Башкин Матвей Семенович

— сын боярский, неизвестно откуда родом, по мнению H. И. Костомарова, "судя по фамилии, татарского происхождения", а по предположению митр. Макария, "человек, если не знатный, то богатый или достаточный". В великий пост 1553 г. Башкин пришел на исповедь к священнику московского Благовещенского собора, Симеону, и, по словам последнего, высказал ему некоторые свои недоумения по вопросам нравственности. "Бога ради пользуй меня душевно, говорил Башкин Симеону, — ибо надобно не только читать написанное в Евангельских беседах, но и выполнять на деле; все начало от вас, и потому вам, священникам, следует нас учить; в Евангелии же сказано: Научитеся от Меня, яко кроток есмь и смирен сердцем; иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть. Но какая нужда человеку быть смирным, кротким и тихим? Это все ваша обязанность: сперва исполняйте сами, а потом и учите". В другой раз Башкин пригласил Симеона к себе и, цитируя апостольский текст: "весь закон в словеси скончевается: возлюбиши искреннего своего, яко сам себе; аще себе грызете и снедаете, блюдите, да не друг от друга снедени будете", — говорил: "а ны Христовых рабов у себя держим.

Христос всех братиею нарицает, а у нас на иных и кабалы, на иных беглые, а на иных нарядныя, а на иных полныя; а я благодарю Бога моего, у меня что было кабал и полных, то я все изодрал, да держу своих людей добровольно: добро ему, и он живет; а не добро, — и он кдау хочет. A вам, отцам, хорошо бы посещать нас почаще и наставлять, как нам жить, и как людей у себя держать, не изнуряя их. Об этом я видел в правилах, и мне это показалось хорошим". После этого разговора Башкин показывал Симеону Апостол, "по местом извощен до трети", и предлагал ему другие "недоуменные" вопросы, которые представились Симеону "развратными", так что он отказался от их разрешения.

Тогда Башкин просил его посоветоваться с знаменитым Сильвестром: "он тебе скажет, и ты тем пользуй душу мою; а тебе, я знаю, некогда об этом думать в суете мирской: ни в день, ни в ночи покоя не знаешь". Когда наступил Петров пост, Симеон поведал Сильвестру о своем "необычном" духовном сыне, который, по всей вероятности, беседовал о своих недоумениях и с другими лицами, вызывая их смущение своим не совсем заурядным любопытством по отношению к вопросам церковной нравственности: по крайней мере, Сильвестр уже знал о нем и заметил Симеону: "каков тот сын духовный будет, слово про него недобро носится", а затем пожелал узнать, что у него в Апостоле воском "мечено". Когда царь, ходивший на богомолье в Кириллов монастырь, возвратился в Москву, Сильвестр сказал ему о Башкине и его недоумениях, а Симеон "Апостол государю отнес". Кроме Сильвестра и Симеона царю докладывал о Башкине и протопоп Андрей, а до Алексея Адашева дошли слуги, что у Башкина есть единомышленники, впадающие в еретичество, которое напоминало секту жидовствующих: "испражняют владыку нашего Христа, непщуют Сына Божия быти и преславные действа таинства, и о литургии, и о причастии, и о церкви, и о всех православных в вере христианской". Не входя пока в рассмотрение дела, так как получено было известие о предполагаемом набеге крымцев, царь выехал 6 июля в Коломну, а Башкина приказал арестовать, посадить у себя в подклеть и поручил его двум иосифовским старцам, Герасиму Ленкову и Филофею Полеву.

Башкин отрицал свое еретичество, но, находясь в заключении, заболел, "богопустным гневом обличен бысть, бесу предан и язык извеся, непотребная и нестройная глаголаше на многие часы". Потом он "в разум прииде" и слышал будто бы голос: "ныне ты исповедуешь меня Богородицею, а врагов моих, своих единомышленников, таишь". Это видение побудило его к сознанию сперва перед духовником, а затем и перед высшей духовной властью, по приказанию которой он "своею рукою исписа и свое еретичество и свои единомышленники о всем подлинно". Башкин признал своими единомышленниками Григория и Ивана Борисовых и каких-то Игнатия и Фому, указал, что свое учение принял от аптекаря Матфея, родом литвина, и от Андрея Хотеева — латынников, и что заволжские старцы не только "не хулили его злобы", но и утверждали в ней. По известию Курбского, вольномыслие Башкина шло не от латынников, но от "люторских ересей", хотя это известие ничем не подтверждено.

Беседы с заволжскими старцами у Башкина бывали, но трудно решительно утверждать, чтобы старцы поддерживали еретичество Башкина: вероятно, в силу своей широкой веротерпимости, они не препятствовали Башкину толковать о религии, искать разрешения нравственных вопросов, но против догматических его заблуждений они и сами восставали, тем более что для них и самое еретичество этой "горячей головы", как называет Башкина новейший исследователь, г-н Калугин, представлялось скорее ребячеством.

