аминем казанские князья снова призвали шибанского хана Мамука и Магмет-Аминь бежал в Москву.

Но кажется еще до его прибытия в Москву явились послы из Казани, просить, чтобы великий князь простил их измену и дал бы кого-нибудь в цари, но не прежнего Магмет-Аминя; в апреле того же года Иоанн послал в Казань брата Магмета, Абдыл-Летифа, который незадолго пред тем явился из Крыма и получил от великого князя Звенигород: с ним отправлены были князья Семен Холмский и Федор Палецкий, которые и посадили Летифа на царство, в начале мая; 9 мая Магмет-Аминь был отпущен в пожалованные ему города, Серпухов, Каширу и Хотунь.

В 1502 г. Летиф, по приказанию Иоанна, был схвачен и приведен в Москву; на его место прислан был снова Магмет-Аминь, но он восстал против Иоанна; уже в начале 1505 г. произошли у него с Иоанном какие-то недружелюбные обсылки грамот; 24 июня посол великого князя и русские купцы, явившиеся на ярмарку, были схвачены, часть их убита, остальные посланы к ногаям; сам Магмет-Аминь получил помощь от ногаев и подступал к Нижнему Новгороду, но татарское войско было отбито воеводою Хабаром Симским, который побудил принять участие в защите города до 300 пленных стрелков литовских, сосланных в Нижний-Новгород; за эту помощь они получили впоследствии свободу и богатые дары. Иоанн не успел уже отомстить Казани: осенью того же года он умер. Свержение татарского ига. — Сношения Иоанна с Золотою ордою, хотя и значительно ослабевшею уже, но сохранявшею еще номинально верховную власть над московским княжеством, были постоянно недружелюбны.

Иоанн не скрывал уже, что тяготится этою зависимостью; он ни разу сам не ездил в Орду; дань татарам, так называемые "выходы", если и платил, то не особенно исправно; со своей стороны и золотоордынские ханы не могли не видеть и не чувствовать постоянно возраставшей опасности, что Москва сбросит, наконец, с себя зависимость от Орды; потому, Золотая орда охотно шла навстречу всяким внушениям против Москвы.

Казимир литовский, постоянно отвлекаемый другими делами от возможности противодействовать усилению Иоанна настолько, насколько он бы того хотел, старался создавать Иоанну затруднения через Ахмата, современного ему хана Золотой орды; в 1470 г. новгородцы, как уже сказано, ожидали помощи от Казимира; он отправил в Золотую орду специального посланца, чтобы возбудить Ахмата к нападению; но Ахмат не скоро успел собраться, его задержал между прочим набег вятчан, которые успели неожиданным нападением захватить самый Сарай и благополучно удалились, уводя множество пленных.

Только летом 1472 г. Ахмат пошел на Иоанна; но на берегу Оки встретил уже сильные полки московские, не решился на попытку переправы и ушел в степи, ограничившись взятием и сожжением города Алексина, которому воеводы великокняжеские не успели подать помощи; полки московские подоспели к берегу Оки, когда татары были уже под Алексином, жители которого были задержаны в городе, благодаря корыстолюбию воеводы Беклемишева; но воеводы не имели средств для того, чтобы сразу переправить значительную массу войска; а под Алексином Ока настолько уже глубока и широка, что переправа вплавь в виду неприятеля была слишком опасна.

После этого набега между Ахматом и Иоанном заключен был мир и в 1474 г. ездил в орду посланником Никифор Басенок, с которым обратно пришел посол Ахмата с громадным количеством татарских купцов в своей свите; в 1476 г. Ахмат потребовал Иоанна в Орду; Иоанн, конечно, не поехал, но отправил послом Бестужева; подробности этих сношений неизвестны.

Когда Иоанн двинулся во второй свой поход на Новгороду Казимир опять стал поднимать Ахмата и опять татары опоздали: главные их силы пришли, не только тогда уже, когда было покончено с Новгородом, но уже и после того, как Иоанн успел почти примириться с братьями, которые после покорения Новгорода поднялись было против него. Есть известие, что хан Ахмат был страшно раздражен против Иоанна, который, будто бы, в ответ на предъявленное послом требование ехать в Орду, взял у него "басму" (ханское изображение), изломал ее, бросил на землю и, перебив всех послов, кроме одного, отпустил этого последнего в Орду сказать хану, что так будет поступлено и с ним самим, тогда как до того времени князья будто бы встречали пешие ханского посла, бывшего верхом, и слушали ханскую грамоту, стоя на коленях; но этот рассказ не заслуживает доверия, как потому, что находится только в "Сказание о земле царства казанского", источнике, составленном значительно позднее и вообще невысокой достоверности, так и потому, что известные грамоты Иоанна к ханам и ханов к нему делают совершенно невозможным предположение, чтобы существовали подобные обряды не только при Иоанне, но уже при его деде и отце. Летом 1480 г. войска Ахмата приблизилась к московскому княжеству; 16 апреля 1480 г. получил великий князь известие, что Ахмат поднялся на него; немедленно же были высланы на Оку полки московские; 23 июня и сам Иоанн прибыл к войску в Коломну; татары пришли к Оке, когда ее уже охраняли русские.

Видя, что тут переправа затруднительна и опасна, хан направился на запад, чтобы пройти через земли своего союзника Казимира и вторгнуться через литовскую границу; к тому же он ожидал и непосредственной помощи от Казимира; но и московские рати пошли тоже на запад и ранее татар заняли линию по р. Угре, тогдашней границе Москвы и Литвы, и оберегали все перевозы и броды. Однако, в Москве почему-то опасались, что татары на этот раз сделают особенные усилия, чтобы прорваться мимо русских войск, и потому стали приготовляться на случай появления татар под столицею и ее осады. Сам Иоанн приехал во время этого перехода войска из Коломны в Москву; рассказы летописей о его поведении в это время разногласят между собою: одни обвиняют его в трусости, и рассказывают, что будто бы, когда Иоанн 30 сентября подъехал к Москве, в то время, как жители перебирались из посадов в городские укрепления, из толпы раздались голоса, говорившие: "ты, государь великий князь, в спокойное время строго нами правишь и дани берешь большия, а теперь, раздражив хана тем, что ему дани не платишь, оставляешь нас на расправу татарам"; по словам того же летописца в Кремле епископ ростовский Вассиан встретил великого князя грозными укоризнами, называл его "бегуном", и вообще встреча была такова, что великий князь не решился даже жить в Москве, а остановился в Красном селе. Эти летописи говорят, что сын великого князя, Иоанн Молодой, не хотел ни за что последовать примеру отца и не ехал от войска, несмотря на настойчивое требование отца, несмотря даже на приказание, данное великим князем князю Холмскому, насильно отослать его в Москву; наконец в этих летописях читаем и самый неприязненный отзыв о великой княгине Софье, которую Иоанн, вместе с сыном Василием, отослал на север; летописец называет ее "римлянкой" и говорит, что те местности, через которые она прошла, пострадали более, чем от татарского набега; самое поведение Иоанна объясняется влиянием двух бояр, Ощеры и Мамона, которых будто бы князь великий слишком слушался в этом случае и которые убеждали его вспомнить судьбу его отца, как он попался в плен казанцам, и не рисковать на сражение.

Но в других летописях нет такого враждебного отношения к Иоанну; поведение его не представляется в них ни в каком отношении недостойным.

Насколько мы можем судить о характере Иоанна, мы знаем, действительно, что он не отличался безрассудною отвагою, но не можем никак сказать, чтобы он проявлял какую-нибудь трусость.

Были, вероятно, какие-нибудь обстоятельства, оставшиеся нам неизвестными, которые делали необходимым присутствие Иоанна в Москве: действительно, только в этот приезд Иоанн успел при посредстве матери, примириться с братьями; на какие-то не совсем обычные обстоятельства указывает и то, что в Москве стали готовиться на случай осады, хотя сам по себе набег татар в этом году не представлял ничего особенного, а наконец и еще какое-то странное распоряжение: великий князь перевел в Переяславль, на случай осады, жителей Дмитрова, а в Дмитров послал московичей; быть может летопись, содержащая неблагоприятную для Иоанна версию рассказа, исходит из той партии, которая впоследствии сильно пострадала при опале великой княгини Елены и сына ее, великого князя Димитрия; на такое предположение наводят чрезвычайно резкие отзывы о Софье, и очень мало вероятный рассказ поведений великого князя Иоанна Молодого, сына от первого брака, столь выгодно, за то, рисующий его сравнительно с отцом; неполная достоверность и недостаточная точность летописной версии, проявляющей большую недоброжелательность к Иоанну, доказывается еще и тем, что по ее словам Иоанн жил в селе Красном две недели, тогда как по официальным данным он пробыл тут всего с 30 сентября по 3 октября, и по летописям же можно доказать, что 9 октября Иоанна уже не было в Москве.

Как бы то ни было, Иоанн, прибыв в Москву, имел совещание с матерью, митрополитом, боярами, достиг полного примирения с братьями и через 5 дней отправился снова к войску; его провожали торжественно, с крестами;

Иоанн остановился в Кременце, в 30 верстах от г. Медыни; сюда пришли к нему со своими дружинами и братья; говорят, Иоанн посылал к Ахмату с мирными предложениями, но соглашения не состоялось; ни то, ни другое войско не решалось переправляться в виду неприятеля.

В Кременце Иоанн получил обширное и с жаром написанное послание от Вассиана, убеждавшего его не уклоняться от битвы с татарами; послание это представляете один из интереснейших литературных памятников той эпохи. 26 октября стала Угра — вообще в тот год зима наступила очень рано и была чрезвычайно сурова, — Иоанн приказал войскам отступить от берега Угры к Кременцу, а затем отошел еще и к Боровску, намереваясь, как говорят, там дать битву татарам.

Однако, Ахмат не исполнил своей угрозы, что вторгнется в московское княжество, когда станут реки; татары простояли на месте до 11 ноября и затем вдруг поспешно отступили, даже просто побежали; по дороге они ограбили земли своего же союзника, Казимира; причины такого странного поведения их не разъяснены окончательно; вероятно, Ахмат не решался воевать против Иоанна один, поджидал Казимира, а Казимир, по своему обычаю, не двинулся, и татары, страдая от сильнейших холодов, должны были поспешно удалиться; но во всяком случае неосновательно известие, будто Ахмата отвлекло от Угры нападение на его улусы царя Нордоулата и одного из воевод великокняжеских: Ахмат не торопился домой: он зимовал на устьях Дона, Здесь 6 января 1481 г. напал на него неожиданно хан ногайской орды Ибак, собственноручно заколол его сонного и завладел всею добычею;

Золотая орда распалась окончательно;

Шиг-Ахмат с последними остатками ее остался в степях недалеко от Киева, у устьев Десны; Литва теперь относилась к ослабевшей орде уже вовсе не дружелюбно.

Когда Менгли-Гирей выступил с большими силами, чтобы окончательно уничтожить своих давних соперников, от Шиг Ахмата улусы один за другим стали переходить к крымцам; в начале июня 1502 г. произошла битва, остальные улусы были частью истреблены, частью взяты в плен; Шиг-Ахмат успел спастись;

Менгли-Гирей прислал посольство к Иоанну, известить его об уничтожении Золотой орды и выпросить разных подарков и вознаграждение трудов своей орды. Шиг-Ахмат, после разных скитаний у ногаев и у турок, умер в заключении в Литве, где его задержали, чтобы иметь постоянно в руках человека, освобождением которого можно было бы стращать Менгли-Гирея. Так как хан Ахмат, давно уже недовольный великим князем московским и собравший все свои силы для нападения на него, не отважился на это нападение, встретив приготовленную к защите страны рать московскую, то происшедшее событие все современники рассматривали, как свержение ига, так долго тяготевшего над русской землей;

Иоанна при возвращении его в Москву встретили со всеобщим ликованием и благословениями, тем более, что успех не стоил никаких жертв, и таким образом благоразумная осторожность Иоанна не имела никаких дурных последствий.

Крым. — Наиболее живые и вместе дружественные отношения создались у Иоанна с ханством крымским; но только ему и удалось жить с Крымом в мире и даже пользоваться его силами для достижения своих целей; после него крымцы являются не менее злыми врагами Руси, чем были и казанцы и золотоордынцы.

Крымское ханство образовалось в 1446 г. из нескольких улусов, отделившихся от Золотой орды; первым самостоятельным ханом его был Ази-Гирей, основавшийся в Крыму с помощью Казимира литовского; поэтому он постоянно враждовал с Золотою ордою, дружил с польско-литовским государством и не раз нападал на московскую Русь. В 1467 г. Ази-Гирей умер и в царстве его утвердился, после многих смут и столкновений между его детьми, один из них Менгли-Гирей. Постоянно враждуя с Ахматом, Менгли-Гирей в 1474 г. прислал к Иоанну посла, предлагая союз и дружбу;

Иоанн, с своей стороны, отыскивая помощников для борьбы с Казимиром, конечно, с большим удовольствием принял такие предложения и с этим же послом, 31 марта 1474 г. отправил своего посла, Беклемишева; он успел положить начало тем дружественным отношениям между Москвою и Крымом, которые сохранились во все правление Иоанна.

Менгли-Гирей обыкновенно под разными предлогами просил у Иоанна даров для себя и своих первых приближенных;

Иоанн удовлетворял его просьбам, но за то и Менгли-Гирей иногда по желанию Иоанна отказывался от притязаний на некоторые дани; при этом, тон грамот и взаимные обращения в посольских речах мало-помалу приобретают характер все более и более равноправный.

В 1475 г. Крым был завоеван турками и Менгли-Гирей признал верховную власть султана; недовольный своим положением, опасаясь, как бы султан не задумать почему-либо лишить его престола, Менгли-Гирей просил у Иоанна, чтобы в случае нужды он оказал ему помощь.

Иоанн отвечал: "Дай Бог, чтобы тебе лиха не было, брату моему Менгли Гирею царю; а если что станется, какое дело о юрте отца твоего, и приедешь ко мне, то от меня, от сына моего, братьев, от великих князей и от добрых бояр тебе, царю, братьям и детям твоим, великим князьям и добрым слугам, лиха никакого не будет; добровольно прийдешь, добровольно прочь пойдешь, нам тебя не держать; а сколько силы моей станет, буду стараться достать тебе отцовское место". В 1476 г. Менгли-Гирей был изгнан из Крыма Ахматом, который посадил на его место Зенебека; но в 1479 г. Менгли-Гирей вернулся с турецкой помощью; тогда Зенебек с двумя братьями бежал в Москву и великий князь не выпускал их никогда из пределов своего княжества.

