Глинка Федор Николаевич

— стихотворец и публицист, брат Сергея Николаевича Г., родился в селе Сутоках, Духовщинского уезда Смоленской губ., 8 июня 1786 г., как значится в метрических книгах духовной консистории, в большинстве же его биографий и формулярах время рождения показано неточно, от 1784 до 1790 г. Отец Федора Николаевича, Николай Ильич Г. (1744—1796) был отставным капитаном и у себя в провинции снискал широкое уважение разных слоев населения; он был женат на Анне Яковлевне Каховской (1757—1802). Ф. Н. с самого своего рождения был довольно слабым и болезненным ребенком и еще в раннем детстве успел переболеть всеми детскими недугами.

Особенно много мучений пришлось перенести ребенку из-за разнообразных сыпей, покрывавших порой его детское тело сплошною корою. Желудочные болезни и постоянные кровотечения еще более ослабляли организм Ф. Н.; в семье его считали поэтому обреченным на смерть, и никто не ожидал, что этому чахлому и хрупкому ребенку суждено прожить почти целое столетие.

Получив начальное домашнее воспитание, Ф. Н. поступил в 1796 г. в 1-й кадетский корпус.

И здесь он продолжал страдать накожными болезнями, а от усиленных занятий неоднократно болел глазами.

Выручал его лишь один сон, доходивший у болезненного юноши до постоянной сонливости, но зато чудесно восстановлявший его силы. Эта сонливость не мешала его учебным занятиям: он прекрасно успевал по всем предметам, так как обладал редкой памятью и сообразительностью, развитою не по летам. В корпусе же развилось у него пламенное воображение.

Хотя в своих воспоминаниях Ф. Н. и говорит, что его воображение было "усмирено изучением математики и перешло в рассуждение", но в действительности точные науки кадетского курса не привлекали к себе симпатий молодого Г.; вместо них он отдавал предпочтение литературным занятиям и в особенности поэзии.

В то время 1-й кадетский корпус благодаря попечениям гр. Ангальта считался одним из лучших учебных заведений, откуда действительно вышли многие из замечательных деятелей.

В нем было свежо предание блестящего века Екатерины II, и поэтому юному Г. было не трудно проникнуться горячей любовью к родному слову и литературе.

Наконец, пребывание в кадетском корпусе отразилось и еще на одной стороне душевной деятельности Ф. H., а именно на развитии и укреплении в нем религиозности, которая впоследствии, на склоне лет его жизни, перешла даже в мистицизм.

Особенно сильно было влияние на Ф. Н. его законоучителя, впоследствии С.-Петербургского митрополита Михаила, который между прочим так сильно действовал на душу своих слушателей, что кадеты того выпуска, к которому принадлежал и Г., по окончании корпуса дали друг другу клятву оставаться всегда людьми честными.

Окончив кадетский корпус в 1802 г., Ф. Н. был выпущен из него прапорщиком в Апшеронский пехотный полк. В 1805 г., будучи назначен адъютантом к ген. Милорадовичу, командовавшему отдельной бригадой, Г. принял участие в кампании против французов и сражался под Аустерлицом.

По окончании войны, он вышел 11 сентября 1806 г. в отставку по болезни и удалился в свою родовую деревню в Смоленской губ. Походная обстановка действительно мало соответствовала его слабому здоровью, хотя он довольно мужественно и даже сравнительно легко переносил бессонные ночи, усталость, голод и холод, неизбежные во время походов.

На родине местное дворянство в следующем же году, когда Россия снова стала готовиться к борьбе с Францией, избрало его сотенным начальником народного ополчения (30 января 1807 г.). Это назначение, однако, не отвлекло Ф. Н. от его заветной мечты посвятить свои силы служению родной литературе, и он в следующем же году дебютировал как отдельными изданиями, так и на страницах "Русского Вестника", который как раз в это время начал издавать его брат Сергей Николаевич; первым произведением Ф. Н. Глинки были "Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях и Венгрии с подробным описанием похода Россиян против французов в 1805 и 1806 годах", вышедшие в 1808 г. "Письма" сразу же обратили на себя внимание русской читающей публики, так как автор обнаружил недюжинную наблюдательность и умение живо и картинно передавать разнообразные эпизоды походной жизни и боевых дел. К этому же времени относится и начало поэтического творчества Г. Некоторые из его стихотворений встречаются уже на страницах "Писем", другие же помещались поэтом в "Русском Вестнике" и др. изданиях, а позднее вошли в состав изданных им стихотворных сборников: "Опыты священной поэзии" и "Духовные стихотворения". Уже в этих первых пробах пера можно ясно усмотреть, что религиозные настроения и мысли господствовали в творчестве Глинки, позднее же они достигли еще большего развития.

В 1810—1811 гг. Ф. Н. предпринимал довольно продолжительные путешествия по Смоленской и Тверской губерниям, побывал также в Киеве и совершил плавание по Волге. Путешествия эти познакомили его с природой и народным бытом различных местностей России.

Результатом этих поездок явились его "Письма к другу", содержащие в себе замечания, мысли и рассуждения о разных предметах, историческая повесть "Зиновий Богдан Хмельницкий, или освобожденная Малороссия" и стихотворение "Мечтания на берегах Волги". Война 1812 года на время прервала литературную деятельность Ф. Н. и заставила его снова променять перо писателя на военную шпагу. Как раз в тот момент, когда армия Наполеона стала приближаться к Смоленской губ., Г. получил письмо от графа Милорадовича из Калуги, где этот генерал в то время собирал войска, с вызовом на службу.

Сохранившиеся у Ф. Н. еще от прежней кампании прекрасные отношения к Милорадовичу, который искренно полюбил молодого офицера и сохранил эту привязанность к нему до самого конца своей жизни, позволили Г. и по возвращении на военную службу снова занять прежнюю должность адъютанта при графе. Оставив свое имение Сутоки на произвол судьбы, Ф. Н. присоединился к отступавшей русской армии сперва в качестве волонтера и дошел вместе с ней до Тарутина; вскоре он был зачислен офицером в свой прежний пехотный Апшеронский полк и, будучи назначен адъютантом к Милорадовичу, совершил вместе с ним, уже в чине поручика, заграничный поход, участвуя во всех главных сражениях с неприятелем.

За военные заслуги Ф. Н. был награжден в 1812 г. орденом св. Владимира 4 ст. и золотою шпагой за храбрость, и в 1813 г. орденом св. Анны 2 ст. и прусским "за заслуги". Кроме того, он получил баденский орден, а от прусского короля — драгоценный перстень.

В 1816 г. Г. был переведен в Измайловский полк и назначен состоять при гвардейском штабе. В 1819 г. он, уже в чине полковника, был прикомандирован для особых поручений к Петербургскому военному генерал-губернатору графу Милорадовичу, временно заведовал его канцелярией и, по словам послужного списка, "с ведения и по повелению Государя Императора употребляем был для производства исследований по предметам, заключающим в себе важность и тайну". Кроме того, также по Высочайшему повелению, Г. был одно время старшим членом в особой следственной комиссии.

Ему же было поручено составление свода некоторых узаконений по уголовной части. Наконец, на него возложено было наблюдение за столичными богоугодными заведениями и тюрьмами.

Эта последняя деятельность была для Г. особенно тягостна, благодаря свойствам его характера. "Я так впечатлителен, говорит он сам про себя, что не мог сносить ничьего страдания и страдал не менее самого страждущего". Между прочим, М. М. Сперанский, с которым Г. был достаточно близок в то время, пытался было доказать ему неуместность подобной впечатлительности, говоря, что "на погосте всех не оплачешь!" Но Г. никак не мог помириться с этой суровой пословицей.

В 1822 г. Ф. Н. подал прошение о перечислении его из гвардии в армию, и это перечисление тогда же состоялось с сохранением жалованья и прочего содержания по чину полковника.

Его служебная карьера продолжала идти довольно гладко до самой кончины Александра І, который, видимо, благоволил к поэту, не оставлял без внимания его дарований и трудов и неоднократно поощрял его значительными денежными наградами.

Обстоятельства изменились лишь со вступлением на престол Николая І. Одновременно со служебной деятельностью шли и литературные занятия Г. Войны Отечественная и за освобождение Европы дали материал для новых выпусков "Писем русского офицера", которые пользовались еще большим успехом, чем первые.

Простота изложения вместе с величием событий, им описываемых, сделали Г. очень популярным писателем. "Письма эти, говорит Я. В. Путята, по появлении своем имели блистательный успех; они с жадностью читались во всех слоях общества, во всех концах России.

Красноречивое повествование о свежих еще, столь сильно волновавших событиях, живые яркие картины, смело набросанные в минуту впечатлений, восторженная любовь ко всему родному, отечественному и к военной славе, все в них пленяло современников.

Я помню с каким восторгом наше, тогда молодое, поколение повторяло начальные строки письма от 29 августа 1812 г.: "Застонала земля и пробудила спавших на ней воинов.

Дрогнули поля, но сердца покойны были. Так началось беспримерное сражение Бородинское"... Эта деятельность быстро выдвинула Ф. Н. как в кругу военной интеллигенции, так и в среде тогдашних литераторов.

Среди молодых офицеров в то время сильно проявлялась жажда к просвещению и умственным занятиям; при гвардейском штабе была основана ими библиотека и собиравшиеся в ней офицеры составили "Общество военных людей при гвардейском штабе под руководством начальника оного". На торжественном собрании этого общества Ф. Н. произнес речь (позднее напечатанную им) "О необходимости деятельной жизни, ученых упражнений и чтения книг". Он же редактировал издававшийся этим Обществом в 1817—1819 гг. "Военный Журнал" (вышло всего 28 №№); им же составлена и самая программа журнала: "Краткое начертание Военного Журнала". В 1816 г. Г. вместе с будущими декабристами Пестелем, Муравьевыми-Апостолами, Трубецким, Н. Муравьевым и др. слушал курс политической экономии на квартире у проф. Германа, для чего была сделана складчина.

Приблизительно в это же время (1816 г.) Ф. Н. вступил в члены Общества соревнователей просвещения и благотворения, переименованного потом в "Вольное общество любителей российской словесности", которое избрало его вскоре своим вице-председателем, а затем и председателем.

Членами этого Общества были Жуковский, Батюшков, Крылов, Грибоедов, Пушкин, Дельвиг, Бестужев, Рылеев.

Одновременно с этим Г. принимал также деятельное участие и в журнале этого Общества "Соревнователь просвещения и благотворения" (1817—1825), доходы с которого предназначались на выдачу пособий нуждающимся писателям и художникам. 26 февраля 1816 г. Г. был избран действительным членом Общества любителей российской словесности при Московском университете.

К этому же периоду жизни Г. относится большинство его продуманных и лучших произведений.

