Бакунин Павел Александрович
(1820—1900) — брат знаменитого анархиста М.А.Бакунина.
Находился под сильным влиянием последнего, благодаря ему познакомился с филос. Гегеля.
Изучал ее в Москве, затем (1841—1842) в Берлине.
По возвращении в Россию служил в разных ведомствах, во время Крымской войны пошел добровольцем в армию. Нек-рое время работал в земстве.
Уединился в имении в Тверской губ. Посл. годы жизни провел в Крыму, где и скончался.
Как отмечает В.В.Зеньковский, хотя Б. не создал собственной филос. системы, его построения, изложенные лишь в двух кн. и в письмах, весьма любопытны как последнее проявление гегельянства на рус. почве: для Б. — и здесь, действительно, он вдохновляется Гегелем — нет жизни вне связи с Абсолютом, но Бог для него есть живое средоточие бытия, источник всякой действительности, вечное самосознание.
Мотивы имманентизма, столь определ. у Гегеля, не исчезают и у Б., признававшего себя верным учеником Гегеля.
Абсолютное, по Б., будучи источником всякой действительности, не может проявить себя без инобытия и потому нуждается в нем. Все реальное бытие подчинено закону взаимовытеснения: это — мировой спор, диалектич. процесс манифестации Абсолюта в мире. "Мировой спор,— пишет Б.,— во всех своих аспектах возможен лишь потому, что он имеет свое основание в той бесконечной всеобъемлющей сущности, которой держится весь мир и без которой ни одно из его существований не могло бы выдержать той страшной напряженности, с какой ведется мировой спор". "Мировой спор" стихает лишь в явлении красоты, которая есть "бесконечная гармония бесконечного противоречия". Обращаясь к теме человека, Б. удаляется от Гегеля. "Человек,— считает он,— не только исполнен всем значением всеобщего смысла бытия... но как особое, единичное существо, он в своей единичности есть особая незаменимая истина бытия, вследствие чего его невозможно ни отменить, ни вычеркнуть из действительности: он пребывает в ней ее неизменной, вечной чертой". "Только от человека объясняются все ряды существования и самый образ бытия". Мотив персонализма переходит в "религиозно преображенное гегельянство", Б. утверждает "вечное бытие" человека.
Романтический характер этой религиозности проявляется в своеобразной филос. смерти и в культе женщины: "истиной мира и бытия... овладевает только любовь... а любовь осуществляется не иначе, как через сердце и в сердце женщины". "Я верю безотчетно в Бога,— писал Б.,— и вся философия не что иное, как предположение Бога, i которого все бессознательно верят...", "и исповедание Бога только подтверждает мое верование в науку". Несмотря на постоянное звучание имманентизма в религ. высказываниях Б., несмотря на то, что он ищет единств веры и знания, что у него так часто встречаются мотивы трансцендентализма, он все же покидает почву гегельянства в своих персоналистических упованиях, i защите личного бессмертия.
У него, как раньше у Чичерина, Герцена, Белинского, мотивы персонализма, признание абсолютной ценности личности слишком серьезно отклоняют его от Гегеля (З. "ИРФ". Т.II. Ч.1. С.172—175). Б. подробно развивал учение о бессмертии души. Когда человек умирает, он возвращается к самому себе посредством "обобщения" смерти. "С естественной, эмпирической смертью человека в нем умирает только то, что в нем еще не совершилось, чему предстоит еще совершиться, что есть несовершенное, проходит или умирает лишь та чувственная оболочка его бытия, в которой он жил". Б. настолько твердо верил в бессмертие человека, что, даже находясь на смертном одре, он, отослав свою жену, спокойно и непринужденно беседовал с д-ром (Л. "ИРФ". С.167). Соч.: Запоздалый голос сороковых годов (по поводу женского вопроса).
СПб., 1881; Основы веры и знания.
СПб., 1886.