Менгли-Гирей был женат на вдове казанского хана Ибрагима, Нурсалтан, и последовательно два сына ее занимали, по воле Иоанна, казанский престол; впрочем, второй из них, Абдыл-Летиф, был схвачен русскими воеводами за какие-то вины и даже заступничество Менгли-Гирея не облегчило его участи.

Менгли-Гирей постоянно отвлекал силы Казимира, когда это нужно было Иоанну, и враждовал с Золотой ордой, Иоанн, в свою очередь, не выпускал Нордоулата, которого один из Ахматовых детей, одно время даже господствовавший в Крыму, думал посадить вместо Менгли-Гирея; ежегодные взаимные пересылки послов между Иоанном и Менгли-Гиреем почти не прекращались; особенные услуги оказал Менгли-Гирей Иоанну во время войны его с Александром: помимо того, что он уничтожил окончательно последние остатки Золотой орды, он причинил сильнейший вред и Александру литовскому: его земли давно уже не испытывали таких страшных разорений, какие неоднократно производил в них Менгли-Гирей; он отодвинул далеко на запад границу Польско-литовского государства сравнительно с тем, как была она при Витовте.

В сношениях Иоанна с Менгли-Гиреем произошел и следующий случай, рисующий тогдашние нравы и политику Иоанна: в 1481 г. Тимофей Скряба, отправленный послом в Крым, добился того, что Менгли-Гирей примирился с Казимиром литовским; но пока это устроилось и пока хан сообщил об этом в Москву, там обстоятельства уже изменились, Иоанн снова желал, чтобы крымцы тревожили Литву и потому отправил туда новое посольство, которое отвезло в Крым Скрябу, объявило от имени великого князя, будто бы Тимофей действовал прежде там в противность данным ему наставлениям, выдало его головою хану и просило хана продолжать вражду с Литвою.

Но, впрочем, вряд ли можно думать, чтобы Скрябу в данном случае постигли какие-нибудь неприятности; крымцы вообще охотнее грабили Литву, чем из-за московских отношений соблюдали мир с этим соседом; выдача Скрябы была, вероятно, такою чисто внешнею формальностью, как выдача головою обидчика впоследствии при местнических спорах.

Так действовал Иоанн относительно русских земель, сохранивших еще самостоятельность, и боролся с татарами и литовцами; но он вел немало и дружественных сношений с западно-европейскими державами.

При нем впервые возобновились эти сношения, надолго прерванные тяжелым татарским игом и усилением Польско-литовского государства.

Первыми по времени и вместе с тем наиболее важными были при Иоанне сношения с Римом, результатом которых был брак Иоанна с Софьею Палеолог, а в связи с ним — и сношения с некоторыми другими итальянскими государствами.

Брак с Софьею Палеолог. — В 1468 г., по совету кардинала Виссариона, знаменитого гуманиста и греческого патриота, из Рима отправлены были Николо Джисларди и грек Георгий к некоему Джону-Баттисте делля-Вольпе, монетчику великого князя, жившему в Москве и известному в русских летописях под именем Ивана Фрязина; они прибыли в Москву 11 февраля 1469 г. и привезли Иоанну от имени кардинала Виссариона предложение вступить в брак с Зоей Палеолог, племянницей последнего константинопольского императора.

Предложение это было, конечно, приятно для национального самолюбия русских; вероятно и сам Иоанн не без удовольствия думал, что посредством этого брака род его будет связан с угасавшим родом византийских императоров.

После совета с митрополитом Филаретом, матерью и боярами, Иоанн, 8 марта 1469 г., отправил Вольпе в Рим, поглядеть невесту и привезти ее портрет.

Вольпе был очень хорошо принят в Риме при папском дворе, получил портрет принцессы и 14 октября 1470 г. выехал обратно, с двухлетнею охранною грамотою папы для свободного проезда через все католические земли. 16 января 1472 г. он снова выехал из Москвы в Италию; с ним ехали и русские послы; грамота, данная им, была написана на имя папы Калликста, как, по дошедшим в Москву слухам, звали папу, избранного на место Пия II, умершего в 1471 г.; будучи уже за границей, русские послы узнали, что нового папу зовут не Калликстом, а Сикстом; они не решились возвращаться за новыми грамотами, а подчистили в грамотах, заменили имя "Калликст" именем "Сикст" и продолжали путь. 24 мая 1472 г. созвано было папой собрание кардиналов, сообщено им о приходе послов от Иоанна, князя "Белой России", сватающего Зою; кардиналы соглашались на этот брак, приняв во внимание, что митрополит русский Исидор принял унию и что, следовательно, "рутены" должны быть считаемы за "православных". 25 мая послы были приняты папою, представили ему грамоты, поднесли дары, и папа выразил им согласие на брак Зои с Иоанном; есть основания думать, что дело не встретило никаких затруднений в вопросе о религии жениха потому, что Вольпе ввел на этот счет папу в заблуждение и уверил его, что Иоанн согласится на полное подчинение Риму. 1 июня 1472 г. совершено было в базилике св. Петра обручение Зои Иоанну, а уже на следующий день папа высказал в коллегии кардиналов подозрения в истине некоторых прежних заявлений Вольпе и в том, не переступил ли он отчасти данных ему полномочий, потому что когда зашла речь более определенно о вопросах веры и о походе против турок, в чем сначала Вольпе общими выражениями обнадеживал римских политиков, то оказалось, что он не имел никаких положительных прямых предписаний и полномочий на этот счет. Тем не менее, обручение уже состоялось и 24 июня 1472 г. Зоя с Вольпе и довольно многочисленною свитою отправились в Москву; путь ее лежал через Флоренцию, Болонью, Нюренберг; в начале сентября принцесса села в Любеке, на корабль и морем приехала в Ревель, отсюда прибыла в Дерпт, где ее встретили представители великого князя; 11 октября суда, везшие Софью — как стала называться Зоя с момента вступления на русскую территорию — были в устье Эмбаха торжественно приветствованы псковичами; торжественная встреча ожидала Софью и в Пскове и в Новгороде; 12 ноября Софья прибыла в Москву, прежде всего зашла помолиться в собор, отсюда прошла в покои великой княгини Марии Ярославны матери Иоанна; здесь встретил свою нареченную Иоанн и в тот же день совершено было их венчание, в деревянном шатре, поставленном внутри Успенского собора, который тогда перестраивался.

Этот брак имел довольно большое значение во внутренней истории России за время правления Иоанна.

Об этом сказано будет ниже, а пока остановимся на двух особых обстоятельствах, связанных отчасти с этим браком.

Софью сопровождал легат папский Бонумбре; повсюду он занимал почетное место в ее поезде и привлекал общее внимание своим пышным и странным для русских костюмом.

Во Пскове он заходил в русские церкви, но прикладывался к православным образом только по настоятельному требованию царевны.

Приближаясь к Москве, легат приказал везти пред собою в особых санях свой латинский крест. Узнав об этом, Иоанн собрал совет, чтобы решить, что делать с этим легатом, как его принимать; один говорили, что за отличный прием, оказанный русским посланцам в Риме, надо и с нашей стороны оказать легату особое внимание и сделать уступки; но митрополит Филипп заявил, что не останется ни минуты в городе, если легату папскому будет оказан такой почет, какой для православных неприлично оказывать представителям латинства.

Тогда Иоанн отправил боярина Федора Даниловича и он, встретив поезд царевны за 15 верст от Москвы, настоял, чтобы легат приказал убрать крест и въехал в Москву без всякой особой торжественности, хотя при этом боярину пришлось преодолеть упорное сопротивление легата и особенно Вольпе.

Затем, по летописному рассказу — очевидно, излагающему дело не беспристрастно — этот легат имел прение о вере с митрополитом Филиппом и был совершенно посрамлен русским книжником, знатоком Писания, Никитой Поповичем, так что должен был отказаться от дальнейших споров, сославшись на то, что не имеет с собою необходимых книг; вероятно, со стороны легата были сделаны какие-либо попытки поднять вопрос о вере, несомненно — никого ему не удалось убедить, и из этого факта затем создался такой рассказ.

Одновременно с этим возникло в Москве другое, более неприятное дело. Сопровождавший Вольпе в его первом путешествии в Италию, племянник его Антонио Джисларди, предложил Венеции содействие свое и своего дяди для заключения союза с ханом Золотой орды, который, будто бы, готов был двинуться против турок, с которыми тогда воевала Венеция, и мог выставить до 200000 войска.

Не получая долго никакого ответа на свое предложение и считая это за признак недоверия, Джисларди предложил, чтобы с ним был отправлен уполномоченный республики, который бы убедился в основательности представленного им плана. Венецианская сеньерия назначила тогда своего секретаря, Джона Баттисту Тревизана, ехать с Джисларди и завести сношения с Ахматом; со слов Джисларди сеньерия думала, что сам великий князь принимает участие в этом деле. Но этого не было; все было задумано одним Вольпе.

Прибыв в Москву, он не объявил никому о цели приезда Тревизана, а назвал его своим племянником; он надеялся потом доставить ему случай проехать в Орду, но прежде должен был снова ехать в Италию за Софьей.

Когда прибыла в Москву Софья, кто то из ее спутников раскрыл московскому правительству, кто такой Тревизан, и какое дано было ему поручение.

По тогдашним понятиям вообще без ведома государя не должны были бывать в государстве иностранцы; а с Золотою ордою как раз все это время (1470—1472) у Иоанна были отношения далеко не дружественные, поэтому — ехать без ведома великого князя через Москву в Золотую орду с целью искать союза — было принято за оскорбление для ее Иоанна.

Он страшно разгневался, Вольпе приказал заключить в тюрьму, в Коломну, все имущество его отобрать, а Тревизана хотел было прямо казнить и помиловал только по просьбам спутников Софьи. Тот самый Джисларди, об участии которого в этом деле Иоанн ничего не знал, повез в Венецию грамоту великого князя, где тот выражал свое неудовольствие по поводу, такого поведения республики.

Ответ республики, написанный в очень почтительных выражениях, вполне удовлетворил Иоанна, разъяснил ему, в чем дело и Тревизан в 1474 г. был отпущен в Золотую орду с русским послом, дьяком Дмитрием Лазаревым и послом Ахмата, возвращавшимся в Сарай. С извещением об этом был отправлен 24 июля 1474 г. в Венецию Семен Толбузин; ему поручено было кроме того привезти в Москву искусного зодчего;

Толбузин исполнил это поручение; вслед за ним и еще появились в Москве разные итальянцы мастера; о них сказано будет несколько далее. Сношения с западной Европой u Турцией. — В 1486 г. начались первые сношения Иоанна с императором.

В этом году явился в Москву рыцарь Николай Поппель, путешествовавший из любознательности с охранною грамотою от императора Фридриха III. В Москве он возбудил некоторое удивление своим прибытием; думали было, не подослан ли он для тайного разведывания королем польским; однако Поппель был отпущен без задержек.

Возвратившись в Германию, он сообщил, что за Польшею лежит другая Русь, вовсе не подвластная польскому королю и даже пожалуй еще более обширная и могущественная.

В 1489 г. Поппель вернулся в Москву уже в качестве посла от императора, заявил о желании императора быть в дружбе с великим князем и предлагал, чтобы дочь Иоанна была выдана за маркграфа баденского, племянника императора; затем он лично Иоанну сообщил, что до императора дошли слухи, будто бы он, Иоанн, ищет, от папы королевского титула;

Поппель говорил, что не папа дает этот титул, а только император, и что император охотно даст Иоанну титул короля.

На это дьяк Курицын от имени великого князя отвечал 31 января 1489 г., что Иоанн не нуждается в поставлении от императора, так как русские государи — государи изначала и поставление свое имеют от Бога. 22 марта 1489 г. с Поппелем из Москвы отправлен к императору посол Юрий Траханиот, который должен был сообщить, что Иоанн готов быть в дружбе и братстве с императором, а относительно сватовства за дочь великого князя заявить, что выдать ее за маркграфа неприлично, но что Иоанн готов отдать дочь за Максимилиана, цесарева сына; вместе с тем посол должен был приглашать для переезда в московское государство разных искусных мастеров.

С Траханиотом прибыл в Москву 16 июля 1491 г. посол сына цесарева Максимилиана, Юрий Делатор, (фон-Турн), который предложил Иоанну союз с императором против польского короля и завел речь о сватовстве Максимилиана на дочери Иоанновой; с московской стороны предъявлены были требования, чтобы русской княжне предоставлена была полная свобода в исповедании православной веры, разговоры же о размере приданого были отклонены, как неприличные между великими государями. 19 августа Делатор поехал из Москвы обратно и с ним русские послы — Юрий Траханиот и дьяк Василий Кулешин; они везли грамоту Иоанна, в которой он обещался помогать императору против Казимира польского, если тот будет препятствовать Максимилиану в достижении венгерской короны, и требовал, чтобы и император помогал Москве против Казимира, когда Иоанн станет отбирать у него свои земли. Траханиот привез в Москву (30 августа 1491 г.) подобную же грамоту от императора; но дело о сватовстве прекратилось, потому, что Максимилиан уже женился на принцессе бургундской.

Во время отсутствия из Москвы этого посольства, 1 сентября 1490 г. в Москву приезжал человек Поппеля, Иван Саедр, с грамотой и поминками великому князю. В грамоте Поппель просил прислать для императора трех или четырех лосей и одного "гулятина, которые едят сырое мясо"; результат этой обсылки неизвестен; гонец выехал обратно 9 сентября. 20 ноября 1491 г. снова приехал в Москву Делатор просить о помощи против Польши и о принятии Иоанном под свое покровительство орденов тевтонского и ливонского.

Иоанн отвечал, что Максимилиан сам уже примирился с Казимиром, уступив почти без борьбы венгерский престол его сыну Владиславу, и что Иоанн тогда двинется на помощь, когда Максимилиан сам всеми силами будет бороться с Польшею; относительно же рыцарских орденов отвечали, что с ними будет поступлено сообразно с тем, какое челобитье пришлют они в Москву.

Такой же ответ должен был дать императору и Траханиот, который 6 мая 1492 г. отправлен был к императору в сопровождении Михаила Яропкина.

Но становилось очевидным, что сношения Москвы с империей не получают никакого политического значения; более уже и не было настоящих официальных посольств; в сентябре 1492 г. в Москву приезжал некий Снупс, желавший выучиться по-русски и совершить путешествия в отдаленнейшие края московской земли; он имел рекомендательную грамоту от Максимилиана и его приняли ласково, но затем не пустили далее, под предлогом, что проезд в такие отдаленные места слишком опасен; в 1504 г. прибыл от Максимилиана некий Кантингер, который имел незначительное дипломатическое поручение и вместе должен был попросить у Иоанна белых кречетов; эта просьба была удовлетворена; приезд Кантингера был последним в ряду сношений императора с Иоанном.