В это именно время написаны были его "Опыты аллегорий, или иносказательных описаний, в стихах и прозе" (вышли в свет в 1826 г.), в которых поэт вывел в иносказательной форме ряд высоких истин, стараясь достигнуть того, чтобы "заманчивость загадки соединена была с пользою поучительности". Наряду с "Опытами аллегорий" необходимо поставить и его "Опыты священной поэзии" (1826), первоначально появлявшиеся частями в разных изданиях.

Они обнаруживают в авторе своеобразный поэтический талант воссоздания в стихотворной форме библейских мотивов и образов.

Его подражания псалмам, переложение в стихотворной форме отдельных отрывков из ветхозаветных пророков, молитвы и песнопения отличаются часто глубоким чувством и величием образов.

Отдельные стихотворения из этого цикла священной поэзии сохранили свою живость и свежесть еще и теперь.

К числу таких следует, например, отнести "Плач пленных иудеев", с вошедшими в поговорку стихами: "рабы, влачащие оковы, высоких песней не поют"; в этом произведении простота и выразительность языка поэта местами не уступает величию библейской речи. Но наибольшую популярность из поэтических творений приобрели не его аллегории и не его опыты священной поэзии, а более скромное по содержанию его стихотворение "Тройка", написанное им в 1824 году. Переложенное на музыку, оно и до сих пор не позволяет забыть даровитого поэта благодаря своим звучным, известным всей грамотной и даже безграмотной России строфам: "Вот мчится тройка удалая Вдоль по дороге столбовой, И колокольчик, дар Валдая, Гудит уныло под дугой..." Поэтическая деятельность уже почти с первых же шагов поставила Г. в центре тогдашней общественной жизни; она сблизила его с кругом тогдашних литераторов, большинство из которых ценило в молодом поэте его искренность, отзывчивость к чужому горю и преданность интересам литературы.

Было немало случаев за долгую жизнь Ф. Н., когда он благодаря своему влиянию и связям оказывал своим собратьям весьма ценные услуги.

Так, напр., по свидетельству Я. Толстого, который называет Глинку в одном их своих посланий "защитником страждущих, ревнителем правды чистой", Ф. Н. много посодействовал освобождению И. Сибирякова; по этому поводу упомянутый автор обратился к Г. со следующими словами благодарности: "Ходатайством своим с несчастного поэта Сложилась тяжка цепь, свободу он познал, — Ты с равной ревностью темницы посещал;

Подобно Говарду, там поглощал оковы..." Другой, гораздо более ценной услугой, оказанной Ф. Н. русской литературе, было его заступничество за А. С. Пушкина, с которым он сошелся вскоре после выхода последнего из лицея. Когда в 1820 г. молодой Пушкин навлек на себя гнев Александра І не только за некоторые собственные неосторожные стихи, но и за ряд других, приписываемых ему стоустою молвой, Ф. H., состоявший при Милорадовиче, бывшем тогда Петербургским генерал-губернатором, посоветовал поэту откровенно объясниться с гр. Милорадовичем, и сам замолвил за него слово своему начальнику.

Пушкин последовал этому совету, и действительно показания Милорадовича в связи с заступничеством других лиц утишили грозу, и дело ограничилось для поэта лишь ссылкой на службу в южную Россию.

Тогда, почти вслед за его отъездом из С.-Петербурга Ф. Н. поместил в 38-й кн. "Сына Отечества" за 1820 г. свое послание к опальному поэту, кончавшееся следующим бодрым четверостишием: "Судьбы и времени седого Не бойся, молодой певец! Следы исчезнут поколений, Но жив талант, бессмертен гений". Этот теплый привет Г., дошедший к Пушкину на берега Черного моря, глубоко тронул его впечатлительную и признательную душу, и он откликнулся известным стихотворением "Ф. Н. Глинке" ("Когда средь оргий жизни шумной меня постигнул остракизм"), в котором называл Ф. Н. "великодушным гражданином" и писал ему: Пускай мне дружба изменила, Как изменила мне любовь, В моем изгнанье позабуду Несправедливость их обид; Оне ничтожны, — если буду Тобой оправдан, Аристид!.. Относясь с уважением и любовью к Г. как к человеку, Пушкин, впрочем, не высоко ценил его литературное дарование, называл (в 1817 г.) "довольно плоским певцом" и посвятил ему не только вышеуказанное "послание", но написал на него эпиграмму: "Наш друг Фита (Глаголь)", в которой называет его "кутейником в эполетах", "дьячком", "ижицей в поэтах", и поместил его в свое "Собрание насекомых": "Вот Глинка Божия коровка" (1828 г.). Однако, посылая эпиграмму кн. Вяземскому, Пушкин писал ему: "не выдавай меня, милый, не показывай этого никому: Фита бо друг сердца моего, муж благ, незлобив, удаляйся от всякия скверны". Впоследствии, когда сам Г. очутился в ссылке, Пушкин в свою очередь хлопотал об улучшении его участи.

К этому времени относится также масонская деятельность Г. 18 сентября 1815 г. основана была в Петербурге под главенством верховной ложи "Астреи" масонская ложа" Избранного Михаила". Это была ложа по преимуществу интеллигенции; в ней собирались люди науки и искусств, речи шли о философии, об оккультных науках, о поднятии любви к русской словесности, русскому языку, о воздействии на подрастающее поколение и на темные массы путем насаждения школ, о необходимости широкого благотворения.

Великим мастером этой ложи был гр. Ф. П. Толстой, в числе членов ее насчитывались многие из соратников Ф. Н. Глинки по перу, как, напр.: Н. И. Греч, К. И. Арсеньев, В. К. Кюхельбекер и др.; сам Г., поступивший в эту ложу почти тотчас же после ее основания, в 1815 г. избран был оратором, в 1817—1818 гг. состоял первым надзирателем ложи, а 24 июня 1818 г. был утвержден и введен в ответственную должность наместного мастера (т. е. помощника управляющего ложей и заместителя его). 10 июня 1821 г. он был переизбран на эту же должность.

Ф. Н. состоял также членом Великой ложи Астреи и был в ней представителем от ложи Избранного Михаила.

Такое доверие, оказанное молодому масону его сотоварищами по ложе, может быть объяснено исключительно энергией, с какою Г. взялся за работу на новом поприще.

Действительно, почти с момента зачисления в адепты масонства он целиком отдался пропаганде взглядов и идей этого движения в литературе, как в области ему наиболее доступной.

Он принимал участие и деятельно сотрудничал в большинстве сборников и других изданий, предпринимавшихся в то время обществами "вольных русских каменщиков". Свои мистически-гуманные масонские идеи Г. пропагандировал в своих "Песнях". Между прочим, по некоторым догадкам именно ему приписывается составление известного масонского "Гимна Торжествующих". Значительная часть стихотворений, посвященных масонству, была издана им отдельной книжкой под общим заглавием "Единому от всех". В сотрудничестве с гр. Ф. П. Толстым Г. горячо принялся за устройство в России школ по методу взаимного обучения; результатом их работ было появление в 1819 г. Петербургского общества учреждения училищ по методу взаимного обучения Бэля и Ланкастера; лица, входившие в состав этого общества, были масоны и занимали в нем должности соответственно с положением их в ложе Избранного Михаила;

Г. был товарищем председателя.

Если участие Глинки в масонском ордене, не преследовавшем в то время никаких политических целей, а ограничивавшемся почти исключительно делами благотворения, можно объяснить заложенными в поэте еще на ученической скамье стремлениями к добру и врожденной жаждой истины, то прикосновенность его к первым тайным организациям, основанным будущими декабристами, следует считать доказательством того, что Глинке не были чужды определенные политические и общественные идеалы и стремления.

Когда в конце 1816 г. основан был "Союз спасения или истинных и верных сынов отечества", Г. один из первых примкнул к нему, будучи введен в него Н. М. Новиковым, с которым он познакомился в 1816 г. в ложе Избранного Михаила.

Новиков указал Г. на то, что "в масонстве только теория, а что есть другое общество избранных молодых людей, которые положили, образуя себя, действовать в своих кругах по своим силам и возможностям". В 1818 г. первое тайное общество распалось, но вместо него возник "Союз благоденствия", в котором видную роль стал играть Г. По словам "Записки о тайных обществах в России", составленной в 1821 г., он вместе с Н. И. Тургеневым и фон дер Бригеном стоял во главе Петербургского отдела Союза. На его квартире бывали собрания членов, и между прочим происходило то заседание Коренной Думы Союза, на котором в январе 1820 г. обсуждался вопрос об образе правления в России.

Автор вышеупомянутой "Записки" называет Глинку в числе 7 лиц, на которых должно быть обращено внимание правительства: "Слабый человек сей, — говорит он, — которому некоторые успехи в словесности и еще более лесть совершенно вскружили голову, который помешался на том, чтоб быть членом всех видимых и невидимых обществ, втирается во все знатные дома, рыскает по всем видным людям, заводит связи, где только можно; для придания себе важности, рассказывает каждому за тайну, что узнал по должности или по слабости начальника; посещает все открываемые курсы; посылает во все журналы статьи, из коих многие не весьма внимательно рассмотрены цензурой; и как в разговорах, так и на письме, кстати и не кстати, прилепляет политику, которой вовсе не постигает, но блеском выражений и заимствованными мыслями слепит неопытных". В той же "Записке" находим указание, что Г. был основателем одного из трех "вольных" обществ, которые "своею деятельностью по литературе, художествам и т. д. могли бы способствовать достижению цели "Коренной Управы" Союза Благоденствия; они существовали недолго и разрушились с уничтожением Союза. Сам Г. однако отрицал существование такого общества.

Недавно, однако, открыто существование Общества 19-го года XIX века, ставившего своей задачей распространение политических идей и знаний; главным инициатором его был Н. И. Тургенев, а в числе членов находим Ф. Н. Глинку.

Есть известия о том, что Г. принимал участие и в обществе "Зеленой лампы", членом которого был и Пушкин, но деятельность этого общества еще мало выяснена.

По показанию С. M. Семенова, чиновник канцелярии Петербургского генерал-губернатора Перетц, принятый Г. в 1819 или 1820 г. в тайное общество (сам Г. это отрицал), предполагал при участии Г., Семенова и Кутузова основать независимое от Союза Благоденствия общество, целью которого, по словам Перетца, было введение конституции, а средством — распространение всеобщего неудовольствия путем оглашения несправедливости и ошибок правительства.

В январе 1821 г. Г. ездил в Москву на известный съезд членов Союза Благоденствия; на нем решено было закрыть Союз, сделавшийся известным правительству, о чем имел сведения сам Г. по своей службе при Милорадовиче.

После формального закрытия Союза две его главные ветви продолжали существовать самостоятельно в виде Северного и Южного тайных обществ.