Так можно заключать из дела о бывшем Троицком игумене Артемии.

Кирилловский игумен Симеон писал царю: когда он объявил Артемию, что Башкин уличен в ереси, то Артемий отвечал на это: "Не знаю, что за ересь такая! сожгли Курицына да Рукавого, и теперь не знают, за что их сожгли". Артемий сказал на это на соборе: "Не помню, так ли я про новгородских еретиков говорил; я новгородских еретиков не помню, и сам не знаю, за что их сожгли; если я говорил, что не знаю, за что их сожгли и кто их судил, то я говорил это про себя; не сказал я: они того не знают". Митрополит, обратившись на соборе к Артемию, говорил ему: "Матвей Башкин ереси проповедовал, Сына Единородного от Отца разделил, называл Сына не равным Отцу, говорил: сделаю грубость Сыну и в страшное пришествие Отец может избавить меня от муки; а сделаю грубость Отцу, то Сын не избавит; молюся Матвей одному Богу Отцу, а Сына и Св. Духа оставил; теперь Матвей во всем этом кается, дела все свои на соборе обнажил". Артемий отвечал митрополиту: "Это Матвей по ребячески поступал, и сам не знает, что делал своим самосмышлением: в Писании этого не обретается, и в ересях не написано". Митрополит говорил: "Прежние еретики не каялися, — и святители их проклинали, а цари их осуждали, и заточали, и казням предавали". Артемий отвечал: "За мною посылали еретиков судить, и мне так не судить, что казни их предать, да теперь еретиков нет и никто не спорит". Митрополит говорил ему: "Написал Матвей молитву к Единому началу, Бога Отца одного написать, а Сына и Св. Духа оставил". Артемий отвечал: "Что ему досталось еще время, ведь есть молитва готовая Манасиина к Вседержителю". Митрополит сказал на это: "То было до Христова пришествия, а кто теперь так напишет к Единому Началу, тот еретик". Артемий отвечал: "Манасиина молитва в большом ефимоне написана, и говорят ее". Из приведенного разговора ясно видно, что "либеральничанье" (как выражается митр. Макарий) Артемия, а с ним и других заволжских старцеви), было только в снисходительном взгляде их на "ребяческое самосмышление" Башкина и в более свободном отношении к букве "Божественного писания", чем это было обычно в среде тогдашнего, преимущественно осифлянского духовенства.

Башкин представлялся, вероятно, Артемию и старцам, а, может быть, и действительно был только человеком, ищущим правильного понимания нравственных христианских наставлений, а вместе и догматики, но не утверждающим заведомо еретическое учение.

Однако на соборе, открывшемся в октябре того же 1553 г., собранном после того, как "многими глаголы вниде в слухи" царя о злых учениях Башкина, еретичество его и его единомышленников было формулировано так: 1) не признают Иисуса Христа равным Богу Отцу, а некоторые и других поучают на это нечестие; 2) тело и кровь Христову считают простым хлебом и вином; 3) святую, соборную апостольскую Церковь отрицают, говоря, что собрание верных только церковь, а эти созданные — ничто; 4) изображение Христа, Богоматери и всех святых называют идолами; 5) покаяние ни во что полагают, говоря: как перестанет грешить, так и нет ему греха, хотя и у священника не покается; 6) Отеческие предания и жития святых баснословием называют; на семь вселенских соборов гордость возлагают, говоря: все это они для себя писали, чтоб им всем владеть, и царским и святительским; одним словом, все Священное Писание баснословием называют, Апостол и Евангелие неправильно излагают.

За неимением подлинных показаний Башкина нет никакой возможности судить, на сколько правильна эта формулировка его взглядов, но все-таки можно с большой вероятностью предполагать (хотя бы по аналогии с судом над Артемием), что в этом изложении, сделанном обличителями Башкина, есть значительная доля преувеличений и казуистических толкований, которым подверглись слова увлекавшегося вольнодумца.

За свое еретичество Башкин был осужден собором к ссылке в Волоколамский монастырь, куда и прибыл 22 декабря 1553 г. Дальнейшая судьба Башкина неизвестна.

А. А. Э. т. I, № 239. — А. И, т. I, № 161. — Никонов. летоп. VII — Московские соборы на еретиков XVI в. (Чт. Общ. Ист. и Др. при М. ун. 1847 и отдельно). — Макарий, "Ист. рус. церкви", т. VI, стр. 251 и сл. — Соловьев, "Ист. России", II, ст. 442 и сл. — Костомаров, "Ист. монографии", т. І, стр. 387 и сл. — Его же, "Рус. ист. в жизнеоп." І, стр. 440. — Калугин, "Зиновий, инок Отенский". — Емельянов, "О происхождении учения Б. и Косого" (Тр. Киев. Дух. Акад. 1862. № 3). — Пыпин, "Ист. рус. литер.", т. II, стр. 159. А. Бороздин. {Половцов}