В 1485 г. начались у Иоанна сношения с Венгриею.

Знаменитый Матвей Корвин, тогдашний король венгерский, прислал к Иоанну посольство, с предложением дружбы и союза; Иоанн принял эти предложения благосклонно и отправил к Матвею со своей стороны дьяка Федора Курицына; он просил у венгерского короля присылки разных мастеров, обещаясь со своей стороны служить королю всем, чем представится случай; в 1487 г. Иоанн сообщал Матвею о совершившемся присоединении Твери и просил его двинуться на Польшу; однако, Матвей отклонил это приглашение, обещая выступить в поход, когда сам Иоанн двинется более решительно; в 1488 г. Иоанн отправил Матвею несколько ценных подарков; смерть Матвея пресекла эти сношения.

Дьяк Федор Курицын, возвращаясь от Матвея Корвина в 1487 г., был задержан в Белгороде (Аккермане) турками; стараниями Менгли-Гирея и Матвея Корвина он был вскоре освобожден; турецкие паши намекнули ему, что следовало бы Иоанну вступить в сношения и с султаном турецким; однако, на этот раз сношения не начались, хотя Иоанн, справившись через посредство крымского хана и получил благоприятный для их начала ответ, от турецких пажей; впервые Иоанн через того же Менгли-Гирея отправил к султану грамоту в 1492 г., с жалобами, что русские купцы подвергаются притеснениям и обидам в Кафе и Азове и с предложением завести взаимные сношения.

Султан, получив грамоту Иоанна, отправил и своего посла в Москву; который должен был приехать с посольством великого князя, возвращавшимся от Менгли-Гирея; но в Киеве, по приказанию Александра литовского, посольство было задержано, Просьба Иоанна, чтоб посол был пропущен, не была исполнена, под тем предлогом, что прежде турецкие послы не ходили через литовскую землю и что по пути они будут ее "пересматривать". Не дождавшись этого посла, Иоанн весною 1497 г. отпустил в Константинополь Михаила Плещеева; это был первый русский посол у султана;

Плещеев, сообразно данному ему наказу, держался в Царьграде очень самостоятельно, добился того, что вел дело прямо с султаном, а не с пашами, так что султан остался даже не очень доволен его поведением; но все-таки он сделал просимые Иоанном распоряжения о торговле и она возобновилась; в 1501 г. Иоанн посылал еще своего посла к кафинскому наместнику.

В последние годы XV века Иоанн вел кратковременную войну со Швецией; начать ее он обязан был союзом с Данией, король которой добивался шведской короны.

В 1496 г. русские осаждали Выборг, но не могли его взять; в 1497 г. русские дошли, опустошая все по пути, до Тавасгуста и нанесли значительное поражение шведскому войску, а кроме того, морем, из устьев Северной Двины, напали на шведские берега и опустошили их. В том же году шведское войско осадило и заняло Иван-город; но вскоре шведы удалились; датский король достиг своей цели, занял шведский престол и война прекратилась, по-видимому, без всяких результатов для Иоанна.

Иоанн был еще постоянно в союзе с воеводой молдавским Стефаном IV, так называемым Великим.

Начало сношений между ними относится к 1480 г.; один из спутников кн. Ивана Звенца, ездившего послом в Крым, отвез к Стефану предложение выдать его дочь за старшего сына великого князя. В 1482 г. Иоанн породнился со Стефаном, женив сына своего, Иоанна Молодого на дочери Стефана, Елене. Стефан очень дорожил дружбой Иоанна, потому что благодаря ей был спокоен со стороны Менгли-Гирея, прежде обнаруживавшего намерения овладеть его землею, и за это, со своей стороны, постоянно отвлекал силы государства Польско-литовского, когда это было нужно Иоанну.

В 1491 г. Иоанн содействовал примирению Стефана с Максимилианом, королем римским; в 1499 г. удаление Елены и ее сына Димитрия охладило на время дружбу Иоанна и воеводы молдавского; но Менгли-Гирей; по поручению Иоанна, уверил Стефана, что сведения о положении Елены, сообщенные ему Александром литовским, сильно преувеличены и Стефан снова напал на Литву и перед смертью своею нанес Литве такие сильные удары, каких не наносил и прежде (он умер в 1504 г.). Помимо этих сношений Иоанн обменивался еще посольствами с ногайскою и тюменскою ордою; есть известие, что какой-то посол его, Марк, был в Персии, но подробности этого посольства неизвестны; в 1490 г. к Иоанну приходило посольство от джагатайского или хорасанского хана, а в 1492 г. — от грузинского князя Александра.

Внутренняя деятельность Иоанна III. — Такова была, в главных чертах, деятельность Иоанна в области внешней политики.

Ей Иоанн посвящал наибольшее внимание и, как мы видим, достиг значительных успехов.

Теперь перейдем к рассмотрению его деятельности по внутреннему устройству и управлению государством.

Объединяя русскую землю путем присоединения к московскому княжеству отдельных земель, Иоанн позаботился и закрепить это соединение; для этого он выводил из вновь присоединенных областей известную часть жителей в области, исстари московские, а на место выселенных посылал переселенцев из этих областей.

Такая мера была неоднократно применена к Новгороду, также к Перми, Вятке; из Тверской области жители сами до присоединения переходили в московскую; подобным же образом действовало московское правительство и при сыне и внуке Иоанна.

Эта мера, конечно, была неприятна тем местностям, откуда таких переведенцев брали, но она достигала своей цели. Окончив свои присоединения, Иоанн счел необходимым дать общие правила для суда и отчасти для управлений.

Таким образом явился Судебник, составленный по повелению великого князя дьяком Владимиром Гусевым; он был утвержден великим князем, его детьми и боярами и получил силу закона с сентября 1497 г., тогдашнего начала нового года. В основу этого Судебника положены уставные грамоты, отчасти "Русская Правда", несколько статей заимствовано из Двинской, и из Псковской судных грамот.

Главное содержание Судебника — определение кто и как судит и сколько получает за суд; право суда признано за наместниками и волостелями, но с непременным условием участия в суде земских представителей — дворского, старосты и "лучших" людей; наместники Новгорода, Твери, Нижнего-Новгорода, и некоторых других городов имели право суда и окончательного решения по делам более важным, чем наместники других городов, которые свои решения в подобных случаях должны были представлять на утверждение великого князя. Доказательствами Судебник признает письменные акты, показания свидетелей и судебные поединки, так называемое "поле"; в качестве наказания являются смертная казнь, телесные наказания и денежные пени; тяжущиеся платят судьям определенные пошлины; постановлений гражданского характера — о наследстве, купле — продаже, о займах, и т. п. — в этом Судебнике очень мало; новостью в нем является статья, запрещающая отказывать в правосудии; но вообще по полноте и построению этот законодательный памятник стоит значительно ниже Псковской Судной грамоты.

Его положения должны были быть неоднократно объявлены во всеобщее сведение в городах и селах на торговых площадях во время торга; но он не уничтожал и не отменял многочисленных отдельных частных грамот, определявших порядок суда для разных отдельных местностей и отдельных групп жителей: суд по Судебнику должен был совершаться только в том случае, когда такой специальной грамоты не было. Ko времени же Иоанна относится Белозерская таможенная грамота, сообщающая нам любопытные сведения о порядках тогдашней торговли и о связанных с нею пошлинах.

Вообще в деле внутреннего управления Иоанн не внес ничего особенно важного нового; мы только знаем точнее и лучше о многих фактах и явлениях внутреннего положения Руси с его времени, благодаря тому, что от этой эпохи дошло до нас более памятников.

Областное управление по-прежнему совершалось посредством назначения в города наместников, а в села и волости волостелей; они управляли известною областью, судили там и взамен этого получали доходы с управляемых, "кормились", отчего и самое название их — "кормленщики"; в управлении через наместников смешаны начало государственное — управление известною группою людей, и частное — получение известным человеком доходов; помощниками кормленщиков в управлении являлись тиуны и доводчики; отношения их к управляемым определялись отчасти уставными грамотами, а еще более — обязательством действовать по старине, сохранять исстари сложившиеся отношения.

Главное значение наместничьего управлению состояло в том, что через него сохранялась более прочная связь провинций с центром, с государством; обыкновенно наместников довольно часто переменяли, но известен случай, что представители одной и той же фамилии непрерывно назначались наместниками с одной местности (в Мещере) в течение почти всего XV в. и большей половины ХVI в.; впрочем, в самое последнее время высказано сомнение в подлинности тех актов, которые нам об этом сообщают; нередко случалось, что князья прежде самостоятельные, но добровольно подчинявшиеся московскому великому князю, были назначаемы наместниками в их бывших самостоятельных уделах, где они сохраняли при этом большие земельные владения; известно, что еще в XVI в. князья Воротынские, Одоевские и другие владели огромными пространствами земель в своих прежних уделах.

Совершенно естественно, конечно, что далеко не все знатные, богатые, родовитые бояре великого князя смотрели с удовольствием или хотя бы даже спокойно, на такое усиление его власти, какое постоянно совершалось и которое несомненно должно было раньше или позже коренным образом изменить их взаимные отношения с великим князем.

Мы видели уже, на примере князя Оболенского-Лыко, что Иоанн не был склонен признавать во всей широте права отъезда, права, которое прежние князья признавали за своими слугами безусловно.

Правда, что с уменьшением числа самостоятельных русских княжеств, по мере подчинения их Москве, отъезд становился возможным почти только к исконным врагам Москвы — почти только в государство Польско-литовское, но Иоанн, во всяком случае, круто и решительно высказался против права отъезда.

С его времени начинается ряд записей, которыми разные знатные, видные бояре обязывались ни к какому другому государю от великого князя московского не отъезжать, причем обыкновенно за каждого боярина, с которого великий князь считал необходимым взять запись, являлись поручителями митрополит и большое число других бояр, отвечавших в случае его отъезда каждый определенною, довольно большою, суммою денег. Между боярами в правление Иоанна первое место занимали князья Патрикеевы, Ряполовские, Оболенские, вступившие на московскую службу еще при отце или деде Иоанна, и князья Холмские, бывшие прежде удельными тверскими; кн. Даниил Холмский одержал Иоанну несколько знаменитых побед, и за сына его, кн. Василия, была выдана вторая дочь Иоанна, Феодосия; эти князья, являвшиеся в Москву обыкновенно со своими прежними уделами, занимали при дворе великокняжеском места выше старинных московских боярских родов, из которых только Кошкины сохранили почти равное положение с ними. Ko времени Иоанна относятся первые такие указания источников, которые дают повод предполагать, что уже подготовлялось основание Приказов, т. е. что начинался переход от управления посредством отдельных лиц к управлению через учреждения. — Административное деление во владениях Иоанна сохранялось прежнее; общим было деление на уезды, уезды делились на волости и станы, причем это последнее деление не было всюду единообразно: в одних местностях волости подразделялись на станы, в других — станы на волости.

Для взимания государственных податей уже тогда существовала система, более обстоятельно известная нам от ХVІ и XVII в., именно деление на сохи: для исполнения известной, заранее определенной, суммы различных повинностей уездные земли распределялись на так называемые "сохи"; каждая такая соха платила или исполняла одинаковое, равное количество податей; но различие между землями разных разрядов установлялось тем, что на соху полагалось одних земель меньшее пространство, а других большее; именно на соху полагалось меньшее пространство тех земель, которые должны были нести более податей, и большее пространство таких, с которых податей собиралось менее; таким образом, по количеству земли наименьшею являлась соха черных крестьян, как исполнявших повинности единственно по отношению к государству, а наибольшей — соха земель поместных, как назначенных специально на содержание служилых людей. Качество земель, их доходность, так же принимались в расчет: чем земля была хуже, беднее, тем больше ее полагалось на соху. Крестьяне между собою уже сами распределяли повинности, соответственно численному составу и состоятельности отдельных семей. Даже городские оброчные статьи, как, например, лавки и вообще городские дворы, раскладывались так же по сохам, причем сохе приравнивалось определенное количество дворов, большее или меньшее тоже в зависимости от различных местных условий.

Ко времени Иоанна относятся и первые дошедшие до нас описания земель; древнейшие из них, описания земель Новгородской области, сделаны в 1495 г ; летописи сообщают, что уже в 1492 г. тверские земли описаны были "по-московски в сохи"; описание 1495 г. для некоторых местностей являлось уже не первым.

Можно находить довольно близкую аналогию между установившеюся в московском государстве в XV — XVII в.в. системою и системой, издревле применявшейся в Византийской империи, но трудно проследить тот путь, каким проникли византийские порядки этого дела в Москву.

Крестьяне в правлений Иоанна оставались приблизительно в прежнем положении; отношение их ко владельцам земель, на которых они сидели, продолжало развиваться и определяться в установившемся уже направлении: все более и более признавалось нормальным, чтобы земледелец не имел возможности и права слишком легко, по собственному только желанию, менять свое место жительства.

Уже при великом князе Василии Васильевиче некоторые монастыри получили право не выпускать своих крестьян иначе, как в определенный срок, именно около осеннего Юрьева дня, и даже вовсе их не выпускать.

По Судебнику 1497 г. все вообще крестьяне получили право выходить из-за прежних владельцев, "отказываться" из волости в волость и из села в село только в течение двух недель в году, за неделю до осеннего Юрьева дня (26 ноября) и в течение недели после него, и притом установлена была за всякий выход известная плата в пользу владельца двора. Дальнейшее развитие этих отношений мало-помалу привело, как известно, к полному закрепощению крестьян.

Вообще, в правление Иоанна собственно Московское княжество было все время спокойно и, вероятно, увеличило свое богатство.

Оно не подвергалось никаким нашествиям или опустошениям; только восточные окраины были несколько раз тревожимы казанцами, да на юге два раза подходил Ахмат, но ему не удалось проникнуть внутрь Московского княжества; центральные части великого княжества были спокойны от внешних врагов и только физические бедствия несколько раз постигали их: в 1463—1464 гг. свирепствовал в Москве голод и с ним мор; страшный мор постиг север тогдашней Руси в 1467 г.; во Пскове он продолжался в 1465—1466 гг., затем возобновился в 1485 г. Иоанну III принадлежит почин в украшении Москвы многими замечательными постройками.

И возраставшее богатство великого князя, и усиливавшееся его могущество, для которого казалась необходимою и более великолепная обстановка, побуждали к этому Иоанна.

Уже в самые первые годы правления у него на службе были некоторые иностранные ремесленники; так, дело о сватовстве Иоанна к Софье Палеолог велось через Джана Баттисту Вольпе (Иван Фрязин русских летописей), итальянца-монетчика великого князя московского.