Об отношении к ним Г. не сохранилось определенных сведений: в то время как И. И. Пущин в своих записках указывает Г. в числе лиц, ежедневно собиравшихся в начале декабря 1825 г. в квартире Рылеева, другие заявляют, что он, после того как тайное общество стало явно склоняться к осуществлению заговора, оставил своих товарищей, не разделяя их взглядов.

Через две недели после декабрьского бунта Г. был арестован и 30 декабря допрошен генералом Левашовым, а затем и самим Государем.

Ему удалось оправдаться, и по Высочайшему повелению он был освобожден от всякой ответственности.

Вскоре, однако, показания других декабристов привели к тому, что 15 февраля 1826 г. Г. был вытребован в следственную комиссию о декабристах и 11 марта заключен в крепость (в Петровскую куртину), где и просидел 13 недель.

Второе показание сделано было им 7 апреля.

Выдержки из показаний Г. от 15 февраля и 7 апреля приведены в статье Н. Ф. Дубровина "После Отечественной войны" ("Русская Старина" 1904 г. март, 488—515). В своих показаниях Г. так излагал свою политическую веру: "Я представляю себе Россию, как некую могучую жену, спокойно, вопреки всего почиющую.

В головах у ней, вместо подушки — Кавказ, ногами плещет в Балтийское море, правая рука закинута на хребет Урала, а левая, простертая за Вислу, грозит перстом Европе.

Я знаю, я уверен, что превращать древнее течение вещей есть то же, что совать персты в мельничное колесо: персты отлетят, а колесо все идет своим ходом. Вот моя политическая вера!" Противник насилия, он только желал блага России и цветущего ее положения, и находил, "что благополучна та страна, где тюрьмы пусты, житницы полны, доктора ходят пешком, а хлебники верхами; где на ступенях храмов Божиих толпится народ, а крыльца судилищ заросли травою". Г. собирал сведения о жертвах тогдашних наших русских порядков, как это видно из оставшихся после него бумаг. В них сохранилась также написанная им для себя программа обязанностей его, как члена тайного общества: "Порицать: 1) А-ва (т. е. Аракчеева) и Долгорукова; 2) военные поселения; 3) рабство и палки; 4) леность вельмож; 5) слепую доверенность к правителям канцелярий...; 6) жестокость и неосмотрительность уголовной палаты; 7) крайнюю небрежность полиции при первоначальных следствиях.

Желать: открытых судов и вольной цензуры.

Хвалить: Ланкастерскую школу и заведение для бедных у Плавил. (Плавильщикова)". Придерживаясь такой программы в образе своих действий, члены тайного общества, по мнению Г., достигли для пользы общей и правительства того, что "многие взяточники обличены, люди бескорыстные восхвалены, многие невинно утесненные получили защиту, многие выпущены из тюрем". Г., по его словам, был убежден, что истинная цель тайного общества заключается в благотворении, улучшении нравственности, обнаружении злоупотреблений, и старался всеми силами содействовать обществу в этом отношении.

Конечно, при оценке показаний Г. необходимо принять во внимание, что он должен был защитить себя от обвинения в сочувствии к преступным замыслам декабристов, но, с другой стороны, вся его литературная деятельность показывает, что он и не мог сочувствовать их конечным целям. "Алфавит членам бывших злоумышленных тайных обществ и лицам, прикосновенным к делу, произведенному Высочайше учрежденною 17 декабря 1825 г. следственною комиссиею" сообщает следующие сведения о показаниях против Г. его товарищей по обществу и о его возражениях: "С 1821 г. отстал и не принадлежал к возникшим потом тайным обществам.

По словам Пестеля, в квартире Г. в 1820 г. было совещание коренных членов Союза Благоденствия, где после рассуждения о формах правлений все приняли республиканское; один Г. сначала говорил в пользу монархического правления и предлагал Елизавету Алексеевну.

Г., отрицая сие показание и на очных ставках с Пестелем, утвердил то, что многие из членов так называемого политического отделения, слушая курсы наук, по удобности квартиры его, съезжались к нему когда трое, когда четверо, заводили разговоры и даже споры о различных системах, иногда и о формах правления, но все в ученом смысле и с тем намерением, чтобы лучше вразумиться в сих науках.

Государыню Императрицу, в таком смысле, как показал Пестель, не предлагал, но говорил и печатал о добродетельных деяниях особ Императорского дома. Показания других, бывших в сем собрании, также не согласны между собою. Сверх того Перетц показал, что Г. принял его в члены тайного общества в 1819 или 1820 г. Г. отвечал при допросах и на очных ставках, что он принял Перетца в члены ланкастерской школы. Семенов подкрепил слова Перетца, а Кутузов утвердил то же самое, что и Г. На вопросы, многим сделанные, о том, — был ли Г. извещен о намерениях 14 декабря, Александр Бестужев отвечал отрицательно, прибавив: но что готовилось что-то, знал, ибо при свидании с ним за 3 дня до 14 числа, говорил ему: "ну вот и приспевает время". Г. отвечал ему на это: "смотрите вы, не делайте никаких насилий". На очных ставках Александр Бестужев, подтверждая свое показание, пояснил, что не помнит, было ли в ответе Г. слово "насилие", но смысл ответа был точно такой. Рылеев показал, что при свидании с Г. сказал ему, что общество положило воспользоваться переприсягою и что оно взяло уже свои меры. На сие он отвечал: "смотрите, господа". На очных ставках Рылеев объяснил, что, может быть, вместо слова общество, сказал: "мы полагали, что Г. должен был принадлежать к обществу", но Г., отрицая показания обоих, остался при том, что он не имел с ними означенного разговора и не слыхал показанных ими слов". Объяснения Г. найдены были удовлетворительными, и верховному уголовному суду Г. не был предан, но был отнесен к числу тех штаб- и обер-офицеров, которые принадлежали к тайным обществам или знали о них, но вовсе не участвовали в "неистовых намерениях", многие скоро оставили общество и "все вообще в поступках своих показывают истинное раскаяние"; по докладу следственной комиссии 15 июня 1826 г. Высочайше повелено было Г. освободить из заключения и перевести в гражданскую службу в Петрозаводск, а 7 июля последовал относительно той категории членов тайных обществ, к которой был причислен Г., Высочайший приказ, которым повелено, "не предавая их строжайшему наказанию, по суду, определить им исправительные меры наказания"; согласно этому приказу состоящий по армии полковник Глинка 1-й был отставлен от службы и сослан на жительство в г. Петрозаводск, "во уважение же прежней его службы и недостаточного состояния" дозволено употребить его там по гражданской части с чином коллежского советника". 17 июня Г. на основании Высочайшего повеления был освобожден из крепости, а на следующий день подал Всеподданнейшее прошение об отсрочке отъезда в место ссылки для устройства дел (между прочим, по печатанию его сочинений). 30 июля он был отправлен с фельдъегерем в Петрозаводск.

Современники старались найти причину такого сравнительно мягкого наказания, какое было назначено Г., игравшему довольно видную роль в тайных обществах в первый период их существования.

Некоторые приводят следующее объяснение, основанное на близости поэта к гр. Милорадовичу, великодушию которого будто бы Г. и обязан своим спасением.

Передают, что граф, умирая от пули, поразившей его на Сенатской площади, обратился в последние минуты своей жизни к Императору Николаю Павловичу с просьбой пощадить Г., как человека увлеченного, но не преступного по натуре и преданного в душе монарху. H. В. Берг в своих записках передает неправдоподобный рассказ, будто Г. на допросе объявил, что посещал собрания революционеров по приказанию Милорадовича, чтобы следить за их действиями, но сообщения Берга о Г. за время, предшествующее их знакомству, вообще не соответствуют действительности. 27 октября 1826 г. Г. определен советником Олонецкого губернского правления, сверх штата. Положение Г. там было очень тяжелое; он его описал в письме к Н. И. Гнедичу от 24 марта 1829 г. Гнедич просил В. А. Жуковского вывести Г. из такого положения, и по ходатайству поэта Г, был переведен в Тверь, все-таки под надзор полиции. 4 марта 1830 г. он был переведен на такую же должность советника губернского правления сверх штата в Тверь, а 5 декабря 1832 г. в Орел. В 1835 г. Г. был уволен от службы с чином действительного статского советника.

По выходе в отставку он переехал в Москву и поселился там с женою на Садовой ул. близ Сухаревой башни, посвящая свои досуги литературе и принимая у себя по понедельникам литераторов, художников и близких по духу людей. Здесь у него бывали M. A. Дмитриев, С. Е. Раич, А. Ф. Вельтман, Н. В. Берг, Ф. Б. Миллер;

Берг в своих "Записках" описывает понедельники супругов Глинок.

Женитьба Ф. Н. в 1831 г. на Авдотье Павловне Голенищевой-Кутузовой относится еще ко времени его службы в г. Твери. Супруга Глинки также не была чужда литературных талантов, и эта общность художественных и духовных интересов быстро сблизила обоих супругов и упрочила их союз. Лето Ф. Н. проводил обыкновенно у родных жены, а именно в тверском имении ее престарелой матери.

Со времени ссылки Г. в Олонецкую губернию начинается второй период его литературной деятельности, с заметным постепенным уклоном в сторону мистицизма.

Пребывание в Петрозаводске дало ему возможность ознакомиться с местными народными преданиями, и в результате этого знакомства появилась в свет его стихотворная повесть "Карелия, или Заточение Марфы Ивановны Романовой". Повесть эта основана на историческом событии, засвидетельствованном грамотами царя Михаила Федоровича, и содержит описание жизни в Выгозерском стане Обонежской пятины знаменитой затворницы, великой иноки Марфы Романовой, заточенной туда по воле Бориса Годунова; как и большинство стихотворных опытов Г., эта повесть написана довольно беглым стихом и содержит немало прекрасных описаний дикой и суровой, но своеобразной и величественной северно-русской природы.

Она была снабжена примечаниями, пояснявшими отдельные слова и картины повести, а в конце Г. приложил списки тех грамот, которые он отыскал в Олонецкой Карелии и которыми он руководствовался при создании своей поэтической повести.

К этому же времени относятся его "Очерки Бородинского сражения", изданные автором в 1839 г. ко дню открытия памятника на Бородинском поле. Возникшие при издании этого произведения цензурные затруднения были устранены благодаря хлопотам В. А. Жуковского. "Очерки Бородинского сражения" носят на себе следы довольно явного уклона поэта в сторону мистицизма.

Рисуя в качестве очевидца и участника Отечественной войны все перипетии и кровавые эпизоды Бородинского сражения, Ф. Н. воссоздает довольно величественную картину; даваемые им попутно характеристики и мастерские портреты главных действующих лиц порою безупречны, а облик "престарелого вождя русских сил" в особенности художественно ярок; но наряду с этими чертами, свидетельствующими о дальнейшем развитии таланта автора, как-то особенно поражает его тенденция даже в самых естественных исторических событиях усмотреть нечто чудесное.