После того как по делу об этом браке Москва обменялась несколькими посольствами с Римом, довольно часто стали появляться в Западной Европе посольства из Москвы; политические вопросы затрагивались ими почти исключительно в Вене и касались дел с Польшею и Литвою; в сношениях с папою они давали неопределенные обещания вступить в союз против турок; главною же их целью было приглашение в Москву разных мастеров, рабочих, артистов, даже докторов.

При Иоанне появились в Москве первые рудознатцы, Иван и Виктор, которые начали добивать на Руси свое серебро, ряд докторов, первый "органный игрец", каплан белых августинцев, Иван Спаситель (очевидно Salvator); говорят, в сношениях с Данией был затронут вопрос о приглашении в Москву мастеров печатного дела, только что сделавшегося известным и в самой Европе.

Наиболее удачно было приглашение в Москву Рудольфа Фиораванти дельи Альберти, известного под именем Аристотеля; он приехал в Москву с русским послом Семеном Толбузиным в 1474 году; Аристотель был знаменит по всей Италии своим искусством в разных художествах, особенно в архитектуре; получив одновременно приглашения от султана Баязета и Иоанна III, он отдал предпочтение Москве и приехал со своим сыном Андреем и учеником Петром Соляри; по условию он получал жалованья в месяц десять рублей серебра (около двух фунтов по весу), сумму, по тогдашнему времени очень значительную.

В 1490 г. множество каменщиков, оружейников, литейщиков и пр., а также доктор Леон Жидовин, известный своею трагическою смертью, были приведены в Москву братьями Дмитрием и Мануилом Ралевыми, греками по происхождению, отправленными из Москвы послами в 1488 г. В 1494 г. привезли в Москву новую партию мастеров послы Мануил Докса и Данило Мамырев; в числе их спутников были оружейный мастер Пиетро и архитектор Алевиз. — Аристотель Фиорованти построил в 1479 г. в Москве Успенский собор в том самом виде, как существует он поныне; затем итальянскими же мастерами был выстроен Благовещенский собор; Петр Антонио Соляри закончил к 1491 г. так называемую Грановитую палату; в 1499 г. Алевиз начал строить каменные царские палаты, так называемый Теремный дворец.

В течете 1485—1492 гг. были выстроены разными мастерами шесть каменных башен в Кремлевской стене; в 1505 г., еще при жизни Иоанна, был заложен в Москве Архангельский собор, на месте древнего храма, существовавшего еще со времен Калиты и разобранного для возведения нового храма; Аристотель, помимо своего строительства, чеканил еще монету, лил колокола и пушки; особенно большую пушку отлил в 1488 г. Павел Дебосис; она в свое время называлась Царь-пушкою, так же как и ныне существующая (отлитая в 1686 г. мастером Андреем Чоховым).

Известно, какое сильное влияние на умы современников произвело взятие турками Константинополя в 1453 г. При тогдашнем господстве религиозного миросозерцания такой факт, как переход столицы православного Востока в руки мусульман, производил сильнейшее впечатление.

Появилось немедленно же множество литературных произведений, трактовавших об этом событии; эти произведения привлекали большое внимание русских читателей и мало-помалу в них начала выдвигаться мысль, что с падением Византии первенствующая роль в христианстве перешла к Москве и что Москва должна быть представительницею всего православного мира; брак Иоанна с Софьею Палеолог должен был придать еще новые основания признавать в Москве преемницу всемирного значения Царьграда.

Но два обстоятельства мешали дальнейшему развитию идеи об этом возрастающем значений Москвы.

Во-первых, сама Москва была еще под властью татарских ханов, во вторых — по существовавшему в то время убеждению с концом седьмой тысячи лет от сотворения мира, т. е. в 1492 г. от Р. X., должен был наступить конец мира. Это мнение было общераспространенным в Московской Руси и отголоски его ясно видны как в некоторых летописных заметках, так даже и в нескольких деловых актах: за некоторое время до 1492 г. замечается, что этот год все чаще и чаще ставится предельным сроком разного рода условий и обязательств.

Но татарское иго свергнуто; прошел и 1492 год, не принеся никаких существенных изменений.

Между тем успехи Московского княжества, рост его силы, значения и славы — факты уже неоспоримые.

И вот, в новой пасхалии, составленной митрополитом Зосимою для годов, следующих за 1492 г., на которые прежде даже и пасхалии не существовало, читаем, что ныне "прославил Бог в православии просиявшего благоверного и христолюбивого великого князя Ивана Васильевича, государя и самодержца всея Руси, нового царя Константина новому граду Константинову — Москве, и все и Русской земле и иным многим землям государя". Это есть, сколько известно, первое ясное выражение мысли, что прежнее значение Византии, как столицы всего православного мира, перенесено на Москву.

Известно, что в скором времени, в первой же четверти XVI века, эта идея получила вполне определенную формулировку в посланиях старца Филофея, что впоследствии такое воззрение стало одним из факторов, определявших все миросозерцание русских людей в ХVI и XVII веках; и если нельзя не признать, что именно падение Константинополя дало для этого первый повод, то несомненно, что полное великих событий правление Иоанна III много содействовало тому, что такая идея получила в Московской Руси и полное развитие и большое распространение.

Дела церковные. — Вопросы просвещения и нравственности в правлении Иоанна III стояли, конечно в ближайшей связи с деятельностью духовенства.

Стремление к упорядочению жизни церковнослужителей, выступавшее не раз и прежде, вызвало во Пскове в самом начале правления Иоанна, решение отстранить от богослужения всех вдовых священников и дьяконов; архиепископ новгородский Иона хотел отменить это решение, но митрополит Феодосий одобрил действия псковичей; сам он строго следил за жизнью священников, не одобрял получавшего слишком большое распространение обычая, чтобы чуть не всякий состоятельный человек строил себе особую церковь; строгость Феодосия вообще во всех церковных делах вызвала против него неудовольствие; и митрополит, после того, как перенес тяжелую болезнь, 13 сентября 1464 г., оставил митрополию и жил до смерти в Чудовом монастыре, среди подвигов милосердия.

Преемником Феодосия был Филипп, современник покорения Новгорода, посылавший новгородцам укоризненные грамоты по поводу заключенного ими союза с королем польским и убеждавший их к покорности Иоанну.

В 1474 г. Филипп умер; место его занял 29 июня Геронтий, епископ коломенский, и правил митрополиею 15 лет (по день смерти, 28 мая 1489 г.). Его отношения к великому князю отличались довольно значительною самостоятельностью.

Так, когда возник спор у митрополита с архиепископом ростовским Вассианом из-за того, что митрополит согласился признать за Кирилло-Белозерским монастырем право перейти из ведома ростовского владыки под ведение удельного князя верейского Михаила Андреевича, Иоанн не без затруднений добился, что митрополит отменил свое решение, а в другом столкновении великий князь должен был прямо уступать.

В 1479 г., по случаю освящения Успенского собора, возник спор, правильно ли поступил митрополит, ходивший во время освящения с крестами около церкви против солнца, а не по солнечному движению; спор затянулся; прямых указаний, как поступать в подобных случаях, не находили; сторону митрополита приняло все духовенство, кроме архимандрита Чудовского, Геннадия и ростовского епископа Вассиана, и впоследствии его преемника Иоасафа.

В то время, пока Москва занята была последним нашествием Ахмата, митрополит молчал; но после отражения татар, он ставил митрополию и удалился в Симонов монастырь; убеждения великого князя Иоанна Иоанновича, ездившего к нему по поручению отца, не подействовали; тогда Иоанн сам отправился в Симонов монастырь, просил у митрополита прощения и только после этого Геронтий вернулся на кафедру.

Преемником Геронтию 22 сентября 1490 г. был избран Симоновский архимандрит Зосима; его управление было недолговременно.

Склонность митрополита к обнаружившейся в Новгороде и перешедшей в Москву ереси и не вполне достойная его жизнь была причиною, что 17 мая 1494 г. Зосиме пришлось оставить митрополию; преемником его был избран 6 сентября игумен Троицы Сергиева монастыря Симон (правил по 1511 г.). В правление Иоанна духовенство, а с ним отчасти и светская власть, были заняты вопросом о еретиках, о церковных имуществах и о вдовых священниках.

Чтобы понять возникновение этих вопросов и оценить их значение, необходимо иметь в виду довольно печальное состояние просвещения в среде тогдашнего русского духовенства.

Архиепископ новгородский Геннадий, в посланиях своих жаловался, что к нему часто по выбору прихожан являются для посвящения на дьяконские и даже на священнические места люди совершенно не грамотные, и что они даже не желают учиться грамоте и убегают, когда архиепископ приказывает их обучить.

Тот же Геннадий в переписке с архиепископом ростовским Иоасафом, спрашивал его, нет ли в монастырях его епархии некоторых книг, которыми пользовались жидовствующие и которые поэтому необходимы были Геннадию для борьбы с ними, и в том числе спрашивает о таких книгах, как Бытия, Царств, Притчи, Иисус Навин и т. п. Известно, что сравнительно с ХVІ века от XV века до нас дошло рукописей чрезвычайно мало: рукописей за все время до конца XV века сохранилось менее, чем от одного XVI века. Кроме недостаточной образованности массы духовенства среди его замечались еще и другие нежелательные явления; особенно распространен был обычай ставить в священный сан почти единственно за деньги; многие священники к явному соблазну мирян вели совершенно неприличный образ жизни. При таких условиях довольно быстро распространилось в тогдашнем обществе одно еретическое учение.

Впервые оно обнаружилось в Новгороде.

Наши сведения и в данном случае таковы же, как и в других подобных: и мы принуждены почерпать сведения об учении еретиков и об распространении ереси из ее обличений и потому не можем сказать, чтобы то и другое было известно нам совершенно точно. Говорят, что ересь эту занес в Новгород жил Схария, бывший в конце 1470 или в начале 1471 г. в Новгороде в свите князя Михаила Олельковича, занимавшего в это время по приглашению новгородцев новгородский стол. Еретики отрицали христианскую религию почти во всей ее сущности, отрицали учение о Троице, отрицали будущую жизнь, отрицали таинства; но до последнего времени высказываются сомнения, действительно ли в их учении было много специально еврейского.

Долгое время ересь распространялась в Новгороде тайно; архиепископ Феофил, занятый борьбою Новгорода с Москвой, не обращал внимания на волнения среди своей паствы, вызванные догматическими вопросами; первый назначенный из Москвы архиепископ Сергий встретил такое единодушно недружелюбное отношение к себе со стороны новгородцев, что его влияние на внутреннюю жизнь паствы неизбежно било совершенно ничтожным.

Кроме того, еретики и вообще отличались чрезвычайною осторожностью и ловкостью в своих действиях.

Охотно соблюдая по внешности все предписания православной церкви и являясь зато тем более смелыми отрицателями ее учения пред людьми, склонными их слушать, еретики успешно распространяли свое лжеучение и в то же время два из главнейших представителей ереси, священники Алексей и Дионисий, успели так понравиться Иоанну III, когда он приезжал в 1480 г. в Новгород, что он перевел их в Москву и определил первого протоиереем в Успенский собор, а второго — священником в Архангельскую церковь при своем дворе. Здесь представители новгородского лжеучения успели склонить к своим мнениям очень многих: в числе их последователей были архимандрит Симонова монастыря Зосима, невестка великого князя, вдова его сына Елена, и два брата дьяки Курицыны, одни из приближеннейших к великому князю дельцов; еретики оставались в Москве тем более свободно, что в это время общее внимание было отвлечено тем столкновением великого князя с митрополитом Геронтием, о котором мы говорили выше. В 1484 г. Геннадий, только что назначенный архиепископом новгородским, раскрыл там существование ереси. Он узнал, что четыре священника, будучи в нетрезвом состоянии, надругались над священными иконами.

Виновные были привлечены к ответу и из расследования обнаружилось, что они действовали так под влиянием особого учения, которого придерживались.

Геннадий узнал, что в Новгороде довольно много их единомышленников.

Четыре первые обвиненные убежали из Новгорода в Москву.

По донесению Геннадия они были отосланы в Новгород, с предписанием от митрополита и великого князя, чтобы было произведено обстоятельное дознание о ереси. После расследования дела Геннадий тех из еретиков, которые сознали свои заблуждения, подверг церковному покаянию и епитимиям, о нераскаянных донес и Москву, а их самих передал для наказания великокняжеским наместникам.

Но из Москвы он теперь не получил никакого ответа; митрополит Геронтий лично был против него предубежден, а кроме того, в это время возвратился в Москву ездивший послом в Венгрию дьяк Курицын и, вероятно, задержал преследование еретиков своим влиянием.

Вскоре митрополит Геронтий умер; более полутора года преемник ему не был избран, и отсутствие духовного главы, конечно, имело результатом, что ересь распространялась особенно успешно; великий князь смотрел на нее как-то слишком спокойно, а главный борец против нее, новгородский архиепископ Геннадий, был как бы в некоторой опале, так что его не только не пригласили в Москву на выбор нового митрополита, но Зосима, немедленно по своем избрании, потребовали даже от Геннадия нового "исповедания веры", которое Геннадий, по обычаю, уже представил при своем поставлении.

Посылая это исповедание, Геннадий возобновил свои требования, чтобы ересь не была оставлена без внимания, и указал главных покровителей ее в Москве.

В то же время на борьбу с еретиками выступил знаменитый своею святою жизнью, своими строгими правилами и горячею ревностью подвижник, игумен волоколамского монастыря Иосиф, (Иосиф Санин). Стараниями его и Геннадия было достигнуто, что 17 октября 1490 г. созван был в Москве по делу о ереси собор; на нем девять человек еретиков из духовных были осуждены, прокляты, выданы Геннадию и подвергнуты им в Новгороде публичному позорному наказанию.

Но ересь не была уничтожена.

Горячие обличения ее Иосифом, причем он смело нападал и на самого митрополита, заставили этого последнего сложить с себя сан. Однако, вероятно, под влиянием дьяка Курицына, в новгородский Юрьев монастырь был назначен архимандритом Кассиан, оказавшийся еретиком; когда это обнаружилось, Иосиф лично явился к великому князю и склонил его принять решительные меры против еретиков; великий князь так был убежден Иосифом, что просил у него прощения за то, что так долго не обращал на ересь должного внимания и дал слово искоренить ересь; у него явилось было сомнение, не грех ли подвергать за религиозные убеждения строгим наказаниям, но Иосиф успел разубедить его в этом. Однако, когда Иосиф удалился, решительные меры снова не были приняты, несмотря даже на то, что Иосиф напоминал великому князю через его духовника об его обещании.