Вследствие этого он часто обращает внимание на мелкие случайности, придавая им какой-то таинственный смысл, и делает самые неожиданные выводы там, где, казалось бы, для этого нет никакого повода.

Его, напр., поражает совпадение чисел Бородинской битвы и сражения при Креси, многозначительно подчеркивает он то обстоятельство, что под Бородиным было шесть Михаилов среди вождей русской армии и т. п. "Очерки" были встречены очень сочувственно в свое время критикой, и даже такой строгий судья, как В. Белинский заметил, что эта книга "вполне достойна названия народной". Следует, впрочем, заметить, что Белинский, посвятивший сочинению Глинки целую статью, сам в это время переживал настроения "внутреннего мистицизма"; позднее же, отрешившись от этих влияний, он изменил свое отношение и к "Очеркам". Дальнейшее развитие мистических настроений Ф. Н. Глинки побудило его написать в сотрудничестве с женой обширную двухтомную поэму в стихах под заглавием "Таинственная капля". Поэма эта, написанная на духовно-легендарную библейскую тему, до 1861 года оставалась в рукописи (Г. читал ее у себя на вечере еще 12 мая 1851 г.) и была известна только близким знакомым поэта; впервые она была напечатана в 1861 г. за границей, в Берлине, а в 1871 г. переиздана Погодиным в Москве.

Содержание ее было заимствовано Г. из древнехристианской легенды, сохраненной нам народным преданием и средневековыми хрониками, в том числе и древнерусскими "Цветниками", и состоит в том, что раскаявшийся на кресте разбойник в младенчестве прикоснулся к груди Богоматери и получил от нее каплю исцеляющего молока.

Эта-то капля, хранимая его организмом, и заставила его на кресте вспомнить о далеком детстве и обратиться к распятому Спасителю с мольбой о прощении.

Взяв эту легенду сюжетом своей поэмы, Г. дополнил ее целым рядом разнообразных эпизодов, заимствованных им из апокрифических сказаний, преданий и песнопений церкви, почерпнутых из Евангелия, творений св. отцов, житий святых и т. п. Порою эти подробности и длинноты делают поэму тяжеловесной и не вполне выдержанной, что и составляет один из ее главных недостатков.

Ко второму периоду литературной деятельности Г. относится и его знаменитое стихотворение "Москва", начинающееся словами: "Город чудный, город древний". Оно было напечатано в первой книжке "Москвитянина" за 1841 год. В 1847 г. по случаю 700-летия Москвы Г. написал драматическую пьесу и поставил ее на сцене. В 1853 г. состоялось переселение Г. из Москвы в С.-Петербург.

Жизнь его, впрочем, этим переездом почти не была нарушена, так как и в Петербурге в его квартире продолжались те же литературные понедельники, что и в Москве, собиравшие вокруг успевших уже постареть супругов многих писателей и ученых.

Изменилась только обстановка этих вечеров, так как, благодаря получению женой Г. большого наследства, материальные средства поэта к этому времени значительно возросли.

Ф. Н. Глинка проводил в Москве и в С.-Петербурге обыкновенно только зиму, на летние же месяцы уезжал в какое-либо из имений жены, то в Орловскую, то в Тамбовскую губ., то, наконец, с конца 40-х годов в село Кузнецово, в 50 верстах от г. Твери, в имение матери жены, перешедшее потом к Авдотье Павловне и ею по купчей крепости переданное мужу. В январе 1854 г. было напечатано патриотическое сочинение Г. "Ура! на трех ударим разом", написанное им еще в половине 1853 г. при появлении первых слухов о войне, но ходившее сперва в многочисленных списках, так как цензура не пропускала его до окончательного разрыва с союзными державами.

Платя дань мистическому настроению своей лиры, Г. в это же время переложил стихами книгу Иова и выпустил в свет в 1859 г. в Петербурге это переложение под заглавием "Иов, свободное подражание священной книге Иова"; оно, по-видимому, было осуществлено поэтом также при близком сотрудничестве Авдотьи Павловны, которая и вообще довольно деятельно помогала мужу в его литературных работах, в особенности же на духовные темы. Ко времени петербургской жизни Г. относится и его увлечение спиритизмом, увлечение, явившееся лишь результатом дальнейшего развития мистических настроений поэта. При помощи одной из своих знакомых, игравшей роль медиума, Ф. Н. вступал в переписку с духами, вызывая то патриарха Никона, то пророка Иоиля, то Михаила Архангела, Наполеона и др. Духи отвечали ему как по-русски, так и по-французски.

Г. вообще немало времени уделял так называемым тайным наукам, стараясь постичь тайну бытия, законы природы, жизни и смерти.

Еще в 1824—1825 гг. он занимался изучением магнетизма, и до конца жизни интересовался им и многих магнетизировал.

Петербургский период жизни Ф. Н. Глинки продолжался до 1862 г., когда, покинув столицу, он переселился снова в Тверь, где был избран дворянством почетным попечителем Тверской губернской гимназии.

В следующем году он лишился своей жены, кончина которой сильно опечалила и поразила 74-летнего старца; для близких Г. лиц казалось, что он вряд ли переживет свою супругу, умевшую окружить жизнь поэта нежными заботами.

Но после первых месяцев горя, Ф. Н. скоро оправился духом, даже как-то обновился, почувствовав свою свободу, и в нем с новой силой воскресла энергия и подвижность.

Не переставая следить за литературой и событиями общественной жизни, Г. уделял время и силы разным общественным обязанностям.

Будучи избран, почетным членом Тверского губернского статистического комитета, Ф. Н. довольно аккуратно посещал его собрания и нередко помогал комитету своими собственными средствами в осуществлении его предприятий, жертвуя деньги на производство научных работ и исследований (на исследование К. В. Пупаревым верхневолжской флоры, на командировку секретаря комитета на статистический съезд в Петербурге). 18 февраля 1866 г. Г. был избран почетным членом Общества любителей российской словесности, и 27 февраля того же года это общество устроило, по случаю исполнившегося накануне 50-летия со дня избрания Г. в члены Общества, публичное заседание, на котором H. В. Путята и А. А. Котляревский прочли речи о литературной деятельности юбиляра; сам Г. не присутствовал на заседании по нездоровью.

В 1875 г. Ф. Н. был избран гласным Тверской городской думы и членом комиссии для исследования воды в реках Волге и Тьмаке.

Кроме того, он оказывал деятельное содействие основанному еще его женой благотворительному обществу "Доброхотной копейки" и с 1863 г. до кончины состоял председателем этого общества.

Надвинувшаяся старость отразилась, конечно, на литературной деятельности поэта, но поэтический пыл не покидал его и он продолжал отзываться стихами почти на всякое общественное или лично его касавшееся событие.

Стихами он проводил в могилу свою жену, стихами "Уже прошло четыре века" отозвался на объявление новой войны с Турцией, со стихотворными же спичами выступал он на различных вечерах, в собраниях, на званых обедах, пикниках, при проездах Высочайших особ и в других торжественных случаях И в Твери Ф. Н. продолжали навещать старые друзья-приятели литераторы и ученые.

В 1872 г. его посетил М. П. Погодин, относившийся с особым уважением к его литературным заслугам и предпринявший даже в 1869 г. издание полного собрания его сочинений.

Литературная патриотическая деятельность Г., характеризующая в особенности вторую половину его жизни, снискала ему расположение Императора Александра II, который в ознаменование своего особого благоволения к Ф. Н., пожаловал ему 19 марта 1864 г., в день исполнившегося пятидесятилетия со взятия Парижа, орден св. Станислава l ст., а в 1872 г., когда Г. поднес ему свои вновь изданные сочинения, отблагодарил его орденом св. Анны 1 ст. Помимо чисто литературной деятельности за Ф. Н. следует признать также и научные заслуги.

Из наук его наиболее интересовала история, по преимуществу археология.

Еще в 1811 г. ему было поручено смоленским губернским начальством содействовать Высочайше утвержденному тогда "Обществу истории и древностей Российских". Вероятнее всего эти занятия и послужили тем первоначальным толчком, который побудил Г. позднее серьезно заинтересоваться археологией.

Произошло это еще в 1836 г., когда после непрерывных восьмилетних занятий в губернских правлениях Ф. Н. получил нервное расстройство и по совету врачей отправился в бежецкое имение своей тещи, село Кузнецово.

Здесь, прежде всего, он обратил свое внимание на остатки моря, некогда покрывавшего эту часть Тверской губ., и на уцелевшие курганы и могильные камни. Ф. Н., заинтересованный в особенности последними памятниками седой старины, предпринял тогда же ряд раскопок курганов, но в них не нашлось ничего, кроме пепла и углей. Гораздо удачнее оказались предпринятые им поиски надгробных камней.

В своем имении он собрал целую коллекцию таких камней, из коих одни поразили его своеобразием формы, а другие сохранившимися надписями.

Два из этих надгробий впоследствии были признаны несомненными памятниками доисторической Руси. На одном из них сообщалось о погребении некоего "Степана", имя которого было высечено дважды, по-гречески и по-славянски; на другом же памятнике иностранный ученый проф. Финн-Магнусен усмотрел сложные руны и признал его за памятник, воздвигнутый Ингваром, шведским полководцем, о котором повествует одна из Исландских саг. Сам Ф. Н. так рассказывает о своих первых шагах в области археологических изысканий: "Когда осень стала сближаться, и леса и поля, по снятии жатв, обнажились, я стал замечать какие-то пятна, инде задвинутые камнями.

Они рассеяны по полям и нивам на великое пространство.

На вопросы: "что это такое эти лоскутья невспаханные", крестьяне отвечали: "это, батюшка, старинные могилки, их соха не берет!". Но впоследствии, всмотревшись и разведав об этом деле, узнал я, что эти мнимые могилки суть поддонья бывших курганов, которых потом нашел я целые круговины, восторжествовавшие над временем и множеством разрушительных случаев.

Следя за курганами, я нашел также многие камни — особенно любопытные — резного искусства в России". Эти-то следы жизни доисторического человека, полуразрушенные от времени, заброшенные среди болот и лесов Тверской губ., и дали возможность Ф. Н. заключить о существовании в этих краях какого-то древнего племени.

Сведениями о своих находках Г. поспешил поделиться с Погодиным и П. И. Кеппеном.

Последний напечатал извлечения из писем Ф. Н. о древностях в Тверской Карелии в "Журн. Мин. Внутр. Дел" 1836 г. № 3, дополнив это извлечение своими примечаниями.

Статья эта была встречена с живым интересом тогдашним ученым миром и перепечатана в ряде изданий.

Вскоре и сам Ф. Н. поместил в "Журн. Мин. Народн.

Просв." новую статью под заглавием: "Мои заметки о признаках древнего быта и камнях, найденных в Тверской Карелии" (она же, значительно дополненная, перепечатана в "Сборнике Об.-ва Ист. и Древн. Российских", т. I, 1837 г., а также в "Русском энциклопедическом лексиконе"). Большинство научных догадок, высказанных тогда Ф. Н. относительно происхождения и значения этих памятников старины, впоследствии нашли подтверждение в дальнейших открытиях археологии.

Но разумеется, наряду с правдивыми догадками в его статьях встречались и гипотезы, отвергнутые наукой в более позднее время. Так, напр., ряды камней, разбросанных по равнине Тверской губернии в одном и том же наклонном положении, Ф. Н. считал памятниками, тогда как в настоящее время они признаны эрратическими валунами.

В одной из своих статей по поводу археологических находок Ф. Н., не ограничиваясь достигнутыми в то время результатами по части обследования древнего быта России, выступил с предложением, адресованным к Обществу Истории и Древностей Российских, вступить в переговоры с губернаторами, губернскими статистическими комитетами и частными лицами об организации всестороннего исследования сохранившихся памятников и народных преданий.

Намечая план подобного исследования, Ф. Н. предлагал обратить преимущественное внимание на запись преданий и составление описаний, снимков, рисунков и чертежей старинных насыпей, курганов, заветных деревьев, камней, имеющих в народе особенное прозвище, городищ, ям, колодцев и т. п. Между прочим, Ф. Н. обратил внимание на важность для целей археологии старинных названий пустошей, урочищ, оврагов и ручьев, в большинстве никому неизвестных, кроме местных жителей, но хранящих в себе воспоминания о прошлых судьбах данной местности.

Ввиду этого Ф. Н. рекомендовал собирать и записывать названия этих мест при содействии землемеров и корреспондентов.

Вместе с тем он предлагал Обществу Истории и Древностей Российских выступить с пропагандой идеи устройства "местных музеев или хранилищ древностей", куда бы могли доставляться все находки, обнаруживаемые в пределах губернии.

Все это дает возможность признать за Ф. Н. Глинкой почин в серьезной постановке дальнейших археологических изысканий.

И действительно большинство его указаний и вопросов позднее были включены в инструкции для раскопки курганов.

Заслугой Г. перед русской наукой остается и его собственный почин в деле описания найденных им памятников и указаний на важные следы древнего исчезнувшего быта. Пылкая фантазия поэта подсказывала ему, что "может быть, когда-нибудь история или догадливость ученых опрыснет живою водою эти признаки и знаки древности", и сам своими хлопотливыми изысканиями и описаниями открытых им памятников позаботился о том, чтобы приблизить это время торжества науки. В уважение поднятых Ф. Н. Глинкой археологических вопросов Московское археологическое общество избрало его 28 апреля 1869 г. своим действительным членом.

Г. принимал также близкое участие в устройстве в 1872 г. археологического отделения при Тверском музее, содействуя этому предприятию своими трудами и пожертвованиями, а также в раскопках, производившихся в самой Твери (на месте бывшего древнего монастыря Федора Стратилата и близ Троицкой церкви).

В 1872 г. в музее помещен по ходатайству Губернского статистического комитета портрет Г., чтобы сохранить о нем светлую память.

Научная и литературная деятельность Ф. Н. почти совершенно закончилась к концу 60-х годов, хотя он и продолжал время от времени выступать и в печати с патриотическими стихотворениями и являлся довольно усердным вкладчиком "Денницы" и "Киевлянина", но даже самое крупное из его стихотворных произведений, появившихся после переселений в г. Тверь — "Мальчик в лаптях и нагольном тулупе"... ни по содержанию, ни по форме не напоминают уже о его прежнем таланте.

В 1877 г. Г. напечатал по случаю объявления войны Турции патриотическое стихотворение: "Уже прошло четыре века", где он вспоминает предсказание об освобождении Константинополя Белым Царем. Но оставаясь подвижным и полным энергии, Г., несмотря на свой преклонный возраст, продолжал до самой смерти принимать участие в общественных и благотворительных делах; он продолжал также весьма живо интересоваться общественными и научными вопросами, постоянно следил за новостями и открытиями в области исторических наук, а также и за политической жизнью, испещряя пером получаемые номера газет. Храня в своей памяти летопись почти целого столетия, Ф. Н. был всегда интересным собеседником и знакомил других с разными эпизодами своей богатой событиями жизни. Живя в провинции, Г. продолжал и там вести образ жизни петербуржца, поздно начинал свой трудовой день и заканчивал его в 5—6 часов утра. Владея довольно значительным состоянием, Ф. Н., если и не вел роскошного образа жизни, то, во всяком случае, ни в чем себе не отказывал.

Еще при жизни он укрепил за своими наследниками более 4000 десятин земли и столько же оставил им после смерти, не считая домов и капитала.

Глинка редко отказывал в помощи нуждающимся, хотя быть может и не был особенно щедр в этом отношении.

Интересно, между прочим, его отношение к своим крестьянам.

Случайно получив большое имение, перешедшее к нему от родственников жены, он стал вдруг крупным помещиком, располагая почти тысячью душ крестьян и 12000 десятин земли, населенной по преимуществу карелами.

Имение это находилось прежде в дворцовом ведомстве, а в 1797 г. было пожаловано адмиралу И. Л. Голенищеву-Кутузову.

Первоначально Г. предполагал после смерти предоставить своим крепостным свободу, но осуществить этого ему не пришлось, так как свободу крестьяне получили еще задолго до его смерти.

Зато отношения самого Г. к крестьянам с годами сильно изменились.

Тревоги и опасения, возникшие в помещичьей среде вслед за появлением манифеста 1861 г., подчинили себе и Ф. Н., который в одном из своих стихотворных посланий к генералу A. Э. Циммерману писал в мае 1861 г. по этому поводу: Бог знает, из нависшей тучи Какая вылетит беда, Когда пойдут на спор кипучий Кулак, топор и борода.

Г. в такой мере разделял эти опасения, что готов был верить, будто "целый дом поднять на вилы готов разнузданный мужик". При составлении уставных грамот Г. предложил своим бывшим крепостным купить у него все имение на весьма льготных условиях, а именно выплачивая ему в течение 30 лет по 1 рублю годичного оброка с десятины, но сделка эта не состоялась, так как крестьяне предпочли ограничиться получением узаконенных наделов.

Впоследствии, впрочем, у Ф. Н. отношения с крестьянами снова стали довольно миролюбивыми.

Часто случалось крестьянам обращаться к Г. с просьбой о прощении оброчной недоимки, и Ф. Н., после более или менее продолжительного увещевания, прощал недоимку, поступая следующим образом: сначала он заставлял крестьян молиться у себя в моленной, и затем приказывал вынуть икону из киота и посмотреть, "не послал ли им Бог чего за усердную молитву", в иконе крестьяне всегда находили требуемую сумму, которую и вносили старосте для уплаты оброка.

По общим отзывам Ф. Н. сохранил до самой смерти здравый ум, общительность и вообще все черты характера, которые позволяли ему сохранить связи и добрые отношения с современниками.

Только за два года до кончины он стал видимо дряхлеть; зрение его, между прочим, к этому времени настолько ослабло, что сам читать он уже не мог. Но вместе с тем необходимо отметить, что, являясь одним из ветеранов русской литературы 20—30-х годов прошлого столетия и будучи заброшен долгой жизнью в 60—70-е годы, Ф. Н. не мог не чувствовать в это время своего одиночества и отчужденности от новых общественных настроений.

Когда в 1866 г. Общество любителей российской словесности устроило публичное заседание по поводу пятидесятилетия со дня избрания кн. П. А. Вяземского и Ф. Н. Глинки в члены Общества, Ф. Н., не приняв лично участия в этом торжестве, в письме на имя председателя Об-ва, между прочим, сам подчеркивал, что он "как-то нечаянно... поставлен был от круга литераторов и в отношения, недружившие литературе". Далее, поэт говорил, что "бури жизни не сломили бы и позднее упорные стремления к прекрасному, но оно ослабевало и улеглось глубоко на дно души, когда едва ли не развенчанная поэзия уступила место, конечно, почтенной, но вместе и угрюмой прозе"; "теперь причисленный к заштатным городам литературы, — писал он, — я в тиши и уединении гляжу издали на развитие кипучей жизни и радуюсь за новых деятелей в литературе и обществе". Есть указания, что даже и в более раннюю эпоху, а именно почти с 40-х годов Г. был довольно неприязненно настроен против течений своего времени.

По этому поводу кем-то были даже сочинены стихи, носившие характер эпиграммы, в которых супругам Г. вменялась ненависть к западу и проклятие Гегеля.

В частности, что касается отрицательного отношения Ф. Н. к нашему западничеству, то оно несомненно проскальзывало у него и в литературных его произведениях.

Многие взгляды Г. на русскую жизнь, в особенности то уважение, с каким он относился к старому русскому быту, находя в нем много светлых сторон, скрытых под наплывом чуждых нам понятий и обычаев, — очень приближают его к направлению старых славянофилов.

Во всяком случае он безусловно отрицательно относился к подражанию Западной Европе, видя в нем пустое и вредное обезьянство, лишь мешающее естественному развитию нашей народной жизни. Так, в одном из неизданных стихотворений Г., говоря о присущей русской интеллигенции подражательности, саркастически замечает, что мы, напрягая усилия "стать с Европой наравне", не раз уже обожгли крылья и "жар чужой гребем руками, а каштаны отдаем". Умер Г. на 94 году жизни 11-го февраля 1880 г. и был погребен в Желтиковом монастыре, близ Твери. При погребении ему, как имевшему золотое оружие, отданы были воинские почести.

Из произведений Г. изданы отдельно: 1) "Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях и Венгрии с подробным описанием похода россиян противу французов в 1805 и 1806 годах", 2 ч., М. 1808 г. 12°; 2) "Вельзен, или Освобожденная Голландия", трагедия в 5 д. в стихах.