Только тогда, когда совершенно изменились существовавшие в семье великого князя отношения, когда его внук Димитрий, объявленный уже наследником престола и его мать, Елена, вдова Иоанна Молодого, были удалены и подверглись опале, когда подверглись опале и многие другие влиятельные лица, державшие партию Димитрия и Елены, а Елена, как известно придерживалась ереси, только тогда новый собор, созванный в 1504 г., в присутствии Иоанна и сына его Василия, под влиянием особенно Иосифа волоцкого, игравшего на соборе первенствующую роль, применил к еретикам крайние меры: дьяк Волк Курицын, архимандрит Кассиан и многие другие были сожжены, частью в Москве (27 декабря), частью в Новгороде; другие были подвергнуты различным другим наказаниям, многие заточены под строгий присмотр в монастыри.

Ереси был нанесен последний удар и только уже слабые отголоски ее проявлялись в правление сына Иоанна.

Собор 1504 г., осудивший еретиков, был продолжением собора, созванного в 1503 г., и обсуждавшего сначала другие вопросы церковного благоустройства.

Прежде всего был установлен возраст, не достигших которого запрещено было посвящать в диаконы и в священники, именно 25 лет для первого и 30 лет для второго сана; затем повторены строгие запрещения доставлять кого-либо в духовный сан не по достоинству, а единственно за деньги.

К сожалению, это последнее постановление было тотчас же нарушено одним из выдающихся святителей того времени: Геннадий новгородский, немедленно же по возвращении в Новгород, оказался виновным в поставлении за деньги, был лишен сана, заточен в Чудов монастырь и там скончался через два с половиной года. Тот же собор отстранил от богослужения всех вдовых священников и дьяконов, и только тем из них, которые известны были своею достойною жизнью, разрешил ношение епитрахилей и стрихарей.

Поводом к такому решению послужили многочисленные, бросавшиеся в глаза факты крайне распущенной жизни вдовых священнослужителей.

Но тем не менее нельзя не признать такое решение несправедливым по отношению к тем из вдовых священников и дьяконов, жизнь которых не представлялась безнравственною.

Это соборное постановление вызвало замечательное послание к собору вдового ростовского священника Георгия Скрипицы; оно не возымело действия и соборное постановление не было отменено, но произведение Скрипицы остается памятником в высшей степени замечательным по тому уважению к человеческой личности, которым оно проникнуто, по искреннему убеждению, что несправедливо набрасывать тень на людей, ни в чем дурном не обличенных.

Тому же собору довольно неожиданно пришлось обсуждать еще одно важное дело. Члены собора начали уже разъезжаться, когда поднялся вопрос о монастырских имуществах.

Довольно значительная партия в среде тогдашнего духовенства, со знаменитым строгостью жизни отшельником Нилом сорским (Майковым) во главе, утверждала, что монахам, как людям, отрекшимся от всего мирского, не прилично владеть богатствами, и что им следует содержаться исключительно трудами рук своих. Иоанн III предложил собравшимся в Москве иерархам обсудить этот вопрос; для участия в этом обсуждении уехавшие, в том числе и Иосиф, вернулись.

Иосиф явился решительным противником взгляда Нила сорского.

Он утверждал, что имущества принадлежат не лично монахам, а всему монастырю и что владение ими нисколько не нарушает чистоты монашеской жизни; наиболее веским аргументом в доказательствах Иосифа являлось его указание, что монастыри должны и могут свои имущества употреблять на пользу бедных и несчастных, как, действительно, и поступал сам Иосиф, оказавший огромные услуги всей близкой к его монастырю местности в голодный год; конечно, слабее было другое его доказательство, именно указание на то, что если принудить монахов жить трудами своих рук, то не станут постригаться люди из хороших фамилий, а тогда некого будет делать епископами и вследствие этого поколеблется вера: в этом случае сам Иосиф своею личностью опровергал свое утверждение.

После прений митрополит Симон представил Иоанну, что духовенство не считает себя в праве отдать от монастырей и церквей то, что было им пожертвовано разными благочестивыми людьми.

Иоанн не принял никаких решительных мер; вопрос этот, однако, не перестал волновать умы; при сыне Иоанна III он снова поднялся, и в течение двух с половиной веков, вплоть до царствования Екатерины II, он занимал и правительство и духовенство.

Изложив события государствования Иоанна, его внешнюю политику и внутреннюю деятельность, скажем теперь о его семейных отношениях, и постараемся выяснить существенные черты его личности и значение его деятельности.

Личность Иоанна; дела семейные. — Иоанн был женат дважды.

От первой супруги своей, Марии Борисовны тверской, он имел одного только сына, Иоанна Молодого (род. 15 февраля 1458 г., умер 7 марта 1490 г.); Мария умерла 22 апреля 1467 г.; 12 ноября 1472 г. Иоанн вступил во второй брак с Софьей, (Зоей) Фоминишной Палеолог, племянницей последнего византийского императора.

От нее он имел сыновей Василия (род. 26 марта 1479 г., умер 3 декабря 1533 г.), Юрия (род. 23 марта 1480 г., умер в 1536 г.), Димитрия (род. 6 октября 1481 г., умер в 1521 г.), Симеона (род. 21 марта 1487 г., умер в 1518 г.) и Андрея (род. 5 августа 1490 г., умер в 1537 г.) и дочерей — Елену (род. 8 апреля 1484 г., умерла в 1513 г.), Феодосию (род. 29 мая 1485 г., умерла в 1501 г.); и Евдокию (род. около 1492 г., умерла в 1513 г.) кроме того, умерли в младенчестве два первые ребенка Иоанна от Софьи, две дочери, обе носившие имя Елены, и родившиеся одна в 1474 г., другая в 1475 г. Из дочерей старшая Елена была, с 15 февраля 1495 г. в замужестве за Александром Казимировичем, князем литовским, впоследствии королем польским; брак этот был устроен преимущественно из политических видов и, как мы знаем, не имел значительных результатов;

Феодосия была в 1500 г. выдана замуж за князя Василия Даниловича Холмского, сына знаменитого воеводы, Евдокия была выдана 25 января 1506 г. за крестившегося татарского царевича, принявшего имя Петра. Старший сын Иоанна Васильевича, Иоанн Молодой, уже с 1471 г. называется в некоторых грамотах великим князем рядом с отцом; 6 января 1483 г. он женился на Елене, дочери Стефана воеводы молдавского.

Один из иностранных писателей сообщает, будто бы Иоанн никогда не любил своего старшего сына за какие-то дурные черты в его характере; но мы ничего более об этом не знаем; русские источники говорят об Иоанне Молодом скорее с симпатией; впрочем, о сколько-нибудь активной деятельности его мы узнаем только раз, в описании последнего нашествия Ахмата.

Иоанн Молодой умер 7 марта 1490 г., оставив сына Димитрия (род. 10 октября 1483 г.). При дворе, очевидно, образовались две партии, расходившиеся по вопросу о том, кто должен быть преемником Иоанна Васильевича на престоле: внук ли его от покойного старшего сына, или второй сын, Василий, сын Софьи Фоминишны.

Мы не знаем подробностей о борьбе этих партий.

Но существование их с ясностью обозначилось в 1497 г.: Иоанну донесено было, что некоторые дьяки и дети боярские, Федор Стромилов, Владимир Гусев, кн. Иван Палецкий, Афанасий Яропкин и др., подговаривают Василия подняться против великого князя и погубить Димитрия, сына Иоанна Молодого, обнадеживая, что можно захватить казну и найти поддержку на Вологде и Белоозоре; донесено было вместе с тем, что Софья Фоминишна пользуется советами каких-то ворожей, чтобы привлечь к себе особенное расположение великого князя. Обвиненные в таких замыслах служилые люди были казнены 27 декабря 1497 г., бабы ворожеи утоплены в Москве реке; Василия великий князь заключил под стражу и удалил от себя Софию, стал жить, по выражению летописей, "в береженьи" от жены. 4 февраля 1498 г. он венчал внука своего Димитрия в Успенском соборе на великое княжение шапкою и бармами Мономаха; это было первое торжественное венчание на царство в семье московских князей; за богослужением великий князь и митрополит Симон говорили нововенчанному приветствия.

Но, вероятно, донос на Василия и Софью был неоснователен: в начале 1499 г. были схвачены важнейшие вельможи двора Иоаннова, князь Иван Юрьевич Патрикеев, два его сына, Василий и Иван, и зять князь Семен Иванович Ряполовский.

Великий князь "испытал их вины" и хотел их всех казнить, но по просьбе духовенства освободил от казни Патрикеевых, причем только младший оставлен был под стражею в Москве, а отец и старший брат были пострижены в монахи, первый в Троицком Сергиеве монастыре, а второй в Кирилло-Белозерском; князь же Ряполовский был казнен 5 февраля 1498 г. Связь этого дела с борьбою партий сына и внука Иоаннова несомненна потому, что непосредственно после этого Иоанн удалил от себя Димитрия и мать его Елену Стефановну, и наоборот, приблизил к себе опять Софью, и Василия объявил великим князем новгородским и псковским.

Псковичи попробовали было почему-то выразить недовольство на это распоряжение, попросив Иоанна через посольство, чтобы во Пскове был тот же великий князь, как и в Москве;

Иоанн гневно ответил, что он волен в своих детях, кому хочет, тому и дает княжение. 11 апреля 1502 г. Иоанн запретил поминать Димитрия на ектениях, отдал его и Елену под стражу, а 14 апреля венчал Василия, или по выражению летописи, "благословил и посадил на великое княжение Владимирское и Московское и всея Руси самодержцем". 4 сентября 1505 г. Иоанн женил Василия на Соломонии Юрьевне Сабуровой.

Через полтора месяца после этого, 27 октября 1505 г., Иоанн III Васильевич скончался, пережив свою вторую супругу, Софью Фоминишну, всего на два с половиною года (умерла 7 апреля 1503 г.). В эти последние годы жизни Иоанна, в эпоху борьбы между партией Василия и партией Димитрия, без сомнения, нельзя не признать значительного влияния Софьи Фоминишны; конечно, она хотела доставить престол сыну и вместе с тем, по некоторым деталям дошедших до нас известий об этой борьбе, можно догадываться, что борьба велась до известной степени такими средствами, которые всегда особенно сильны в руках женщин.

Но вообще, нам кажется, не совсем правильным общераспространенное воззрение, будто бы влияние Софьи на Иоанна было очень сильно.

Мы, правда, слышим об этом почти от современников Иоанна; но приписывать то или другое следствие одному определенному лицу — прием слишком часто применявшийся прежними людьми, чтобы такое показание их было для нас особенно убедительно без каких-нибудь неопровержимых фактических доказательств.

Софья же была после долгого времени первою супругою русского великого князя из такого знаменитого рода; при ее муже совершились значительные события — и в глазах современников не было никакого сомнения, что именно брак с византийской принцессой и были причиной этих перемен, хотя мы можем видеть причины их совершенно в другом.

Современники говорят нам, что Иоанн стал удаляться от бояр со времени брака с Софьей; но просто брак этот совпал по времени с таким усилением московского великого князя, даже больше — явился именно вследствие такого усиления его власти — что отношение его к своим боярам, к тому же, — чрезвычайно увеличившимся в числе, — неизбежно должны были измениться; нам представляется, что Иоанн чувствовал свое положение настолько высоким, что ему казалось совершенно необходимым, чтобы и супруга его была из рода особенно знатного.

Говорят далее, что Софья Фоминишна побудила мужа к решительным поступкам относительно татар, повторяя ему, что она не за тем шла за него замуж, чтобы быть данницей хана и что ее отец оставил родину, но не стал подданным султана.

Нам кажется довольно сомнительным, чтобы могли являться подобные внушения; положение Софьи до брака было далеко не так почетно и блестяще, чтобы, став супругой Иоанна, она могла ему выражать неудовольствие на свое положение; кроме того, всегда мог явиться вопрос — не предстоял ли выбор ее отцу между смертью и бегством, а не между бегством и подданством султану; к тому же один из братьев ее, как известно, и жил потом в Турции, приняв мусульманство и отдав дочь свою в султанский гарем. Но самое главное, это то, что свержение ига вовсе не явилось внезапным; уже задолго до Софьи князья московские лелеяли мысли сбросить с себя это позорное подданство дикой орде и часто выражали такую надежду в своих завещаниях; самое свержение ига произошло без малейшего участия Софьи, она отправлена была Иоанном далеко на север, когда подступили полчища Ахмата.

Если б даже Иоанн и не женился на Софье Палеолог, то все-таки трудно себе представить, чтобы он, покоритель Новгорода, почти полновластный господин всей русской земли, кроме Твери и Рязани, Иоанн, распоряжающийся самовластно в Казани, влиятельный в Крыму — чтобы он оставался данником довольно слабой уже Золотой орды! Наконец, по всему складу семейной древне-русской жизни очень трудно допустить, чтобы влияние Софьи было велико вне сферы вопросов этикета, устройства домашней жизни и обстановки великого князя; но в этой сфере, конечно, к ней обращались за советами как к знавшей порядки и обычаи и византийского, да отчасти и других дворов.

О внешности, обычном образе жизни и личном характере Иоанна мы имеем очень мало прямых свидетельств.

Контарини, путешественник венецианский, видевший Иоанна в 1476 г., говорит, что Иоанн был высок ростом, худощав, имел величавую осанку и красивую наружность;

Герберштейн, бывший в Москве послом в 1517 г. рассказывает со слов людей, помнивших Иоанна, что он имел такой грозный взгляд, что от него женщины падали в обморок, и что вообще все кругом его трепетали.

Герберштейну говорили, что сам Иоанн редко выступал из Москвы; по известиям Контарини, напротив, он объезжал свои владения каждый год; видимое противоречие совершенно просто объясняется: Герберштейн передает нам о последних годах жизни Иоанна, Контарини — о первой половине его правления; с несомненностью известно, что Иоанн лично совершил множество походов; по летописям видно также, что он принимал обыкновенно деятельное участие в тушении всякого большого пожара в Москве.

Не имея обстоятельных свидетельств о личном характере Иоанна, прибегают иногда к толкованиям и объяснениям некоторых отрывочных и в сущности недостаточных указаний.

Так, например, довольно часто повторяется обвинение Иоанна в крайней скупости или по меньшей мере — в излишней экономии и в доказательство приводятся слова грамоты, данной одним послам для свободного проезда, в которой сделано распоряжение, что послы будут получать на станциях для приготовления себе пищи барана, но шкуру его должны отдавать назад, а не имеют права оставлять себе; но едва ли можно сомневаться, что это распоряжение есть распоряжение соответственного Приказа и оно поэтому не может быть почитаемо за такое, которое бы отражало в себе личные характерные черты великого князя. Равным образом и распоряжение Иоанна, чтобы посол его Толбузин взял с Венецианской республики 700 руб. за все, что дал великой князь Тревизану, хотя дано было этому последнему всего на 70 руб., быть может надо рассматривать, как своего рода наказание за поступок Тревизана, вызвавший неудовольствие князя. По недостатку свидетельств мы должны отказаться от стремления очертить личность Иоанна Васильевича достаточно определенными штрихами относительно всех черт его ума и характера.