Смоленск, 1810 г. 12°; 3) "Подвиги графа Михаила Андреевича Милорадовича в Отечественную войну 1812 года, с присовокуплением некоторых писем от разных особ", М. 1814 г. 12°; 4) "Черты из жизни Тадеуша Костюшки, плененного российским генералом Ферзеном", СПб., 1815 г., напечатано также в "Письмах русского офицера", переведено на польский язык (Вильно, 1821 г.); 5) "Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием похода россиян противу французов в 1805 и 1806 гг., также Отечественной и заграничной войны с 1812 по 1815 год, с присовокуплением замечаний, мыслей и рассуждений во время поездки в некоторые отечественные губернии". 8 ч. М. 1815—1816 г. 12°, первоначально печатались в "Русском Вестнике" 1814 г., "Сыне Отечества" 1815—1816 г. и "Вестнике Европы" 1815 г.; 5 частей, касающиеся войн 1812—1815 гг., впоследствии вышли 2-м изданием под заглавием "Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием Отечественной и Заграничной войны с 1812—1815 г.", 5 ч. М. 1870 г.; 6) "Письма к другу, содержащие в себе замечания, мысли и рассуждения о разных предметах, с присовокуплением исторического повествования: Зиновий-Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Россия". 3 ч. СПб., 1816—1817 г. (историческая повесть была напечатана также в "Соревнователе просвещения" 1819 г., тома V и VI, и отдельно, в 2 ч. СПб., 1819 г.); 7) "Краткое начертание Военного Журнала". СПб., 1817 г. 4°; 8) "Гимн величию и всемогуществу Божию". СПб., 1818 г. (первоначально в "Русском Вестнике" 1818 г. № 5, а потом вошло в "Опыты священной поэзии"); 9) "Лука да Марья", народная повесть.

СПб., 1818 г., 2 изд. M. 1845 г. 12°; 10) "Подарок русскому солдату". СПб., 1818 г. 18°; 11) "Рассуждение о необходимости деятельной жизни, ученых упражнений и чтения книг, также о пользе и настоящем положении учрежденного при Гвардейском Штабе для военных читателей книгохранилища". СПб., 1818 г. (отрывок из него "Сила учения и веры" напечатан в "Русском Вестнике" 1818 г. № 4); 12) "Краткое обозрение военной жизни и подвигов графа Милорадовича". СПб., 1818 г.; 13) "Несколько мыслей о пользе политических наук, по случаю нового издания книги: Опыт теории налогов". СПб., 1819 г. 12°; 14) "Добродетель и порок, нравоучительная аллегория, подражание восточным апологам". СПб., 1819 г. (вошло в "Опыты аллегорий"); 15) "Мечтания на берегах Волги". СПб., 1821 г. (первоначально в "Русском Вестнике" 1812 г. № 12); 16) "Письма русского офицера о военных происшествиях 1812 г.". "Lettres d''un officier russe sur quelques evenements militaires de l''annee 1812, traduites en francais par Serge Glinka". M. 1821 г. 12°; 17) "Опыты священной поэзии". СПб., 1826 г.; 18) "Опыты аллегорий, или иносказательных описаний, в стихах и прозе". СПб., 1826 г.; 19) "Карелия, или заточение Марфы Иоанновны Романовой, описат. стихотворение", 4 ч. СПб., 1830 г.; 20) "О пребывании Государя Императора в Орле". СПб., 1834 г. (из "Русского Инвалида" 1834 г., №№ 284, 285, 287—289); 21) "О древностях в Тверской Карелии". СПб., 1836 г. 12° (оттиск из "Журнала Минист.

Внутр. Дел" 1836 г. № 3); 22) "Воспоминание о пиитической жизни Пушкина" (стихи). М. 1837 г. (оттиск из "Библиотеки для чтения" 1837 г., ч. XXI); 23) "Очерки Бородинского сражения", стих., 2 ч. М. 1839 г.; 24) "Духовные стихотворения". М. 1839 г.; 25) "Москве благотворительной". М. 1841 г.; 26) "История серебряного рубля". Тверь, 1853 г. 18°; 27) "Ура! на трех ударим сразу", стих. СПб., 1854 г. (немецкий перевод, Рига, 1854 г.); 28) "Premiere impression a la nouvelle inattendue de la mort de S. M. l''Empereur Nicolas І", стих., S.-Pbg. 1855, 4°; 29) " Russisches Soldatenlied" (на pyc. и нем. яз.); 30) "Иов, свободное подражание книге Иова". СПб., 1859 г.; 31) "Таинственная капля. Народное предание", 2 ч. Берлин, 1861 г. Собрание сочинений Г. было издано М. П. Погодиным в Москве в 3 томах в 1869—1872 гг.; в первый том (1869 г.) вошли духовные стихотворения, во второй (1871 г.) — "Таинственная капля" и в третий (1872 г.) — "Иов" и "Карелия". Как видно из этого списка, Г. напечатал две книги о своем бывшем начальнике графе Милорадовиче; но кроме того, он посвятил ему ряд своих произведений: "К мечу, присланному графинею Анною Алексеевною Орловой гр. М. А. М." ("Труды" Общества любителей российской словесности, № 16), "Краткое обозрение жизни и деятельности гр. М." ("Пантеон славн. российск. мужей" 1818 г. № 8), "Гр. М. А. М. в день именин его, 8 ноября 1818 г., при подарке чашки" ("Славянин" 1829 г. № 24—25), "Мои воспоминания о гр. M. A. M." ("Москвитянин" 1844 г. № 1, 1851 г.. № 4), "Обед у Милорадовича" ("Москов.

Городской Листок" 1847 г. № 9). Г. описал в "Пантеоне славн. российск. мужей" (1818 г. № 9) еще "Подвиги генерал-лейтенанта Котляревского в походе 1812 г.". Кроме вышеуказанных произведений Г. напечатал статьи: в "Русском Вестнике": в 1810 г. — "О состоянии бедных и способах благотворить" (№ 3), "О природной способности русских к изящным искусствам (№ 3), "Терентий Иванович Волосков, ржевский механик, богослов и химик" (№ 4); в 1815 г. — "О необходимости иметь историю Отечественной войны" (№ 4, перепечатано в "Сыне Отечества" 1816 г., ч. 27), "О смерти Н. М. Стороженко" (№ 6), "Письмо к другу из г. Павловска" (№ 13); в "Сыне Отечества": "Письмо к ген. NN о переводе воинских выражений на русский язык" (1816 г., ч. 28), "Мысли" (1817 г., ч. 38 и 39); в "Отечественных Записках" ред. Свиньина: "Подвиги русских за Кубанью в 1789 г." (ч. 5) и "Несколько слов об однодворце, писателе Петре Михайловиче Захарьине" (ч. 13). Остальные свои произведения, в стихах и прозе, Г. печатал в "Трудах" Общества любителей российской словесности при Московском университете (9 стихотворений и басен), в альманахах: "Полярная Звезда" Рылеева, "Северные Цветы" Дельвига, "Новые Аониды" 1823 г., "Литературный музей на 1827 г.", "Альбом северных муз" на 1828 г. А. А. Ивановского (7 стихотворений), "Денница" Максимовича, "Комета Биелы" 1833 г. В. Н. Семенова; в журналах: "Аглая", "Северный Архив", "Дамский Журнал", "Соревнователь просвещения и благотворения", "Благонамеренный", "Славянин", "Новости литературы", "Московский Вестник", "Маяк", "Библиотека для чтения", "Москвитянин", "Современник", "Литературные прибавления" к "Рус. Инвалиду", "Литературные приложения" к "Журн. Мин. Нар. Просв." 1849 и 1850 г., "Русский Архив" (1866 г. — "Удаление Пушкина из Петербурга", отрывок из письма Г. к издателю; 1875 г., III, 422—423 — стих. "О бывшем Семеновском полку"), "Русская Старина" (1871 г., т. III, заметки о К. Ф. Рылееве), в газетах "Московские Ведомости", "Московский Городской Листок", "Московские Губернские Ведомости", "Северная Пчела", "Одесский Вестник". Список стихотворений Г., напечатанных в "Русском Вестнике" и "Сыне Отечества", находится в 3-м и 4-м прибавлениях к т. І "Биографии А. И. Кошелева" Н. Колюпанова, а напечатанных в "Трудах" Общества любителей российской словесности — в "Словаре" членов этого общества.

После смерти Г. напечатаны стихотворения: послание к генералу A. Э. Циммерману "Ожидаемый вечер" ("Истор. Вестн." 1880 г. № 7, 481), переложение (сделано 16 ноября 1859 г.) элегии И. М. Муравьева-Апостола, сочиненной им на греческом языке по случаю события 14 декабря 1825 г. ("Рус. Арх." 1886 г., I, 228), стихотворение по поводу посещения Тверского музея 1877 г. (А. К. Жизневский, "Ф. Н. Глинка", 28), "Накануне св. Причастия" ("Рус. Арх.". 1892 г., I, 539—540), "Стихи шестилетней девочке Валентине Жизневской при посылке ей кабинетного портрета 23 августа 1877 г." ("Рус. Стар." 1900 г., март, 688) и "Заздравный кубок А. П. Ермолову 23 января 1847 г." ("Рус. Арх." 1906 г., II, 620—621), воспоминания его о H. M. Карамзине (К. Я. Грот, "Н. М. Карамзин и Ф. Н. Глинка.

Материалы к биографиям русских писателей". СПб., 1903 г.) и отрывки из записной книги ("Рус. Арх.". 1907 г., III, 137—138, T. О. Соколовская, "Из записных книжек масонов гр. М. Ю. Виельгорского и Ф. Н. Глинки).

Кроме упомянутого выше письма Г. к Н. И. Гнедичу, опубликованы некоторые его письма к Пушкину ("Бумаги A. С. Пушкина", т. І., М. 1881 г., "Сочинения А. С. Пушкина, переписка", т. II, изд. Акад. Наук), А. А. Ивановскому ("Рус. Стар." 1889 г., т. 63), К. И. Рабусу (ib. 1897 г., т. 92), А. В. Никитенку (ib. 1898 г., т. 94), K. С. Сербиновичу (ib. 1900 г., т. 110). В издании "Пушкин и его современники" (вып. XI, стр. 92 — "Альбом А. Е. Шиповой") есть указание на неизданное стихотворение Г. "Милостивой Государыне А. Е. Шиповой на желание ее иметь мой отограф". Г. перевел с французского: "Бытие Бога и бессмертие души из Руссова Эмиля" (СПб., 1801 г. 12°) и "Плутарх для молодых девиц, или Краткие жизнеописания славных жен, с пояснительными уроками о их деяниях и творениях" (М. 1816 г. 12°). Г. унаследовал богатый и чрезвычайно разнообразный масонский архив своего тестя П. И. Голенищева-Кутузова, охватывающий без малого полвека русского масонства и заключающий любопытный подбор масонской печатной литературы XVIII и первой четверти XIX веков, рукописи и патенты.

После смерти Г. этот архив перешел во владение Тверской ученой архивной комиссии и разработан Т. О. Соколовской для печати.

А. К. Жизневский, "Ф. Н. Глинка" (читано в заседании Тверской ученой архивной комиссии 8 ноября 1889 г.), Тверь, 1890 г., с портретом Г.; "Истор. Вестник" 1880 г. № 7 (ст. А. П. Милюкова); "Беседы Общества любителей российской словесности", 1867 г., выпуск І (Н. В. Путята, "Несколько слов о литературной деятельности Ф. Н. Г." и А. А. Котляревский, "Заметка о трудах Ф. Н. Г. по науке русской древности"); "Родные поэты. Глинка Фед. Ник. и Клюшников Ив. Петр.", М. 1901 г., (Изд. Общ. распр. полезн. книг); "Новости", 1880 г., № 42; "Росс. Библиография", 1880 г., № 60 (8), стр. 236; Я. Н. Толстой, "Мое праздное время", СПб., 1821, стр. 39—42; "История Mосков. практич. акад. ком. наук", M. 1860, стр. 138, 142, 152, 203, 217, 218; "Московские Ведомости", 1830 г., № 33, стр. 1517; "С.-Петербург.

Ведомости", 1831 г., № 28, стр. 117, № 216, стр. 906—907, № 218, стр. 913—914, № 226, стр. 948; "Русский Филологич.

Вестн.", 1908 г., № 3, стр. 178—179; "Новости Литературы", 1892 г., июль, кн. XIII, стр. 55; "Сочинения" Греча, т. V, СПб., 1838 г., стр. 182—183; "Русская Старина", 1902 г., № 4; "Московский Телеграф", 1825 г., ч. VIII, № 6, отд. 2, стр. 41; "Московские Ведомости", 1866 г., № 45 (ст. П. Щ. "Публичное заседание Общ. любит. слов.), № 181, стр. 3; "Московский Телеграф", 1826, ч. VII, № 1, стр. 4—5, 8, № 2, стр. 55—56, 157, 161, ч. VIII, отд. 2, № 7, стр. 41, 129—130, ч. IX, № 10, отд. 2, стр. 69—70, ч. X, отд. 2, стр. 3, ч. XII; 1827 г., ч. XIII, ч. XIV; "Моск. Вестник", 1830 г., № 14—16, стр. 92—93; "Сборн. старин. бумаг" Щукина, ч. VIII, М. 1901 г., стр. 247—248; "Исторический Вестник", 1896 г., № 3, стр. 916; "Благонамеренный", 1821 г.. № 17—18; "Москвитянин" 1849 г., № 13, отд. VI, стр. 14; "Записки Смирновой", т. І, стр. 211, 212; "Русский Инвалид", 1825 г., № 162; "Русск. Арх.", 1869 г., 054, 055, 1875 г., III, 427—429 ("Записка о тайных обществах"), 1876 г., II, 280—290 (Донесение следственной комиссии), 1882 г., № 3, стр. 76—126, 127—202, 1904 г., кн. X, стр. 11, 387; 1908 г., № 5, стр. 112; Белинский, "Сочинения", 1902 г., т. І, стр. 230—262; "Библ. для чтения", 1836 г., т. XVII, отд. VI; "Отеч. Записки", 1839 г., т. II, отд. VII, стр. 44, 1841 г., т. XVII, отд. VI, стр. 3; "Русск. Стар.", 1873 г., т. VII, стр. 22, 786, 1878 г., т. XXI, 211—234, 1880 г., т. XXVIII, стр. 538, 591, 1881 г., т. XXX, стр. 183, 1887 г., т. LV, стр. 604, 605, 612—615, т. LVI, стр. 87, 1888 г., т. LVII, стр. 715, т. LVIII, стр. 36, 142, 360, 361, т. LIХ, стр. 225, 421, 423, 428, 437, т. LX, стр. 150, 152, 155, 320, 419, 557, 1889 г., т. LXI, стр. 295, 296, 302, 509, т. LXII, стр. 239, т. LXIII, стр. 28, 118—126, т. LXIV, стр. 823, 1890 г., т. LXV, стр. 855, т. LXVI, стр. 770, т. LXVII, стр. 285, 652, т. LXVIII, стр. 569, 1891 г., т. LXIX, стр. 247—249 (Записки Н. В. Берга), т. LXX, стр. 218 (Заметка Е. Бакуниной о Ф. Н. и А. П. Г.), т. LXXI, стр. 294, 543, 1893 г., т. LXXVIII, стр. 395, 557, 558, т. LXXX, стр. 644, 1894 г., т. LXXXI стр. 218—220, 1897 г., т. XC, стр. 458—460, т. ХСІ, стр. 106, т. XCII, стр. 309, 310, 315, 1898 г., т. ХСІV, май, стр. 336—338, т. ХСVІ, стр. 54, 344, 1899 г., т. ХСІХ, стр. 601, 602, т. С, стр. 203—210, 1900 г., т. СІ, стр. 688, т. CII, стр. 169—173, 1902 г., т. СХ, стр. 111—114, (В. А. Жуковский и Ф. Н. Г.), т. CXI, стр. 105, 106, 348, 1903 г., т. СХІІІ, стр. 325, 1904 г., т. CXVII, стр. 490, 494, 508, 512—514, т. CXVIII, стр. 21, 511, т. СХІХ, стр. 620, 1905 г., т. СХХІІІ, стр. 319, 1907 г., т. CXXX, стр. 304, т. СХХХІІ, стр. 620; 1908 г., т. СХХХІІІ, стр. 232—236, 452—457, 688, 689, т. CXXXIV, стр. 657, т. CXXXVI, стр. 445, 1910 г., т. CXLI, стр. 524; "Исторический Вестник" 1888 г., т. XXXI, стр. 108, 109, 1893 г., т. LI, стр. 704, 1894 г., т. LVII, стр. 407, 1899 г., т. LXXVII, стр. 311, 1901 г., т. LXXXVI, стр. 982, 1903 г., т. XСIV, стр. 994, 1904 г., т. XСV, стр. 871; "Словарь членов Общества любителей российской словесности при Моск. университете"; A. В. Мезьер, "Русская словесность"; Брокгауз-Ефрон, "Новый Энциклопедический Словарь", XIII (ст. Н. Л.); "Минувшие годы", 1908 г., № 10, стр. 93—95; "Пушкин", изд. Брокгауз-Ефрон, т. II, 149, 281, 499, 606—608, т. III, 557; "Пушкин и его современники", вып. VII, 19—50 (П. Е. Щеголев, "Зеленая лампа"), 73—76 (Н. Лернер, "Из отношений Пушкина и Ф. Н. Глинки"), вып. XVII—XVIII, 265—266 ("Из письма И. М. де Роберти к Ф. Н. Г."; Записки бар. Розена, кн. С. П. Трубецкого, И. Д. Якушкина;

Б. Базилевский, "Государственные преступления в России", т. І, 68; M. В. Довнар-Запольский, "Тайное общество декабристов", 11, 12, 15, 58, 67—69; Брокгауз-Ефрон, "Энциклопед.

Словарь", XII ("Военный Журнал"); H. Колюпанов, "Биография А. И. Кошелева", т. І, кн. II, 373—410 (содержание "Русского Вестника"), 411—433 (перечень статей, помещенных в "Сыне Отечества"); сведения, сообщенные Т. О. Соколовской, о масонской деятельности Г. и об его архиве;

Н. Гастфрейнд, "Товарищи Пушкина", т. III, 109, 110 (показания в комитете о декабристах Пущина о Глинке и Глинки о поступлении в Союз благоденствия); "Указатель к повременным изданиям Мин. Нар. Просв.", ч. II, СПб., 1865 г.; М. Полуденский, "Указатель к "Вестнику Европы" 1802—1830"; "Минувшие годы" 1898 г., № 3, стр. 138—148 (В. И. Семевский, "Декабристы-масоны"), № 10, стр. 93—95 (Всеподданнейшее прошение Г.); В. И. Семевский, "Политические и общественные идеи декабристов"; "Воспоминания Е. Ф. Юнге, урожденной графини Толстой", 50—55 (характеристика Ф. Н. и А. П. Г.); "Русский Библиофил", 1914 г., № 56, стр. 7—53 (А. Фомин, "К истории вопроса о развитии в России общественных идей в начале XIX века"); "Имп. Московское Археологическое Общество в первое 50-летие его существования", т. II, Биографический Словарь членов Общества. M. 1915 г.; А. И. Шуберт, "Моя Жизнь", стр. СІII, СLІ. Остальную литературу см. Венгеров, "Источники словаря русских писателей", т. І. А. Ельницкий. {Половцов} Глинка, Федор Николаевич — брат С. Н. Г. (1786—1880); воспитание получил в Первом кадетском корпусе.

В 1805—06 гг., состоя адъютантом при Милорадовиче, участвовал в походе против французов и был при Аустерлице.

В 1807 г. был сотенным начальником дворянского ополчения, а в 1812 г. опять поступил в армию адъютантом к Милорадовичу и находился в походе до конца 1814 г. Вернувшись в Россию, он издал "Письма русского офицера" (M., 1815—16, 2-е изд., М., 1870). Эти письма доставили ему литературную известность.

В 1816 г. Ф. Н. переведен в гвардию, в измайловский полк, с прикомандированием к гвардейскому штабу. В это время при штабе образовались библиотека и "Общество военных людей", а вскоре начал выходить и "Военный журнал", которого Г. был редактором.

Большое участие он принимал и в "Вольном обществе любителей российской словесности" (см.), состоя то вице-председателем, то председателем его. Упражняясь в стихотворстве, Глинка писал и книги для народа: "Лука да Марья", пов. (СПб., 1818), "Подарок русскому солдату" (СПб., 1818), "Зиновий Богдан Хмельницкий" (СПб., 1819). Совершенное им в 1810—11 г. путешествие по России дало ему повод написать "Мечтания на берегах Волги" (СПб., 1821). В это время своей деятельности Ф. Н., вместе с М. Ф. Орловым и А. Н. Муравьевым, основали "Союз благоденствия северных рыцарей", но Глинка, скоро отстал от общества.

Тем не мене 14 декабря отразилось и на нем: в 1826 г. он был исключен из военной службы и сослан в Петрозаводск.

Здесь он тотчас же был определен советником олонецкого губернского правления; в 1830 г. переведен в Тверь, где женился на А. П. Голенищевой-Кутузовой (см. Авдотья Г.), а в 1832 г. — в Орел. В 1835 г. он вышел в отставку и поселился в Москве.

За это время определился и талант Г. как духовного поэта, талант небольшой, но оригинальный, направление которого, как определил его Белинский, было "художественно и свято". Еще в 1826 г. он издал "Опыты священной поэзии" (СПб.), а в 1839 г. вышли его "Духовные стихотворения". В этих сборниках попадаются очень грациозные стихотворения, дышащие искренним чувством.

Гораздо скучнее его поэма: "Карелия или заточение Марфы Иоанновны Романовой" (СПб., 1830). В 1853 г. Г. переселился в Петербург и в 1854 г. напечатал известное в свое время патриотическое стихотворение "Ура! На трех ударим разом", с воинственным направлением.