Наиболее верные выводы, хотя за то лишь в главных чертах, мы получим, рассматривая его деятельность.

В делах же своих он является пред нами человеком обширных дарований, чрезвычайно деятельным умственно, человеком осторожным в своих начинаниях, приступающим к делу лишь тогда, когда подготовлено все, что нужно для того, чтобы провести начатое дело до конца. Такими чертами отмечена вся деятельность Иоанна.

Уничтожая раздробленность Русской земли, соединяя ее в одно государственное тело, Иоанн, однако, не решился пойти против старинного обычая настолько круто, чтобы лишить своих младших сыновей самостоятельных владений; вероятно, ему и самому еще не представлялось возможным быть князем без удела. Умирая, он разделил свои владения между всеми пятью сыновьями.

Старшего сына Василия он благословил великим княжением, дал ему княжество московское, затем Новгород, Тверь, Владимир, Нижний-Новгород с их областями, ему же подчинил Псков, всего завещал ему 66 городов; всем остальным — менее 30. Кроме обычных уже в междукняжеских отношениях условий, чтобы младшие князья соединяли свои войска с войсками старшего по его требованию, чтобы сношениями с Ордой заведовал старший князь, и чтобы младшие вообще слушались и почитали его — "держали бы его имя честно и грозно", — в духовной грамоте Иоанна даны и другие преимущества великому князю. Так, доходы с самого города Москвы назначены почти целиком ему: судные пошлины распределены были так, что две трети доходов получал великий князь, а остальная часть делилась поровну между всеми братьями, включая и его таможенные же и другие торговые пошлины целиком были отданы Василию и он только платил за это каждому брату ежегодно по сто рублей.

Младшие братья не имели права чеканить свою монету; чеканил ее только великий князь в Москве и в Твери. Наконец прямо постановлено, что если какой из младших братьев умрет, не оставив мужского потомства, то удел его переходит к одному великому князю и младшие братья в это дело не должны "вступаться"; если останутся дочери, то великий князь получает удел их отца и только обязан выдать их замуж и наделить приданым.

Иоанн определил, сколько каждый его сын должен был платить в тысячу рублей суммы, какая будет употреблена на ордынский выход и на содержание разных служилых татарских царевичей; на долю старшего приходилось 717 руб. остальное делилось между другими четырьмя братьями.

Заметим здесь, что эти данные говорят нам, несомненно, о процентном отношении взносов того или другого князя в сумму, назначенную на поддержание татарских отношений, и что никак не должно думать, будто бы именно 1000 рублей в год и назначалось на это; такой способ расчетов был обычным для того времени, когда не умели еще части выражать процентами, и кроме того, эта самая тысяча рублей упоминается и во многих прежних грамотах, между тем как совершенно невозможно допустить, чтобы в разные эпохи и при разных обстоятельствах размер дани не менялся.

Общая оценка деятельности Иоанна. — Такова была деятельность Иоанна Васильевича III. Нельзя не видеть, что достигнутые им результаты были громадной важности.

Объединение Руси, очевидно, необходимое для того, чтобы русский народ мог проявить все свои духовные силы, было подвинуто Иоанном вперед весьма значительно.

Он не только соединил с Московским княжеством такие обширные, богатые и важные области, как Новгород и Тверь, он вернул и множество областей, с населением русским, с исповеданием православным, но силою обстоятельств оторвавшихся от общерусской жизни и соединившихся с государством Польско-литовским; вместе с тем и внешняя безопасность Русского государства заметно утвердилась: татары, столь ужасные в предшествовавшие века русской истории, при Иоанне III были окончательно отражены от России; с его времени они уже только беспокойные соседи и неопасны для русского народа; внук Иоанна III начал уже подчинение татарских царств России;

Иоанн III не мог еще на это отважиться, но он именно ослабил татар и притом — силами татар же; силами крымского хана он постоянно пользовался на усиление Москвы.

Действуя в этом направлении, Иоанн проявлял не просто жадность к завоеваниям, он даже не стремился только к увеличению своих сил, как к средству избавляться от разных, могущих встретиться, опасностей — он руководился настоящими государственными идеями, которые и высказал не раз совершенно ясно в сношениях с Александром литовским, заявив, что он считает русскими все те земли, которые населены русским населением, где русская речь и православная вера. Иоанн ясно понимал уже, что великий народ должен составить одно государство; и знаменем объединения он поставил не экономические выгоды этого государства, не свою личную славу, как государя — он осветил это стремление идеей, той именно идеей, которая была наиболее способна привлечь симпатии всех его подданных, которая и в предшествовавшие века и впоследствии являлась одним из наиболее могучих двигателей в истории русского народа: знаменем объединения Руси Иоанн поставил православную веру. Наконец Иоанн впервые после длинного ряда веков восстановил сношения с западно-европейскими государствами, которые значительно опередили в умственном развитии Русь, занятую почти исключительно тяжелыми татарскими отношениями; он первый вступил на тот путь, которым шел и Грозный, и царь Алексей, и по которому, наконец, Петр Великий вывел Россию на подобающее ей место среди всех других государств.

Иоанн обнаружил в этом случае неоспоримо широту взгляда: твердо охраняя православие, заботясь о единстве русского народа, Иоанн видел необходимость для России ознакомиться с результатами умственных успехов западноевропейских народов и вместе с тем видел полную возможность в сношениях с западными государствами охранять и самостоятельность, и достоинство русских людей. Оспаривать громадной важности достигнутых Иоанном III результатов, очевидно, нельзя; но можно, однако, разно смотреть на его личную роль в их достижении, можно разным образом оценивать Иоанна, как политического деятеля.

Карамзин, исчислив вкратце дела Иоанновы, говорит, что "Россия нынешняя есть создание Иоанна", "так как Россия Олега, Владимира и Ярослава погибла в нашествие монголов"; "Иоанн стоит, — по словам Карамзина, — как государь, на высшей степени величия; он оставил государство удивительное пространством, сильное народами, еще сильнейшее духом правления"; дела Иоанна Карамзин ставит выше подвигов Александра Македонского; "государствование Иоанна III — говорить он — есть редкое богатство для истории; по крайней мере не знаю монарха, достойнейшего жить и сиять в ее святилище". Таким образом, Карамзин отнесся к Иоанну с восторгом, если не с благоговением; и нельзя не сказать, что это довольно понятно у первого работника по русской истории, который, можно сказать, открыл Иоанна, познакомился с его деятельностью, почти не имея представления, что его ожидает подобное зрелище.

Соловьев отнесся к Иоанну значительно спокойнее.

Верный своему основному принципу — "не дробить, не делить историю на периоды, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин" — он считает Иоанна III преимущественно "счастливым потомком целого ряда умных, трудолюбивых, бережливых предков", который делал только то, к чему уже давно шли исторические события, и признает только, что Иоанну принадлежит честь за то, что он умел пользоваться своими средствами и счастливыми обстоятельствами, в которых находился во все продолжение жизни. Строже всех отнесся к Иоанну III Костомаров, который окончил очерк деятельности этого государя такими словами: "Истинно великие люди познаются тем, что опережают свое общество и ведут его за собою; созданное ими имеет прочные задатки не только внешней крепости, но и духовного саморазвития.

Иван в области умственных потребностей ничем не стал выше своей среды. Он создал государство, но без задатков самоулучшения, без способов и твердого стремления к прочному народному благосостоянию простояло оно два века, верное образцу, созданному Иваном, хотя и дополняемое новыми формами в том же духе, но застылое и закаменелое в своих главных основаниях, представлявших смесь азиатского деспотизма с византийскими, выжившими свое время, преданиями.

И ничего не могло произвести оно, пока могучий ум Петра не начал пересоздавать его на иных культурных началах". Не можем не согласиться с замечанием К. Н. Бестужева-Рюмина, что изложение и характеристика деятельности Иоанна III у Костомарова — "прекрасная обвинительная речь, но не суждение историка"; укажем еще, что в характеристике, данной Костомаровым, заключается, по-видимому, противоречие: если созданное Иоанном III простояло два века и удовлетворяло через 200 лет требованиям общества, то, несомненно, что хотя отчасти, но он стоял впереди своего времени и, след., имел хотя некоторые черты истинно великого человека.

Из современных историков К. Н. Бестужев-Рюмин и Д. И. Иловайский возвратились довольно близко ко взгляду Карамзина и, признавая, что дело Иоанна было в значительной степени подготовлено его предшественниками, в то же время признают за ним и все права быть причисленным к числу великих людей. И действительно, если мы и не должны, пожалуй, представлять себе деятельность Иоанна в таких величавых, так сказать героических чертах, какими рисует ее Карамзин, если нельзя предполагать у него вполне ясного сознания величия, прочности и важности для будущего творимых им дел, то нельзя также не признать в Иоанне того истинного и высокого ума, который создает нечто такое, что ценно и дорого потом людям в течение веков. Если Иоанн, быть может, и не сознавал ясно, что с таким усердием восстановляя единство русского народа, он становится на тот путь, работа на котором будет занимать его потомков еще 300 лет, то это обстоятельство нисколько не уменьшает оценки его гения, который, так сказать, инстинктивно находил задачи, поистине достойные быть руководящими идеями истинного государственного человека, Нам кажется несомненным, что Иоанн имел такие идеи; но мало этого, он проявил совершенно исключительные дарования и в осуществлении их. В течение всей своей деятельности он не испытал ни одной крупной неудачи: но нельзя сказать, чтобы успехами своими он был обязан исключительно счастью или благоприятным обстоятельствам; всякий успех доставался Иоанну с бою, и объясняется несомненно тем, что Иоанн приступал к решению всякого важного, серьезного вопроса с осторожностью, с внимательною и глубокою умственною работою; конечно, именно благодаря такой работе, он, действительно, всегда господствовал над обстоятельствами; у него не было недостатка в противниках и, не редко — в противниках, не уступавших ему в отношении сил материальных; но он очевидно далеко превосходил их всех и своею умственною силою и своею умственною работою.

Создавая великое дело, Иоанн, конечно, был очень осторожен и опасался каким-либо неблагоразумным шагом нанести этому великому делу ущерб; но он никогда не доходил в своей осторожности до того, чтобы из-за нее упустить какой-нибудь существенный успех. Несомненно, конечно, что Иоанн не своими единоличными силами достиг всех тех результатов, которые дало его правление; на его стороне, очевидно, стояло все тогдашнее население, весь русский народ; мы видели, что митрополиты поддерживали Иоанна в его распрях с Новгородом; все бояре его стояли дружно, послушно и убежденно за всякое дело своего великого князя; по очень подробным записям дипломатических сношений с Польско-литовским государством мы видим, как были проникнуты московские бояре теми же идеями, какие имел и Иоанн, и как настойчиво, с каким достоинством, и как умело поддерживали они его требования; сочувствие всей народной массы делу объединения не может быть подвергаемо сомнению; переходы в Московское княжество из Тверского, легкость и прочность соединения с центром "страны князей" — ясно доказывают это. Но нельзя не признавать, что безусловно возвышался над всеми окружающими, над всеми своими помощниками сам Иоанн: те же бояре, с которыми начал он правление, действовали еще и при его отце, те же бояре, с которыми он правил последние 10—15 л.; перешли и к его сыну; но самый беглый взгляд на ход дел при Иоанне и при его предшественнике и при его преемнике показывает с несомненностью, что в то время, как делами руководил Иоанн, в Москве присутствовала такая умственная и нравственная сила, которой не было ни до него, ни после. Особенные свойства тех источников, которые только и находятся в нашем распоряжении относительно тех эпох, мешают нам видеть всю ту умственную работу, какую употреблял Иоанн для подготовки и исполнения своих великих планов; но если в некоторых случаях он раскрывает пред нами эту умственную работу — а он обнаруживает ее с несомненностью в сношениях с Литвою — то мы должны и в других случаях, где Иоанн с не меньшим успехом выходил из обстоятельств не менее трудных, предполагать в нем такую же умственную работу. — Окидывая взглядом всю деятельность Иоанна III, мы смело говорим, что он должен быть причислен к замечательнейшим государям не только ХТ ст., но и всех времен.

Иоанн III есть истинный основатель русского государства и представляет собою одного из наиболее замечательных людей, которых русский народ должен всегда вспоминать с благодарностью, которыми по справедливости он может гордиться.

Наиболее обстоятельный рассказ о событиях княжения Иоанна III — "Полн. собр. рус. лет.", VIII, 150—245 (Воскресенская летопись), V, 273—275 и VI, 1—50 (Софийская; то же в "Софийском Временнике", II, 89—275); подробности отношений псковских — "Полн. собр. рус. лет.", V, 222—281 (псковская первая), новгородских — III, 142—147 (новгородская вторая); см. еще "Полн. собр. рус. летоп.", II, 357—364, III, 241—243, IV, 132—136, V, 34—46, XVI, 208—224; "Степенная книга", II, 98—235; "Летописец Типографский" (М. 1784), 259—345; "Летопись по Никонову списку", ч. VI, 1—173; "Летописец русский" (Львовская летопись, М. 1792), II, 358—367, III, 1—284; "Русский временник", II, 1—246; "Летописец Архангелогородский" (М. 1819), 163—211; "Летопись Великоустюжская" (М. 1889), 35—45. Важнейшие акты в следующих изданиях: "Собр. государ. грам. и догов.", I, №№ 88—144, II, №№ 18—25; "Акты Археограф.

Экспед.". I, №№ 71—140, 376—384; "Акты Историч.", І, №№ 73—115, 277—288 (№ 105 заключ.

Судебник 1497 г.), "Дополнения к Акт. Истор.", I, №№ 14—22, 187—214; "Акты Юридические", №№ 1—11, 31, 62, 73—76, 101, 111, 140—145, 233, 234, 387, 388, 410—413; "Акты относящ. до юрид. быта", I — см. стр. 744—748: II — см. стр. 841—843; "Акты Запад. России", І, №№ 66—220; "Акты Федотова-Чеховского", І, №№ 6—14, 18—20, 29, 30, 54; "Сборник Муханова", №№ 10—86, 124, "Сборник кн. Хилкова", № 106; "Древняя Росс. Вивлиофика", т. т. II, III, ХIII, XIV, XIX, XX; "Летоп. занят. Археограф, комм.", III, прил. 1—17, "Памятн. диплом. снош.",1—173; "Сборн. Импер. Рус. Ист. Общ.", XXXV, 4—499; "Сборник Moсков. Архива Мин. Иностр.

Дел", V; Важнейшие сочинения, касающиеся времени Иоанна III: Карамзин, "История Госуд. Росс.", т. VI; Соловьев, "История России", т. V, ч. І; Бестужев-Рюмин, "Русская История", II. 143—172; Иловайский, "История России", II, 435—528; Костомаров, "Русская История в жизнеописаниях ее главнейших деятелей", І, 255—317; Ключевский "Боярская дума древне и Руси"; Экземплярский, "Великие и удельные князья северной Руси", І, 189—277; Карпов, "История борьбы Московск. государства с Польско-литовским"; Костомаров, "Северно-русские народоправства"; Никитский, "Очерк внутренней истории Пскова", "Экономический быт Великого Новгорода", "Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде"; Беляев, "Рассказы из Русской истории", II, III; Неволин, "О пятинах и погостах"; Иловайский, "История Рязанского княжества"; Борзаковский, "История Тверского княжества"; Вельяминов-Зернов, "Исследование о Касимовских царях и царевичах", I; Перетяткович, "Поволжье в XV и XVI в.в.", Вешняков, "О причинах возвышения Московского княжества"; Дьяконов, "Власть московских государей"; Успенский, "Как возник и развивался в России восточный вопрос"; Пирлинг, "Россия и Восток.

Царское бракосочетание в Ватикане"; Белов, "Об историческом значении русского боярства"; Бережков, "О торговле Руси с Ганзой до конца XV в."; Макарий, "История русской церкви", т. т. VI, VII, VIII, Павлов, "Историч. очерк секуляризации церков. земель в России"; Хрущов, "Исследов. о сочинениях Иосифа, препод. волоколамского"; Беляев, "Лекции по истории русского права"; Сергеевич, "Лекции и исследования по истории русского права", "Русские юридич. древности", І, II; Владимирский-Буданов, "Обзор истории русск. права", І, II; Дмитриев, "История судебных инстанций"; Лихачев, "Разрядные дьяки XVI в.", и др. Н. Чечулин. {Половцов} Иоанн III Васильевич — великий князь московский, сын Василия Васильевича Темного и Марии Ярославовны, род. 22 янв. 1440 г., был соправителем отца в последние годы его жизни, вступил на великокняжеский престол до смерти Василия, в 1462 г. Сделавшись самостоятельным правителем, он продолжал политику своих предшественников, стремясь к объединению Руси под главенством Москвы и с этою целью уничтожая удельные княжества и независимость вечевых областей, а также вступая в упорную борьбу с Литвой из-за присоединившихся к ней русских земель.

Действия И. не отличались особой решительностью и смелостью: осторожный и расчетливый, не обладавший личной храбростью, он не любил рисковать и предпочитал достигать намеченной цели медленными шагами, пользуясь удобными случаями и благоприятно складывавшимися обстоятельствами.

Сила Москвы достигла к этому времени уже весьма значительного развития, тогда как ее соперники заметно ослабели; это придавало широкий размах осторожной политике И. и вело ее к крупным результатам.

Отдельные русские княжества были слишком слабы для борьбы с великим князем; не хватало средств для этой борьбы и у вел. княжества Литовского, а соединению этих сил мешало установившееся уже в массе русского населения сознание своего единства и враждебное отношение русских к упрочивавшемуся в Литве католицизму.

Новгородцы, видя возрастание московского могущества и опасаясь за свою самостоятельность, решили было искать защиты у Литвы, хотя в самом Новгороде сильная партия была против этого решения.

И. сперва не предпринимал никаких решительных действий, ограничиваясь увещаниями.

Но последние не действовали: литовская партия, руководимая семьей Борецких (см. соотв. статью), окончательно взяла верх. Сперва был приглашен в Новгород (1470) один из служилых литовских князей, Михаил Олелькович (Александрович), а затем, когда Михаил, узнав о смерти брата своего Семена, бывшего киевским наместником, ушел в Киев, заключен договор с королем польским и вел. кн. литовским Казимиром, Новгород отдался под его власть, с условием сохранения новгородских обычаев и привилегии.

Это дало московским летописцам повод называть новгородцев "иноязычниками и отступниками православия". Тогда И. выступил в поход, собрав многочисленное войско, в котором, кроме рати собственно вел. князя, были вспомогательные отряды трех его братьев, Твери и Пскова.

Казимир не подал помощи новгородцам, и их войска, 14 июля 1471 года, потерпели решительное поражение в битве у р. Шелони от воеводы И., кн. Дан. Дм. Холмского; несколько позже другая рать новгородская была разбита на Двине кн. Вас. Шуйским.

Новгород просил мира и получил его, под условием уплаты вел. князю 15500 р., уступка части Заволочья и обязательства не вступать в союз с Литвою.

После того, однако, началось постепенное стеснение новгородских вольностей.

В 1475 г. И. посетил Новгород и судил здесь суд по старине, но затем жалобы новгородцев стали приниматься и в Москве, где по ним и творили суд, вызывая обвиняемых за московскими приставами, вопреки привилегиям Новгорода.

Новгородцы терпели эти нарушения своих прав, не давая предлога к полному их уничтожению.

В 1477 г. такой предлог явился, однако, у И.: новгородские послы, подвойский Назар и вечевой дьяк Захар, представляясь И., назвали его не "господином", как обыкновенно, а "Государем". Немедленно был отправлен запрос к новгородцам, какого государства они хотят. Напрасны были ответы новгородского веча, что оно не давало своим посланникам подобного поручения;

И. обвинил новгородцев в запирательстве и нанесении ему бесчестья и в октябре выступил в поход на Новгород.

Не встречая сопротивления и отвергая все просьбы о мире и помиловании, он дошел до самого Новгорода и осадил его. Лишь здесь новгородские послы узнали условия, на которых вел. князь соглашался помиловать свою отчину: они заключались в полном уничтожении самостоятельности и вечевого управления в Новгороде.

Окруженный со всех сторон великокняжескими войсками, Новгород должен был согласиться на эти условия, равно как на отдачу в. князю всех Новоторжских волостей, половины владычних и половины монастырских, успев только выторговать небольшие уступки в интересах бедных монастырей. 15 января 1478 г. последовала присяга новгородцев И. на новых условиях, после чего он въехал в город и, захватив вождей враждебной ему партии, отослал их в московские тюрьмы.

Новгород не сразу примирился со своей участью: в следующем же году в нем произошло восстание, поддержанное внушениями Казимира и братьев И. — Андрея Большого и Бориса.

И. принудил Новгород покориться, казнил многих виновников восстания, заточил владыку Феофила и выселил из города в московские области более 1000 семей купеческих и детей боярских, переселив на их место новых жителей из Москвы.

Новые заговоры и волнения в Новгороде вели только к новым репрессивным мерам. Особенно широко применял И. к Новгороду систему выселений: за один 1488 г. было выведено в Москву более 7000 житых людей. Путем таких мер окончательно сломлено было свободолюбивое население Новгорода.

Вслед за падением новгородской самостоятельности пала и Вятка, в 1489 г. принужденная воеводами И. к полной покорности.

Из вечевых городов только Псков сохранял еще свое старое устройство, достигая этого полной покорностью воле И., изменявшего, впрочем, исподволь и псковские порядки: так, наместников, избираемых вечем, заменили здесь назначаемые исключительно вел. князем; отменены были постановления веча о смердах, и псковичи вынуждены были согласиться с этим. Одно за другим падали перед И. и удельные княжества.

В 1463 г. присоединен был Ярославль, путем уступки своих прав тамошними князьями; в 1474 г. ростовские князья продали И. остававшуюся еще за ними половину города.

Потом очередь дошла до Твери. Кн. Михаил Борисович, опасаясь возраставшей силы Москвы, женился на внучке литовского кн. Казимира и заключил с ним, в 1484 г., союзный договор.

И. начал войну с Тверью и вел ее удачно, но по просьбе Михаила дал ему мир, на условии отречения от самостоятельных сношений с Литвой и татарами.

Сохранив самостоятельность, Тверь, как раньше Новгород, подверглась ряду притеснений; особенно в пограничных спорах тверичи не могли добиться правосудия на москвичей, захватывавших их земли, вследствие чего все большее число бояр и детей боярских переходило из Твери в Москву, на службу вел. князя. Выведенный из терпения Михаил завел сношения с Литвой, но они были открыты, и И., не слушая просьб и извинений, в сентябре 1485 г. подступил к Твери с войском; большинство бояр передалось на его сторону, Михаил бежал к Казимиру и Тверь была присоединена к вел. княжеству Московскому.

В том же году И. получил Верею по завещанию тамошнего князя Михаила Андреевича, сын которого, Василий, еще раньше, испугавшись опалы И., бежал в Литву (см. соотв. статью).

Внутри Московского княжества также уничтожались уделы и падало значение удельных князей перед властью И. В 1472 г. умер брат И., кн. дмитровский Юрий, или Георгий (см. соотв. статью);

И. взял себе весь его удел и ничего не дал другим братьям, нарушая тем старые порядки, по которым выморочный удел должен был идти в раздел между братьями.

Братья поссорились было с И., но помирились, когда он дал им некоторые волости.

Новое столкновение произошло в 1479 г. Покорив Новгород с помощью братьев, И. не дал им участия в Новгородской волости.

Недовольные уже этим, братья великого князя были еще более оскорблены, когда он приказал одному из своих наместников схватить отъехавшего от него к кн. Борису боярина (кн. Ив. Оболенского-Лыко). Князья волоцкий и углицкий, Борис (см. соотв. статью) и Андрей Большой (см. соотв. статью) Васильевичи, снесшись между собою, вступили в сношения с недовольными новгородцами и Литвой и, собрав войска, вступили в новгородские и псковские волости.

Но И. успел подавить восстание Новгорода.

Казимир не подал помощи братьям вел. князя, одни же они не решились напасть на Москву и оставались на литовском рубеже до 1480 г., когда нашествие хана Ахмата дало им случай с выгодой помириться с братом.

Нуждаясь в их помощи, И. согласился заключить с ними мир и дал им новые волости, причем Андрей Большой получил Можайск, принадлежавший ранее Юрию. В 1481 г. умер Андрей Меньшой, младший брат И.; задолжав ему 30000 руб. при жизни, он по завещанию оставил ему свой удел, в котором другие братья не получили участия.

Десять лет спустя И. арестовал в Москве Андрея Большого, за несколько месяцев до того не выславшего своей рати на татар по его приказу, и посадил его в тесное заключение, в котором тот и умер, в 1494 г.; весь удел его был взят вел. князем на себя. Удел Бориса Васильевича, по смерти его, наследовали два его сына, из которых один умер в 1503 г., оставив свою часть И. Таким образом, число уделов, созданных отцом И., сильно сократилось к концу княжения самого И. Вместе с тем, прочно было установлено новое начало в отношениях удельных князей к великим: завещание И. III формулировало правило, которому следовал он сам и по которому выморочные уделы должны были переходить к вел. князю. Этим правилом уничтожалась возможность сосредоточения уделов в чьих-либо руках мимо вел. князя и, следовательно, в корень подрывалось значение удельных князей.

Расширению московских владений на счет Литвы способствовали внутренние смуты, происходившие в вел. княжестве Литовском.

Уже в первые десятилетия правления И. многие служилые князья литовские перешли к нему, сохраняя свои вотчины.

Наиболее видными из них были князья Ив. Мих. Воротынский и Ив. Вас. Бельский.

По смерти Казимира, когда Польша избрала королем Яна-Альбрехта, а литовский стол занял Александр, И. начал открытую войну с последним.

Сделанная литовским вел. князем попытка прекратить борьбу путем родственного союза с московской династией не привела к ожидавшемуся от нее результату: И. не ранее согласился на брак своей дочери Елены с Александром, как заключив мир, по которому Александр признал за ним титул государя всея Руси и все приобретенные Москвой во время войны земли. Позже самый родственный союз сделался для Иоанна только лишним предлогом для вмешательства во внутренние дела Литвы и требования прекратить притеснение православных (см. соотв. статью).

Сам И. устами отправленных в Крым послов так объяснял свою политику по отношению к Литве: "Вел. князю нашему с литовским прочного миру нет; литовский хочет у вел. князя тех городов и земель, какие у него взяты, а князь вел. хочет у него своей отчины, всей земли Русской". Эти обоюдные притязания уже в 1499 т. вызвали новую войну между Александром и И., удачную для последнего; между прочим, 14 июля 1500 г. русские войска одержали над литовцами большую победу у р. Ведроши, при чем взят был в плен гетман литовский кн. Константин Острожский.

Заключенный в 1503 г. мир закрепил за Москвой ее новые приобретения, в том числе Чернигов, Стародуб, Новгород-Северск, Путивль, Рыльск и 14 других городов.

При И. московская Русь, усиленная и сплоченная, окончательно сбросила с себя татарское ярмо. Хан Золотой Орды Ахмат еще в 1472 г. предпринял, по внушениям польского короля Казимира, поход на Москву, но взял только Алексин и не мог перейти Оки, за которой собралось сильное войско И. В 1476 г. И., как говорят — вследствие увещаний второй своей жены, вел. княгини Софьи, отказался платить далее Ахмату дань, и в 1480 г. последний вновь напал на Русь, но у р. Угры был остановлен войском вел. князя. Сам И., однако, и теперь еще долго колебался, и лишь настойчивые требования духовенства, особенно ростовского епископа Вассиана (см. соотв. статью), побудили его лично отправиться к войску и затем прервать начатые уже было переговоры с Ахматом.

Всю осень русское и татарское войска простояли одно против другого на разных сторонах р. Угры; наконец, когда стала уже зима и сильные морозы начали беспокоить плохо одетых татар Ахмата, он, не дождавшись помощи от Казимира, отступил, 11 ноября; в следующем году он был убит ногайским князем Иваком, и власть Золотой Орды над Русью рухнула окончательно.

Вслед за тем И. предпринял наступательные действия по отношению к другому татарскому царству — Казани.

В первые годы княжения И. враждебные отношения его к Казани выражались в ряде набегов, производившихся с обеих сторон, но не приводивших ни к чему решительному и по временам прерывавшихся мирными договорами.

Смуты, начавшиеся в Казани, по смерти хана Ибрагима, между его сыновьями, Али-ханом и Мухаммед-Аминем, дали И. случай подчинить Казань своему влиянию.

В 1487 г. изгнанный братом Мухаммед-Аминь явился к И., прося помощи, и вслед за тем войско вел. князя осадило Казань и принудило Али-хана к сдаче; на его место был посажен Мухаммед-Аминь, фактически ставший в вассальные отношения к И. В 1496 г. Мухаммед-Аминь был свергнут казанцами, призвавшими ногайского кн. Мамука; не ужившись с ним, казанцы опять обратились за царем к И., прося только не присылать к ним Мухаммед-Аминя, и И. послал к ним незадолго перед тем пришедшего к нему на службу крымского царевича Абдыл-Летифа.