В СПб. период своей жизни Ф. Н. стал интересоваться спиритизмом и впал в мистицизм, к которому имел несомненную наклонность и ранее. Плодом такого настроения были "Иов, свободное подражание книге Иова" и поэма "Таинственная капля" (Б., 1861, и М., 1871), не имеющая художественных достоинств.

В 1862 г. Г. переселился в Тверь, занимался там археологией и принимал участие в общественных делах. См. А. К. Жизневский, "Ф. Н. Глинка" (Тверь, 1890) и "Беседы в общ. люб. росс. слов.", I, 1867 г. (оценка его трудов — Н. Путяты и А. Котляревского).

М. Мазаев. {Брокгауз} Глинка, Федор Николаевич — православный духовный поэт; род. в 1787 г. в Смоленске.

Из многочисленных трудов его, к которым весьма сочувственно относился В. Белинский, заслуживает внимания "Свободное подражание священной книге Иова", СПб., 1859, 2 изд., Москва, 1872. Задушевность и глубокое понимание красоты евр. поэзии характеризуют это оригинальное произведение. — Ср. Брокгауз-Ефрон; Православная Богословская Энциклопедия. {Евр. энц.} Глинка, Федор Николаевич (8.6.1786—11.2.1880). — Полковник, состоящий по армии. Родился в с. Сутоки Духовщинского уезда Смоленской губ. Отец — Ник. Ильич Глинка (1744—1796), отставной капитан; мать — Анна Як. Каховская (1757—1802). Воспитывался в 1 кадет. корп. с 1799, выпущен прапорщиком в Апшеронский пех. полк — 10.6.1802, подпоручик — 4.12.1803, поручик с назначением полковым ад. — 11.9.1806 (до этого фактически с 1803 был ад. Милорадовича), участник войны 1805—1806 (Аустерлиц), уволен в отставку — 18.9.1806. Сотенный начальник дворянской милиции — 30.1.1807. Вернулся в полк с назначением "шефским" ад. при М. А. Милорадовиче — 1.10.1812, участник Отечественной войны 1812 (Тарутино, Малый Ярославец, Вязьма, Дорогобуж, Красное) и заграничных походов (Польша, Силезия, Саксония, Париж). Награжден орденом Владимира 4 ст. с бантом и золотой шпагой за храбрость, орденом Анны 2 ст. и прусским За заслуги, по возвращении в Петербург штабс-капитан — 15.8.1815, переведен в л.-гв. Измайловский полк — 1.2.1816 с назначением состоять при Гв. генеральном штабе, капитан — 30.7.1816, полковник — 26.1.1818, назначен "находиться по особым поручениям" при петербургском военном ген.-губ. М. А. Милорадовиче (заведовал "особенною канц.") — 11.3.1819, назначен состоять по армии — 5.6.1822. Масон, член ложи "Избранного Михаила" (1816), поэт и публицист, действительный член Вольного общества любителей российской словесности — 5.12.1816, председатель его с 16.7.1819 (фактически с 1818), член общества "Зеленая лампа", член Общества любителей российской словесности, член Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, редактор "Военного журнала" (1817—1819), член Общества военных людей, член Общества учреждения училищ взаимного обучения.

Член Союза спасения (1818) и Совета благоденствия (член Коренного совета), участник проходившего в его квартире Петербургского совещания 1820, Московского съезда 1821; организатор самостоятельной ячейки тайного общества (так называемое общество Глинки-Перетца).

Первоначально арестован 30.12.1825, доставлен в Зимний дворец и освобожден в тот же день по Высоч. повелению, приказ о явке для дачи показаний — 15.2.1826, вторично арестован — 11.3.1826, доставлен в тот же день в Петропавловскую крепость и помещен в особый арест. покой, потом в № 4 и № 1 Петровской куртины.

Высоч. повелено (15.6.1826) освободить, переведя в гражд. службу с чином кол. сов. в Петрозаводск под надзор полиции.

Доставлен в Петрозаводск — 30.6.1826, определен сов. в Олонецкое губ. правление — 19.10.1826, по прошению от 23.12.1829 переведен на ту же должность в Тверь — 24.1.1830, в Орел — 19.11.1832, стат. сов. — 25.10.1832. Уволен в отставку с чином действ. стат. сов. — 14.10.1834. В 1835—1853 жил в Москве (в 1848—1849—в Петербурге), 1853—1862—в Петербурге, затем в Твери. Почетный попечитель тверской гимназии, член Тверского губ. статистического комитета и гласный Тверской гор. думы (1875), действительный член Моск. археологического общества (с 28.4.1869). Умер в Твери, похоронен в Желтиковом мон. близ города (могила не сохранилась).

Жена (с 1831) — Авдотья Павл. Голенищева-Кутузова (19.7.1795—26.7.1863), поэтесса, дочь куратора Моск. ун-та Павла Ив. Голенищева-Кутузова (1767—1829) и княж. Елены Ив. Долгоруковой (ум. 1850). Братья: Егор (ум. в молодости);

Василий (р. 1775); Сергей (5.7.1776—1847), майор, цензор в Москве;

Иван (1777—1795); Григорий (р. 1780), в 1820 городничий в Острогожске; сестра — Варвара (р. 1782). ЦГАОР, ф. 48, оп. 1, д. 82; ф. 109, 1 эксп., 1826 г., д. 61, ч. 186. Глинка, Федор Николаевич — участник Отеч. войны, писатель и поэт, автор "Писем рус. офицера" и "Очерков Бородин. сражения" и др. Происходил из двор. семьи, род. в 1788 г., воспитывался в кадетск. корпусе, начал службу прап. в Апшеронском пехотн. п. В камп. 1805—1806 гг. Г. состоял адъютантом при гр. М. А. Милорадовиче и участвовал в сраж. при Аустерлице.

Результатом его походн. впечатлений явилась книга "Письма рус. офицера о Польше, Австр. владениях и Венгрии, с подробным описанием похода Россиян против французов в 1805—06 гг." (Москва, 1808). Эта книга доставила Г. большую популярность не только в военных, но и в широк. кругах общ-ва, показав в авторе интересного рассказчика.

Однако с факт. стороны "Письма" небогаты содержанием.

В творчестве Г. чувство всегда преобладало над анализом.

По окончании кампании он вышел в отставку и, поселясь в своей смоленской деревне, "с пламен. увлечением" предался "занятиям отеч. словесностью", деят-но сотрудничая в журнале своего брата С. Н. Глинки "Рус. Вестник". Начало Отеч. войны вызвало Г. в действующую армию. Он принял участие в ряде сражений, и в том числе под Бородином.

Переведенный в 1814 г. "за отличие" в лейб-гвардии Измайл. п. с прикомандованием к штабу гвардии, он выпустил 2-е изд. своих "Писем", дополненное "описанием событий Отеч. войны и загранич. войны 1812—15 гг. и с присовокуплением замечаний, мыслей и рассуждений во время поездки в нек-рые отеч. губернии" (М., 1815). Книга встретила восторж. прием. Отдел. ее места заучивались наизусть; молодежь всюду разносила славу ее автора.

Книга эта с франц. переводом брата автора, С. Н. Г., была издана еще раз в 1821 г. в Москве и перепечатана в 1870 г. вместе с письмами о походе 1805—1806 гг. В 1814 г. Г. издал в Москве описание подвигов своего начальника и друга Милорадовича в Отеч. войну, "с присовокуплением нек-рых писем от разн. особ". С назначением гр. М. А. Милорадовича СПб. генерал-губернатором, Г. был назначен к нему адъютантом, а затем правителем дел его канцелярии.

В СПб. Г. сближается с Пушкиным, Дельвигом и Рылеевым, становится деят. членом, а вскоре и председ-лем СПб. "Вольн. общ-ва любителей рос. словесности", сочиняет "Кратк. начертание Воен. Журн." (1817), принимает активное участие в создании Союза Благоденствия и значится в списке членов масон. ложи "Избранного Михаила" "великим чиновником", а позднее и "наместным мастером". С учреждением по Выс. повелению комитета для введения в школах взаим. обучения (ланкастер. школы) для солдат. детей Г. хлопочет об открытии "Общества для учреждения училищ по методе взаим. обучения", пробует силы в народ. повести ("Лука да Марья", СПб., 1818) и издает первый опыт в этом роде: "Подарок молодому солдату" (СПб., 1818). После закрытия масон. лож и ликвидации Союза Благоденствия Г. не принимает больше участия в тайн. орг-зациях; его разнообраз. прежде литерат. деятельность ограничивается лишь стихами, преимущ-но духов. характера, в изобилии печатавшимися в журналах и альманахах; тем не менее декабр. события 1825 г. не прошли для него бесследно.

Не привлеченный к суду, Г. был, однако, исключен из воен. службы и сослан на житье в Петрозаводск, где вскоре занял место советника губ. правления.

В литерат. деятельности Г. наступает продолжит. перерыв.

В 1830 г. закончилось пребывание его в Петрозаводске, и он был переведен на ту же должность советника в Тверь, где им написаны статьи: "О Карелии", "Отрывок из истории 1812 г." и много-числ. стихотворения.

Вскоре после женитьбы на переводчице и поэтессе Авд. Павл. Голенищевой-Кутузовой Г. покидает службу и переселяется в Москву (1835), где собирает в своем доме кружок литераторов и ученых, ревностно занимается приготовлением больш. труда: "Очерки Бородин. сражения", который и выпускает в 1839 г. В 50-х гг. Г. вновь переехал в Тверь; причислив себя "к деятелям заштатных годов литературы", он занялся археологией, принимая горячее участие и в делах обществ. жизни. Современники, и в том числе Пушкин, высоко ценили нравств. качества Г. Пушкин называл его "великодушным гражданином", "Аристидом", "славной душой", "почтеннейшим человеком здешнего мира". Рылеев, Дельвиг, Бестужев, Кюхельбекер и Д. Давыдов водили с ним близкое знакомство.

Эпиграммы Пушкина "на друга Глаголя" не обижали Г. "Кутейник в эполетах", как называл его Пушкин, один из первых признал в Пушкине велик. рус. поэта и писал ему: "Многие любят в вас ваш талант, я любил и люблю в вас всего вас". Послед. годы жизни Г. провел в Твери. Умер в 1880 г. (А. К. Жизневский.

Ф. Н. Глинка, Тверь, 1890; А. П. Милюков. "Истор. Вестн.", 1880, № 3 и 7; Беседы в Общ-ве любителей рос. словесности.

М., 1867; В. Г. Белинский.

Сочинения, ред. Венгерова.

Т. VI; А. Н. Пыпин. Обществ. движение при Имп. Александре I). {Воен. энц.}