Последний, однако, уже в 1502 г. был низложен И. и заточен на Бело-озеро за непослушание, а Казань получил опять Мухаммед-Аминь, который в 1505 г. отложился от Москвы и начал войну с ней, нападением на Н. Новгород.

Смерть не позволила И. восстановить утраченную власть над Казанью.

С двумя другими мусульманскими державами — Крымом и Турцией — И. поддерживал мирные отношения.

Крымский хан Менгли-Гирей, сам угрожаемый Золотой Ордой, был верным союзником И. как против нее, так и против Литвы; с Турцией не только производилась выгодная для русских торговля на Кафинском рынке, но с 1492 г. были завязаны и дипломатические сношения, при посредстве Менгли-Гирея. Характер власти московского государя при И. подвергся значительным изменениям, зависевшим не только от фактического его усиления, с падением уделов, но и от появления на подготовленной таким усилением почве новых понятий.

С падением Константинополя, русские книжники стали переносить на московского кн. то представление о царе — главе правосл. христианства, которое раньше связывалось с именем византийского императора.

Такому перенесению способствовала и семейная обстановка И. Первым браком он женат был на Марии Борисовне Тверской, от которой имел сына Иоанна, прозванного Молодым (см. соотв. статью); сына этого И. назвал вел. князем, стремясь упрочить за ним престол.

Марья Борисовна † в 1467 г., а в 1469 г. папа Павел II предложил И. руку Зои, или, как она стала называться в России, Софьи Фоминишны Палеолог, племянницы последнего византийского императора.

Посол вел. кн. — Иван Фрязин, как его называют русские летописи, или Жан-Баттиста делла Вольпе, как было его имя в действительности (см. соотв. статью), — окончательно устроил это дело, и 12 ноября 1472 г. Софья въехала в Москву и обвенчалась с И. Вместе с этим браком сильно изменились и обычаи московского двора: византийская принцесса сообщила своему мужу более высокие представления о его власти, внешним образом выразившиеся в увеличении пышности, в принятии византийского герба, в введении сложных придворных церемоний, и отдалившие вел. кн. от бояр. Последние враждебно относились, поэтому, к Софье, а после рождения у нее в 1479 г. сына Василия и смерти в 1490 г. И. Молодого, у кот. был сын Димитрий (см. соотв. статью), при дворе И. явно образовались две партии, из которых одна, состоявшая из наиболее знатных бояр, в том числе Патрикеевых и Ряполовских, отстаивала права на престол Димитрия, а другая — по преимуществу незнатные дети боярские и дьяки — стояла за Василия.

Эта семейная распря, на почве которой столкнулись враждебные политические партии, переплелась еще с вопросом церковной политики — о мерах против жидовствующих (см. соотв. статью); мать Димитрия, Елена, склонялась к ереси и воздерживала И. от крутых мер против нее, а Софья, напротив, стояла за преследование еретиков.

Сперва победа была, казалось, на стороне Димитрия и бояр. В декабре 1497 г. открыт был заговор приверженцев Василия на жизнь Димитрия;

И. арестовал сына, казнил заговорщиков и стал остерегаться жены своей, уличенной в сношениях с ворожеями. 4 февр. 1498 г. Димитрий был венчан на царство.

Но уже в следующем году опала постигла сторонников его: Сем. Ряполовский был казнен, Ив. Патрикеев с сыном пострижены в монахи; вскоре И., не отнимая еще у внука вел. княжения, объявил сына вел. князем Новгорода и Пскова; наконец, 11 апр. 1502 г. И. явно положил опалу на Елену и Димитрия, посадив их под стражу, а 14 апреля благословил Василия великим княжением.

При И. дьяком Гусевым был составлен первый Судебник (см.). И. старался поднять русскую промышленность и искусства и с этой целью вызывал из-за границы мастеров, из которых самым известным был Аристотель Фиораванти, строитель московского Успенского собора.

И. ум. в 1505 г. Мнения наших историков о личности И. сильно расходятся: Карамзин называл его великим и даже противопоставлял Петру I, как пример осторожного реформатора;

Соловьев видел в нем главным образом "счастливого потомка целого ряда умных, трудолюбивых, бережливых предков"; Бестужев-Рюмин, соединяя оба эти взгляда, более склонялся в сторону Карамзина;

Костомаров обращал внимание на полное отсутствие нравственного величия в фигуре И. Главные источники для времени И. III: "Полн. Собр. Росс. Летоп." (II—VIII); Никоновская, Львовская, Архангельская летописи и продолжение Несторовской; "Собр. Г. Гр. и Дог."; "Акты Арх. Эксп." (т. I); "Акты ист." (т. I); "Доп. к актам историческим" (т. I); "Акты Зап. России" (т. I); "Памятн. дипломатических сношений" (т. I). Литература: Карамзин (т. VI); Соловьев (т. V); Арцыбашев, "Повествование о России" (т. II); Бестужев-Рюмин (т. II); Костомаров, "Русская история в жизнеописаниях" (т. I); Р. Pierliug, "La Russie et l''Orient. Mariage d''un Tsar au Vatican. Ivan III et Sophie Paleologue" (есть русский перевод, СПб., 1892), и его же, "Papes et Tsars". В. М—н. {Брокгауз} Иоанн III Васильевич (или Иван) — великий князь московский (1462—1505); в его время возникла ересь жидовствующих (см.). При посредстве влиятельного еврея из Каффы, Хоза Кокоса, И. заключил и поддерживал союз с крымским ханом Менгли-Гиреем.

Так, отправившемуся в Крым в марте 1474 г. послу Никите Васильевичу Беклемишеву было приказано передать Кокосу поклон от вел. князя и просить его выхлопотать у хана "ярлык докончательный", за что обещано Кокосу "свое жалованье"; посол должен также просить Кокоса: "коли будет ему к великому князю грамота послана о каких делах, и он бы жидовским письмом грамот бы не писал, а писал бы грамоты русским письмом или бесерменским". Кокос продолжал служить интересам великого князя. Послу Семену Борисовичу, отправившемуся в 1486 году к Менгли-Гирею, было предписано обратиться к Кокосу с просьбой сохранить верность вел. князю и расположить хана к последнему. — При дворе И. состоял врачом прибывший в 1490 году в Москву "лекарь жидовин Леон из Венеции". — Ср.: "Регесты", I. {Евр. энц.} Иоанн III Васильевич — вел. кн. всея Руси, старш. сын. в. кн. Василия Васильевича (Темного), род. 22 янв. 1440 г.; вступил на вел. княжение после смерти отца 27 мрт. 1462 г. 43-летн. правление И. полно знаме-нат. событий: он объединил под своей властью всю с.-вост. Русь (за исключ.

Рязани и Пскова), объявил себя независимым от Зол. Орды, вступил в брак с визант. принцессой Софией Палеолог и первый начал борьбу с польско-литов. государством за Зап. Русь; в делах внутр. управления И. надо отметить издание судебника.

Удел. владения своих братьев, а также князей верейск., тверск., ярослав. и ростовских, И. присоединил к Москве мирн. путем; только к Твери ему пришлось применить воен. силу: 2 похода 1485 г. были вполне удачны для И., но больш. боев. при этом не произошло.

Зато борьба с Новгородом, окончившаяся потерей последним самостоятельности, потребовала уже гораздо больш. напряжения.

Борьба Москвы с Новгородом началась еще со времен И. Калиты, но лишь при И. III получила свое разрешение.

В 1471 г. новгородцы заключили договор с польск. кор. Казимиром о подчинении ему Новгорода. 23 мая И. послал В. Новгороду объявление войны, и в июне двинулись отряды в Двин. землю и в Новгород; сам князь также находился при войске. 23 июня кн. Холмский имел первую и удачную для моск. рати стычку у Коростыня, на бер. Ильменя, а 14 июля одержал над новг-цами блестящ. победу при Шелони. 27 июля в Заволочье воеводы И. с 4-тыс. войском разбили 12-тыс. новгород. рать. 11 авг. был заключен в Коростыне мирн. договор, по которому Новгород еще сохранил номинал. незав-сть от Москвы.

В 1472 г. воевода кн. Ф. Пестрый воен. силой привел к повиновению Москве крупное новгород. владение — Вел. Пермь. В 1477—1478 гг. И. покончил с Новгородом: осенью 1477 г. был предпринят туда поход. который окончился без боев. В последующие годы (1480, 1481, 1484, 1487) И. пришлось лишь неск. раз усмирить восстание новг-цев. Затем моск. войскам пришлось отдельно покорять важнейш. колонию Новгорода — Вятку: в 1489 г. кн. Даниил Щеня и Григ. Морозов взяли г. Хлынов и усмирили оконч-но вятчан.

Псков подпал под сильное влияние И., был ему вполне покорен, и моск. воеводы деят-но поддерживали псковичей в их столк-нии с Ливон. орденом (1480—1483). С ханом Зол. Орды Ахматом I И., не желавший лично являться в Орду и неаккуратно плативший ей "выходы" (дань), имел неск. столк-ний. В 1470 г. союзные с Москвой вятчане произвели внезап. нападение на Орду, захватили самый Сарай и большую добычу, в то время как хан готовился поддержать против И. Новгород.

Летом 1472 г. Ахмат, в свою очередь, произвел набег на моск. владения, но, встретив на бер. Оки сильную рус. рать, ушел в степь, ограничившись сожжением г. Алексина.

Во время 2-го похода И. на Новгород (1477) хан вновь пытался поддержать последний, но опоздал: татар. полки пришли, когда И. уже покончил с Новгородом.

Лет. 1480 г. Ахмат, в союзе с Казимиром Литовским, вновь пытался с многочисл. войском разгромить Москву, желая оконч-но подчинить себе И., но и этот поход татар окончился возвращением их в Орду; неудача татар, в связи со скоро последовавшей смертью Ахмата (6 янв. 1481 г.) и действиями против Зол. Орды верн. союзника И. Крым. хана Менгли-Гирея, разрушившими царство Сарайских ханов, привели к полн. освобождению с.-вост. Руси от всякого подчинения татарам.

Деятельность И. в войне с Зол. Ордой воен. историк Д. Ф. Масловский характеризует как "выдающуюся", отмечая его искус. политику и умение согласовать стратег. операции с полит. обстановкой, правильн. оценку оборонит. линии и образц. твердость воли главнокомандующего, не поддавшегося давлению обществ. мнения, требовавшего ненужного боя. Взятие в 1453 г. Константинополя турками, объединение Руси под властью Москвы и свержение татар. ига — все это доставило небывалые дотоле значение и блеск власти моск. государя; появляются мысли о Москве как о "третьем Риме", и соврем-ки И. уже начинают, хотя еще и не офиц-но, именовать его "царем". С Литвой и Польшей И. вел ряд победонос. войн (1473, 1492—1494, 1500—1503), преследуя идейную цель — возвращение Руси ее западных, отторгнутых Литвой земель.

Из воен. операций в эти войны необходимо отметить: сражение при реч. Ведроше под Дорогобужем (14 июля 1500 г.), где кн. Даниил Щеня в годовщину шелонской битвы наголову разбил литовцев, взял в плен гетм. кн. Острожского, всю артиллерию и обоз; победу москвитян под Мстиславлем (1501), неудач. осаду русскими Смоленска (1502) и действия моск. воевод против ливон. рыцарей, поднятых Литвой против И. Войны с Литвой дали Москве ряд городов: Вязьму, Новосиль, Одоев, Белев, Воротынск, Вельск, Трубчевск, Чериков, Стародуб, Рыльск, Гомель, Любеч, Новгород-Северск и др., в общем 19 гор. и 70 волостей.

Эти войны повели за собой признание со стороны Польши и Литвы за моск. вел. князем титула "Государя всея Руси". На востоке воен. дела И. также были удачны: он вел много войн с Казанью (1468, 1469, 1478, 1482, 1487, 1496, 1505), причем подчинил ее рус. влиянию и по своему желанию возводил на престол и свергал с него казан. царей. Из рус. воевод казан. походов выделились своими воен. успехами: воев. Беззубцев, Иван Руно, выбранный войском в 1469 г. предвод-лем и произведший 21 мая этого года удачн. набег на Казань, братья И. Юрий и Андрей Большой, кн. Д. Холмский и нижегор. воевода Хабар Симский.

И. поддерживал деят-но сношения с имп-ром Фридрихом III и Максимилианом, с папой, с знам. венг. королем Матвеем Корвином и друг. европ. государями.

Состоя в союзе с Данией, он вел кратковрем. и безрезульт. войну со Швецией.

В 1496 г. русские осаждали Выборг, но не смогли его взять; в 1497 г. они дошли до Тавастгуста, опустошив страну, нанеся ряд поражений шведам; кроме того, морем, из устья С. Двины, было произведено удач. нападение на швед. берега.

Шведы, со своей стороны, осадили и взяли Ивангород.

Война прекратилась без мирн. договора, когда датск. король занял швед. престол.

В отношении устр-ва моск. вооруж. сил И. III первый (1500) роздал бояр. детям поместья с обязат-вом нести воен. службу и в случае войны по первому требованию государя являться в назнач. места с опред. числом вооруж. ратников и с запасом продовольствия.

Он же положил начало инозем. войсков. частям в рус. войске, приняв в него мног. литов. и польск. пленников и нанимая друг. иноземцев.

Разделением войск на полки и разряды (с 1471 г., к которому относится древнейш. разрядная книга, или расписание воевод) он дал воен. устр-ву Руси правил., строго опред. вид. Преемники его продолжали развитие воен. системы И., просуществовавшей до Петра В., в том же направлении.

И. III умер 27 окт. 1505 г. По сохранившимся отзывам соврем-ков, он был высок ростом, худощав, имел величавую осанку и красивую наружность, был человеком больш. ума, весьма суров, деятелен, оч. осторожен, лично совершил много походов.

Резул-ты его деятельности были весьма велики.

Карамзин считает, что "Россия нынешняя есть создание И." и что И. "как государь стоит на высшей степени величия". Соловьев смотрит на И. как на "счастливого потомка целого ряда умных, трудолюбив., бережлив. предков", который делал только то, к чему уже давно шли истор. события, и признает, что И. принадлежит честь за то, что он умел пользоваться своими средствами и счастл. обстоят-вами. Бестужев-Рюмин, Иловайский и Чечулин признают за И. III все права быть причисленным к числу велик. людей рус. народа, которыми он м. гордиться. {Воен. энц.} Иоанн III Васильевич царь и вел. князь Московск. и всея Руси; р. 22 янв. 1440 г.; царствовал с 1462 г.; † 27 окт. 1505 г. {Половцов}